Судьба моей мамы

Письмо нашей читательницы.

Здравствуйте, уважаемый Антон Евгеньевич!

Однажды вы уже напечатали в газете «Благовест» мое письмо, и хотя писать мне очень трудно, решилась написать вам еще. Ведь в Библии сказано: «Тайну цареву прилично хранить, а о делах Божиих объявлять похвально» (Тов. 12, 7).

Моя мама Вера Ивановна родилась в многодетной крестьянской семье, в Томской губернии. С самого раннего возраста она узнала тяжелый крестьянский труд. В восемь лет она стала учиться в церковноприходской школе. Все ее братья и сестры с восьми лет учились в школе, а когда им исполнялось 12 лет, мальчики шли в батраки, а девочек отвозили в Томск и отдавали в прислуги. Не избежала этой участи и моя мама. Ее старшая сестра попросила хозяйку дома, в котором она жила в прислугах, и маму взяли помощницей кухарки.

Шла Первая мировая война, и у кухарки муж был на фронте. От него часто приходили письма, но кухарка была неграмотная. Моя мама читала ей письма и потом под диктовку писала ответ. Хозяйка всегда приходила на кухню снимать пробу с блюд. Однажды она застала маму и кухарку за написанием письма и очень удивилась:

— Верочка, вы грамотная?

Да, именно так — «Верочка» и на «вы» обращалась хозяйка к девочке-прислуге. Хозяева не разрешали слугам называть их «барин» или «барыня», только по имени-отчеству — Куприян Николаевич и Наталья Францевна. Они были немцы, но уже давно жили в России.

Через несколько дней, вечером, когда вся работа была окончена, Наталья Францевна позвала маму к себе. Она попросила ее сесть на маленькую скамеечку, стоявшую рядом с ее креслом, и попросила… рассказать ей сказки. Когда мама вернулась на кухню, ее стали расспрашивать, зачем хозяйка звала ее. Она ответила:

— Сказки рассказывать…

Слова ее покрыл дружный хохот.

— Ба, хозяевам делать нечего! У них книг вон сколько, читали бы себе, так нет, сказок захотелось!

На следующий вечер маму снова позвали в хозяйские покои. Наталья Францевна сказала девочке, что они с мужем решили попросить ее играть с их детьми:

— Раз мы теперь живем в России, наши дети хорошо должны знать русскую культуру и обычаи, — сказала Наталья Францевна. — Это же теперь их Родина. И мы хотим, чтобы они от вас, Верочка, узнавали русские сказки, песни, игры. Узнавали душу русского народа!

Хозяйка позвонила в колокольчик и велела горничной показать маме ее новую комнату. Потом пришла портниха, сняла мерки и сшила маме платье, как у хозяйской дочки. Комната мамы была маленькая, но в ней было окно, кровать, застеленная чистым бельем, небольшой стол и сундук для маминых вещей.

У хозяев были сын и дочь, почти мамины ровесники. Ее комната была рядом с их комнатами, и если ночью детям что-то требовалось, мама выполняла их просьбу. Они вместе играли, и когда рядом не было родителей и гувернеров, дети просили мою будущую маму быть с ними на «ты». Во время трапез, когда не было гостей, моя мама сидела за столом вместе с хозяевами.

Потом наступило тревожное революционное время. Мамины хозяева с детьми уехали в Петербург, где у них был дом, а потом совсем уехали из России. А мама переехала в Новониколаевск (сейчас Новосибирск), работала на табачной фабрике, а потом в типографии Сибирского военного округа. В типографии она познакомилась с моим отцом, вышла за него замуж, и вскоре родилась я.

Родители планировали, что после моего рождения мама возьмет на год отпуск без содержания и будет сидеть со мной. Но Господь рассудил иначе. К нашим соседям привезли из деревни девочку, вся семья которой умерла от голода. Мои родители подумали и взяли ее к себе. В типографии родителям выдавали хороший продуктовый паек, так что они и с соседями делились. Вот соседка и попросила их взять к себе сироту. И мама не стала оставлять работу. Она работала всегда в первую смену, а отец — во вторую. Так они по очереди смотрели за нами.

Но когда мне исполнился год, отец ушел от нас. Мама написала письмо сестре в Иркутск, и вскоре пришел ответ: «Быстро собирайся и приезжай, есть для тебя рабочее место. Будешь поваром в летних лагерях». По окончании летнего сезона нам дали комнату, а мама устроилась в типографию «Ирпечатник». Это была большая артель инвалидов, там было несколько цехов. Инвалиды клеили коробки, стегали одеяла, валяли валенки. У мамы была вторая группа инвалидности из-за болезни сердца.

В Иркутске за городом был детдом. Однажды воспитатели послали тринадцатилетнюю девочку за чем-то в город. Звали ее Нина Самойленко. Дорога в город была безлюдной, мимо кладбища, и когда Нина возвращалась обратно, какой-то негодяй надругался над ней. О случившемся девочка рассказала воспитателям. А они ей сказали: «Ты теперь не девочка, тебе с детьми жить нельзя». И выгнали ее. Пошла она скитаться по городу, вдобавок ко всему еще и оказалась беременна.

Когда пришел срок, родила она девочку. Малышку определили в Дом малютки, а Нину устроили на швейную фабрику уборщицей. Дали ей место в общежитии, но соседки по комнате не захотели жить с ней рядом, и она спала под лестницей. Там ее и обнаружил, свернувшуюся в клубочек, кто-то из работников маминой артели и привел ее к инвалидам.

Все были потрясены судьбой этой несчастной девочки. Председатель артели Михаил Аронович Кербель сказал, что подберет для нее в типографии подходящую работу и устроит в общежитие инвалидов, где ее никто не обидит.

Моя мама, как услышала про девочку, забрала ее к нам домой на выходные. Привела ее, а по ней вши ходуном ходят, и не только на голове, но и по всей одежде. Мама всю ее одежду бросила в печку, остригла Нине волосы, вымыла ее и побежала в аптеку. Там ей дали мазь от вшей. Мама пришла домой, намазала Нине голову и покрыла повязкой, как велели в аптеке. А когда через определенное время сняла повязку, увидела, что у бедной девочки вся кожа с головы слезла. Оказывается, так и было предусмотрено в рецепте мази. Потом кожа постепенно заживала. Мама повязала Нине голову стерильной салфеткой и уложила спать на мою кровать. Спала она почти сутки! За это время наша соседка, у которой была швейная машинка, сшила ей платье и рубашку из ткани, которую дала моя мама. Кто-то из соседей дал девочке чулки, кто-то подобрал еще кое-что из одежды.

Стала Нина работать в типографии, жила в общежитии, но почти каждый день после работы приходила к нам. Мама ее кормила, лечила. Нина часто навещала свою дочку, любила ее и всегда с восторгом рассказывала о ней. Она очень ждала того времени, когда у нее будет возможность забрать дочку к себе.

И таких подопечных, как Нина, у мамы было немало. Одна из них — моя одноклассница Муся Топоркова. Ее звали Марией, но все ласково называли Мусей. Жила Муся недалеко от нашего дома, отца у нее не было, а был отчим, который пил и буянил. И Мусе часто приходилось ночевать у нас. А потом и вообще она стала жить у нас постоянно. Ее мама сама принесла к нам ее вещи, потому что ее муж, когда бывал пьяный, мог всё изорвать, изрубить топором. Для моей мамы Муся стала как еще одна дочка. В мой день рожденья мама покупала подарок мне и точно такой же — Мусе, чтобы ей не обидно было.

Вот такой была моя мама. Намучилась она со мной, у меня ведь с детства тяжелый порок сердца и другие болезни. А она сама была очень больна, но никогда не жаловалась, терпеливо несла свой жизненный крест.

После ухода мамы в мир иной дважды со мной происходили очень похожие необычные случаи. Однажды стала я белить в комнате. Белила вечером, после работы, поэтому пришлось включить переносную лампу-софит. Только собиралась начать, как вдруг отчетливо слышу мамин голос, который говорит мне с тревогой:

— Лида! Лида! Ну Лида же!

У меня мурашки по телу пробежали. В квартире я одна, соседка к сестре ушла. Голос — мамин…

У меня были резиновые перчатки, но я ими не пользовалась. И тут вдруг ни с того ни с сего решила их надеть. Надела перчатку на правую руку, взяла лампу — хотела ее перенести, — и тут случилось короткое замыкание. В комнате погас свет, а в перчатке, на месте ладони, дыра выгорела. Если бы я не надела перчатку, меня бы стукнуло током. Вот о чем тревожилась моя мама! Она и там видит меня, заботится обо мне, старается помочь!

И еще было так. Я выздоравливала после тяжелого перелома ноги, только-только сняли гипс. В квартире я была одна. Вдруг опять слышу мамин голос, и опять мама говорит мне с тревогой:

— Лида! Лида! Ну Лида же!

Дошла до соседки, которая за мной ухаживала, пока я четыре месяца лежала в гипсе. Рассказала ей про голос и говорю:

— Люба, я опять что-то сломаю!

У меня же остеопороз, кости хрупкие, часто случаются переломы…

Она мне отвечает:

— Ну и не ходите никуда, мы все вам сделаем!

Но оказалось, мама тревожилась не обо мне, а о моей приемной дочери. Она жила в Таджикистане. И через два дня в Таджикистане случилось страшное землетрясение. Вот об этом предупреждала меня мама! Дочь потом писала мне, что в земле появилась трещина, задев край ее палатки.

А этот случай произошел со мной 27 августа 2002 года, в канун праздника Успения Пресвятой Богородицы. Мне стало тяжело дышать, пришлось лечь. Чувствую, холодеют ноги, в голове ледяной комок, леденеют руки, плечи. Холод от ног поднимается вверх, от рук опускается вниз. Почему-то понимаю, что когда этот холод соединится, я умру. Вслух говорю: «Господи, не дай мне умереть без Святого Причастия!» Повторяю эти слова вновь и вновь. В это время пришел сосед. Глянул на меня, тронул за руку, за ногу и понял, в чем дело. Он, молодой мужчина, относился ко мне как к матери. Трясет меня за плечо и уговаривает:

— Лидия Алексевна, только не умирайте, я обижусь, если вы умрете…

А у самого глаза влажные. Я ему говорю, что надо батюшку позвать. Настоятель нашей церкви протоиерей Виктор Комаров живет в нашем доме. Но в это время он был на службе в храме. Сосед вызвал «скорую». А машин не хватает, прислали ко мне медсестру молоденькую. Она первым делом ввела мне лекарство от повышенного давления. А я гипотоник! У меня давление, наоборот, пониженное. Но еще до укола я почувствовала, что пальцы рук начинают теплеть. Только медсестра сделала укол, и… вошел батюшка. Это сосед увидел из окна, что он подъехал к дому, побежал и сказал обо мне. Батюшка сразу начал молиться — вот почему стали теплеть пальцы моих рук. Помолился отец Виктор надо мною, потом подошел к моим иконам, еще помолился. Сказал мне:

— Сейчас поеду в церковь, и мы все будем молиться о вас.

Не прошло и часа, как я смогла встать. На столе стояли ампулки, оставленные медсестрой. В них было лекарство, понижающее артериальное давление. Ампулки были пустые…

Вот так Господь по искренней молитве моего духовного отца сохранил мне жизнь. Прошу читателей помолиться о его здравии. Протоиерей Виктор очень болен. У него больное сердце и бронхит в очень тяжелой форме. Дышит с большим трудом, и даже по телефону говорить ему уже нелегко. Богослужения совершать отец Виктор уже не может. С ним рядом его матушка Галина. Помолитесь, пожалуйста, и о ней. Она тоже нездорова, мучают частые головные боли. А ведь они, в общем-то, еще молодые — отцу Виктору 62 года, а матушке 60 лет.

Вымолил мой дорогой батюшка меня и еще раз. Случилось это в 2011 году, в мой день рождения. По моей просьбе батюшка пришел ко мне, чтобы меня пособоровать — я очень плохо себя чувствовала. С ним пришла и матушка. И вот при них я опять стала умирать. Всё повторилось, как в тот, предыдущий раз. Так же стали холодными руки и ноги. Я сказала батюшке, что отхожу. Он стал молиться. Матушка Галина держала мои руки в своих руках и тоже молилась. Не знаю, сколько прошло времени, пока я не почувствовала, что кончики пальцев снова становятся теплыми. Батюшка глянул на меня и с облегчением, с радостью воскликнул:

— Ожила!!!

— Ожила, батюшка!

Вот так в день моего рождения, когда мне исполнялось 84 года, я словно родилась вновь. Дивен Господь! Как Он добр к нам, грешным! Как велика сила молитвы!

Много раз я убеждалась, что если молиться с верой, зная, что Господь слышит, молитва не остается напрасной. Когда что-то прошу у Бога, всегда добавляю: «Господи, Тебе все ведомо. Сотвори со мною, как изволишь, Господи. Ты лучше меня знаешь, что для меня сейчас полезно. Поэтому пусть все будет так, как Ты хочешь. Твори, Господи, волю Твою и даруй мне терпение. Достойное по делам моим приемлю. Слава Богу за все! Слава Богу за все! Слава Богу за все!» И Бог всегда мне помогает.

В одном из номеров «Благовеста» был совет (дословно, конечно, не помню): если что-то потеряешь или кто-то у вас что-то похитит, помолитесь, чтобы Господь принял потерянное как милостыню.

Пенсия у меня тогда была небольшая. Сидела я как-то, перебирала свои рубли-копейки, высчитывала, сколько чего могу купить. В это время пришла ко мне знакомая. Посидели, поговорили, я несколько раз на кухню выходила… А после ее ухода обнаружила, что денег у меня на сто рублей меньше. Не могла поверить своим глазам! Знакомая моя женщина верующая, вряд ли она могла такое сделать. Снова пересчитала — не хватает! И тогда я помолилась:

— Господи! Прости меня, пожалуйста, может быть, я ошибаюсь, но если раба Твоя (не назову здесь имени ее) действительно взяла у меня эти деньги, взыщи с нее их в тройном размере и прими их милостыней во искупление ее грехов и грехов усопших рабов Твоих, о которых помолиться некому. Пусть будет сто рублей от меня и двести — во искупление ее греха. Не наказывай ее меня ради грешной. Буди милостив к нам, грешным.

Молилась я, чтобы Господь взыскал с нее втрое, не потому, что хотела ей зла. А просто переживала за ее душу — такой грех взяла она на себя.

Прошло какое-то время, знакомая вновь пришла ко мне и в разговоре вдруг вспомнила:

— Лидия Алексеевна, помните, я была у вас? От вас пошла в магазин, купить кое-чего. Прихожу, хотела расплатиться с продавцом — и вижу, кошелек потеряла. А там триста рублей было.

Так она мне и не решилась признаться. Но я зла на нее не держу. И ведь как получилось — по воле Божией взяты у нее были эти деньги и стали кому-то милостыней.

Милостыню за усопших рабов Божиих, о ком помолиться некому, стараюсь подавать почаще, сама ведь буду такая. Все мои родные, подруги умерли, всех я пережила, одна осталась. Только с Богом могу поделиться своими бедами и радостями, за всё Его всегда благодарю.

С искренним уважением,

молящаяся о всех вас грешная раба Божия

Лидия Сиднева,

пос. Благовещенка Алтайского края.