Краски родной земли

Симбирское село Прислониха стало известным на весь мир благодаря полотнам художника Аркадия Пластова

Прислониха

приютилась на красивых холмах, возле леса. Приютилась в XVII веке возле речки Каменный Брод, а в названии села осталось подмеченное прадедами тихо сказанное слово — Прислониха. Прислонились здесь избенки к убегающим ввысь холмам, к земле, как к мамке родной. Прислонились, как к спасению, чтобы не затеряться в пыли больших дорог.
Старожилы помнят, что в прошлом село носило еще и название Богоявленское — потому что первую церковь, которую возвели местные мужики, освятили в честь Богоявления Господня. Та первая церковь со временем обветшала, и в 1878 году архитектор Григорий Гаврилович Пластов, сын иконописца Гаврилы Степановича, который расписал десятки храмов Поволжья, спроектировал новый храм в Прислонихе. Он построен «кораблем», внутри стены были обтянуты холстами и расписаны архитектором и иконописцем Пластовым и его отцом.
Потом, в тридцатые годы XX века, полотна будут рвать и выкидывать из храма, а внук создателей храма Аркадий Александрович Пластов, будущий народный художник СССР, скажет об этом варварстве: «Цветно и нарядно падали к моим ногам древние образа, писанные дедом». К тому времени сознание прислонихинских мужиков было перевернуто, и они растаскивали холсты с ликами святых и библейскими сюжетами на портянки. В прямом смысле слова.
— Саня, — спросил у одного сельского парня Аркадий Александрович, — куда же вы холсты несете, зачем они вам?
— А знаете, если в котле, в бане их отпарить, то такие портянки хорошие получаются, — донеслось ему в ответ.
— Но ты же вчера молился перед ними, на коленях стоял?
— Что я, все так делают.
Потом пригнали трактор и два дня валили купол с церкви. В первый день ничего не вышло, так во второй пригнали больше техники и все же сбросили купол. Многие прихожане видели, как в это время из обезглавленного храма выпорхнули три белых голубя, и посчитали это знамением о лучших будущих временах, когда обез-главленные храмы в России начнут открывать и строить новые. Этой надеждой многие и жили.

«Храм построен прадедом и восстановлен отцом»

В этот день мы случайно застали в Прислонихе сына того, кому выпала доля восстанавливать Богоявленскую церковь, Николая Николаевича Пластова. Москвич, член Союза художников России, он приезжает сюда поработать и проведать свою старенькую матушку Елену Николаевну. В мастерской деда и отца многое осталось, как было при их жизни. На полочках деревянные скульптуры, фигурки из веток и шишек. Множество полотен и просто наброски деда, Аркадия Александровича. А на мольберте осталась незаконченная икона Преподобного Сергия Радонежского для сельского храма — это последнее, что успел написать отец, Николай Аркадьевич.
Большая икона Михаила Архангела, созданная еще прадедом Григорием Гавриловичем, озаряет мастерскую каким-то пурпурным светом. В палитре можно найти еще старинные краски, а в стеклянной баночке — букет кисточек, которые помнят руки отца и деда.
Вся эта подлинная старина создает какую-то чудную атмосферу, которую хочется бережно сохранить и донести через многие годы для будущих поколений россиян. Кто знает, может, когда-нибудь здесь будет музей уже всех поколений Пластовых и все эти предметы станут живыми свидетелями их творчества.

А пока здесь нет экспонатов и все можно потрогать руками. Глажу гриву деревянной детской лошадки, ее Аркадий Александрович сделал своему внуку Коле. В детстве обязательно должна быть вот такая замечательная лошадка, а тем более сделанная руками деда.
— Любили кататься на этой лошадке?
…В ответ Николай Николаевич улыбается и молчит. А я догадываюсь по взгляду: очень любил!
— В детстве родные любили вас побаловать?
— Да все как-то к месту было. И по головке ласково погладят, и огород копать заставят, все вытекало из самой жизни. Вместе занимались фотографией и живописью. Работал наравне со взрослыми. Косил, сажал. А в 1973 году поступил в Суриковский институт и стал жить в Москве.
— А какое самое яркое впечатление детства?
— Благорастворение воздухов. И такое особое состояние, когда нет жизненных противоречий и решений. Это было самое счастливое время, когда были все живы, когда были романтичные надежды на будущее. Еще запомнилось обилие земных плодов.
— Какие чувства просыпались в том маленьком Коле, когда он входил в храм, созданный и расписанный прадедами?
— В моем детстве в церковь зайти было страшно — ее превратили в жуткий сарай, который был наполнен опасным для жизни содержимым. Там хранили удобрения. Самое ужасное, что в алтаре складывали ядохимикаты. Изощрения коммунистов не знали границ. Помню, как в начале девяностых годов люди в марлевых повязках убирали, расчищали храм и увозили из него, помимо всего прочего, зеленовато-розовый ДДТ.
Отец мой, Николай Аркадьевич, настоял в свое время включить храм в список обязательных реставрируемых объектов. В 70-х годах было принято постановление о культурно-исторических зонах, охраняемых государством, и вот, как это ни странно, оно и спасло церковь от дальнейшего разрушения. В документах наш храм значился как культовое здание, стыдились даже самого слова «церковь».
И вот сначала восстановлен был дом-музей деда, а затем, в 1975 году, как музей с экспозицией истории села Прислониха, стал обновляться и храм. Отец в те времена был рад и этому — о том, что здесь будут службы, даже боялись мечтать. И под этой маркой охраны культурного наследия и пошло восстановление. Прежний вид церковь стала принимать в 1992 году. А через два года дело дошло до росписи иконостаса. Вся реставрация проходила на моих глазах. Николай Аркадьевич писал иконостас Богоявленского придела, делал резьбу над Царскими вратами, а уже после его смерти ученики и отец Владимир Дмитриев по эскизам отца восстанавливали иконостас придела Казанской иконы Божией Матери. Выходит так, что храм Богоявления села Прислонихи построен был моим прадедом Григорием Гавриловичем, а восстановлен моим отцом.
— Чувство гордости за предков чувствуете?
— Гордость — это не по-христиански. Обязанность. Делай что должен, и будь что будет, — так говорила моя бабушка Наталья Алексеевна. Она была подлинно верующая женщина. Некоторые люди свою набожность выпячивают, а вот для бабушки это было глубокое внутреннее состояние.

Я помню зимние вечера, когда при свечах и лампаде день заканчивался чтением бабушкой молитв и акафистов. В те часы она открывала для меня мир Православия. Церковь не действовала, но бабушка старалась для меня все это восполнить. Были бы у всех такие бабушки!
Еще с Екатерининских времен в нашем роду всегда были священники. И Григорий Гаврилович Пластов, с кого и началась наша династия художников, тоже готовил себя к священническому сану. Но в духовной семинарии был кружок изобразительного искусства, руководитель кружка заметил в прадеде дар живописца. Сейчас в мастерской деда удалось сохранить некоторые иконы Григория Гавриловича, одна из них Михаила Архангела. Может быть, именно такой святой образ увидел его девятилетний внук Аркадий, и в его жизни он сыграл важную роль. В 1905 году в село приехала артель иконописцев подновлять потускневшую храмовую роспись. И когда Аркадий Александрович увидел, как они работают, как это интересно, что под их кистью «рождается Ангел в хламиде цвета огня», то, пораженный величием, решил быть живописцем.

Он свои ромашки не предал…

В музее Аркадия Александровича Пластова встречает нас галерея фотографий жителей села Прислонихи — этих людей в свое время писал художник. Все мужики с бородами, а девицы — красавицы.
Научный сотрудник музея Антонина Романова рассказала, что возле картины «Мама» местные жительницы всегда начинали спорить: одна считала, что с нее списано, а другая утверждала, что на холсте ее портрет.
— А на самом деле, — продолжала Антонина, — Аркадий Александрович переписал многих сельчанок и собрал такой вот образ матери. «Белые грибы», посмотрите, как живые. У нас чудо как родит земля. В том году столько народу за грибами приехало, все набрали полные лукошки, и ничего, всем хватило. Как любил рисовать художник детей, стремился вставить в композицию каждого полотна ребячий облик с ангелоподобным ликом. Глядя на работы Пластова, не задаешься вопросом, что хотел сказать художник. Все и так понятно. Он писал людей, землю и свою малую родину. Любил писать только пейзажи своего села. Был такой случай. Ездили они вместе с сыном в другое селение, там что-то задерживались, и довелось там поработать и прилечь отдохнуть, и Аркадий Александрович все вздыхал: «Эх, я свои ромашки предал».
Около десяти тысяч (!) работ создал художник, его картины хранятся в Третьяковской галерее, в Русском музее, в различных музеях бывших союзных республик. Самая знаменитая работа — «Фашист пролетел». На ней нет батальных сцен, здесь показано, зачем на русскую землю пришли фашисты: чтобы стереть все живое с лица земли. Убит мальчик-пастушок, расстреляно стадо коров, и полетел самолет дальше, уничтожая все на своем пути.
Фамилия человека о многом говорит, и Пластовым недаром дана Господом именно такая. Поколения иконописцев и художников смогли оставить в русском искусстве целый пласт. Красивых мест в России много, но Пластовы, много веков жившие в Прислонихе, построившие и возродившие здесь храм, всем сердцем любили родную землю. В этой земле сейчас они и покоятся. А те, кто жив — при каждой возможности спешат из столичной круговерти сюда. В родную Прислониху.

Гоголь-моголь

После вечерней службы одна старенькая бабулечка, местная жительница и прихожанка храма Любовь Васильевна Гусенкова, узнав, что пишем мы о Пластовых, поведала:
— Я вам вот что скажу, таких людей, как Пластовы, мне не довелось больше в жизни встретить. Знаете, Аркадий Александрович нам в те времена, когда церковь еще не закрыли, такой праздник на Пасху устраивал! Огоньки разноцветные по стенам церкви развесит, и будто Благодатный Огонь за Царскими вратами, фейерверк света устроит. И когда в полночь запоют: «Христос Воскресе из мертвых» — зажигал большие бенгальские огни, и они горели, искрились — какая красотища была!
У кого в селе что случится, то сразу к ним, к Пластовым шли, денежку занять или другая какая нужда. И ни в чем они никому не отказывали. Жена Аркадия Александровича, Наталья Алексеевна, мою мамку, можно сказать, с того света вытащила. А дело было так. Ушел от нас отец, мама сильно захворала, а нас ведь у нее трое ребятишек. Врачи подержали мать немного в больнице, полечили, да и домой отправили умирать. Вечером как-то приходит к нам Наталья Алексеевна, мы все на лавочке рядком сидим, мамка на кровати лежит уже совсем плохая.
«Лечиться будем, — сказала Наталья Алексеевна, — ты деткам нужна». И достала глюкозу в ампулах и куриные яйца.
— Гоголь-моголь мы сейчас, ребятки, вашей мамке сделаем, она и поправится. Не волнуйтесь, убирайте в избе, не шалите, молитесь, да вот гоголь-моголем больную отпаивайте». Так вот она нам, ребятне, и сказала. Мы как-то успокоились, а к маю Наталья Алексеевна нашу мамку на ноги поставила. Ведь каждый день ходила, лечила и нас подкармливала. Я потом узнала, что ей для поддержки нашей семьи пришлось продать новый пуховый платок. Вот какой светлой души человек. Она ведь собиралась посвятить свою жизнь Господу, да жених хороший попался. Но в конце жизни, когда у нее сильно отекали ноги, она все приговаривала: «Так мне и надо, Господи, мало Ты меня наказываешь, ведь я, грешница, из монастыря ушла».
Как ее отца, земского начальника Алексея Николаевича фон Вика, арестовали, так и решилась молодая Наталья вместе со своей матушкой уйти в монастырь. А была она очень красивой и образованной девицей. Но горе привело из мирской жизни в храм, и стали они с матушкой при церкви выполнять различные послушания. Как-то на Литургии Наталья Алексеевна почувствовала сильное душевное волнение, и оказалось, не зря. С благословения батюшки она собирала во время службы пожертвования и вдруг встретилась с влюбленным взглядом. А это наш Аркадий Александрович был.
Его нянька потом рассказывала, что пришел он в этот день сам не свой и попросил набрать целое лукошко земляники. Она его спрашивает, мол, что случилось. «Невесту я себе нашел. Такая девушка замечательная. Она, нянька, в храме работает».
И вот пешком шестьдесят верст до Симбирска шел, подарил землянику, но ответа никакого не получил. Но Аркадий Александрович решил не сдаваться и еще раз набрал земляники и еще грибов, да опять к любимой за шестьдесят верст пешком.
— Вот ведь как у них вышло, один взгляд, и такая любовь вспыхнула, да на всю жизнь, — продолжила уже позже в музее Антонина Романова, научный сотрудник Дома-музея Аркадия Александровича Пластова. — Наталья Петровна у своей матушки-то и спрашивает, как же быть, вроде в монастырь собралась, а здесь парень такой хороший. Говорить-то еще не говорили, все глазами. Да еще вот подарки принес. Как же быть-то? Мать ей посоветовала написать две записочки, положить их к иконе Божией Матери, помолиться, а утром взять одну, и какой жребий будет указан, значит, так тому и быть. Утром Наталья взяла с образа записочку, а там — «быть женой». Познакомились в 1924 году, а в 1925 году обвенчались. Удивительной доброты была женщина, все она умела, всем помогала. Жизненный путь с супругом у них одинаковый, 79 лет, только она была младше мужа на 10 лет. Когда в конце жизни у Аркадия Александровича был инсульт и он ненадолго пришел в сознание, то сказал своей любимой жене: «Не плачь обо мне, солнышко, через десять лет мы с тобой встретимся». Так оно и вышло.

«Цыгане шумною толпою…»

Жизнь меняется, и самые младшие Пластовы уже живут в Москве, а не в селе, и не занимаются живописью. Сын Николая Николаевича студент МГУ, а дочка еще школьница. Она занимается конным спортом и получила уже не одну золотую медаль. Но их часто привозят в Прислониху. Ведь на асфальте не ясно, откуда ты и зачем. Увидеть Божий Промысл легче на родной земле, где видишь, как из ничего вырастает цветок.
Многие сельчане чувствуют себя осиротевшими из-за того, что Пластовы бывают в Прислонихе только наездами. Но благодаря деятельности настоятеля Богоявленского храма протоиерея Владимира Дмитриева в селе идет продолжение традиций, положенных поколениями Пластовых. Батюшка расписывает сам, восстанавливает многие иконы Богоявленского храма, а недавно в соседнем селе Языково начал строительство новой церкви.
Дед отца Владимира был настоятелем храма в Сурском (ранее называлось это село Промзино). В 1938 году расстрелян. Сам отец Владимир говорит, что сейчас Господь дал ему возможность прожить вторую жизнь, может, за деда. В той первой жизни батюшка имел светскую профессию художника-постановщика и работал в Ульяновском драматическом театре. Теперь об этом не любит рассказывать — и даже фотографироваться не желал, дескать, это что-то оттуда, из театрального прошлого. Зато любит рассказывать о своих прихожанах. Многие из них помогают храму и дарят различные святыни. Лет пять назад к отцу Владимиру пришли местные цыгане — некоторых он уже видел раньше на службе в храме — и пожертвовали два креста и икону «Христос Вседержитель».
— Да, забавный был случай, — вспоминает отец Владимир, — обычно они воруют, а тут, наоборот, святыни в дар принесли! До этого как-то уже другие цыгане спрашивали меня, правда ли, мол, что Господь сделал для нас исключение и в Евангелии написано, что нам можно воровать. Я им ответил, что нигде такого не читал и в Евангелии совсем другое написано. А они настаивали, вот какое лукавство. Стали кощунственно говорить, что якобы Сам Господь им воровать позволил. Вот так они себя выделяют, некоторые цыгане, считают себя особенными. Был такой случай. Пришла на исповедь молодая цыганка, а ее муж стоял и строго следил за тем, что она говорит. И когда я стал что-то там уточнять, то он запретил ей говорить. Увел с исповеди. В Прислонихе и в Языкове есть прихожане цыгане. Самая старая из них, София, часто приходит на службы. У одного цыгана случилась трагедия — погибла жена. Он очень сильно переживал и искал утешение в церкви, на Литургии. Ведь Таинство Евхаристии соединяет всех, и здесь нет ни богатого, ни бедного, ни цыгана, ни русского, снимаются все противоречия и разъединения. Все становится единым и приближает нас к Господу, к пределу молитвы, удаляясь от которой, человек попадает в безпредел жизненных страстей.

Под пушкинской елочкой

Поехали с батюшкой смотреть новый храм в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших», что уже два года строится в соседнем селе Языково. Одни сельчане отдали здание, в котором раньше был магазинчик, другие помогают деньгами, кирпичом — кто чем может. Кто-то приходит трудиться на стройку, кто-то привозит стройматериалы, а кто-то, как пенсионерка Людмила Петровна Кичигина, поет на клиросе и убирается вокруг храма.
Интересуюсь у батюшки, почему именно такое название было выбрано церкви.
— В 1938 году, 18 февраля, были расстреляны почти все священнослужители Симбирской епархии. По собранным мной документам, около 300 священников и мирян в три февральских дня, 17-го, 18-го и 19-го, были уничтожены коммунистами. В Прислонихе уже 13 лет молимся и поминаем погибших за веру на каждой Литургии. Новый храм хочется создать как храм-памятник, и даст Бог, здесь будем молиться об этих невинных жертвах. А потом хочется восстановить храм в самой усадьбе Языково, но сейчас он сильно разрушен и требует серьезных денежных вложений.
Иду от церкви по проселочной дороге, бегают курочки, бычки — и никаких указателей на культурно-исторический памятник, усадьбу поэта Николая Языкова. За бычком прибежала девчушка, лет тринадцати, длинная пестрая юбка и блестящий платок на черных кудрях. Маленькая такая «давайте погадаю», но гадать она нам не собиралась. Бычка отвязала — и вперед.
— Девушка, подскажите, где у вас в деревне усадьба Языкова?
— Да вон же, вон ворота большие. Идите туда, идите. Красиво там, как в сказке, мы в этом парке с подружками гуляем… — ответила и вдогонку за бычком побежала.
За забором усадьбы принял меня в свои объятия густой лес средних российских широт, только с очень хорошей утоптанной дорожкой. Полюбоваться гладью дикого пруда можно на новеньких скамеечках или в резной беседке. Рядом с газоном каменная старинная ваза, ступеньки куда-то… Осталась только каменная стена.
Здесь полтора столетия назад ходил сам Пушкин, когда приезжал в гости к своему другу-поэту Николаю Языкову. И в память об этих днях решил русский гений посадить здесь свое деревце. На крутом склоне, возле прудов, бережно высадил Александр Сергеевич своими руками ель.
В наши дни эта ель перегнала ростом хорошую сосну. Она вымахала большая-пребольшая, что для елочки все-таки редкость. Видно, гениальность поэта как-то передалась и посаженной им елочке. Ель то ли отмечена красивым кованым забором среди других деревьев усадьбы, то ли огорожена от туристов. Но разве это остановит тех, кто желает прикоснуться к пушкинскому творению, сфотографироваться и унести с собой на память хотя бы шишку с поэтического дерева! Между нами и Пушкиным, между нами и «золотым веком» русской поэзии — всего-навсего эта вот ель, которая все еще зеленеет и которую можно потрогать.
И пушкинская ель, и эти симбирские встречи наполнили сердце благородным и возвышающим светом. Светом благодати Господа над этим симбирским краем.

На снимках: Богоявленский храм в селе Прислониха; народный художник СССР Аркадий Пластов в своей мастерской в Прислонихе. Фото из архива Пластовых; Николай Николаевич Пластов возле портрета бабушки Натальи в мастерской деда; протоиерей Владимир Дмитриев возле строящегося храма в селе Языково.

Ольга Круглова

18.06.2008