Молитвенница за живых и усопших

Марию Ивановну я первый раз увидела в церкви в Кинель-Черкассах. Она сидела на полу под иконой святого Пророка Илии, окруженная мешками, и читала «Песнопения Пресвятой Царице Небесной Приснодеве Марии». Одета она была в черное пальто, в резиновых сапогах, хотя время было зимнее. Остановившись у иконы, я прониклась к ней уважением: «Вот приехала с деревни с таким грузом - и еще и читает». Мы с ней обменялись взглядами.

Я прочитала в «Благовесте» о том, что в церкви Кинель-Черкассов есть блаженная, к которой люди идут со своими бедами. Поехала и я попросить ее молитв о сыновьях. Нашла я ее в сторожке при церкви. И узнала в ней мою знакомую. Села с ней рядом, и она меня стала кормить, в то же время и сама пила молоко из стакана, из которого поила меня, и ела хлеб, который я ела. Я отказывалась есть, ссылаясь на то, что я приехала поговорить, а поесть я могу и дома. Но мне со стороны сказали: «Ешь, она не всех кормит». Накормив меня (как маленькую), она ушла на лежанку и отвернулась к стенке. Я села у ее ног с мыслями: «Она не хочет со мной говорить». Так я и уехала, не услышав от нее ни одного слова, а она не узнав о моей просьбе.

Спустя меньше года умирает сын. «Скорая» привезла его в больницу, и через 20 минут он умер. За мной приехали на работу, сына уже увезли в морг. В головах его стоял маленький гробик, в нем девочка, одетая в розовое, как ангел. Сыну сказала: «Не бойся, здесь ты не один».

Спустя месяц получаю телеграмму: умер младший сын. Лег спать и не проснулся. Его жена сказала, что очень переживал, несколько раз делали уколы в аэропорту, когда прилетали на похороны. Не мог примириться с мыслью, что нет брата. (А я до сих пор живу, прошло уже 5 лет, не могу с этим смириться). Сын был некрещен по моей вине и потому был лишен христианских обрядов погребения.

О смерти сына узнал его товарищ, пришел, когда уже сына предали земле. (После окончания военного училища сын был направлен на границу и провожал солдат наших в Афганистан, в том числе и этого офицера). Он велел нам зажечь все свечи и читал молитвы, и просил, чтобы мы молились с ним об усопшем. А после внук мой, которому шел шестой год, говорит: «А папке в палатку не положили письмо». На учения сын мой брал и своего сына, и вот гроб тот назвал палаткой. И с первым усопшим я отправила в могилу «молитву разрешительную», ему, сыну.

...По Божией милости была на святых местах и привезла «земельку», посыпала с молитвой на могиле сына. И вижу сон: сын в белой военной шубе, вооруженный, явился на мгновение, и я пошла его искать. Женщина в монашеской одежде меня спрашивает, кого ищу. Я ей ответила: «Сына». Она мне сказала: «Он на учении и просит земельку». И показывает мне список. Я у ней спросила: «А он себе просит?» Она ответила: «Нет».

Похоронив сыновей, я снова поехала к Марии Ивановне с мыслью теперь уже просить ее молитв об усопших сыновьях, уговорить ее, раз она не захотела молиться за живых, пусть хоть за усопших помолится. «А захочет ли она меня выслушать?» – думала я дорогой. И вот я поднялась по лестнице, открывается дверь церкви, и Мария Ивановна выходит мне навстречу, собралась в магазин. Я пошла с ней, магазин был закрыт.

И Господь дал мне возможность с ней поговорить. Я ее попросила помолиться за усопших сыновей. Она мне ответила: «А теперь молись за живых». И еще она мне не порекомендовала уйти в монастырь.

Господь показал мне, как покидали грешную землю мои сыновья... Под утро в день смерти старшего сына я видела, как душа его поднимается вверх, а младшего видела быстро идущего по дороге в парадной военной форме (в такой его и похоронили), а сын его за ним, он оглянулся.

Мария Ивановна носила в мешках не только грехи наши, но и наши скорби, горе в своем сердце и наши боли на своем теле.

Мария Ивановна была не только прозорливой, но и сильной молитвенницей за живых и за усопших.

Надежда Рапун, п. Суходол Сергиевского района Самарской области.