‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

"Все от Бога нам грешным дается"

"Господь дает нам испытания, идет отрезок во времени, в пространстве, в житии нашем. Вот этот отрезок надо прожить. Как ты его проживешь — свобода твоя".


Владимир Филиппович Пономарев и его жена Нина Петровна — обычные люди, как и многие их сверстники прошедшие через множество искушений. Много лет они духовно окормлялись у блаженной схимонахини Марии (Марии Ивановны Матукасовой). Ездят по святым местам, ходят в храм. Владимир поет на клиросе Кирилло-Мефодиевского собора.
Жизнь этой семьи никогда не была легкой, но преодолевая и переживая вместе все тяготы и лишения, они научились главному: пониманию того, что все — от Бога, все дается нам во спасение. Об этом и те истории, что поведала Нина.

Потерянный крестик
Несколько лет назад протоиерей Иоанн Гончаров, тогда настоятель Покровского собора, привез из Иерусалима крестики, которые были освящены на Гробе Господнем, — они были сделаны из сандалового дерева, на металлическом ложе. Володя пел в церковном хоре. Пришел такой радостный: "Нам иерусалимские крестики подарили!" И вот подходит 8 октября, праздник Преподобному Сергию Радонежскому. Дня за три до этого мы с Володей набрали шесть ведер опят: ешь не хочу. И теперь надо в храм, а мы — как бы еще набрать грибов. У Володи на заводе дали автобус специально для грибников. Решила я с Володиным сыном Виталием поехать. И для защиты — не знаю, как буду в дороге — надела иерусалимский крестик, для верности две цепочки на мертвый узел завязала. Господь с утра дорогу не давал. Но все-таки мы поехали. Что было в дороге — сущий ад. Сзади нас юноша на всю катушку магнитофон включил. Со всех сидений слышится мат, ругань. Мы не знали, куда деваться из этого автобуса. Естественно, Господь нам грибов не дал. Приехали на то место, где незадолго до этого мы столько грибов набрали, сели перекусить — у всех грибников с собой выпивка. Мы с Виталиком тихонько от них отсели. Стали искать грибы — нет ни единого! Попутчики говорят: есть еще грибное место. Поехали туда.
А водитель тоже "поддатый". И дорогу от дождя развезло, грязь. Я уже только молилась, чтобы нам домой доехать. То и дело опять автобус сворачивает, опять берут водку — и в лесок. Двое позади стали еще и богохульствовать. Все-таки Господь утешил, полведра осенних лисичек мы с Виталиком набрали. Кое-как домой вернулись. Виталик ушел, я стала переодеваться — крестика на мне нет! Обе цепочки целы, узел завязан крепче некуда, а крестика нет. И тут я как упала, я так сильно плакала, хотя лукавый внушал, что ничего страшного, другой купишь, пойдешь покаешься... Но душа так плакала! Я все грибы перевернула, одежду всю перетрясла. Ну не мог он выпасть — застрял бы в резинке, в одежде должен был уж обязательно запутаться. Нет — не найду крестик! Я упала и кричу: "Господи, виновата! Иуда Тебя за 30 сребреников продал, а я — за тряпку!"
Этому моему падению предшествовало мое несмирение перед мужем. Он дал обет, что если будет петь в большом церковном хоре Покровского собора, то поедет к мощам Преподобного Сергия Радонежского. Три года не мог он выполнить обет. И теперь не велел деньги тратить, потому что ему надо ехать в Лавру. Мне же лукавый свое нашептывает. Подошла осень, а у меня кофты нет. И надо же — на рынке увидела теплую кофту цвета морской волны, из индийского мохера. Побежала искать денег.
Прихожу к знакомой, а она отказала: саму обокрали, денег нет. Закрыл Бог путь. А лукавый свое шепчет: иди туда-то, там тебе дадут! Пошла — в другом месте мне заняли. В душе было смущение, я чувствовала, что не то сделала. Принесла я кофту и спрятала от мужа. Вот теперь-то, когда потеряла крестик, я поняла истинный смысл случившегося: Бог отнял Свою святыню у меня.
Муж приходит с вечерней службы, и опять же по наущению врага я ему в покупке кофты не призналась. Сказала только о потере иерусалимского крестика. Он очень расстроился.
В субботу я в храме покаялась, все рассказала батюшке. Он меня утешил: ты уж больно не переживай, я тебе подарю такой же крестик. Еду домой из храма, и в душе одна мысль: вот покаялась ты, но так, как ниневитяне, которые хотя и покаялись, а потом так же творили свои дела худые... Перед Богом покаялась, а перед мужем? Полного покаяния нет. И вот мы приехали. Я встала на колени перед Володей и говорю: "Володя, прости меня Христа ради! По моим грехам Господь лишил нас этого креста!" И я ему рассказала про кофту. А до этого такие были помыслы лукавые, в голове борьба шла: "Да ты так скажи... или так... Отдай кому-нибудь кофту, а тебе ее потом принесут..." У меня даже голова разболелась, но я все-таки переломила себя, повинилась перед мужем. Он мне говорит: "Убери с глаз моих эту кофту, чтобы я не видел ее!" И что значит, мужу надо повиноваться как Самому Богу: приходит тут же дочка. Я ей кофту отдаю, и она с радостью взяла для свекрови. Все одним днем Господь устроил: я в этот день и долг свой вернула, что на кофту занимала.
Вечером в воскресный день мне до того стало легко, не передать. Помыслы куда-то ушли, голова легкая, ничто меня не безпокоит. И радость — такая тихая радость! А я еще удивляюсь, да что же это со мной, откуда такая радость! Утром в понедельник, помолясь Богу, стала мыть полы. Мою — и из-под кровати вымываю свой крест! Я все бросила, плачу и говорю: "Господи, Ты за мое покаяние мне вернул мой крест!" Слезы радости, очищения — градом... Но для того, чтобы я поняла, что это не случайно все произошло, что крест вернулся таинственным образом, крестик оказался без металлического ложа. Вот он теперь висит — маленький, рядом с большим Распятием на стене. Показал Господь, что надо смирять себя до самой глубины, все свои помыслы смирять. Иначе не будет ни мира, ни покоя в доме, если будешь слушать свои помыслы. А они от лукавого.

Прощеный грех
Старцы советуют: если хочешь узнать, как Господь управит твой день, после молитв открой Евангелие. В соответствии с этим и поступай, ибо в Евангелии Сам Господь с тобой разговаривает. И вот я открыла — на той главе, где говорится о блуднице, которую хотели побить камнями, а Христос спас ее Своими словами: "Кто из вас без греха, первый брось в нее камень". Расположение духа было спокойное, умиротворенное. И вдруг из меня как фонтан хлынули слезы. О чем плакала — я и сама не могла понять. И только когда дошла до слов: "Прощаются тебе твои грехи. Иди и больше не греши", — тут я поняла, что вот сейчас МНЕ Господь простил смертный грех. Именно смертный. Какой — я до сих пор не знаю. Но мне Господь дал понять, что Он меня как блудницу простил, которая творила смертные грехи. Прошло лет восемь, а я до сих пор не знаю, какой грех мне отпущен. Может быть, Господь специально от меня это закрыл, чтобы я пересматривала свою жизнь и искала, в чем грешна. Я так обрадовалась, поблагодарила Господа за то, что Он из моей книги жизни тяжкий грех изгладил. Но Он мне тут же послал искушение, чтобы испытать меня, а смогу ли я простить — гораздо меньший грех!
Мы с зятем поехали в Воскресенский храм. Потом Алеша по своим делам поехал, а я домой. Троллейбуса долго не было, и столько народу набралось! Выхожу на Кировской площади, смотрю — сумка открыта, кошелька нет! А у меня были последние гроши на булку хлеба. Их мне старенькая бабушка дала. И мне бы вознегодовать на этого человека, который мою семью куска хлеба лишил, а я все губы себе аж изжевала, только чтобы у меня оттуда изнутри не вылезло это негодование. Стою у газетного киоска, и как будто камни внутри ворочаются. Тяжеленные, огромные... Наконец, немного отлегло от души, тут я и стала молиться: "Господи, Ты мне сегодня простил смертный грех! Прости и тому человеку, который взял у меня деньги, и не вмени ему это во грех, а чтобы украденное пошло как подаяние за усопших". Что вы думаете: к вечеру муж приносит получку, и без хлеба мы не остались.
Каждый год по мере приближения к духовной жизни нам Господь дает такие испытания, идет отрезок во времени, в пространстве, в житии нашем. Вот этот отрезок надо прожить. Как ты его проживешь — свобода твоя.

Явление умирающей
Когда мне приходилось каждый год проходить комиссию для назначения инвалидности, в больницу почему-то всегда направляли во время строгого поста. Надо ложиться в больницу, а как раз приближается Успенский пост. И я говорю: "Господи, положи меня туда, где будет тот, кому я нужна буду или я в ком буду нуждаться". Господь так управил, что меня положили в пятиместную палату, где лежала больная Валентина. Она была так плоха, что врачи ее домой — умирать — выписали. Неделю мы вместе пролежали, я сколько могла читала за нее молитвы, а когда ее выписывали, пообещала, что к ней приду. До этого она уже четыре месяца так страдала, что криком кричала. И бывало, что весь день она лежит, кричит, а соседка ей порой стакана воды не подаст. Но это же было нужно для ее спасения, не от того, что соседка плохая, а Господь, видать, для смирения ей так давал! Потом меня выписали, и я к Валентине пришла. Начала за ней ухаживать, молилась. В том числе и к Афанасию Афонскому, по его молитвам либо Господь облегчает недуг и приносит выздоровление, либо заканчивает земные муки. И мне самой было очень плохо, боль от макушки до кончиков пальцев на ногах. У меня ревматоидный полиартрит всего костного сустава. Я передвигаться даже не могла. Но Господь давал мне духовные силы ухаживать за умирающей. Что хорошо: муж у меня очень отзывчивый, сколько надо, говорит, столько и будь у этой женщины. У нас с ней много духовных разговоров было и молитв. Пошла я в храм и молюсь: "Матерь Божия, не мне надо, а болящей рабе Божией Валентине. Пошли ей гостинчик от Своей плащаницы!" А когда начали разбирать плащаницу, все сразу кинулись гурьбой, а я еле стою. И плачу: "Матушка Владычица, помоги!" Что вы думаете: одна виноградинка упала мне под ноги, вторая, третья виноградинка... Кое-как я наклонилась, подняла ягоды — они к самым ногам подкатились. Прибежала, радуюсь и плачу: "Валя, ты посмотри, как Матерь Божия тебя почтила, что она тебе дала!" Съела она эти три виноградинки и так ей легко, так хорошо!
А я ей принесла образок Преподобного Серафима Саровского, который мы к мощам прикладывали. Поставила перед ней и говорю: "Валя, как хочешь, проси Батюшку Серафима, чтобы он помог тебе в твоих страданиях духовных и телесных!" А ведь до своей болезни Валентина жила только для себя, в храм не ходила, и вот теперь ей Господь такое испытание посылает. Теперь она к этому образу со слезами прикладывалась, молилась. Принесла я ей и фотографию матушки Марии Ивановны. Вале принесли два крупных зеленых яблока, ей очень хотелось кисленького. Она же видит, что я к матушке Марии собираюсь, хочу о ней спросить, — велела мне яблоки матушке отнести. Потом уж только поняла я, что тут и молитва матушки Марии постоянно была. Ну и мне надо было через телесные тяготы пройти. Блаженная наша матушка схимонахиня Мария тогда жила на Черемшанской, в Воскресенском соборе. Иду — а матушка мне навстречу. Несет два гнилых яблока. Я ей отдаю те крупные яблоки, говорю, что это от болящей Валентины. Она: "Пойдет, пойдет!", — а сама мне отдает два гнилых яблока. Тут стало мне ясно, что у Валентины все уже сгнило, нет надежды на выздоровление. Но я принесла, отдала Вале. И она со смирением полтора яблока съела, не вырвало ее, удержалось в ней. Потом я привезла к ней священника, он причастил ее на дому.
Принесла я для Валентины артоса и крещенской воды. Ночью дала ей. Лежит она вся чистая, мы ее накануне искупали, все белье поменяли. Вспомнила, что есть в доме одна книжка непотребная — я ее нашла и разодрала не глядя, выбросила вон.
А утром она почувствовала себя совсем плохо. Я встала на колени и стала читать канон на разлучение души от тела. Вдруг дверь открывается, и заходит Преподобный Серафим Саровский! В белом балахончике, с котомочкой, но, по-моему, без палочки. Проходит к изголовью и пропадает. Постоял минуту или полторы — и пропал. И в то же время у изголовья стоит огромный Ангел. Не скажу чтобы четко, но я его вижу. И главное, что мне запомнилось, это его крылья. Они приподняты и как бы наклонно над ней распростерты. Я читаю, глаза опущены к книге, но вижу Ангела. Он был не темным, не светлым. Какой-то серый... Ангел Смерти?.. И потом все это видение пропадает. Я дочитала канон, пошла позвонила ее родственнице. И после похорон я молилась о Валентине, читала Псалтирь. А потом я прихожу к матушке Марии и спрашиваю: "Матушка, я боюсь в прелесть впасть. Грешница я, не положено бы мне видеть такое. Но все-таки был в комнате у Валентины Преподобный Серафим?" — Она радостно заулыбалась: "Был, был". Я потом своему духовному отцу об этом рассказала, а он тоже улыбнулся и подтвердил: "Ну если матушка Мария Ивановна сказала, так оно и было".

Молитва о маме
Господь показал мне маму мою в аду. Видать, настолько уже душа ее возопила. Я ее не поминала лет десять, даже нитки за нее не подавала, ни корочки хлеба. По молодости была далека от Бога. Мама моя тоже несла в своей жизни грех родителей своих. Потому что ее мама, моя бабушка Анна, умерла от аборта. Они с дядей Ваней осиротели маленькими: маме было пять лет, а дяде Ване три года. Моя-то мама единственный раз хотела сделать аборт, и вдруг страх на нее напал, в жизни такого она не знала! Побежала прочь, не стала губить чадо. Родила она меня, а потом Господь уже уберег ее от греха, она больше не беременела. Маме Господь дал жизнь очень тяжелую, мытарства на земле, может быть, для того, чтобы в какой-то мере искупить грех ее родителей. Мама было очень доброй души человек, зла никогда не держала, всем все прощала. В 15 лет маму посадили на пять лет — то ли она опоздала на работу, то ли уснула на работе. Работали ведь по 17 часов во время войны. Просидела она два года, и окончилась война, ее выпустили. Но те два года в лагере были сущим адом! Пришла — тело все в наколках. Там, говорит, тебя распинали как на кресте, и творили что хотели. Водку, одеколон, спирт не только что в рот — куда угодно могли налить. Из лагеря она в семнадцать лет вышла уже пропащим человеком. Курила, пила. Были они старообрядцами, но она не придерживалась даже тех устоев, в которых жили ее родные. Но у меня никогда не было к маме ожесточения. Было непослушание. Но чтобы оскорбить — это было ужасно.
Не исповедалась моя мамочка, не причащалась. И все же Господь ее уберег от позорной смерти, не от водки она умерла. Анальгин ей поставили. А он ей был противопоказан, и она тут же умерла.
Незадолго до маминой смерти я приехала к ней, она стоит в розовом платье, я смотрю на нее — и Ангел мне мысль подал: последний раз ты ее видишь! А я еще думаю: ну как это в последний раз — вроде ничего она. И вот она в 6 часов умирает, а я, еще ничего не зная, в ту ночь места себе не нахожу. Все смотрят английский фильм, мне же нет покоя. А что случилось — не знаю. Ночью вижу страшный сон. Черное-черное море, и вдалеке языки багрово-красного пламени. Небо черное, дым. А где я стою, там пустыня. Стоит мазанка саманная, стены без окон и дверей. Жуткая обстановка. Не знала я, что Господь дал мне тогда увидеть, в какое место моя мама ушла. Потом сообщают: "Мама твоя умерла". На 9 дней водкой ее поминали, я еще песни пела, говорила: "Маме эти песни нравились". Не понимала еще того, что НЕ ТАК надо маму поминать.
Проходит десять лет, если не больше. И снова сон. Пустыня, солнца не видать — как во время песчаной бури. Саксауловые деревья как застывшие змеи толщиной в руку. В этом месте ни единой живой души, ни комарика, ни мошки. И широкие — сантиметров 25-30 — трещины или прокопы, уходящие на сотни километров в глубину земли. Вся местность так изрыта. Стоит длинный-длинный стол, выскобленный, гладкий. И две пустые лавки. Смотрю — идет моя мама. Я таких нищих еще не видела! Вся одежда истлевшая — ремок на ремке, швабра, которой полы моют, и то лучше выглядит. Вся грязная, волосы нечесаные, косматые. Лицом она не похожа, но знаю, что это она. В руках новое цинковое ведро. Увидела она меня и с таким ожесточением — на меня! А я не могу встать и убежать. Тело отяжелело, ноги пудовые. Я только: "Господи, ведь она убьет меня!" И откуда сила взялась, перемахнула через стол — метров на пять, наверное, через стол и две лавки, через этот саксаул и расщелины. Проснулась — меня всю колотит. Тело колыхалось от неуемного внутреннего страха. Вот через такое сновидение мне Господь дал понять, что усопших надо поминать. И с тех пор мы практически каждую субботу родных поминаем. Я своим детям наказываю: "Я умру, вы сами поминайте своих родных, и в первую очередь — священство, потому что они за всех нас у Престола Божия молятся". Мы вот когда прочтем в "Благовесте" или "Лампаде" о ком, обязательно молимся об этом человеке. Пусть мы за живых не так много молимся, но о упокоении — обязательно, ведь что вы здесь себе приготовите, то и получите. Потом очень много подтверждений того, что милостыней и молитвой можно вытащить со дна адова, мне послал Господь.
Года два или три мы постоянно заказывали поминовение о маме в церкви, и мама мне снова приснилась. Мы идем с ней в баню. А баня чистая, новенькая, свежевыструганная, в ней никто не мылся, мы первые. С потолка водопадом льется вода. Ну до того искрится, чистая. Мы попали в этот поток и вышли из него в белых чистых рубашках — длинных, до пят, с долгими рукавами, свободные, легкие, и так они точно к телу подогнаны. И вышли мы на зеленое поле, простирающееся до самого горизонта. Деревьев нет, а зелень такая сочная, нежная! И хатки, как на Украине, побеленные, чистенькие, аккуратненькие. Мы идем с мамой. А вот знаете — машины, как в войну были, грузовики идут то один, то другой. В кузове сидят на скамейках люди, все в белом. И мы садимся в один такой грузовик. Дорога ровная, ни ямок, ни бугров. Передние ряды постояли, потом люди как бы отталкиваются от земли и поднимаются в небо. Все в разные стороны полетели, кто куда. Дошла очередь и до нас. Мама так легко подпрыгнула 2-3 раза, поднялась над машиной, воспарила и улетела куда-то. Подошла моя очередь. Я прыгала, прыгала в машине — так и не смогла взлететь. Тело мешает...
Главное, Господь показал, что молитва о маме все-таки дошла.

Лазарева суббота
Великим постом я проходила комиссию на ВТЭК. 1 апреля прихожу в больницу, мест нет. Если только вместе с умирающей. Я обрадовалась: "Господи, слава Тебе, услышал Ты меня!". У врача глаза округлились: как это — радоваться тому, что тебя кладут вместе с умирающим. Я объясняю, что это великое дело — в пост помочь страждущему... И вот кладут меня к Елене. Ей было всего 33 года, а местастазы по всему телу уже пошли, начался распад легких. Елена говорила: "Ниночка Петровна, ты когда молишься, мне так легко становится!" Я ей каждую шишечку метастазов крестообразно смазала освященным маслицем. И она порадовалась, как легко ей стало. Елене даровал Господь такую благодать, что она не чувствовала столь сильной боли, как обычно бывает при подобном состоянии. Но метастазы изнутри разрывали ее тело и выходили наружу. А началась ее болезнь вроде бы с пустяка. У нее была бородавка на том самом месте, где бюстгальтер застегивается, прямо на позвоночнике. Так она мешала, Елена то и дело срывала ее до крови. Врачи посоветовали вырезать эту бородавку. Елена хотела перед операцией сходить в храм, заказать что положено, но мать ее отговорила: "Ты что — старуха, что пойдешь в храм, к бабкам? Успеешь еще, походишь в старости". А ей так хотелось пойти в церковь, помолиться... Маму она не ослушалась. Но Господь зачел ей даже желание быть в церкви.
Подходит Благовещение. В ночь с 6 на 7 апреля у меня такая радость на душе, я говорю: "Лена, не оставит нас Матушка-Владычица без помощи, без благой вести!" С вечера я начала читать молитвы и закончила в час ночи. Только задремала, слышу, Лена кого-то ругает: "Да чего Ты ко мне привязалась!" Я открываю глаза: "Лена, ты с кем разговариваешь?" — "Ниночка Петровна, тут какая-то Женщина в белом пришла, я Ее не знаю. И что Ей от меня надо, не пойму". А дверь-то закрыта. "И вот пришла Она, — говорит, — и дает мне просфору. Да такая она большая, да горячая, свежеиспеченная". Лена же до этого и слова такого не знала — просфора. На столике она видела еще штук 5 или 6 просфор таких же. И Женщина ей говорит: "Ну если ты не хочешь, то я пойду к Степану". К какому еще Степану?..
У меня сердце упало: "Что же ты, Лена, наделала! Матерь Божия прислала с кем-то благую весть". — "И еще Она меня, — говорит, — заставляла читать какой-то псалом..." — "90-й, Лена, "Живый в помощи"! Ну ладно, я прочитаю".
Три раза я прочла этот псалом, опять прочитала акафист Благовещению.
Утром Лену выписали из больницы. А я ей из дома (отпускали меня на выходные) в больницу принесла в трехлитровой банке отвар мать-и-мачехи и добавила крещенской воды. Принесла ей просфор. И говорю: "Лена, принимай это натощак. И как пить захочешь, больше ничего не пей, только этот отвар". И вот как Господь управил, чтобы она причастилась Животворящих Святых Таин! Ее выписали домой, и в этот же день в больнице гасят свет, отключают воду и отключают газ, и я домой ушла. Прихожу к Елене и говорю: "Надо тебе причаститься, батюшку вызвать домой". Муж у нее был выпивши, как услышал о причастии, вздыбился. Елена заплакала, а я ее утешать: "Да ведь Господь выше твоего Николая! Молись хоть своими словами". Я прихожу домой, читаю акафисты Святителю Николаю, всем Небесным Силам безплотным, Великомученице Варваре, читаю молитву Афанасию Афонскому. Прочитала, утром прихожу, Елена улыбается: "Коля разрешил батюшку привести и причаститься". — "Ну вот видишь, говорю, как Господь умягчил его сердце и вразумил". Бегу в храм. И столько искушений тут обрушилось — а по молитвам к Святителю Николаю все устроилось! Вплоть до того, что церковная машина, которая ушла в банк, не доезжая вернулась — обнаружилось, что документы забыли. И мы с батюшкой смогли поехать, причастить Елену.
Причастили. Это была суббота перед Входом Господним в Иерусалим, Лазарева суббота. Проходит часа три, приходят ко мне и говорят: Елена умерла. Вот ведь как за доброту к людям и безотказность, за то что безропотно, с истинным смирением принимала болезнь, — помог ей Господь! Она всем все прощала, и Бог ее простил.

Капуста от Батюшки Серафима
Мы только что приехали из поездки по святым местам. А я ухаживала за одной бабушкой, Софией. Принесла я ей освященного маслица, а она сетует: нет в доме капусты, а ей капустные листья так хорошо помогали, боль и жар снимали в костях. "Прости, говорю, Христа ради, денег-то у меня нет..." — а потом: "Да что мы, давай помолимся, попросим Батюшку Серафима, чтобы он послал капусты — тебе для лечения". Она только потупилась: да ладно, что уж тут, потерплю как-нибудь... А у меня на душе так радостно! Нет, говорю, сейчас я домой схожу, и вот увидишь, поможет нам Батюшка Серафим!
Иду — а рядом с домом сосед чинит свой мотоцикл. И прямо рядом с колесом лежит большой белый и чистый капустный лист, такой, что прямо вот на ногу его клади и обертывай. Взяла я его и радуюсь. А Таня, жена соседа, открывает коляску: "Бери сколько надо!" Схватила я кочан и бегом к бабушке Соне. Она удивляется: "Ты что вернулась?" А я ей капусту отдаю: "Вот тебе Батюшка Серафим прислал!"
Как скоро слышат нас святые угодники Божии!

На фото: Владимир Филиппович Пономарев и его жена Нина Петровна с мироточащей иконой Блаженной Марии Самарской. Оптина пустынь, 2001 г.

Ольга Ларькина
15.11.2002
1308
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
10
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru