День нерождения

День нерождения

В день, когда ты поняла,
Что внутри сынок,
Словно тонкая игла
Впилась в твой висок:
«Нет, не нужен он совсем,
Позже, может быть…
Вся в кредитах, ну зачем
Нищету плодить?»
А он видел сны, он спал — 
Поле в васильках,
Он бежал и замирал
В маминых руках.
Ты сама была такой
Тридцать лет назад.
Что ж так плачет Ангел твой,
Опустив глаза?
Не убей, он твой теперь,
Ну представь, как он
Улыбается тебе,
Просит молоко.
Гордые, без жалости,
Не слышим в шуме дня:
«Мамочка, пожалуйста,
Не убивай меня…»
Но ждет кресло-эшафот,
Мыслей адский плен.
Жизнь у сына заберет
Холодный инструмент.
Смерть принявший без вины,
Не успевший жить
Долго-долго в твои сны
Будет приходить.
Улыбнется: «Мам, я здесь,
Мама, я живой,
По ту сторону небес
Встретимся с тобой».

Трисвятое

Встанем выше, чем лень и похоть,
Чтобы расслышать Ангелов песнь
Сквозь рекламы адский грохот,
Сквозь мегаполиса гордую спесь.
И когда страх холодный, цепкий
Входит сомненьем в полночный час,
Святый Боже, Святый Крепкий,
Святый Безсмертный, помилуй нас.

Воины Неба в обороне,
Масло в лампадах, как порох в стволе,
К миру спиной, лицом к иконе,
Кого убоимся на этой земле?
Время дни молотит в щепки,
Но мы для мира ничто сейчас.
Святый Боже, Святый Крепкий,
Святый Безсмертный, помилуй нас.

Души людей — поле битвы,
Дуги пылают в тысячи вольт.
Чистой водой слова молитвы
Гасят в душе покаяния боль.
Рвутся прутья нашей клетки,
Полночь не скроет блеск наших глаз,
Святый Боже, Святый Крепкий,
Святый Безсмертный, помилуй нас.

Из Вавилона в небо

Против теченья всегда тяжело — 
Что-то придется терять.
Много друзей и подруг унесло,
И не всегда с тобой мать.
Но ты рванул на голос Небес,
Правилам наперекор,
Словно воскрес ты с Тем, Кто воскрес,
Вырвался ты на простор.
Пост и молитва — твои два крыла,
И словно воздух любовь.
Но тянут обратно лихие дела — 
Ржавые гири грехов.

Там святых забивали камнями,
Там себя убиваем мы сами,
Каждый день распиная Христа…

Тонет в грехах Вавилон и смердит,
Но здесь тебе выпало жить,
Чтобы помочь тем, кто сбился с пути,
Чтоб научиться любить.
Как долго ждал тебя добрый Отец,
Чтоб ты вернулся в свой дом,
Сколько же лун ты бродил в темноте
И упивался грехом!..
Но миру не будешь своим ты теперь,
Что ему с нищего взять?
Трудно стучаться в Небесную дверь,
Но не стучаться нельзя.

Не снимайте траур

Не снимайте траур ни на день,
Ироду такое и не снилось:
Нерожденных тысячи детей
Отправляем каждый день в могилу.

Не снимайте траур по стране:
Через век ее уже не будет.
В этой необъявленной войне
Своих деток убивают люди.

Не снимайте траур — черный цвет
Нам к лицу, все знающим и гордым.
Сколько будет нас Господь терпеть,
Убивающих детей ради комфорта?

Дерево жизни

В скалах гранитных на краешке света
Дерево жизни борется с ветром.
Дерево жизни как столб на границе,
В нем тайна тайн от рожденья хранится.
Корни, как пальцы, стертые в кровь,
Знают клыки озверевших ветров.
Черные ветры сорвались с цепей
И не пугаются острых ветвей.
Но не узнают те ветры никак:
Пока под землею родник не иссяк,
Дерево выстоит в бешеной мгле,
Чтобы продолжилась жизнь на Земле,
Жизнь, что равняет людей и деревья.
Как и они, мы находим спасенье
В чистых ключах покаянья и веры,
Спрятанных в нас от безумного ветра.

+++

Рече безумен в сердце своем: несть Бог (Пс. 13, 1).

Женщина закурит, спросит нервно:
«Что вы дурите всех, обманувшись сами?
Что дает реально эта вера?
От чего ваш Бог людей спасает?»

А над ней печальный Ангел белый
крыльями, как маленькую дочку,
будет укрывать ее, чтоб целый
мир ей не разрушить в одиночку.

«Книги, по которым вы живете, — 
она скажет, — написали люди,
Люди, — как и мы, из грешной плоти.
Кто им верит, кто читать их будет?»

Вся в дыму от тонкой сигареты,
бедная и не заметит сгоряча,
кто эти вопросы без ответов
ей нашепчет из-за левого плеча.

Она скажет: «Мертво Христианство,
правды нет и не было на свете!»
Но Создавший время и пространство
тот же, что и в древнем Назарете.

Она скажет: «Люди изменились…» —
но не сможет привести примера,
что такого в людях появилось,
чего не было до нашей эры.

Та же злоба и слова пустые
на земле как были, так и будут.
В сотый раз уйдут в леса святые,
в миллионный раз предаст Иуда.

Не вмени ей в грех все это, Отче,
что творит, она сама не знает.
Через много лет безлунной ночью
ее слезы покаянья оправдают.

Сергей Грешников

См. также

11.08.2006