Мелодия для расстроенной гитары

Эту историю пятнадцатилетняя Алена Симонова, ученица средней школы № 53 г. Самары, прислала на фестиваль «Русское слово», что уже второй год проводится детским духовно-просветительским центром «Кириллица» при самарском Кирилло-Мефодиевском соборе. Рассказ был признан одним из лучших прозаических произведений юных авторов — и не только потому, что написан по-настоящему талантливо, хорошим литературным слогом. Без докучливых назиданий он учит добру и состраданию, показывает, как много может изменить один неверный поступок — или одно вовремя сказанное слово…

Август. Солнце стоит в зените и греет так, будто решило предоставить планете запас тепла на ближайшие несколько сотен лет. В такие дни даже равнодушные рыбы стремятся укрыться в толще прохладной воды, что уж говорить о несчастных жителях маленького городка, в котором температура воздуха вот уже несколько недель подряд никак не желала опускаться ниже тридцати пяти градусов тепла. В такую погоду хорошо запастись мороженым и гулять где-нибудь в лесу, где хвоя укрывает тебя в своей надежной тени от палящего солнца. Или, облачившись в купальник и собрав большую компанию, отправиться на пляж, где провести весь день, играя в пляжный волейбол, плескаясь в воде или просто валяясь на сухом песке, наслаждаясь последними жаркими деньками уходящего лета. В такие дни хочется поскорее выбраться на свежий воздух из тесных и душных квартир. И конечно, такая погода совершенно не способствует ясности мысли. Одним словом, в тот день было бы весьма трудно найти человека, который был бы занят какой-либо мало-мальски сложной работой. Трудно, но возможно.

И если бы кто-нибудь вдруг всерьез решился взяться за это дело — от скуки или просто из любопытства — то он непременно нашел бы маленькую, темную, душную комнатку, в которой было нестерпимо жарко, несмотря на открытые окна и работающие вентиляторы. А в комнате можно было найти девочку Леру, которая с неимоверным упорством пыталась выжать из гитары что-то, что хоть сколько-нибудь напоминало мелодию из полюбившейся Лере песенки. Рядом можно было заметить стакан холодного зеленого чая со льдом, оставленный заботливой рукой ее седовласой бабушки.

Шли минуты, ползли часы, а успех так и не давал о себе знать. Пот выступил на ее лбу, пальцы начали заплетаться, но, несмотря на все ее старания, хитрая мелодия так и норовила соскочить с нот.

— Все! Хватит! Надоело!

Дзинь! — звякнула последняя нота, и ни в чем не повинная гитара полетела на пол, загудев, как живое существо, которое обидел нерадивый хозяин. Девочка, разозленная и раздосадованная, подошла вплотную к вентилятору и выпила уже успевший нагреться чай. Она как раз выискивала на дне стакана подтаявшие кубики льда, когда в комнату вошла ее бабушка, удивленная тем, что в доме внезапно повисла тишина.

Войдя, она ни о чем не спросила, только покачала головой и взяла из рук девочки пустой стакан. Затем очень бережно подняла с пола гитару, так же осторожно положила ее на диван и сама со вздохом опустилась рядом.

— Ну не могу я больше так! Не могу! — Лера с силой пнула ножку вентилятора, от чего он опасно закачался. — Не умею я на гитаре играть. Не умею и учиться больше не хочу!
Она сорвалась с места и подлетела к бабушке, шмыгая носом и заклиная ее подарить кому-нибудь ставший ненужным инструмент. Старушка сидела молча, тихо поглаживая внучку по растрепанным волосам и мурлыча себе под нос что-то убаюкивающее. Когда Лера наконец успокоилась до такой степени, что вновь обрела способность слушать, бабушка спросила ее спокойным, ровным голосом:

— Часто ли ты смотришь в окно?

Лера, утерев слезы рукавом, удивленно посмотрела на нее:

— Ну, смотрю иногда. А при чем…

— А знаешь ли ты, что за здание напротив твоих окон? Лера покачала головой и, вновь шмыгнув носом, сказала:

— Не знаю. По-моему, просто какая-то школа.

Бабушка улыбнулась. Она выпрямилась и, поглаживая гитару по тонким струнам, заговорила тем самым голосом, каким бабушки обычно рассказывают свои самые прекрасные и волшебные сказки:

— Это музыкальная школа. Она была построена здесь очень давно, еще тогда, когда моя мама была маленькой девочкой. В этой школе учат профессионально играть на скрипке, флейте, фортепьяно и многих других музыкальных инструментах. Раньше здесь были курсы игры на гитаре.
Услышав это, Лера, которая все это время слушала бабушку в пол-уха, сердито посмотрела на свой инструмент и придвинулась ближе, чтобы ничего не пропустить.

— Раньше к зданию этой школы примыкало здание интерната. В нем учились сироты. Многие мальчики и девочки, обделенные родительской любовью и лаской, шли искать утешение в музыке, и потому в школе никогда не было недостатка в учениках.

Бабушка ненадолго замолчала, словно припоминая что-то. Затем глубоко вздохнула и продолжила:

— Однажды в интернат привезли девочку Асю. Она была слепа. Никто не знал, откуда она взялась и почему ее не отправят в специализированную школу. Но все, все до одного знали сразу, что девочке будет очень трудно влиться в новый коллектив.

Ася была очень скромной, часто улыбалась и умела заплетать свои медно-рыжие волосы в красивую витиеватую косу. Она никогда не сердилась, даже если кто-то налетит на нее и выбьет из рук сумку или учебник (а они делали это довольно часто, специально толкаясь плечами, а потом прятали ее вещи в какой-нибудь пустой классной комнате). Она не обижалась, когда ее дразнили, а может, просто не подавала виду, но никто и никогда не слышал, чтобы Ася кому-нибудь нагрубила. Она никогда не жаловалась учителям, как бы сильно ее ни задирали — и все равно ее не любили. Может быть, накричи она на них хотя бы раз, нажалуйся старшим, может, тогда они бы перестали над ней издеваться. Может, если бы она хотя бы попыталась дать отпор, к ней даже прониклись бы симпатией и девчонки непременно попросили бы ее научить их заплетать волосы в такую же красивую косу. Но она не давала отпор. И от нее не отставали — именно потому, что она всем все прощала.

Для нее все началось в первый же вечер, как только она перешагнула порог коридора, отделяющий классные комнаты от спален. Кто-то с разбегу налетел на нее, и она выронила из рук брелок, который вертела в руках — крошечную гитару на цепочке.

— Эй, осторожно, смотри, куда идешь! — девочка, которая на нее налетела, раздраженно одергивала шелковую рубашку.

— Извини, — Ася шарила ладонью по полу, стараясь нащупать брелок. Девочка захохотала и небрежно пододвинула его носком ботинка:

— Вот же он. Ты что, не видишь? — и вновь залилась смехом, видимо, считая себя невероятно остроумной. Ася схватила гитарку, встала и, распрямив плечи, ответила:

— Да, не вижу…

Девочка сразу прекратила смеяться. Просто стояла с глупым лицом посреди коридора и таращилась на Асю, как на музейный экспонат. Она даже открыла рот, чтобы извиниться, и, может быть, жизнь Аси в интернате сложилась бы по-другому, но тут к ней подошел какой-то мальчишка и пребольно дернул Асю за косу:

— Слепуха! Как крот, слепуха! — и захохотал. К его хохоту начали присоединяться и другие голоса, и вскоре Асю уже вовсю пихали из стороны в сторону.

Бабушка вдруг замолчала. Лера сидела, не шевелясь и затаив дыхание, боясь спугнуть повисшую в воздухе историю.

— Однажды вечером, — продолжила бабушка немного погодя, — Ася услышала музыку, льющуюся из открытых окон. Обычно новичкам сразу рассказывают про музыкальную школу и иногда даже устраивают настоящие экскурсии — но до Аси никому не было дела, да никто и не мог подумать, что ей захочется научиться играть. А ей хотелось.

Единственным днем, когда учителя видели Асю без ее приветливой улыбки, был день, когда она пришла в учительскую просить зачислить ее на курсы игры на гитаре. У нее было очень бледное лицо, всегда аккуратно причесанные волосы растрепались, а губы дрожали, как будто вибрируя от напора слов. После долгих раздумий ее все-таки приняли, но с одним условием: учиться она будет вместе со всеми. Условие это было поставлено учителем, который совсем не знал Асю и решил, что она таким образом хотела привлечь к себе внимание. Ей выделили гитару, объяснили, как дойти до кабинета, и Ася стала учиться.

Она была прилежной ученицей. Гитара всегда представлялась ей волшебным инструментом, и она с самого детства мечтала научиться играть. И потому, несмотря на то, что смеяться над ней стали намного больше, что ее несколько раз закрывали на ночь в классной комнате, что безчисленное количество раз крали ее ноты, она вся светилась от счастья и стала еще добрее, чем прежде, а значит, стала еще больше злить своих одноклассников. Особенно злило их то, что девочка делала явные успехи. Сначала, когда пальцы ее касались струн, инструмент жужжал, как разозленная пчела, она не могла попасть в такт и все время путала ноты. Теперь же, стоило только ей заиграть, раздавалась удивительной красоты мелодия, а ее тонкие пальцы порхали по грифу, как мотыльки.

Приближалось лето. За год обитатели интерната многому научились. Ася довела свое умение играть почти до совершенства, учителя научились прятать ответы к контрольным работам, а ученики научились изводить Асю так, чтобы ни одна живая душа об этом не знала. Они подстерегали ее за каждым углом, толкая, отбирая завтраки, выдергивая из тетрадок листки с домашней работой. Они хватали ее и кружили по этажам, так, чтобы она потеряла ориентацию, и оставляли где-нибудь, смеясь над тем, как она пытается добраться до комнаты. Они смеялись громче и злобней, называя ее тряпкой за то, что она ничего не рассказывает, но где-то глубоко-глубоко в душе уважали и боялись ее за это. И чтобы скрыть эти свои чувства, которые слишком сильно отдавали человечностью, они смеялись громче и громче.

В музыкальной школе Ася готовилась к итоговому зачету. Она сидела у входа в кабинет, прислонив свою гитару к стене около дивана, и ждала, когда ее пригласят. Она тихо радовалась тому, что опять сможет поиграть, и не заметила, как из класса вышел донельзя безсовестный мальчишка. Это был тот самый парень, который в первый день начал над ней смеяться. Он провалил испытание и потому был готов сейчас снести все на своем пути. Он уже хотел, как обычно, наградить Асю подзатыльником, но тут заметил своих одноклассников, которые стояли за углом и о чем-то шушукались. Любопытство победило злость, и он подошел к ним, чтобы послушать.

А послушать было что. В эту минуту между детьми шел жаркий спор о том, кто стащит из учительской старую разбитую гитару, висящую там на бирюзовой ленточке. По школе ходили легенды о том, что это была первая гитара основателя музыкальной школы, и о том, что именно на ней играли его первые ученики. Гитара была разлажена, со слишком туго натянутыми струнами и погнутым грифом. С этой гитарой был связан коварный план, который поможет доказать учителям, что Ася не больше, чем просто зазнавшаяся выскочка. План заключался в том, чтобы подсунуть девочке вместо ее собственной, идеально настроенной гитары ту, старую и безголосую.

Ася сидела, весело болтая ногами и напевая какую-то песенку, мелодию от которой она собиралась играть. Она не заметила, как мимо прошли девчонки, не заметила, как подменили ее гитару, и не услышала, как испуганно дзынькнули ее струны.

— Ася! Ася, входи, — девочка чуть не бегом устремилась в классную комнату. Она радостно поклонилась и, сев на стул, привычно закинула ногу на ногу, удобней устраивая гитару. Из-за двери высовывались головы любопытных, которые то и дело хихикали, зажимая себе рот ладонью. Они ждали результата своего самого грандиозного розыгрыша и во все глаза следили за Асиным лицом — все прекрасно знали, как много значит для девочки музыка, и с нетерпением ждали, что именно сегодня Ася наконец заплачет.

Девочка погладила гитару по струнам, провела пальцами по деке… И заиграла. Она играла самозабвенно, чуть слышно подпевая, и ее тонкий голос вторил струнам, сливаясь с ними в одну светлую мелодию. Гитара звучала так, будто была только что сотворена и находилась в руках самого искусного музыканта современности, а не провисела несколько лет без дела на гвоздике и не была стиснута пальцами слепой осиротевшей девочки. В эту мелодию Ася вложила все свое умение, все старание и всю свою душу — именно поэтому она звучала так прекрасно, несмотря на то что девочка несколько раз сбивалась с нот. Чем дольше дети слушали, тем больше различали доброту, любовь, искренность и то умение прощать, которое было неотделимо от Асиного существа. На те несколько минут, что она играла, старая поломанная гитара превратилась в волшебный инструмент. Тихо прозвенел последний аккорд, дрогнул тихий голосок, и Ася ласково приглушила струны ладонью. Целую секунду в классе стояла тишина. А потом все те, кто стоял и ждал за дверью ее слез, даже самые вредные, даже самые упрямые — все зааплодировали. И эти аплодисменты стали последней нотой в этой сказочной мелодии.

Бабушка замолчала, отвернувшись к окну. Лера сидела очень тихо, не смея пошевелиться. Затем робко спросила:

— А откуда… откуда ты обо всем этом знаешь?

Бабушка не ответила. Она встала и, ласково погладив внучку по голове, сказала:

— Это случилось давно, очень давно, когда я была еще девочкой — совсем как ты. Тогда я видела, а теперь совсем ничего не вижу, тогда я не понимала ничего из того, о чем знаю теперь. Я знаю об этой истории — потому что однажды не успела сказать одно очень и очень важное слово: «Прости!»

Лера кивнула, переведя взгляд на окно. Музыкальная школа выглядела заброшенной, рядом с ней давно не было никакого интерната, и девочка Ася уже не играла на своей гитаре. Лера нерешительно притянула к себе инструмент. Она погладила гитару, словно живую, и уселась удобней. В глазах девочки блеснул огонек решимости.

Вновь зазвенели струны…

Сказка о добром Ангеле

А этой сказочной историей с участниками фестиваля «Русское слово» и с вами, дорогие читатели, поделилась шестнадцатилетняя студентка Самарского социально-педагогического колледжа Елизавета Чуваева.

В далекой сказочной стране мечтаний жил маленький добрый Ангел. Очень часто он прилетал в город, который ничем не отличался от других провинциальных городков. Здесь жила его лучшая подруга — девочка Таня. Вот и сегодня он навестил ее.

На улице было пасмурно, по небу плыли серые тучи, моросил дождь. Осень… Девочка сидела у окна, взгляд ее был задумчивым.

— Привет, Таня.

— Привет, маленький Ангел.

— О чем ты думаешь?

— Я думаю, как хорошо быть волшебником.

— Почему ты так решила?

— Они могут позволить себе всё. Например, захотелось тебе мороженого, и вот оно, у тебя в руке. Игрушку, даже самую дорогую, увидел, раз — и она твоя, захотел в Африку — пожалуйста; покататься на дельфине — катайся… Вот жизнь так жизнь…

— А что это такое? — спросил маленький Ангел, глядя на стол.

В центре стола лежал рисунок.

— Это я нарисовала город, в котором хотела бы оказаться сейчас. На улице у нас сыро и холодно, а на рисунке светит солнышко, поют птицы, а дома, ты заметил: мармеладные стены, шоколадные крыши. Карамельные двери и еще много чего интересного. Не город, а мечта…

— Хочешь оказаться там, в своем рисунке? — спросил маленький Ангел.

— А разве это возможно?

— Конечно.

Все завертелось, закрутилось, и вот оно — чудо!

Таня шагала по нарисованным ею же улочкам, кушала сладости, пила апельсиновый сок из фонтана, слушала щебетание птиц. Заходила в магазины игрушек, где не было продавцов и любую игрушку можно было взять. Она смеялась, кушала, играла, а маленький Ангел все время был рядом и наблюдал за своей подружкой. Таня перемерила все платья, кофточки, туфли, и скоро все это ей так примелькалось, что она не помнила — примеряла она этот наряд или нет, да к тому же от съеденного ее клонило в сон.

— Все, больше не могу, я устала. Давай возвращаться домой, у нас хоть и пасмурно, но я уже соскучилась по своим игрушкам, по своей комнате и кроватке…

— Хорошо, — сказал маленький Ангел.

Все вновь завертелось, закрутилось, поплыло.

Таня подняла голову с подушки.

— Так что, я спала?

— Может быть.

— Ничего не понимаю, кажется, я спала, а во рту остался привкус шоколада. Что там во дворе? Какая погода?

— Все еще пасмурно, — ответил Ангел.

Таня подошла к окну.

— Да… невеселая погодка. Вот бы взять и отменить такие осенние дни, потому что они несут с собой грустные мысли.

— Ты грустишь? — маленький Ангел внимательно посмотрел на девочку.

— Знаешь, в нашем доме живет мальчик, он очень болен, он не может ходить. Его мама плачет на улице, чтобы он не видел ее слез. Если бы я была волшебницей, то непременно помогла бы ему.

— А что бы еще ты хотела сделать?

— Очень многое. Например, чтобы у всех детей были родители, которые бы их любили; животные спокойно бы жили в лесах, не боясь людей; чтобы исчезло оружие, приносящее смерть, а природа радовала своей красотой; чтобы не плакали от горя родители из-за того, что погибли их дети…

— Знаешь, Таня, я смогу исполнить только одно твое желание, потому что я лишь маленький Ангел, но если ты будешь учиться, то безо всякого волшебства непременно сможешь исполнить все свои мечты. Ведь хороший доктор — это тысячи спасенных жизней, а добрый человек — это тысячи хороших дел.

Маленький Ангел закрыл глаза и прошептал:

— Живи, надейся, люби!

— Посмотри в окно, — крикнула девочка.

Осеннее солнце выглянуло из-за туч, и на улице стало вдруг так тепло и уютно! Ветер затих. Дождь закончился. А по дорожке, держа улыбающуюся маму за руку, шел мальчик, которого совсем недавно считали безнадежно больным. И они были очень счастливы.

А в окно на них смотрели добрая девочка и маленький Ангел.

Рисунки Ильи Одинцова.