Художники

В очередную годовщину Сталинградской битвы по ТВ показали фильм «Сталинград» режиссера Юрия Озерова, где я сыграл в эпизодике одного из защитников Дома сержанта Павлова. Но то ли потому, что это фильм о судьбоносной войне, то ли потому, что в фильме снимались прекрасные актеры — Никоненко, Гармаш, Лауцавичус, — но моя ролишка врезается в память зрителям. Я это говорю с уверенностью потому, что на следующий день мне звонили родственники, знакомые, бывшие одноклассники, обращались соседи… И почти у всех после дежурных вопросов возникал примерно такой: почему же ты сейчас вне кино? Я шутливо отмахивался. Ведь мало кто поверит, что из кино я ушел добровольно. Еще студентом я снялся в нескольких фильмах, сам начал снимать как режиссер. Но потом начались реформы, и мой первый документальный фильм «Русские идут» об антирусских погромах, по окраинам Союза «положили на полку», когда, казалось бы, «с полки» все снимали. А на одной студии в сценарии, где герой с героиней беседуют, а на дальнем фоне купаются в реке слепые из пансионата, мне предложили показать непотребную сцену со слепыми (такого еще не было!), а разговор главных персонажей о любви звучал бы за кадром. Вот тогда-то я окончательно и понял, что с кино мне надо завязывать.

И скажу, не кривя душой, что не жалею. Ведь те, кто начинал со мной, что делают? Играют в «последнего героя», штурмуют форт Баярд, ведут омерзительные ток-шоу, изображают кого-то в «мыльных» сериалах. Чего стоит «Кармелита», где одну из главных ролей играет мой друг из театра на Таганке, а постановщиком является человек, который делился со мной своими первыми творческими планами. Оба, кстати, так же, как и я, выходцы из провинции.
А вот у меня, слава Богу, добрая сотня Православных передач, несколько фильмов, в том числе о блаженной Марии Самарской, о кровоточащих иконах, о голоде 21-го года в Поволжье… Но мне иногда говорят, что это только Самара, а вот бы на всю Россию! Я полуотшучиваюсь: «Наша губерния больше Бельгии, так что считайте, что я работаю на целое государство!» Что же касается всей России, то газета «Благовест» расходится по всей стране.
Но хватит о себе, любимом. Очередной выход на экраны «Сталинграда» навел меня на размышления о жизни двух художников, о том, почему так сложились их творческие судьбы…

Родились они в одной заволжской деревне, почти ровесники. Купались в одной реке, ловили рыбу в одних прудах, и школьные учителя были одни и те же. И этих мальчишек тянуло не к тракторам и даже не к лошадям, а к художеству. Они рано начали рисовать: родные просторы, односельчан и все, что вызывала фантазия от прочитанных книг. Затем оба закончили московские художественные вузы, стали неплохими рисовальщиками, не потеряв в столичной суете самобытности.
А вот дальше их судьбы разошлись. Один, назовем его художником Александром С., как-то зацепился в Москве, жил и работал в подвале, общался с элитной и совсем неэлитной богемой. Много писал, в основном пейзажи заволжских степей, которые до сих пор восхищают даже привередливую столичную публику. А зарабатывал созданием портретов людей, мягко говоря, недостойных, чтобы те оставались на холстах в памяти потомков. Отдаленно это напоминает судьбу художника из повести Гоголя «Портрет». С. терпеливо ждал своего часа…
Художнику Сергею Н. пришлось вернуться в родную деревню, потому что он рано женился, и у него уже подрастали дети. Он тоже много работал: писал пейзажи, портреты, оформлял детские сады, школы, конторы колхозов — не гнушался любым заработком, который может предоставить сельская глубинка. Но вот грянула перестройка с гласностью и прочими соблазнами. И почти каждый художник в России решил, что наступил ЕГО час.
С. очень удачно засветился на престижной полускандальной выставке на Кузнецком Мосту. Репродукции его картин стали регулярно появляться в самых различных престижных изданиях. Художников очень талантливо изображал язвы тогдашнего советского быта. Работы его раскупались иностранными коллекционерами. Затем он оформил двойное гражданство и уехал в Америку.
Художника Н. судьба повела в совершенно другую сторону. В здании бывшего храма, перевезенного из умирающего села, ему удалось открыть краеведческий музей, а потом детскую изостудию и картинную галерею. И назвал он свое детище Духовно-культурным центром. Приглашал сюда для встречи с сельчанами художников, писателей, кинематографистов и настоятеля ближайшего храма, благодаря которому пришел к Православию. Каждый пост в изостудии проходят Богослужения, совершается Литургия.
Сейчас художник С. выставляется в зарубежных галереях, где продает картины. Но в основном зарабатывает тем, что оформляет дома и квартиры евреев-эмигрантов из Советского Союза. Бывая в Москве, он тоже не бездельничает: не так давно сделал полный дизайн ресторану «Мефистофель». Там в интерьере вместо столов — гробы, на которых в качестве пепельниц расставлены черепа. А настенные украшения заменяют скелеты. И все — черным-черно…
Художник Н. продолжает писать пейзажи и портреты, иногда умудряясь их продавать, организует выставки своих студийцев по всему миру — от Франции до Японии. А недавно стал писать иконы, четыре из них — в храме того священника, что привел его к вере. На них молятся прихожане. Сейчас Н. занимается обустройством и росписью недавно построенной часовни во имя Преподобного Сергия Радонежского.
Но вот что самое удивительное: один художник считает, что его жизнь удалась, а другой — нет. С. катается по всему миру, не очень-то считая доллары, издает альбомы и каталоги, участвует в выставках… Н. считает, что ему не повезло: не то что славы, но даже известности нет. Да и дальше Москвы никуда не выезжал. А чтобы относительно безбедно прожить, приходится содержать сад, огород, скотину…
Художник С. иногда приезжает в родную деревню, собирает друзей, одноклассников, и они, гоняя чаи, вспоминают детство. Когда одна знакомая спросила его, не тянет ли на Родину, он ответил, что Родина там, где хорошо. А на возражения друга-художника сказал: «Развели тут попов, играете в казаки-разбойники и живете в нищете. Мне этого не надо».
…Я листал альбом художника С., изданный в Гонконге, очень дорогой, мне такой никогда не купить. Да я бы и не стал покупать. Там на одной из картин у канонически изображенной Богородицы на руках голенький Горбачев с родимым пятном на лбу. А на другой — на Распятии какое-то чудище, вызывающее отвращение. Я отложил альбом и взял еще недописанную и, как сказал мой друг Н., «неподдающуюся» икону. Но это была и-ко-на. И я верю, что она ему рано или поздно «поддастся».
Н. до сих пор считает, что семья ему помешала стать истинным творцом. Но я вижу, как он радуется жене, дочерям, трем внукам и десяткам учеников. По большому счету, он счастлив.
А художник С. живет в своей огромной нью-йоркской квартире один среди множества полотен, на которых изображены не-люди.
…В последний приезд в родную деревню он сначала зашел на кладбище: вот могилы отца, матери, родственников, знакомых. Потом он обошел все кладбище и присел на лавочку. И просидел так до рассвета. Поэтому я не верю в его браваду, что Родина там, где хорошо.

На снимках: художник С. в своей мастерской; картина А. Сундукова «Inflation» («Бурление»); картина С. Небритова «Автопортрет с пейзажем».

Владимир Осипов

22.04.2005