Скромный венок на могилу Юлии Вознесенской

Памяти Православной писательницы.

Православный мир понес серьезную утрату. 20 февраля нынешнего, 2015 года скончалась замечательная русская писательница Юлия Николаевна Окулова, более известная по литературному псевдониму — Юлия Вознесенская.

Тяжело осознавать, что с нами нет больше той, которая смогла показать современному миру красоту и притягательность Православия через свое литературное творчество. Исполненная безстрашия и дерзновения, словно воскресшая Жанна д’Арк, Юлия Николаевна повела битву за души людей на страницах своих проникновенных книг — трогательных до слез и увлекательных до забвения времени.

Для нас, ее друзей и многочисленных читателей, она стала рыцарем Ланселотом, за которым хотелось следовать везде — и по гибнущему миру антихриста, и по загробному миру человеческих страданий. Христос — вот конечная цель и неизменная идея всего литературного творчества Юлии Вознесенской.

Для меня ее смерть еще и личная боль, личная невосполнимая утрата. Дружбу с Юлией Николаевной я ценил как драгоценный дар Небес.

Горько терять близких людей. Нет оправдания смерти, потому что Бог смерти не сотворил. Но есть оправдание жизни, жизни с Богом. Именно такую жизнь здесь на земле прожила замечательная писательница и христианка Юлия Николаевна Вознесенская. Умерев, она осталась с нами в своих книгах. Жив ее Ланселот, живы герои ее книг — и они продолжают вести людей к Богу. В этом великое оправдание жизни рабы Божией Иулии.

Царство ей Небесное и вечный покой.

Член Союза писателей России,

Лауреат Патриаршей литературной премии

Протоиерей Николай Агафонов 
г. Самара.

Талант, отданный Богу и людям

20 февраля 2015 года в Берлине на 75-м году жизни скончалась Юлия Николаевна Вознесенская. Она была номинантом Патриаршей литературной премии им. святых Кирилла и Мефодия, автором 14 книг, в том числе самой знаменитой и самой ругаемой книги «Мои посмертные приключения», приведшей в Церковь многих людей. О Юлии Николаевне вспоминает Светлана Коппел-Ковтун, руководитель Международного клуба Православных литераторов «Омилия», членом которого многие годы являлась Ю.Н. Вознесенская.

Гляжу на её фотографию и улыбаюсь, в ответ ей улыбаюсь. Так мы и дружили — улыбаясь друг другу, даже болью, даже проблемами, даже немощами. Она начала первой, то есть стала инициатором нашего сближения, хотя на тот момент она была знаменитостью, а я — просто неравнодушной девочкой, которой есть до всего дело. Это нас и сблизило, наверное. Лично не встречались, к сожалению, не успели, хотя надежда на встречу была.

Человек трудной судьбы, а потому знающий цену всему, что делает нас людьми, Юлия Николаевна старалась согревать каждого, кто оказывался на её пути. Она была теплым, чутким, искренним человеком. Может быть, порой слишком доверчивым и наивным, чем пользовались нечистоплотные личности.

Мы познакомились лет десять назад благодаря интернету. Позже, когда мы с мужем Андреем Ковтуном задумали создать международный литературный клуб для русскоязычных авторов, Юлия Николаевна поддержала нас своим авторитетом. Скромно, не выпячивая себя, как норовят многие. Она была одним из краеугольных камней нашего клуба, опорным столпом. Я всегда чувствовала за спиной её доброжелательное дыхание и старалась посильно поддерживать её, хотя бы в благодарность за её поддержку.

Юлия Николаевна была очень благодарным человеком — это тоже нас роднило. Помню, мы помогли найти хозяев для кота её упокоившегося брата, и как же она благодарила! Так умеют благодарить только исстрадавшиеся люди, которые считают себя всегдашними должниками перед другими людьми, в отличие от тех, кто общается с претензией. Стоило немалых усилий убедить её, что мы это сделали бы в любом случае — из любви к животным, и что она вовсе не должница. И всё равно Юлия Николаевна настояла на своём — мол, она так живет, и точка!

Думаю, она была счастливым человеком, раскрывшимся, как цветок, навстречу горячо любимому Богу. Вот фрагмент нашего интервью 2010 года с Юлией Вознесенской, когда мы беседовали накануне её 70-летнего юбилея.

— Если взглянуть на творческий путь, что видится главным?

— Наверное, то, что из всех творческих возможностей и путей был все-таки выбран тот, который отвечает моим самым заветным чаяниям — делать свою работу для Господа и для людей. Судить не мне, но я стараюсь! И, во всяком случае, я бы не хотела делать ничего другого.

— Чем стало для вас литературное творчество?

— Основным содержанием жизни.

— Если лишить вас этого безпокойного дара, что останется?

— Что останется, если «безпокойный дар» перестанет меня безпокоить? Что ж, такое вполне возможно, старость содержит в себе и такие возможности. На всякий случай я уже придумала себе «переходное занятие» — вспомню прежнее ремесло и попробую писать короткие стишки для детей, слова для детских песенок. А потом… А потом останется уже только молитва, я очень надеюсь, что останется, — помоги, Господи!

— Для кого пишет Православный писатель? Сегодня многие отрицают и само понятие «Православный писатель», мол, существуют только писатели и неписатели, а все остальное — излишества. Что значит быть Православным писателем?

— Пустое занятие спорить об этом, если существуют такие вещи, как Православные издательства и Православные книжные магазины. Если кому-то обидно считаться только Православным писателем, то уж я-то точно не из их числа! Для меня это не только великая честь, но и исполнение самых давних и робких чаяний: каким счастьем для меня было узнать, что моя первая Православная книжка уже продается в церковных лавочках!

Что значит быть Православным писателем? Это значит быть тем писателем, который рассказывает о том, почему нигде, никак и никогда нет и не может быть жизни без Христа, а жизнь без Него — это всего лишь растянутая во времени погибель. Причем рассказывает на том языке и в тех образах, которые доступны здесь и сейчас его современнику.

— Какую роль в вашем становлении как писателя сыграли случайные встречи и знакомства, проще сказать — другие люди?

— Случайных встреч не бывает. Каждая встреча, даже самая трагическая или опасная, всегда несет в себе положительный момент — жизненный опыт. Но самые дорогие встречи — это те, которые несут любовь и взаимное понимание. Слава Богу, моя жизнь была полна ими, особенно вторая, более счастливая половина.

— Кого вы хотели бы назвать в числе важных для вас людей, без которых вы не видите себя как литератора, как человека?

— Мой первый учитель — поэт и переводчик Татьяна Григорьевна Гнедич. Её понимание поэзии и её незаурядная трагическая личная судьба сыграли для меня роль некоего нравственного литературного маяка. Я поняла, что можно быть нищим и не печатающимся поэтом
(её первая книга стихов вышла после её смерти крохотным тиражом), но быть окруженной любовью и какой-то особенной, сокровенной славой. Я об одном жалею: мы никогда с ней не говорили о Боге, не пришлось…

Другой человек, давший мне очень много в смысле уже сугубо духовном, — это моя духовная мать, покойная игумения Леснинской обители матушка Афанасия (в миру Елена Гуттенбергер, дочь расстрелянного царского офицера). Она же благословила меня «служить талантом Богу и людям» — можно сказать, «за послушание». С этим благословением и живу, другого не ищу.

— Различаете ли вы в себе процесс становления личности и литератора?

— Честно говоря, не различаю, никогда не была «кабинетным писателем», у меня как-то всё всегда было слито воедино.

— Что было для вас самым сложным?

— Преодоление двух специальных писательских бесенят — лени и тщеславия. Ужасно нравится, когда кто-то похвалит, одобрит, по седой головке погладит. Хотя настоящая радость, конечно, не в этом.

— Грустите ли вы о чем-то? Сожалеете, быть может, о чем-то вовремя не сделанном?

— Угу. Не успела вовремя научиться как следует молиться, каяться, жить — не грешить. Я из так называемых «пожизненных неофитов». Но слава Богу, что хоть так! Могло бы ведь и никак… О чем подумать просто жутко.

— Что вас более всего радует?

— Радость, которую люди испытывают при встрече друг с другом.

— В чем секрет счастья человеческого и писательского?

— Быть нужным людям словом и делом. Хотя бы чуть-чуть. Но лучше побольше!

Я часто вспоминаю писательское наставление Юлии Николаевны: никогда не писать в дурном расположении духа и во время болезни, потому что состояние автора неизбежно перейдет в текст и выльется на читателя. Это вовсе не значит, что болезнь — причина отказаться от творческой работы, особенно если болезнь стала крестом, каждодневным бременем, от которого невозможно избавиться. Просто важно не выбрасывать в произведение, то есть на читателя, свою сумеречность, мрачность, немощь, в тексты нужно вливать только свет, живительную влагу любви и жизни, жажду познания, и тогда читатель будет обогащаться в процессе чтения.

Об этом правиле говорили многие писатели, но мне о нем довелось услышать впервые именно от Юлии Николаевны, и сегодня, когда нездоровье набрасывается уже и на меня, когда-то полную жизненных сил, пример Юлии Николаевны нужен как никогда.

Она боролась с недугом мужественно, стоически перенося все скорби. Последней её заботой был любимый сын Андрей Окулов, тоже литератор и член нашего клуба, которого она заботливой материнской рукой ввела в нашу омилийскую семью, таким образом подарив нас друг другу и завещав заботу друг о друге.

Царствие Небесное рабе Божией Юлии! Мы будем помнить её доброе сердце.

Оправдание словом

…Последние дни Юлия Вознесенская как-то особенно часто приходила мне на память — хотя лично мы не были знакомы, по интернету взяла у неё интервью, обменялись парой писем тоже по электронной почте, и то давно. Но почему-то то и дело с тревогой вспоминалось, что Юлия Николаевна серьезно больна. Что годы ее немолодые и бороться с болезнью ей тяжелее, чем хотя бы и моим сверстницам. И вот — чувство горького сиротства в душе. И единственное, что утешает — слова «Да не скорбите, яко же прочие, не имущие упования...» Наверное, сейчас её нежно любимый Ангел Хранитель на руках своих несет её светлую душу ввысь, к дверям Рая, и укрывает мощными крылами от наскакивающей черной орды. Напрасно вопят они: «Наша, наша!» — и суют обрывки листочков, на которых злорадно записывали её грехи. Обрывки? Да нет, огарки! Верю, что она огнем великого покаяния выжгла всё плохое, что, как всякий смертный, успела сделать за долгую жизнь...

Писателю ведь приходится каяться не только за свои личные проступки. «От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься», — предостерегает Господь наш Иисус Христос (Мф. 12, 37). Как же строго надо относиться к каждому слову, не просто сказанному — написанному в книге, которую прочтут тысячи и тысячи… Мало кто писал так легко и просто, как Юлия Вознесенская. И мало кто так взыскательно относился к своему труду. Потому-то и ложатся её книги прямо в душу — для меня это именно те книги, что написаны уже после её вхождения в церковную жизнь. И очень многие из тех, кто никогда не откроет толстых богословских фолиантов, открыли для себя вечные истины именно из книг Вознесенской. И задумались о прежде неведомом и казавшемся далеким духовном мире. Надеюсь и верю, что эти книги станут для Юлии Вознесенской желанным оправданием пред Богом.

Было печально при мысли о том, что долгие годы писательница прожила на чужбине и теперь вот ляжет в холодную чужую землю. Но нет же — последнее свое пристанище Юлия Вознесенская обрела на Православном кладбище в Берлине. А само это кладбище было куплено Православным Свято-Владимирским братством в 1892 году в тогдашнем пригороде Берлина, деревеньке Тегель (ныне Тегель — в городской черте столицы Германии). И сам Император Российский Александр III распорядился привезти туда четыре тонны русской земли, собранной в двадцати губерниях Империи. Земля была рассыпана по всему кладбищу, и русские липы, дубы и клены, тоже привезенные саженцами из России, осеняют могилы многих известных уроженцев нашей страны. Теперь к ним прибавилось еще одно славное имя.

Юлию Вознесенскую похоронили 22 февраля, в Прощеное воскресенье. И в этом видится особая милость Божия и упование на то, что Всемилостивый Господь простит все человеческие немощи Своей верной труженицы и с любовью примет её в Царствие Свое…

Ольга Ларькина

заместитель редактора газеты «Благовест».