‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Стояние

Главы из повести протоиерея Николая Агафонова.

Главы из повести протоиерея Николая Агафонова.

Об авторе. Протоиерей Николай Агафонов — известный Православный писатель. Родился в 1955 году. Окончил Ленинградскую Духовную Академию, был ректором Саратовской Духовной семинарии. Служил в Волгоградской, затем — в Самарской епархии. В 1999 году награжден орденом Святителя Иннокентия (III степени). Лауреат всероссийской литературной премии в честь святого благоверного князя Александра Невского за 2007 год. Лауреат Патриаршей литературной премии святых равноапостольных Кирилла и Мефодия 2014 года. Автор многих сборников рассказов и исторических романов. Член Союза писателей России. Клирик Петропавловской церкви г. Самары.

Протоиерей Николай Агафонов передал в редакцию первые главы новой повести «Стояние». Посвящена она нашумевшему куйбышевскому событию зимы 1956 года, которое потом в народе назовут Стоянием Зои. Это не первая попытка рассказать о чуде Святителя Николая в художественных образах. В середине 1990-х мы публиковали интересный рассказ писателя Николая Коняева «Неожиданная встреча». А не так давно вышел и художественный фильм «Чудо». И все же когда о нашем чуде рассказывает самарец, священник, да еще лауреат Патриаршей премии по литературе, — это особенно радостно. И первые главы повести меня обрадовали. Каждый пусть вынесет свое суждение об этом тексте. Как и всякое художественное произведение (даже и основанное на чудесных, но всё же не вымышленных, а совершенно реальных событиях), оно допускает разное к себе отношение. Кого-то зацепит то, что написал отец Николай. Кто-то найдет досадные отступления от канвы нашего представления о чуде. А кто-то будет вновь и вновь «биться головой об стену» — утверждать, как когда-то оголтелые комсомольцы, якобы «никакого чуда не было». Это так и должно быть. И всё же отец Николай своей повестью и удивит, и порадует наших читателей, как уже удивил и порадовал меня. Чудо в повести совершенно достоверно. Автор пишет так, словно сам был если и не на той вечеринке, то уж точно самолично видел окаменевшую Зою. Ощущение достоверности — и от деталей, и от характеров, и от авторского отношения к происходящему. Всё тут узнаваемо — и люди, и обстоятельства, в которых им приходится действовать. Да и само время то, не столь уж далекое от нас, и город наш в ту пору — выписаны мастерски и с любовью. Без грубого шаржирования, но и без сюсюканий по поводу советского прошлого.

Отец Николай проявил себя как настоящий духовный реалист — человек, которому как священнику ведомы такие тайны, которые сокрыты от взора даже и очень внимательных, но не посвященных в эти духовные тайны наблюдателей. Самарский писатель сделал еще один важный шаг в раскрытии тайны самарского чуда. И где не хватает фактов, ему на помощь спешит писательская интуиция...

С Божьей помощью мы в двух выпусках опубликуем начальные главы книги. А полностью повесть эта дойдет до читателей чуть позже. Пожелаем протоиерею Николаю успешно завершить начатое произведение.

Святителю отче Николае, моли Бога о нас!

Антон Жоголев

1

Из проходной Трубного завода имени Масленникова валил рабочий люд. Пожилые рабочие шли кто парами, а кто в одиночку, а молодежь не спешила домой, сбиваясь в небольшие группы, балагурили, громко смеясь. Глядя на молодых, заводские ветераны снисходительно улыбались, направляясь к трамвайной остановке.

От одной молодежной стайки отделились две девушки лет семнадцати-восемнадцати и, отойдя в сторону, остановились. Оживленно разговаривая, они поглядывали на заводскую проходную.

Одна из девушек, явно выказывая нетерпение, поднялась на цыпочки и даже чуть подпрыгнула, стараясь разглядеть кого-то через головы выходящих.

— Зойка, ты что, совсем сдурела! — одернула её подруга, — на нас же смотрят, а ты прыгаешь тут, как коза. Чего люди-то подумают?

— А пущай себе думают. Я, между прочим, своего парня жду, а не чужого.

— Тоже мне своего, — хмыкнула подруга, — всего-то две недельки как встречаетесь. В нашем цеху, между прочим, девчонок много. Так что сегодня твой, а завтра чужой.

— Ну уж нет, — самодовольно засмеялась Зоя, — у нас любовь, как в кино.

— Знаем мы это кино, — махнула рукой подруга, — погуляют, да и бросят.

— Мой не бросит… а, вот и он идет, — радостно воскликнула Зоя и энергично замахала руками, — Коля! Коля! Мы здесь.

От толпы отделился молодой парень среднего роста в сером драповом пальто и пыжиковой шапке. Он направился к девушкам, а следом за ним шел высокий, чуть сутуловатый молодой человек в коричневом пальто с каракулевым воротником и каракулевой же шапке пирожком. Молодые люди остановились перед девушками. Парень в каракулевой шапке держался позади своего приятеля и глядел куда-то в сторону, стараясь всем своим видом показать, что здесь он оказался чисто случайно.

Николай подошел к Зое и взял её за руку. Лицо девушки при этом зарделось, и она опустила голову.

— Может, в киношку мотнемся? — спросил парень.

Девушка слегка фыркнула:

— А чего там смотреть? У нас в «Заре» уже третий день «Чука и Гека» крутят, это для школьников.

— Эка невидаль, в «Победу» сходим, там про любовь кино.

— У меня другое предложение, — Зоя лукаво сощурила глаза.

— Излагай, — согласился Николай и широко улыбнулся.

— Нас пригласили сегодня в гости. Ты как, не против?

Парень неопределенно пожал плечами:

— А что мы там будем делать?

Зоина подруга прыснула смехом.

— Так чего еще делать? — смутилась Зоя, — Новый год встречать.

— Уж две недели как встретили.

— А теперь Старый Новый год, — не унималась девушка.

— Вот еще придумали. А кто же пригласил?

— Ты его всё равно не знаешь, это Ларискин ухажер, — при этих словах Зоя кивнула в сторону подруги, — его Вадимом зовут. У него дома, между прочим, есть новый патефон и пластинки разные. Будет весело, потанцуем.

Николай колебался недолго, и после того как Зоя слегка сжала его пальцы рук, улыбнувшись, согласился:

— Ну, раз весело, можно и пойти.

Зоя победно глянула на подругу и вновь обратилась к Николаю:

— Адрес запомнишь? Улица Чкалова, дом восемьдесят четыре. Там во дворе несколько восемьдесят четвертых домов, так наш третий. В случае чего спросишь: где тут живет Болонкина? Это мама Вадима. Только не опаздывай, мы к девяти часам собираемся. Придешь?

— Ладно, приду.

— Тогда до встречи.

Подруги засмеялись и, взявшись за руки, побежали к трамвайной остановке. Лариса на бегу обернулась и, помахав рукой, прокричала:

— С праздничком вас, товарищ Хазин!

Когда девушки перешли Новосадовую улицу, Зоя спросила:

— Кто такой Хазин?

— Вот ты, девка, даешь, — удивилась Лариса, — Хазина не знаешь? Это же комсорг нашего цеха. Ах да, ты ведь у нас недавно, значит, еще узнаешь. Этот Хазин, между нами говоря, зануда еще тот. Ты обратила внимание, как он нас глазками-то сверлил? Небось, завидно, что другие гулять будут, а его не пригласили.

— А чего ему завидовать? У него, я думаю, и своя компания есть.

— Знаем мы их компанию, по соцсоревнованию, — и довольная тем, что так складно получилось, Лариса громко рассмеялась.

...Парни некоторое время шли молча, пока Хазин, многозначительно хмыкнув, сказал:

— Да, товарищ Трошин, ну и в компанию же ты угодил…

— Это ты к чему?

— А к тому, Коля, что Вадим Болонкин, к которому ты в гости намылился, еще тот субъект.

— Поясни, — попросил Николай.

— А чего тут пояснять? Мамаша его, Клавдия Петровна, у Центрального рынка пивом торгует, а сынок, между прочим, вор-рецидивист.

— Откуда знаешь? — растерянно спросил Николай.

— А чего не знать, коли земля круглая? Болонкину эту мои родители знают, да и сыночек известен. Кстати, для сведения, этот субъект недавно с отсидки вернулся.

Николай остановился и поскреб затылок.

— Во-во, почеши репу-то и подумай, что может у тебя, комсомольца, быть общего с карманником. Да и праздник какой-то поповский — Старый Новый год. Ерунда это всё на постном масле.

— Зойка обидится, — озадачился Николай, — я ведь ей обещал.

Хазин пожал плечами:

— Смотри сам. Сейчас ты на хорошем счету, а можешь всё себе испортить.

2

Кузьма Петрович к ночному дежурству подготовился основательно. Новый год по старому стилю он чтил всегда и даже превыше общепризнанного Нового года, а потому все необходимое для встречи праздника взял с собою.

Придя на дежурство, он расположился, как всегда, в зеркальном цеху у стола с газетой в руках. Газету обычно прочитывал всю, но не с первой страницы, а начиная с последней. Однако на этот раз всю осилить не смог и как дошел до передовицы, где писали о подготовке к областной партийной конференции, так и задремал, уронив голову на руки. Поспав таким образом с часок, встрепенулся, поднял голову и, поглядев на стенные ходики, многозначительно произнес:

— Пора, брат, пора.

С этими словами он встал из-за стола и заковылял к умывальнику.

Поплескав себе на лицо воды, Петрович вытерся полотенцем и стал готовить праздничный стол. Вначале аккуратно расстелил на столе недочитанную газету. Затем запустил руку в сумку и выудил оттуда краюху ржаного хлеба. За хлебом последовал завернутый в тряпицу кусок соленого сала. Петрович с наслаждением вдохнул в себя чесночный дух и стал нарезать сало тонкими пластинками. Вслед за этим были извлечены несколько варенных в мундире картошек и пол-литровая банка квашеной капусты.

«Опля!» — произнес Кузьма Петрович и, словно изображая фокусника, извлек из сумки бутылку водки. Поставил водку на стол и, прищурив один глаз, любовался с минуту на сотворенный им натюрморт, а затем пошарил в ящике стола и извлек граненый стакан. Дунув в него, придирчиво осмотрел на свет, для верности протер края стакана указательным пальцем, наполнил его на две трети.

Встав из-за стола, Кузьма Петрович застегнул верхнюю пуговицу потертой гимнастерки и огляделся. Вокруг стояли и лежали готовые зеркала. Большие, почти в рост человека, предназначенные для шифоньеров, и поменьше, для умывальников. Прихватив стакан, Кузьма Петрович заковылял к одному из больших зеркал.

Глядя на свое отражение, он приосанился и торжественно произнес:

— Страна доверила тебе, товарищ Сапожников, архиважное дело — охрану социалистической собственности. Ты уже не раз оправдывал это высокое доверие. Верим, что и впредь оправдаешь, а потому будь здоров весь год и не кашляй, дорогой товарищ Сапожников. С Новым годом тебя! — при этих словах он осторожно, чтобы не разбить зеркало, чокнулся со своим отражением и не торопясь выпил содержимое стакана.

Занюхав водку рукавом гимнастерки, подкрутил ус и, озорно подмигнув своему зазеркальному собутыльнику, стал отбивать ритм костылем об пол, а потом неожиданно на высокой ноте запел:

Хорошо тому живется,

У кого одна нога:

И порточина не рвется,

И не надо сапога.

Лихо развернувшись на месте, он заковылял к столу и, присев на табурет, принялся неторопливо закусывать. С аппетитом поев, бывший старшина вытер тыльной стороной ладони губы и вынул из кармана кисет с табаком. Аккуратно оторвав от газеты кусочек бумаги, стал скручивать цигарку, мурлыча под нос:

Мы родную землю защищали,

Каждый маленький клочок,

Эх, не зря же жгли мы на привале

Партизанский табачок.

Кузьма Петрович заложил за ухо готовую самокрутку, снял с вешалки телогрейку, накинул ее на плечи и направился к выходу. Курить в цеху он себе не позволял. Выпить — это одно, про то в инструкциях ничего не написано, а вот курить — ни-ни, на то есть правила пожарной
безопасности.

Шел снег. Прищурив глаза, Кузьма Петрович любовался на покрытую девственно-белым ковром улицу Чкалова, продолжая мурлыкать свою песенку:

Эх, махорочка-махорка,

Породнились мы с тобой,

Вдаль глядя за горы зорко,

Мы готовы в бой!

Во дворе дома, что напротив цеха, послышались испуганные крики. Затем калитка распахнулась, и на улицу буквально вывалилась компания молодых людей. При этом какая-то девушка сквозь слезы причитала:

— Боже мой, Боже мой, что это было? Маменьки родные, да что это такое?

Одного из парней вытошнило прямо на снег.

Кузьма Петрович брезгливо поморщился, праздничное настроение было испорчено.

— Вот она, молодежь, наша смена, тьфу, — плюнул с досады, затушил окурок и уже собирался вернуться в цех, как вдруг один парень кинулся к нему.

— Постой, батя, у тебя же телефон в дежурке, я знаю.

— Ну а раз знаешь, значит, должен знать, что этот телефон только для служебного пользования.

— Да ты чего, батя, с дуба рухнул, какое еще служебное? Там с девушкой непонятно что происходит.

— С этой? — презрительно хмыкнул сторож, кивнув головой в сторону девицы, продолжавшей свои причитания.

— С этой всё нормально, та в доме осталась, — напирал парень, — да что языком-то трепать, дай в «скорую» позвонить.

— Не положено, — и Кузьма Петрович заслонил собою дверь.

— Елки-моталки, вот заладил: положено да не положено… А умирать молодой девушке положено? — наступая на сторожа, истерично заорал парень.

— Но-но, охолонись малость, а то вместо «скорой» в милицию позвоню.

— Да плевать, звони куда хочешь, — продолжал кричать парень, — но если девушка помрет, это уже на твоей совести будет.

— Эко куда повернул, — не то удивленно, не то растерянно крякнул Кузьма Петрович и отступил от двери. — Ладно, чего орешь, идем со мной, сам всё будешь врачам объяснять.

3

Застолье в доме начальника Ленинского отдела милиции Михаила Федоровича Тарасова по случаю присвоения ему очередного звания подполковника завершилось далеко за полночь. Гости расходились шумно, даже с криками «ура». Тарасов проводил всех и не спешил возвратиться домой, он прислонился к дверному косяку плечом и с наслаждением вдыхал свежий морозный воздух.

Улица, в дневное время постоянно оглашаемая грохотом трамваев, теперь, в ночные часы, была
необычно тиха. Тарасов вдруг ощутил ностальгическую тоску по тишине. Не этой временной, а настоящей тишине, возможной только где-нибудь в деревенском уголке.

С Ульяновской улицы, распевая песню про удалого Хасбулата, вывернула пьяная компания. Тарасов, зябко передернув плечами, пошел в дом.

«Еще пяток годков потяну лямку, — подумал Тарасов, — получу полковника — и на пенсию, а уж тогда и дня в городе не останусь. Как там говорил классик: «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». Буду рыбачить, охотиться, книжки почитывать». Он мечтательно вздохнул, раскрывая дверь своей двухкомнатной квартиры.

Телефон, словно дожидаясь возвращения хозяина, разразился продолжительной трелью. Поморщившись, подполковник всё же снял трубку и сердито буркнул:

— Тарасов у аппарата.

В трубке раздался взволнованный голос лейтенанта Мельникова:

— Товарищ майор, ой! Простите, товарищ подполковник, у нас на участке ЧП.

— Докладывай, — сохраняя недовольный тон, сказал Тарасов, хотя и понимал, что в столь поздний час его по пустякам тревожить не станут. Неурочный звонок мог означать одно: случилось убийство, да не простая бытовуха, а что-нибудь этакое, о чем еще придется докладывать выше…

— На улице Чкалова в доме 84 застыла девушка с иконой в руках… Проще сказать, окаменела.

— Слушай, Мельников, а ты сам, часом, не того...

— Михаил Федорович, — в голосе Мельникова зазвучали нотки обиды, — вы же меня знаете, я не пью, а на дежурстве тем более…

— Я не об этом, а о том, не тронулся ли ты умом, лейтенант?

— От того, что увидел, пожалуй, можно и тронуться…

— Ладно, — оборвал его Тарасов, — а чего мне-то звонишь? Ну, окаменела баба, с кем не бывает. Протрезвится и помягчеет. А если кому-то плохо, тогда «скорую» вызывай, а не баламуть начальство.

— Товарищ подполковник, вам лучше самому посмотреть. «Скорая» уже была, да от этого толку мало. Считаю, что обстановка может выйти из-под контроля. Уже сейчас здесь народ кой-какой ошивается, в дом пытаются проникнуть. А с утра, когда слухи разнесутся по городу, я и сам не знаю, что тут будет... Словом, необходимы ваши личные указания.

— А… — досадливо махнул рукой Тарасов, — всё равно в толк не возьму, чего ты там городишь. Жди, разберемся на месте.

Через полчаса он входил в райотдел милиции. Его встретил дежурный по отделу лейтенант Петр Мельников. Вид у него был до того потерянным, что Тарасов вместо пожатия руки просто похлопал парня по плечу:

— Ладно, пойдем в кабинет, там всё и расскажешь.

В небольшой комнате, уставленной шкафами с папками, Тарасов, не снимая шинели, сел к письменному столу на шаткий стул и бросил на стол шапку. Затем достал портсигар, закурил папиросу и посмотрел на лейтенанта. Тот нервно теребил портупею.

— Чего стоишь? Садись.

Мельников тут же присел напротив и тоже снял свою шапку, но на стол не положил, а мял в руках.

— Закуривай, — Тарасов пододвинул Мельникову портсигар.

Мельников машинально взял портсигар, но тут же положил обратно.

— Спасибо, товарищ подполковник, не курю.

— Молодец, значит, здоровеньким помрешь, — мрачно пошутил Тарасов и вздохнул: — Мне бы тоже бросить, да фронтовая привычка... Ну, давай всё по порядку, только кратко, воды, сам знаешь, не люблю.

Выпустив папиросный дым в сторону от Мельникова, он вновь глянул на него и в удивлении присвистнул:

— Ого! Ты чего это с волосами сделал?

Мельников машинально провел по голове рукой и непонимающе уставился на начальника.

Тот протянул к нему руку. Мельников смутился, но головы не отдернул. Перебирая пальцами седую прядь волос двадцатишестилетнего лейтенанта, Тарасов покачал головой:

— Доводилось такое видать, так то на войне было… Чего тут у вас творится?

4

— Значит, так, — начал Мельников, массируя себе виски, — в ноль часов пятьдесят минут ночи к нам поступил сигнал со станции «скорой помощи». Сообщили, что в доме 84 по улице Чкаловской, где проживает гражданка Болонкина Клавдия Петровна, находится восемнадцатилетняя девушка в непонятном состоянии. То ли мертва, то ли жива, они установить затрудняются. Я взял с собою сержанта Котина, и мы направились по указанному адресу. То, что увидели в доме… короче, лучше бы этого совсем не видеть.

— Так всё же, что вы там увидели? — прервал Мельникова Тарасов, закуривая новую папиросу.

— Разрешите? — Мельников взял со стола графин с водой и, наполнив стакан, залпом выпил.

— Там, товарищ подполковник, посреди комнаты стоит девушка с иконой в руках. Вначале я подумал, что это статуя. Ну, одели в платье и поставили. Дотронулся до неё рукой, а она живая. Вы представляете, живая статуя. Уж поверьте мне, зрелище жуткое. Сержант Котин, так тот как глянул, так и вовсе из дома убежал. Потом мне заявил: «Пусть меня из органов увольняют, но в комнату с каменной бабой не пойду».

— С чего же ты решил, что она живая? Может, действительно кто-то манекен в дом принес? — усмехнулся Тарасов. — Какой-нибудь умник решил подшутить над родной милицией.

Мельников посмотрел на своего начальника удивленным взглядом.

— Что же я, живого человека не распознаю...

— Если живая, так чего же она стоит?

— Так она же окаменела, товарищ подполковник!

— Ну, ты брось мне сказки рассказывать, как это можно окаменеть? Ты сам-то что выяснил? Откуда эта каменная девка взялась?

— Если коротко, товарищ подполковник, то из опроса свидетелей дело обстояло следующим образом. В квартире гражданки Болонкиной собралась компания отметить Старый Новый год. Самой хозяйки дома не было, она ушла к подруге в гости, а дом предоставила молодежи. Гостей принимал её сын Вадим Сергеевич Болонкин.

— Постой-постой, а не тот ли это Болонкин, что проходил у нас по делу о карманных кражах?

— Тот самый, Михаил Федорович. Недавно вернулся из мест заключения. Это его вторая ходка, первая еще по малолетке была. Среди блатных кличка Умник.

— Шибко умный, что ли? — полюбопытствовал Тарасов.

— Книги любит читать, вот и прослыл умником.

— Ладно, чего там дальше?

— Собрались у этого Умника парни и девчата. Посидели, выпили, включили патефон и стали танцевать. У одной из девушек, Зои Карнауховой, нормировщицы с Трубного завода, не пришел её парень. Вот она от обиды и взяла с божницы икону Николы Угодника, вроде парня её тоже звали Николай, да и пошла с этой иконой танцевать. Во время танца, как утверждают свидетели, произошло что-то невероятное.

Некоторые вроде гром слышали. Кто-то видел свет, как от молнии, а в квартире так наоборот свет погас. Впоследствии выяснилось, что это выбило пробки. Когда же свет включили, то увидели, как эта самая Зоя стоит, словно окаменевшая, посреди комнаты с иконой в руках. Ну, они, естественно, испугались и выскочили из дому на улицу. Потом всё же сообразили в «скорую помощь» позвонить.

Медики приехали и тоже впали чуть ли не в шок от увиденного. Стоит эта девушка как мертвая, а сердце послушали — бьется, значит, выходит, жива, да и дыхание есть. Попытались сделать уколы, но мышцы тела до того сжаты, что иголка гнется или ломается, но в тело не проникает.

— Погоди, лейтенант, а чего же они тогда её в больницу не увезли?

— Пытались, так от пола не смогли оторвать. Она словно к нему приросла.

— Да это же бред? Цирк, да и только! Ну прямо шапито! Фокусы! Я тебе, лейтенант, вот что скажу: головы вам заморочили, — Тарасов решительно встал. — Пойдем разбираться на месте. Надо выяснить, кто это всё подстроил. Тут, как я посмотрю, не только милицию, но и даже нашу советскую медицину ввели в заблуждение.

5

Напротив дома 84 по улице Чкалова стоял автомобиль «скорой помощи» с включенным двигателем. В кабине «скорой» мирно дремал шофер. Возле самого дома стояли человек десять-двенадцать и что-то бойко обсуждали между собой. Завидев подходившего лейтенанта с начальником районной милиции, они наперебой стали просить:

— Дайте нам взглянуть на каменную бабу. Почему нас не пускают?

— Не положено. Идите на своих каменных баб любуйтесь, — зло пошутил Тарасов, — а здесь смотреть нечего.

Люди зароптали, но расходиться не стали. У дверей дома стоял сержант Котин. Отдав честь Тарасову, он успел шепнуть Мельникову:

— Товарищ лейтенант, подмога требуется. Народ прямо с ума сходит, уже через окно пробовали забраться.

На кухне сидела уже немолодая, слегка полноватая женщина. Это была хозяйка дома Клавдия Петровна Болонкина. Врач мерила ей давление. Увидев вошедшего подполковника, Болонкина испуганно глянула на него припухшими от слез глазами и сразу отвернулась. Врач, закончив измерять давление, вопросительно поглядела на начальника милиции.

Еще с войны Тарасов трепетно относился ко всем медицинским работникам, а потому сразу же поспешил вежливо представиться:

— Начальник Ленинского райотдела милиции подполковник Тарасов.

— Кудинкина Татьяна Петровна, врач «скорой помощи», — вставая с табурета, в свою очередь представилась женщина и, не дожидаясь со стороны милицейского начальства вопросов, указала рукой в сторону двери, ведущей в горницу, — пойдемте, я вас провожу. Советую валидол приготовить...

Она вошла в комнату первая, а за ней прошел Тарасов. В одной половине горницы стоял сдвинутый к стене стол с остатками праздничного ужина и початыми бутылками водки и вина. В другой половине спиной к ним стояла девушка в простеньком темно-синем шерстяном платье. Ее густые светло-русые волосы волнами спадали на плечи, и Тарасов, еще не видя лица девушки, подумал: «Наверное, красавица». Он обошел её кругом. Девушка действительно оказалась красивой, но Тарасова больше всего поразил её взгляд. Широко открытые глаза были устремлены на икону, которую она держала в руках. Во взгляде читались одновременно и испуг, и удивление.

Тарасову захотелось тут же выйти, как будто в комнате не хватало воздуха, но он, пересилив себя, спросил:

— Что с ней? — голос его был хриплый и прозвучал глухо.

— Сами понять не можем, — тут же отозвалась врач, и тоже негромко, как обычно стараются говорить при покойниках. — Такой общей спазмы мышц в медицинской практике никогда не наблюдалось.

— А почему не вынули из рук икону? — Тарасов и сам не заметил, как перешел на шепот, словно боясь, что его услышит застывшая девушка.

— Пробовали. Не получилось. Хотели в больницу увезти, но не смогли оторвать от пола, словно она к нему приросла.

— Каким образом?

Врач развела руками:

— Один Бог ведает, каким.

— А вы что, в Бога верите?

Врач ничего не ответила.

— Может быть, каким-то клеем ноги и туфли намазаны? — не то спросил, не то размышлял вслух Тарасов. Врач молча пожала плечами.

Простояв с минуту, что-то обдумывая, Тарасов резко развернулся и вышел из горницы. Проходя мимо кухни, он поманил Мельникова рукой, чтобы тот следовал за ним.

— Вот что, лейтенант, — сказал Тарасов, когда они вышли в сени, — ты оставайся пока здесь, утром пришлю замену. В дом никого не пускать. Хозяйке скажи, чтобы пожила временно у родственников, а я буду звонить начальству, пусть сами кумекают, что со всей этой мистикой делать.

Рис. Ильи Одинцова.

См. окончание

5846
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
-1
10
2 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru