‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Каноны и журналистика

Все слышали слова церковного канона о «досадившем священнослужителю». Но как ему не «досадить», если пишешь что-то не по шерстке? Только одним способом. Имея благословение (лучше письменное) от того, кто по церковному статусу выше того священника. Иначе окажешься крайним и будешь смят. Ибо журналист, как правило, не имеет сана.

Все слышали слова церковного канона о «досадившем священнослужителю». Но как ему не «досадить», если пишешь что-то не по шерстке? Только одним способом. Имея благословение (лучше письменное) от того, кто по церковному статусу выше того священника. Иначе окажешься крайним и будешь смят. Ибо журналист, как правило, не имеет сана.

Не один раз, и не два раза подумай, прежде чем написать хотя бы одно слово недоброе о человеке в священном сане. Лучше обойди это вовсе. Правило, которое почти не знает исключений.

Даже если ты сто раз прав, урона от твоей правоты (когда выплеснешь ее на страницы газеты) будет больше. Не можешь сказать хорошего про человека в сане, промолчи. Или дай слово тому, кто на это слово имеет право.

Церковь управляется не газетными статьями, а Христом на Небе и Священноначалием на земле.

Выбирая героев для публикации, ставь перед собой простой вопрос, и давай на него (себе, по крайней мере) столь же простой и однозначный ответ. Вот этот вопрос: а что он сделал для Церкви?

Если ответ как-то размыт, «плавает», откажитесь от интервью.

Известный Православный писатель, кандидат в лауреаты Патриаршей премии Алексей Алексеевич Солоницын рассказал. Он был как-то на приеме у наместника одного из наших крупнейших ставропигиальных монастырей. Это была встреча с творческой интеллигенцией. Время ограничено. Человек духовный и очень занятой. Все спрашивали, каждый свое. Вот и Солоницын спросил о «своем». Насколько допустимо в художественном произведении о святом человеке домысливать? Сочинять? Придумывать?

Наместник с удивлением посмотрел на вопрошающего. И посоветовал читать … Святителя Игнатия Брянчанинова. Посоветовал ничего вообще не сочинять про святых и если уж писать про них, то только их жития… Писатель остался в недоумении.

А после встречи так получилось, что Наместник и Писатель вдруг оказались рядом. И Наместник ему шепнул:

— А ты крещеный?…

К чему это я веду? К тому, что спрашивать надо у тех, кто в теме. Кто разбирается в вопросе. А не у того, у кого высокий духовный сан, но кто не разбирается в этой проблематике. Если бы Солоницын спросил Наместника о «борьбе с помыслами», о послушании, или на худой конец о строительстве монастырской стены — ответ был бы адекватным. И полезным. А спрашивать человека, который заведомо ничего не может тебе по этому вопросу сказать… Это значит искушать его и искушаться самому.

— А ты вообще крещеный?

Когда ты ставишь в газете проблему (в церковной газете, я имею в виду), не надейся, что ты сможешь эту проблему решить. Самое большее, на что можешь рассчитывать, это привлечь к проблеме внимание. А вместе с вниманием — молитвенную энергию Православных читателей. А она, эта духовная сила, действительно многое может. Твои статьи — это как навигатор огня. Указание для артиллерийского удара (не сам удар).

И еще один парадоксальный принцип. Со светскими людьми старайся больше говорить о духовном. С духовными людьми говорить можешь обо всем, и о духовном, и о светском. Сан дает и такое право.

Кто-то из великих писал: если увидишь святого и священника одновременно, сначала благословись у священника. И потом только подойди к святому.

Если он и правда святой, то не обидится (это уже моя добавка).

Не позволяй собой манипулировать. Газета до сих пор еще немаленькая сила. А церковная газета особенно. И потому на первых порах не будет отбоя о тех, кто захочет тобой рулить. В своих интересах. Будут и прикармливать, и запугивать, по-разному. Надо держаться. Нельзя поддаваться. Есть только одна власть — власть любви. Перед ней лишь необходимо склоняться.

Все остальное — от лукавого.

Я не беру сейчас в рассмотрение иерархическую сторону вопроса. Каждый из нас в послушании у Священноначалия, но это совсем другой вопрос. О церковной дисциплине, а не о профессиональном долге.

Планируя номер, задай себе вопрос: что в этом номере просто нужно опубликовать, и что — будут реально читать реальные люди. Первое должно стремиться к минимуму, а второе к максимуму. Если наоборот, то будете делать газету сами для себя. И сами же ее будете читать. И даже те, кого вы думали, что обслуживаете, рано или поздно скажут вам: кому вы такой нужны?

И будут правы.

Помните: никому вы ничего не должны! Никому! Только — читателю. Ибо в этом ваше служение Господу. Успеха достигают лишь те Православные газеты, которые ставят перед собой эту цель: служить Господу через служение людям. А не каким-то чинам и структурам.

Кстати, чины и структуры тоже из людей состоят.

Очень не люблю, когда интервьюируемый просит показать ему текст перед публикацией. Просто потому не люблю, что это уже мое дело, как изложить сказанное им. И к недоверию отношусь болезненно. Тем более, мне ведь лучше знать, как все сделать правильно и красиво. Стараюсь по возможности этих просмотров избегать, особенно в неконфликтных материалах. Но с годами все чаще смиряюсь. Просят, ну, значит надо показать, раз просят. Иногда, но очень редко, материал от этого страдает. А чаще всего устраняются мелкие (для журналиста, но не для героя интервью!) неточности.

Не можешь сказать правду? Понимаю, такое бывает. И со мной тоже бывало не один раз. Не говори ее. Но помни — никто не должен заставить тебя говорить ложь. Никто! Это та линия, за которую нельзя переступать. Тут надо просто с холодной яростью отвечать любому: Христианин есмь!… И стоять на своем. И пусть тебя терзают и топчут.

Ни слова лжи! Ни одного слова, в которое сам не веришь! Ни единого. Иначе ты не Православный журналист, а просто… ну, словом… вы меня поняли.

Газета для журналиста (и тем более редактора) должна быть инструментом спасения души, а не ее погибели. Вот и все.

Я не лгал в своих статьях, наверное, ни разу (может, что-то и было, но навскидку не припомню). А вот не говорил всю правду много раз. И Бог меня терпит.

Ибо сказано Им: «не лжесвидетельствуй»!

Но не сказано — «будь героем». Это уже из другой оперы.

А Бога надо бояться больше, чем тех, кто во имя чего угодно требует от тебя лжи.

Речь идет именно о лжи. А не об ошибках. Ошибаться мне приходилось, и не один раз. Но — искренне ошибаться. Никогда не шел я на сознательный подлог. На подтасовку. А это совсем другое. Ошибки прощают, ложь — нет.

О врагах. Без них в нашей профессии вряд ли можно обойтись. Я не имею в виду недоброжелателей, их у всех много, а уж тем более у пишущего человека. Но на каком-то этапе появятся и враги. Это как грибы после дождя: враги появляются после твоих успехов… Но есть и в этом маленькое утешение. Не моя мысль — масштаб твоей личности, твоего дела легко можно определить по масштабу твоих врагов. И если враги влиятельные, ухищренные, значит, и дело ты делаешь далеко нешуточное. На этом и успокойся. Молись, да и делай газету дальше.

Классика жанра

Хороший репортаж на духовную тему вполне подпадает под определение классицизма. Единство места, времени и действия. Но если два первых понятия не вызывают вопросов, с третьим сложнее. Единство действия!

На заре перестройки журналистика наша (не говорю Православная, ее тогда не было, а просто журналистика) развивалась скачками. Как бы сказали в советские годы, «экстенсивно» развивалась. Перепрыгивала через запреты, через безконечные «нельзя». Раздвигала горизонт возможностей! И это собирало огромные, миллионные аудитории. Все это имело свою сильную и слабую сторону. Сильная и так понятна. А слабая в том, что от журналиста не требовалось никакого углубления в тему. Само появление определенной темы на страницах газеты уже гарантировало успех у читателей. Раньше нельзя было писать про бомжей — ну так напишем! Нельзя было про проституток? Давай-ка про них… Про диссидентов, подпольных миллионеров и прочая…  Сейчас этим никого не удивишь, наоборот, набило оскомину. А тогда… Тогда все это читалось взахлеб. Слишком долго народ наш держали на голодном пайке. Не только в смысле колбасы, но и во всех прочих смыслах.

Церковные темы медленнее входили в журналистский обиход.  Но и они постепенно входили. Если раньше нельзя было писать про Церковь, священников даже упоминать было нельзя, религиозные праздники игнорировались, — с перестройкой начались сначала робкие, потом все более смелые попытки говорить и об этом тоже. Удачные и неудачные попытки, но не в этом дело. Горизонт расширялся, вот что важно.

Открывателем церковной темы в самарской перестроечной журналистике стал известный в то время Михаил Круглов. Талантливый, яркий, он особенно как-то раскрылся и зазвенел тогда. Первые противомуравьевские митинги в Самаре… Двухсоттысячные тиражи «Волжского комсомольца»… Его имя было известно.

Умер он десять лет назад от рака. Успел оборваться, все потерять, забыться, выпасть из обоймы. Но и все обрести! Перед смертью он покаялся, стал причащаться. Сознательно и серьезно готовил свою душу к Вечности. 

А тогда… Тогда для него «церковная тема» была просто чем-то новым, острым, немного таинственным.

Но человек он был русский. Трепет перед Богом все равно испытывал. И это почувствовалось в его первом репортаже из Покровского кафедрального собора в праздник Рождества Христова.

Когда я взял в руки этот номер газеты, когда раскрыл разворот и увидел заснеженный церковный двор, купола, отца Иоанна, протягивающего крест верующим… Защемило сердце и на глаза навернулись слезы. Я тогда работал в сторожке, пытался что-то писать, и о церковной журналистике даже не помышлял.

А это было Рождество Христово 1989 года!

Уже отпраздновали Тысячелетие Крещения Руси…

А все равно даже не верилось, что такой вот репортаж и у нас в Самаре возможен.

Спустя довольно значительное время Михаил рассказывал мне, как рождался этот репортаж. Как пришли они с фотографом утром, почти еще ночью, в храм на праздничную Литургию. Как скрипел снежок у них под ногами. Как крест целовали все прихожане. «Все!» — воскликнул Михаил. Это его почему-то особенно поразило.

«Мы тогда планку подняли!» — взволнованно говорил мне он. Подняли, что верно, то верно.

Но конец у всей этой красивой, в общем, истории был не совсем парадный.

Прозрачный, возвышенный текст репортажа заканчивался контрапунктом. Там, за церковной оградой, свет и радость. А тут…

Михаил Круглов заканчивал текст примерно так:

«Когда я вышел за ворота храма, с трудом перебарывая в себе неизвестно откуда взявшееся вдруг желание перекреститься… Было уже утро. Давно рассвело. И огромный ржавый бульдозер крушил рядом с храмом то, что еще совсем недавно было домом… »

Ярко, и по-журналистски талантливо. Но вот результат.

Спустя немного времени в редакцию позвонили. Секретарский голос безстрастно сообщил, что с журналистом Кругловым хочет говорить Архиепископ Куйбышевский и Сызранский Иоанн… Михаила нашли где-то в курилке и подтащили к трубке. Он был смущен, не знал, как обратиться к Владыке, но знал, что сработал честно. И ждал, естественно, лестной для него похвалы.

Да еще от лица, отмеченного Свыше!

Но услышал нечто весьма неожиданное.

Архиепископ Иоанн сдержанно поблагодарил журналиста за репортаж. Отметил, что в целом остался доволен текстом. Но вот только одно не понравилось: при чем здесь бульдозер, при чем здесь разрушенный дом? Какое это имеет отношение к Церкви, к празднику Рождества Христова?

Михаил стал сбивчиво объяснять, что это образ, метафора такая. Мол, в миру одни перестройки, «до основанья, а затем», — а вот в храме благолепие и верность тысячелетним традициям. Вечность!

Архиепископ Иоанн умел слушать. Он и на этот раз не перебивал запутавшегося журналиста. Но потом все равно сухо и строго сказал, как учитель — нашалившему школьнику:

— Вы зря про разрушенный дом написали. Это бросает тень… А ведь к нам это не имеет никакого отношения. Никакого!

И повесил трубку.

Вскоре Архиепископ Иоанн уехал из Самары. Стал Митрополитом Санкт-Петербургским. Стал известен на всю страну своим мудрым и смелым словом!

А Михаил как-то потерялся, поблек.

Круглов и спустя годы вспоминал об этом случае с болью.

— Я планку поднял! — восклицал он. — А мне говорят про какие-то несуразности… Про какой-то дом в конце статьи. При чем здесь это?! Ну при чём?!

Не несуразности вовсе. И конечно же при чём. Потому что от этой ненужной детали разрушилось единство действия в этом классическом, в общем, тексте.

И этот урок я запомнил.

… Не далее как вчера моя сотрудница, заместитель редактора Ольга Ларькина, сдала репортаж, посвященный детским Православным летним лагерям. Хороший текст, живой, легкий. Лагеря у нас замечательные. И дети там счастливы без всякой показухи. Но кольнула одна ненужная, хотя и, конечно же, правдивая деталь. От опытного взора Ольги Ивановны (журналист от Бога!) не скрылось, что одна девочка в детском хоре вышла на сцену с загипсованной рукой.

Я это вычеркнул. Мешает!

Единству времени, места и действия!

1 июля 2014 г. 


"От всей души желаю..."

Бывало и такое. Один представитель творческой профессии очень хотел, чтобы мы часто и благоприятно о нем рассказывали в газете. Ну, когда поводы бывали законными (он что-то такое пару раз достойное организовывал), почему бы и не написать? Писали. Но ему это показалось мало. И стал этот «мастер культуры» слать нам чуть ли не каждую неделю свои заметки или даже статьи о себе. Тут уж мы стали действовать с пожданием.

Вскоре я заметил, что наш клиент сменил тактику. Стал с каждым праздником поздравлять меня по телефону. Говорил, в общем, дежурные вещи. Я тоже мямлил в ответ какие-то поздравления. Пустяк, вроде бы, мелочь. Но нет! Этот человек знал, что делает. Вскоре я почувствовал едва ли не физически, как стало мне трудно ему в публикации отказать. Вступил в силу могущественный закон взаимного обмена. Он вспоминает обо мне. Поздравляет, находит время. А я что, не найду время, чтобы заметку о нем к публикации подготовить? Только обмен-то тут не был равноценным. Ну, позвонит он мне. С чем-то там поздравит. С него не убудет. А потом я ставлю в номер заметку про него. Ни нам, ни читателям совершенно не нужную заметку. А нужную только ему одному. Разве это обмен? И чем он тогда отличается от вежливого надувательства?

А он всё звонит и звонит. Всё поздравляет и поздравляет. Пробовал я от его звонков уклоняться, но он все равно выжидал, находил и накрывал своими велеречивыми, многословными поздравлениями. Когда человек поздравляет тебя с праздниками, невольно ты с ним вступаешь в какую-то эмоциональную связь. Вроде уже и должен ему чего-то. Так вот длилось довольно долго, этак с полгодика. За это время у него как раз состоялся юбилей и пара-тройка выставок и каких-то еще мероприятий. Почти все это нашло отражение в газете. Ладно, чего там, нам ведь не жаль для хорошего человека. А он все звонил и звонил, этот самый хороший человек, все слал нам и слал какие-то новые заметки про себя, любимого.

После очередных задушевных поздравлений мне стало, по сути дела, уже и невозможно, неловко отказывать ему в очередной хвалебной публикации. Но у каждого свой предел. Тут только я догадался (ума палата!), что на мне попросту играют. Дудят, как в дуду. А я и рад, улыбка до ушей. Мой предел вызревал слишком долго. К сожалению, я из той довольно часто встречающейся в наших широтах породы людей, из которых при хорошем обращении — подчеркиваю, только при хорошем обращении! — можно вить веревки. Когда же ситуация сгущается и становится конфронтационной, меня лучше не испытывать на прочность. Тут я сразу становлюсь воином! И бьюсь уже всерьез.

Так вот, меня это все разогрело только спустя несколько месяцев. И я поставил телефон этого человека в запрещенный список. Как он ни бился, а прозвонить не мог. Я же видел, как он старается, и чуточку наслаждался. Как и многие люди, я вместе с Гамлетом не люблю, когда на мне, как на дудочке, играют всякие там посторонние.

Он как-то все-таки дозвонился. Я выслушал его поздравления, сухо буркнул что-то в ответ. А на просьбу посмотреть текст, сказал, что он точно не пойдет. Ни сейчас, ни после. Ни вообще никогда. Дудки! Потом еще была пара недоуменных звонков-поздравлений. И пара довольно твердых, даже я бы сказал довольно веселых отказов в публикации с моей стороны.

Он все понял, разумный человек, многоопытный. Молчит уже давно. Не поздравляет. И заметок хвалебных о себе не сует. Или ищет какие-то другие, более сложные фокусы, или переключился на другие издания, уж не знаю.

И знать не хочу!

Когда Вы понимаете, что на Вас играют, сразу же прекращайте этот балаган. И не очень старайтесь быть вежливыми. Так Вас быстрее поймут и сделают выводы. Если, конечно, Вы и правда редактор, а не чучело огородное.

16 мая 2016 г. 

1199
Добавьте в соц. сети:
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Ваш вопрос или комментарий:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru