‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Советы святого праведного Алексия Мечева (окончание)

"Будьте для всех солнышком…"


Начало здесь

«Старайся внимательно относиться к людям. Привыкнуть к этому трудно. Помни: забудь себя и забудь все в себе и живи жизнью всех и каждого. Кто бы к тебе ни пришел, переживай с ним то, что он переживает, входи в его душу, а себя забудь, совершенно забудь себя».

Такой совет отца Алексия не раз встречался в воспоминаниях знавших его. Совет очень трудный. До того трудный, что многим нашим современникам он может показаться совершенно нереальным. В оправдание они готовы сказать: так никто не живет. Это всегда говорили, но если такие примеры были редки во все века, то теперь, кажется, оскудели до крайности. Но значит ли это, что даже стремиться к этому нереально теперь и неразумно? Нет, не значит. Нетрудно себе представить возражение: на такой порыв к самоотдаче набежит целая куча охотников прокатиться на чужой спине. К сожалению, подобное бывает, и не так редко. Кто не знает, как часто липнут к именитым и окруженным многочисленной «духовной семьей» такие личности, о которых еще св. Иоанн Златоуст молился: «спаси мя, Господи, от человек некоторых…». Но это все-таки не должно оправдывать ставшего привычным у многих безразличия к людям. Если Господь поставил кого-то, тем более священника, пастырем Своих овец, то Господь и потребует, чтобы они пасли не себя, а тех, кто нуждается в защите, наставлении, воспитании. Трудно забыть себя ради других! Очень трудно. Но учиться этому нужно. Учиться и не бояться, что не поймут, не так поймут, злоупотреблять могут… Учиться забывать о себе ради Господа — это учиться и тому, чтобы не просочилась где-то тайная мечта о своей значимости, превосходстве, учиться гнать этих предательских «вдохновителей» на труд. Не секрет, что можно трудиться и ради собственной славы. Внешне не разобрать побуждений, знает только совесть человека. В дальнейшем виднее скрытые мотивы поступков, но тем, кто ищет славы своей, маскируясь пастырем добрым, грозит беда. Начнется она с собственной души. Трудно учиться в первую очередь думать о другом, трудно, а иногда (для пастыря, руководителя особенно) совершенно недопустимо жить только для себя. Пример того, как могли, как стремились и как научились жить жизнью каждого приходящего, нам являли собой многие, и в их числе простой, доступный всем, лучащийся добротой и заботой отец Алексий.

«Человек не должен ставить целью спасение своей души, это само придет, не должен думать, что его ожидает после смерти за его служение Богу. Он должен всем существом своим полюбить Господа, отдать Ему всего себя. И все мысли, чувства, движения свои направлять на то, чтобы угодить Господу. Делать на земле то, что Ему было бы приятно. Как для любимого человека стараешься сделать все, что он любит и чего он просит, так, только в безконечно большей степени, нужно сделать для Господа. А что первое и самое приятное Господу? Чему он так радуется, если мы исполняем? Это любовь к ближнему».

Казалось бы, странный совет дает отец Алексий: не думать о спасении души! Да ведь душа дороже мира! Кто же о ней подумает, если не сам человек?! Да еще теперь, когда в мире, огромном, многонаселенном мире, почти каждый чувствует себя как в пустыне? В ответ на чувство одиночества (в семье, среди родственников, знакомых, на работе, в большом коллективе даже) у многих рождается досада: я никому не нужен, но и мне никто не нужен! Здесь очень важно понять, что с таким настроением сомнительно спасение души. Конечно, Господь знает, как найти для каждого путь спасения, но тот, кто думает отгородиться от всех даже молитвой — на опасном пути! Если возразят: а пустынники, отшельники, затворники?.. Что же, и они ошибались?.. Они шли в затвор не от обиды на всех, они могли молиться за всех, потому что душа была мирна, была с Богом, и Бог каждому давал по силе и возможности. Кто очистил душу от страстей — мог молиться за всех. Кто-то, очищаясь в трудах и заботах о других, мог за других предстательствовать, кто-то мог учить, кто-то — учиться терпеть и спасать других вниманием своим. Одному даны силы для многих, другому — для нескольких, кому, может быть, только для одного еще хватит. Дело не в этом, а в том, чтобы направленность была не на себя, а на других ради заповеди Божией. Это и спасает. Господь спасает, видя наше стремление сделать так, как Ему приятно, то есть сделать для других что-то полезное, сделать от души, с любовью. Вообще ведь спасает Господь, а не наши «подвиги». Теперь про подвиги говорить трудно, так как они (если серьезно кто за это возьмется) скорее повредят, чем спасению будут способствовать. Повредят из-за самомнения. Как раз общение, забота о ближних менее всего могут растить самомнение, так как придется встретиться с разными слабостями в других и в себе. От этого вряд ли захочется думать о себе высоко. От этого только будет возрастать необходимость помощи Божией не только каждый час, но и каждый миг. Значит, придется учиться непрестанно молиться.

«Надо считать себя хуже всех. Хочется раздражиться, отомстить или другое что сделать — скорее смирись».

Отец Алексий повторяет за всеми святыми отцами эту фразу: «надо считать себя хуже всех». Она всегда, а теперь особенно, противостоит самому глубинному стремлению доказать себе и другим, что я-то как раз и не хуже других. Как же сочетать эти несоединимые, взаимно исключающие друг друга стремления? Считается, что искренне хуже всех себя может видеть только смиренный. Но пока смирение нам известно на словах, в душе мы считаем, что смириться — это стать половой тряпкой в ногах у всех, кстати, вовсе не лучших — зачем это? И как это сочетается с призванием к совершенству? И разве идеал Христианина — не достойный человек, а сломленный, убогий, ни на что не годный? Так или почти так мы рассуждаем, признавая на словах, что к смирению относимся с почтением. А быть хуже всех — признаем как недостижимую высоту. Неправда! Не быть хуже всех, а считать себя хуже если не всех, то многих мы должны учиться. Считаем мы себя лучше других, потому что не видим своих слабостей, недостатков, не хотим даже думать о каких-то наших свойствах, кому-то неприятных. Мы видим чужие грехи, и на их фоне наши нам видятся совершенно незначительными. А если знаем за собой какую-то слабость, то объявляем ее невинной, легко простительной. Потому и получается из нас вполне законченный фарисей, гордящийся собой: «не как прочие…». Но если не лукавить перед собой, то многие «прочие» хуже на самом деле? Хуже в сравнении с чем или с кем? С нами? А мы все знаем, что довелось испытать им? Или сколько им было дано возможностей? Знаем ли мы, как и кто из них чувствует себя в душе? Кто как еще будет одолевать свои жизненные трудности? Что мы ответим на это? Пожмем плечами? Нам даны заповеди, у нас есть Церковь, до нас доходят хотя бы изредка советы таких духовников, как отец Алексий. А тем «прочим» известно ли все это? И если сравнить то, что дается нам хотя бы Церковью, с тем, что видит теперь большинство, то где уж величаться? Скорее придется признать истину повеления: «не судите…». Бог знает полезное.

«Как в жизни нужно забыть себя и жить жизнью других и для других, так и в молитве нужно забыть себя, свою душу и просить только у Господа силы исполнять его повеления на земле».

Советуя это, отец Алексий знал, что далеко не каждому такой совет по душе. Трудно в духовной жизни все: и в жизни о другом думать больше, чем о себе, и в молитве думать о другом, о Господе, а не о себе, даже не о своей душе, хотя она и дороже всего мира. Мира — да, но не Творца его. Душу спасать, в принципе, вовсе не надо, это получится само собой, если целью жизни будет всегда одно — исполнять заповедь Господа так, чтобы уже никто и ничто не стояло на пути. Даже собственная жизнь, даже своя душа. Видимо, тогда только возможно самоотречение, как возможно и послушание, и вообще все, что может способствовать спасению. Ближних спасению и собственной души. Когда это — то есть творить волю Божию — будет стоять в центре всех желаний и дел, тогда многое станет на свое место. Поэтому нельзя никому никого осуждать. Мы не знаем, как подготовлен человек жизнью к тому, чтобы, узнав о главном, сразу взяться за главное и достичь всех возможных высот. Никому не видно то, как каждому мешает самолюбие, как трудно бороться с ним, как по-разному все люди относятся к этой самой серьезной преграде на пути ко спасению. Чаще всего предпочитают узаконенное внешнее исполнение всяких правил суровому и очень трудному контролю над своим сердцем. Следить и постоянно наводить порядок там, передвигая «святыни», то есть первое место ревностно оставлять только Господу, а свое «я», рвущееся на это первое место, безцеремонно отодвигать назад — дело всегда трудное, ответственное и, главное, очень больное. Болит душа — горделивая, самолюбивая душа болит, когда кого-то ей надо предпочитать себе. И не один раз, а всегда. Во всем. В жизни этот экзамен приходится выдерживать безчисленное количество раз. Всегда, во всем — предпочтение ближним до забвения о себе. Но возможно ли это? Для тех, кто искал, хотел и стремился всегда делать не свое, а то, что Бог даст, будет помощь от Господа по мере искренности и самоотверженности. А Бог дает каждому трудное дело, хотя и не сверх сил — беречь, спасать, растить, защищать, помогать ближним. Если бы об этом по-настоящему заботились все, на земле был бы рай!

«Нельзя щадить и жалеть того, кто другого не жалеет».

И это говорил отец Алексий! Отец Алексий, который всегда забывал себя ради других и учил этому самых верных и преданных духовных детей. И тем не менее именно так он говорил, приучая к ответственности всех. Это не значит, что мы имеем право воздавать «око за око» — это должно быть для всех Христиан пройденным этапом, — но это надо помнить каждому для того, чтобы сдерживать себя, если хочется на кого-то сорваться, сказать резко, не подумав, обидеть, невзирая на последствия, причинить боль. Все, когда-то другому нанесенное, вернется. Обижающий будет обижен, не умеющий жалеть — забыт, невнимательный встретит к себе равнодушие и т.д. Это урок нам всем — как ты, так и к тебе. Если не те, кого ты обидел, так другие, от кого и не ждешь. Это серьезное препятствие к тому, чтобы мы сами были всегда покойны, мирны, всеми и всем довольны. Мы, наше отношение к другим, наша беззаботность, презрение к долгу, неуважительное отношение там, где этого нельзя допускать, как раз и приводят к тому, что получается плохо там и с теми, с кем не хотелось бы натянутости, невнимания, нежелания общаться, снисходить, терпеть друг друга. Иногда говорят: Христианин не должен обижаться! Да, но Христианин не должен и обижать! Если же по недоразумению, невнимательности, недопониманию или еще по какой-либо причине вышло так, что кто-то огорчен, Христианин должен не рукой махнуть: пускай себе расстраивается, а постараться успокоить, примириться, подумать о том, не из-за него ли вышли неприятности для другого. Все с недостатками, и все мы призваны по-доброму влиять друг на друга, помогать видеть свои недостатки у себя (никак не у другого), воспитывать в себе терпение и снисходительность в отношениях с другим, требовательность и внимательность с опасением обидеть другого — к себе. И нельзя все сваливать на других, которые только обязаны и терпеть, и прощать (если и просить прощения не думают), и ничего не ждать доброго от других, и любить всех, и смиряться, считая себя хуже всех. Все это надо уметь и требовать каждому от себя. Тогда совместная жизнь будет легче, и радостнее будет идти всем пусть своим путем, но в одном направлении — к Богу!

«Преподобный Исихий говорит, что без частого призывания Имени Иисуса Христа невозможно очистить сердце».
Из письма отца Алексия.

Отец Алексий пользовался опытом святых молитвенников и хотя жил в миру, но не считал условия жизни основным препятствием ко спасению души. Мешают условия или помогают только при активном отношении к главному делу жизни духовной. Мешают, но не препятствуют, когда способствуют рассеянности, когда дергают человека и только создают неспокойную обстановку. Но при любых условиях, которые мы чаще всего не выбираем, можно и нужно трудиться над тем, чтобы в себе выработать навык чаще обращаться мысленно к Господу. В какой форме, каким образом? Любым. Можно, как нашли наиболее удобным святые подвижники, краткими словами Иисусовой молитвы. Даже преподобный Исихий Иерусалимский говорил, что без призывания Имени Господа невозможно очистить сердце. Призывания частого. Почему так? Потому, наверное, что наша рассеянность может пропустить много темнящих, пачкающих душу впечатлений, которые даже помимо желания способствуют ее загрязнению. Кроме того, сами мы, не защищенные обращением к Господу, можем не отразить вражьего нападения, которое бывает и как наплыв нечистых мыслей, представлений или желаний. Когда мы начинаем молиться, изнемогая под тяжестью всей нанесенной грязи, да если еще примешается к этому уныние или отупение… то молиться тяжело, молитва не облегчает сразу и не воодушевляет, как хотелось бы. Почему? Потому, что она — вынужденная, вымученная. Если же кто-то бдит над своей душой, не доверяя себе, старается чаще и чаще обращаться к Господу, то такому легче устоять. Если и обрушится на него поток всяких нечистых мыслей, то он знает, что это только вражье дело, только его достояние, и он будет просить и просить себе помощи и защиты. В глубине души он не согласится принять всю эту грязь за свою и не смутиться, а значит, легче от нее отмоется в смиренном сознании своего безсилия устоять без Господа.

«Батюшка говорил, — пишет в своих воспоминаниях Александра Ярмолович, — что нельзя в миру применять внешние формы монашеской жизни. Трудно совместить домашние работы с монастырскими правилами… человек тянется, тянется, не выдерживает, обрывается, и душа его начинает страдать».

Отец Алексий считал, что страдание допустимо только тогда, когда речь идет о покаянии, когда страдание становится плачем о грехах своих. Когда же жизнь требует усилий, заботы о ближних, постоянного внимания к ним, правила молитвенные не столько помогают душе (если условия внешней жизни не оставляют им времени и сил), сколько расстраивают. На это отец Алексий говорил: «Внутренняя духовная жизнь одинакова для всех. Можно жить монахиней в миру (по духу), но внешние правила монастырской жизни в миру немыслимы».
Понимание этого очень редко встречается у духовников. Чаще другое: «умри, но вычитай». И тогда вычитывание или превращается в такую немыслимую трескотню, от которой в душе одна боль (где там до понимания слов доходить, некогда!), или вовсе оставляется, опять же терзая душу. Теперь, когда внешние стены многих обителей разрушены, многие стремятся хранить внутреннее монашеское устроение. Для них очень важно знать, что не «правила» делают их иными в жизни, а отношение ко всему: к Богу, к ближним, к совести своей. Теперь не все руководители могут понимать положение так, как это мог отец Алексий, поэтому значение его советов не только не теряется со временем, но еще больше возрастает. Всеми мерами надо беречь силы души и здравую настроенность, чтобы можно было все делать как перед Богом и всех принимать ради Бога и для Бога. Молитве это не помешает, а если помешает словам молитвы, то памяти о Господе на всяком месте и при всяком деле — нет. Учиться этому, постоянно тренировать внимание, хранить собранность и уметь на все смотреть светло и доброжелательно важнее одного внешнего соблюдения правил благочестия с неизбежным (для одной лишь приличной внешности) внутренним недовольством, смущением, раздражением. Все внешнее не отменяется и не унижается, но регулируется условиями жизни. Внутренняя же работа над собой никогда ни от каких внешних условий не зависит. Ей первое место и о ней основная забота во всех случаях жизни.

«Как-то спрашиваю батюшку: как быть, когда приходят скучные люди и говорят о неинтересных вещах? Можно как-нибудь от этого отделаться?
— Нет, нужно их слушать, ведь они несчастные. Нужно понуждать себя входить в их интересы, стараться чувствовать, как они чувствуют, думать, как они думают, таким образом их состояние становится для тебя ясным. Начинаешь их жалеть, а жалея — любить. Нужно над этим работать. Сначала понуждать себя трудно и скучно будет. Потом, как только сможешь их пожалеть, так уже легче будет, и скучно уж не будет с ними».

Александра Ярмолович, говоря о «скучных» людях, имела в виду, вероятно, таких, которые были целиком погружены в свои заботы — семейные, житейские, узколичные. Ей, с ее характером, в котором этому личному не оставалось места, было скучно с такими. Самое желанное в подобных случаях — отделаться от таких. Но отец Алексий, слово которого для нее было законом, не поддержал ее, а стал учить входить в состояние каждого. Больше того, велел работать над собой, чтобы преодолевать это чувство скуки, которое исчезнет, если научиться понимать их, сочувствовать, видеть в них несчастных людей. Теперь, если стать на место тех «скучных», которые заполняли храм на Маросейке, квартиру отца Алексия, обращались к Александре Ярмолович, можно только пожалеть, что храм давно закрыт, отца Алексия и Александры Ярмолович давно нет на свете и никто или почти никто не учит своих близких, как учил отец Алексий, вникать в состояние всех пришедших, видеть в них несчастных и жалеть их, а жалея — любить.
Если же посмотреть, как трудно тем, кто так старается подходить к людям, то не просто выбрать, кого же больше жалеть. Приходящие часто идут и ищут сочувствия, понимания, сострадания — и не всегда находят. Те, к кому они идут, не всегда счастливее их самих, потому что не все видели таких, как отец Алексий, не все даже читали о том, как он учил, не все могут поверить со слов, что есть люди, готовые забыть о себе не на мгновенье, годами думать, помнить, переживать о других.
Теперь трудно и отцам, и детям. Как, впрочем, было всегда. Но тем, кто ощупью идет, не видя впереди света — труднее. Молитва друг о друге, взаимное сочувствие и стремление каждого думать о другом больше, чем о себе, поможет в преодолении трудностей и общение может сделать не только желанным, но и полезным, взаимно духовно обогащающим.

«Мне хотелось, у меня была буря энергии работать что есть силы, — вспоминает в своих записках Александра Ярмолович, — чтобы скорее достичь цели. Думалось мне, что эта цель — Христианство — так близка и так возможна. А батюшка уговаривал жить потихоньку.
— Господь все в свое время пошлет вам. Силой ничего не сделаете. Терпение нужно и еще — смирение, молитва…».

Александра Ярмолович, вспоминая о периоде своего обращения к Церкви и горячем желании идти к Богу вместе с мужем, который был ей близким другом, действительно обладала бурной энергией. И ее отец Алексий сдерживал. Не поощрял, не хвалил, не возвышал в собственных ее глазах, а спокойно направлял на то, чтобы она поняла, что делает все не энергия личности, а Господь! Потому и надо уметь терпеть, смиряться, молиться. Когда кто-то горячо берется спасать других, этот совет особенно важно помнить. Особенно потому, что в буре своих начинаний легко пройти мимо главного — Господа упустить из виду, хотя о Нем будет говориться много, но попусту. Ни своя энергия, ни разум, ни сообразительность, ни понимание людей и обстановки, ни другие способности — говорить, убеждать, воодушевлять, подчинять — не заменят необходимого: терпения, смирения, молитвы.
Почему без такой основы даже опасны горячность, энергия и активность, которые могут легко броситься в глаза на фоне полусонного существования большинства и безразличия этого большинства к судьбам многих? Потому что грозит вместо того, чтобы приводить людей к Богу, привести и подчинить человеку, будь то священник, учитель или любой другой авторитетный для кого-то наставник. Ни в своей духовной жизни нельзя допускать подмены: свое «я» не должно быть на месте Бога, ни в жизни других нельзя кому-то стать на место, единственным владыкой которого должен быть Господь. Где это забывается, там споры, зависть, ревность, неприязненные отношения между людьми, которых кто-то горячо и искренне взялся вести к Богу, но привести не сумел. Таких случаев много, и чтобы не умножались они больше, надо чаще обращаться к опыту действительно смиренных духовных руководителей, которые знали, что спасает Господь, и только Он, всем же надо уметь на пути спасения ждать, надеяться, молиться, терпеть и смиряться.

«Если человек не предоставляет Богу вполне и всецело свою душу, очищенную предварительно покаянием, дабы Господь мог творить в ней что угодно — не будет у него мира душевного и не войдет в нее Господь».

Эти слова записала Александра Ярмолович в воспоминаниях об отце Алексии. Он учил этому примером всей своей жизни. Этим же, вероятно, объясняется и то, почему у нас нет этого мира душевного. Мы вроде каемся, хотим, чтобы Господь с нами творил все, что Он хочет, но это на словах или в мыслях. На деле мы тут же внутренне противимся всему, что нам не нравится. «Воля Божья!» — говорим мы, добиваясь всеми силами того, что хотим. Не вышло по-нашему — успокаиваем себя: «значит, так Богу угодно». Но сколько мы сил, времени, нервов потратили, чтобы добиться того, что считаем нужным! Если бы мы учились прежде всех своих хлопот думать о том, что воля Божья может в обстоятельствах выявиться, предаваться этой воле спокойно, с молитвой, с доверием Богу, мы были бы куда выдержаннее, мирнее, ровнее во всех своих делах и намерениях.
Что же, тогда надо пустить все на самотек, пусть уж будет как-нибудь? Нет, не к бездействию призывает отец Алексий этим, а к направлению всех стремлений в первую очередь к Богу. Делать надо все то, что надо. Но делать не потому, что этим можно добиться желаемого, а по чувству долга. Главное же внимание мы должны суметь сосредоточить на том, чтобы никакое дело не поглотило нас целиком, не мешало помнить о Господе, не стало нашей первоочередной задачей, наполнением жизни. Ни дело, ни желание чего-то добиться, ни реализация своего «я» в первую очередь, а Господь, Которому мы можем принести свою душу, как глину Горшечнику. Его дело — какой сосуд сделать из нее: лампаду перед Богом или миску для обеда. Все нужно, все важно. Самое важное, что Господь это сделал. Его руки, Его мысль… И в этой обращенности к Нему источник глубокого мира и довольства всем.

«Ничего, что молитва не выходит. Понуждать себя надо. Лучше меньше сказать, но сказать со смыслом. Думать надо над каждым словом, которое произносите».

Так учил молиться отец Алексий. Чаще говорят так: читай, понимаешь или нет, способен вникнуть (от усталости бывает, что уже не доходит смысл произносимых слов) или нет — читай, и все! Как возможность тренировать свою волю это еще годится, но это же незаметно может привести и к внутреннему разрешению себе читать, не думая о смысле слов. А дальше уже полный простор собственным фантазиям. Читаться будут верные слова молитвы, и мысли будут гулять по свету. Так происходит со многими. Не потому ли, что лень себя понудить вникать в слова молитв, а потом — не хочется признаться, что не выполняешь целиком положенного? Не очень-то интересуются на исповеди, например, как читаешь молитвы или как стоишь в храме, а больше самим фактом, читаешь ли утренние или вечерние молитвы или был ли вчера в храме. Получается, что проще и спокойнее всем вычитать нужное — и все. Но научиться молиться, не внимая словам молитвы, не вдумываясь в смысл слов молитвенных нельзя.
«Думать над каждым словом молитвы» — этот совет отца Алексия выполнить хотя и трудно, но нужно, как и «понуждать себя надо». Когда же думать? На молитве некогда. Да, думать надо в другое время. Можно в пути, среди таких дел, которые можно делать только руками, обдумать знакомые слова. Можно и специально найти для этого несколько минут и спокойно перечитать что-то из «правила». Не все сразу, частями, но если думать и делать это постоянно, многое будет и понятнее, и даже как-то тронет сердце, понравится. Тогда легче будет молиться во время молитвы, легче преодолевать сухость и лень. Тогда она скорее будет «выходить», то есть становиться живым дыханием души вместо скучного повторения надоевших слов, не трогающих душу.

Отец Алексий считал, что «нужно научиться молиться так, чтобы не зависеть ни от времени, ни от места».

Как раз именно это мешает нам молиться там и тогда, когда мешает обстановка. Окружающие не стараются думать о том, что кому-то хочется тишины, кому-то хотелось настроиться на молитву, подумать о спасении души, вспомнить прочитанное или услышанное в храме. И мы, не научившись спокойно относиться к тому, что есть, оправдываем себя тем, что в таких условиях, когда всё и все мешают, невозможно молиться. Но не так виноваты условия, хотя и от них многое зависит, как наше нерадение и саможаление. Прежде всего честно спросим себя, хорошо ли мы молимся, когда условия для этого хорошие. Умеем ли ценить каждую минуту тишины, чтобы помолиться? Спешим ли как можно полнее использовать каждую возможность, какая представилась, чтобы помолиться без помех? Не получается ли так, что мы все ждем чего-то, что могло бы меньше мешать, что помогло бы нам сосредоточиться, когда надо учиться молиться в любом месте и в любое время? Господь знает и о тех обстоятельствах, которые мешают, и о трудностях, которые надо преодолеть, и о нашей лени, которая всегда ищет себе оправдания. Чтобы уметь жить всегда и везде молитвой, надо учиться молиться тогда, когда это легче и меньше помех. Для этого надо понуждать себя быть внимательнее к словам молитвы в храме и дома, если ничто не мешает. Надо уметь ценить время сейчас, а не то, которое когда-то будет. Надо помнить, что лучше прочитать одну молитву сегодня, чем две — завтра. Не всем и не всегда нравится это «надо»: надо себя понуждать, надо не оправдываться, надо не лениться, надо больше стараться, но другого пути нет. Если же не полениться, если взяться серьезно и решительно, то можно научиться жить, ничего не ожидая, ничем не выводясь из себя, и держаться молитвой в любом месте, в любой обстановке.

«Запомни раз и навсегда, что в духовной жизни нет слова «не могу». Все должна мочь, что тебе велят. Бывает же слово «не хочу», и чем дальше будешь жить, тем строже будет за него с тебя взыскиваться».

Отец Алексий знал, как много значит в духовной жизни привычка сваливать на «не могу». Кто привык считаться с собой, со своим настроением, с нежеланием заставлять себя что-то делать, когда лень вообще за что-нибудь браться, с желанием делать только то, что по душе, или делать тогда, когда самому не хочется, тому легче всего сказать: «не могу». И привести много причин, среди которых не будет одной — «не хочу». Ее-то, главную, назвать неудобно. И вот отец Алексий прямо об этом говорит. Есть «не хочу», но говорить приятнее «не могу». Где угодно это мешает, когда каждый выбирает, что ему хочется и что нравится. В духовной жизни «не могу» нет места. Все скидки на настроение, характер, привычки, склад и прочее должны уступить место решительному «надо», если это действительно надо. Часто мы знаем, что «надо» бы, но так не хочется. И не случайно говорит отец Алексий, что с годами за «хочу — не хочу» будет все более серьезный спрос. Если человек не будет бороться с собой, не будет заставлять себя делать все повеленное, то какой из него Христианин получится? На словах говорящий одно, а делающий то, что нравится? Это не Христианство, а плен собственного самолюбия и смущения для всех. Потому и спрос строже с годами.

В записях Александры Ярмолович сохранилось очень характерное высказывание отца Алексия: «Дело не во внешней жизни, а в душевном устроении человека, который должен ставить на первое место любовь к ближнему. Во имя этой любви он должен перестраивать свое внутреннее «я», дабы во всем облегчить жизнь этому самому ближнему. А ближними являются, во-первых, семейные, а потом вообще все те, с которыми приходится совместно жить».

Наверное, это самое трудное — все время думать о другом. Думать тогда, когда этот другой совсем не торопится считаться с тобой, замечать твои усилия, а тем более благодарить за внимание к его жизни, настроению, состоянию. Пока такие мысли посещают нас, мы не сможем терпеть наших ближних, как заповедано. Не сможем потому, что постоянно оглядываемся на себя и явно или тайно оцениваем: заметили мои усилия? Отметили мое старание? Не забыли поблагодарить? Пока еще в таком случае наше внутреннее «я» всесильно. Даже оказывая другому какую-то услугу, помогая в чем-то, мы думаем о себе в первую очередь. Отсюда и обиды, недовольство, жалобы на неблагодарность и черствость. Но так будет до тех пор, пока мы не начнем учиться думать о других и помогать им самоотверженно, по-настоящему забывая себя. Если научимся, то очень многое отпадет. Внешнее во многом проще будет, и реакция на все внешнее будет спокойнее. Внутреннее — в себе, в душе своей — обретет устойчивость, ясность, постоянство. Вся наша вспыльчивость, быстрая смена настроения, требовательность к другим, обидчивость от нашей самости: самоуверенности, самонадеянности, самовлюбленности. Чем скорее мы простимся со своим «я», тем проще станет жить, тем яснее будет все в отношениях с ближними. И терпеть их несовершенства будет нам легче, а им легче будет общаться с нами. Ведь не всегда радуют наших ближних даже наши «добрые дела». Их ведь тоже умело делать надо, а главное — без оглядки постоянной на себя.

В замечаниях диакона Владимира, обращавшегося к отцу Алексию, есть строки о том, что отец Алексий побуждал своих духовных чад к более частому Причащению. Он подчеркивал, что не для праведных, а именно для грешных установлено сие святое таинство. «Не говори, что ты недостоин, — учил он. — Если ты так будешь говорить, то никогда не будешь причащаться, потому что никогда не будешь достоин. Не мы созданы для Причастия, а Причастие для нас. Именно мы, грешные, недостойные, слабые более чем кто-либо нуждаемся в этом спасительном источнике».

Очень немногие именно так смотрят на эту спасающую благодатную помощь Таинства, как отец Алексий. Чаще говорят о недостоинстве. Говорят священники, читающие в своих молитвах такие слова: «никтоже достоин…». Говорят так, будто хотят заслонить собой вход желающим, обычно оправдывая такой взгляд нашей неподготовленностью. Конечно, кто из пришедших на исповедь станет доказывать свою готовность? Конечно, никто не скажет и священнику, которого, может быть, в первый раз видит, что тот не знает ни его жизни, ни потребности души, ни степени усердия, ни возможностей готовиться. В наших условиях, когда далеко не каждый священник может быть для кого-то духовным руководителем, не у всех есть возможность делать все, что положено, не все знают даже, до какого состояния душевного доводит современная жизнь, вспоминать о таком добром отношении к нам, немощным более, чем были современники отца Алексия, отрадно и утешительно. Конечно, делать по совести возможное надо, конечно, всегда помнить о своем недостоинстве надо, но и причащаться надо, сознавая великую нужду свою в спасительном этом Таинстве.

Галина Пыльнева
г. Москва
08.07.2005
1426
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
2
4 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru