Обитель Милосердия

"Как не благодарить Бога за то, что Он нас держит. Ничего нет, — а мы не останавливаемся…"

Еще зимой редакция получила письменное благословение Архиепископа Уфимского и Стерлитамакского Никона опубликовать материал о созданной при Свято-Софийском храме села Ира Кумертауского района Уфимской епархии обители Милосердия. А затем пришло письмо из самого села Ира, от прихожанки храма рабы Божией Зои. Вот что она писала:
«…Сюда по воле Божией, как сорванные с деревьев и гонимые ветром осени листья, приносит все больше тех, кто потерял в этой жизни почти все. Они нашли здесь то, о чем нам, при нашем мнимом благополучии, можно лишь мечтать: любовь, заботу, неподдельное участие, искреннее сострадание. Сердце обители, ее страж, хозяин и слуга, добровольно и с любовью несущий на себе такой груз, что возможно только с Божией помощью, — священник Виталий Чернышев.
…О нашем лучезарном батюшке с сердцем, вместившим все наши боли, о его безконечных, с раннего утра и до глубокой ночи, заботах — книги бы писать! Приезжайте, посмотрите, порадуйтесь душой за наше общее дело».
Письма эти настойчиво позвали в путь. В Башкирию, где в маленьком селе между Кумертау и Мелеузом день за днем созидается обитель Милосердия при храме во имя мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

Ира — имя, как у девочки. Будто стоит она у тракта и прислушивается к гулу пролетающих мимо машин, и вбирает глазенками дивную красу степного разнотравья и зеленеющего лесочка, и не насмотрится на старинный, красного кирпича, храм… Ласковое имя — вполне подходящее для села, приютившего столько обездоленных малышей и взрослых. Но стояло же оно прежде, не слишком печалясь о чужом горе. Пока не появился здесь батюшка Виталий.
— Прибыл я из Прибалтики, — вспоминает протоиерей Виталий Чернышев. — До этого 27 лет отслужил в армии. В девяносто третьем рукоположен в сан диакона Архиепископом Рижским и всея Латвии Александром. Вскоре приехал сюда, попросил у Владыки Никона благословения восстановить этот храм. Сам я уроженец местный, из Ишимбая, по этой трассе двадцать лет к родственникам в отпуск ездил. И все смотрел на храм. Я к концу своей военной службы уже давно посещал церковь, и однажды сами вырвались такие слова, что будь я священником, восстановил бы этот храм. Господь ни одного нашего слова не пропускает — и стал я священником. Но храм был в аварийном состоянии. Все текло. Купол разрушен. Стена с северной стороны отходила — в щель рука пролазила. Владыка предложил мне послужить в Уфе. Я говорю: "Владыка, ну кто еще пойдет в село на разрушенный приход. Мы-то с матушкой на свои две пенсии хоть как да перебьемся ".
…Без денег храм не восстановишь, а на счету прихода одни нули. Тогда бывший военный сделал неожиданный и очень рискованный шаг. Отставнику Чернышеву полагалось на обзаведение жильем на новом месте 20 окладов по месту службы. Эти-то деньги он, ни у кого в семье не спрашивая, и пустил на восстановление церковного здания. Нет чтобы сначала построить для своей семьи дом. А он возражал: "Построим Божий Дом, и тогда Господь все остальное приложит". Все так и случилось, по-евангельски.
— Как пришла идея создать приют? Началось… со ссоры. Своего жилья не было, мы здесь прошли три или четыре дома. Не успеем обжиться, хозяева заявляют: батюшка, мы этот дом продаем, ищи другую квартиру. Тогда сын — он тоже был военный — продал квартиру и приехал сюда. Купил маленький домик, мы стали помогать его достраивать. В его домике, в тесноте, все и обосновались. Решили строить для семьи дом на том месте, где сейчас приют. Фундамент заложили — и мои дети расспорились: "Папа, а кому дом останется, когда тебя не будет?" Я так испугался, говорю: "Мы с матерью все отдали вам, а вы еще что-то делите. Никому этот дом не достанется. Это будет церковный дом".
Опять без жилья. Один год жили в приюте, матушка роптала. Она болеет, а тут и не отдохнуть… А Господь не оставил в печали. Сейчас свой угол есть, полдома, на храм смотрят окна, — о чем еще мечтать. Теперь у всех троих детей есть жилье, достраивают, благоукрашают. Младшая дочь с мужем (он — второй священник в нашем храме) прожили три года, ждали ребенка — и вдруг плод погиб во чреве. Прошло еще три с половиной года, взяли они двоих ребятишек на воспитание, и тогда-то Господь вновь дает им дитя. Сейчас носит чадо, беременная. У другой дочери трое детей, у сына двое детей — уже семь внуков у меня. А здесь вырос приют.
Сначала мы хотели воспитывать сирот. Но столько препон возникло — мы поняли, что нужен другой путь. В наше время незащищенными оказались одинокие матери с детьми. Как может прожить женщина с ребенком на грошовое пособие. И вот разными путями пришли женщины, сложился небольшой костяк. У каждой из них своя непростая судьба.

Две Марины

В обители то и дело слышала: "Матушка Марина благословила… Спроси у матушки Марины…" Подумала, что речь идет о супруге отца Виталия, но оказалось, что его матушку зовут Надеждой — в лад имени храма. А матушка Марина — такая же пришелица с маленьким сыном Ванюшей, только ходит в сером подряснике и апостольнике. Здесь она после батюшки за старшую. А вообще у всех сестер по несколько послушаний, приходится быть мастерицами на все руки. В обитель Милосердия матушку Марину благословил ее духовный отец. Здесь она меньше года, с сентября.
— Надо понять, что это такое — маленький островок милосердия среди мирской черствости и бездушия, — размышляет она вслух. — Представьте: в больницу привезли человека с инфарктом, но без медицинского полиса. Ему оказывают первую помощь и — выносят на улицу: нечем платить за лечение. Тут — иначе. Подбирают отчаявшихся, не имеющих пристанища. И уже от самого человека зависит, приживется ли он здесь. Недавно мы приняли одну женщину с малышом, она ушла от мужа-наркомана. Жить негде, денег ни гроша. Голодная и холодная ходила по городу, просила подаяния. Так мы ее выводили из голодания, как блокадницу: дадим одно печеньице, она разделит на четыре части и сосет понемножечку. Сразу досыта кормить нельзя — организм не вынесет. Спрашиваем: "Что ж не пошла в органы социальной защиты?" — "Боялась, ребенка отнимут". И правда, когда она все-таки пришла в "соцзащиту", ей сказали: "Ребенка мы возьмем в детдом, а вы думайте сами, как жить". Едва живая от голода женщина повернулась к выходу: "Я свое дитя никому не отдам!" Тогда начальник отдела — слава Богу, верующая — предложила ей поехать сюда. А женщина хорошая, у нас она быстро стала своей.
У матушки Марины положение было не столь безвыходным, но тоже довелось хлебнуть горя. Особенно — когда Иванушка в очередной раз попал в больницу с тяжелым приступом астмы. Подлечили, можно выписываться, но что дальше, как он останется без дорогостоящих лекарств. Послали Марину в поликлинику к детскому врачу. Та без разговоров выписала безплатные рецепты на две тысячи рублей. Но понесла рецепты на подпись к заведующей, а вернулась без подписи: "У вашего ребенка нет ИНН. Быстренько в налоговую, оформите номер и приходите".
— Я тогда об ИНН практически ничего не знала, — рассказывает матушка Марина. — Что-то слышала — и только. А тут стала перебирать свои бумаги — смотрю, в письмах санаксарского старца схиигумена Иеронима присланные им листочки на эту тему. Я все внимательно прочитала: нельзя принимать ИНН! Нашла и другую литературу об этом. Вернулась в поликлинику. "Так и так, — говорю, — ИНН мы не примем, потому что верующие". А врач, словно не слышит, одно твердит: "Мамаша, не теряйте время, быстро идите, принесите ИНН на ребенка!" Пытаюсь что-то доказать — без толку: "Не валяйте дурака, идите в налоговую!" Пришлось уехать из больницы ни с чем. Спасибо, сестры дали в дорогу немного лекарства.
Видимо, это не последний случай, когда в обитель Милосердия поступают люди, вытесненные из большой жизни из-за того, что не желают принимать злополучный "номер"…

Тема ИННизации возникла и в разговоре с духовным чадом отца Виталия Владимиром — сам он живет в Стерлитамаке, а за духовным окормлением приезжает в Иру. Обрадовавшись появлению человека с машиной (вот бы подвез корреспондента в Стерлитамак), священник спросил, когда он собирается домой.
— Я дома, батюшка, — негромко ответил Владимир. Но отвезти сотрудницу "Благовеста" согласился без раздумий. И вот по дороге-то он посетовал, что для того, чтобы выпутаться из больших долгов, решил стать предпринимателем. А без ИНН открыть предприятие ему не удалось.
-С тех пор, как я его принял, чувствую: словно половина духовных чувств у меня ушла, закрылась наглухо, — говорит Владимир. — Нет той остроты восприятия именно духовного, гласа Божия. Бывает, в храме стою, службу слушаю, а в душе пусто.
— И что же теперь?
— Переоформлю так, чтобы ИНН был на предприятии, а я как физическое лицо откажусь от номера!
Но этот разговор был уже наутро, на обратном пути в Богородице-Табынский монастырь. Пока же еще не закончился день, наполненный многими встречами и щемящими душу историями.
Вторая Марина, с которой мы познакомились в обители Милосердия, прошла на пути сюда не огонь, так уж точно — воду. Не в силах переносить издевательства мужа-мусульманина, она в чем была, взяв только паспорт, ушла из дома. Легко сказать — ушла. А куда? Одна на всем свете, да еще и непраздная. Рожать с таким мужем Марина не хотела и уже получила направление на аборт. То, что это убийство неповинного младенца, ей тогда и в голову не приходило. Но в больницу идти через два дня, а где сегодня голову приклонить? И как жить дальше?.. И надумала Марина… утопиться:
— Неподалеку было озеро, в котором каждый год кто-нибудь тонул. Значит, глубоко — утону и я. Зашла в воду — и… потеряла сознание. Уж какие там волны на озерце — а меня вынесло к берегу. Встала я и плачу: вода не принимает, и на земле мне места нет! И тут словно Кто-то подсказал: иди в церковь! За четыре года до этого я окрестилась, но в церковь не ходила, молиться не умела. В Свято-Сергиевском храме в Уфе подошла к священнику, очень молодому. Он спрашивает: "Вы хотите исповедаться?" А я плачу: "Не знаю, батюшка…" Все рассказала, не скрыла и то, что беременна. Батюшка советует: "Поезжайте в Стерлитамак, в Богородице-Табынский монастырь. Уж если не примут, возвращайтесь. Будем что-то искать". Как его звали, я не спросила, а после сколько с людьми говорила, никто этого батюшку не припомнил. Может, он на другом приходе служит…
Приехала я в монастырь. Матушка Наталия тогда со мной долго-долго говорила, так и отогрела душу. Столько любви я от родной мамы не видела! Некоторое время пожила я в Стерлитамаке, в монастыре, потом отправили меня на скит, на Святые Ключи, к святому источнику. И стала я там трудиться и молиться. А уж когда из монастыря кто приедет, — родные мои, такая радость!
27 января родились у меня доченьки-двойняшки. Старшую назвала я Татьяной, у нее День ангела 25 января, а младшую — точно по святцам, Ниной. Матушка Наталия особенно радовалась, она ведь сама в миру крещена была Ниной. Дочки родились крошечные, семимесячные. Их еще долго держали в больнице. А после выписки сразу привезли в монастырский скит.
Владыка Никон приедет на Святые Ключи, первым делом спрашивает: "Где детки?" С такой любовью относился к малышкам. Один раз приехал, а мы все три болеем, температура высокая. Тут же шофера отправил за лекарствами для нас.
Немного подросли девочки, и матушка Наталия благословила нас сюда, в обитель Милосердия. Мы здесь прижились. Когда я на послушании, баба Нина за девочками присматривает. То конфетки им сунет, то приласкает, как родных внучат. Все детишки тут вместе, как одна семья. Мы на послушании, а они под ногами путаются. Надо бы построже с ними, но не всегда получается…
Не всегда получается быть строгими и Фотинии, и Елене, и Ане. Бегают в трапезной Артемка, Катя и Костя, затевают шумные игры, щиплют рассыпчатый пирог. Отшлепать бы всех сразу, своих и чужих — и дело с концом. Да у кого рука поднимется… Пристрожат словами, дети и угомонятся ненадолго. А то и приластятся к доброй тете… Нет, не похожи они на запуганных приютских детей. Хотя отец Виталий не позволяет баловать "несчастных сиротинок" — лишняя жалость к добру не приводит.
— Они ведь, — говорит батюшка, — к нам приходят-то своевольники. И надо их в ежовые рукавицы брать. Поклоны делают, а которые постарше, и пятнадцать кругов вокруг храма пробегут. Как воспитывать? Труд, послушание, молитва. Некоторые поучают: если ты, батюшка, взялся за это, то детям надо дать все сполна, обезпечить счастливое детство. А я сам хоть рос в благополучной семье, не было такого уж большого достатка. Всегда жили своим трудом. И я знаю, что если приучишь мальчишку жить своим трудом, то он нигде не пропадет.

Святые угодники

Это было еще в самом начале служения отца Виталия в Софийском храме. Вдруг наяву, среди ясного дня увидел ослепительно-белую церковь, такую красивую — глаз не отведешь. И место вокруг нее — на загляденье. Что же, думает, это за храм? И явственно услышал ответ: блаженной Матронушки… Она в ту пору еще не была канонизирована в лике святых. Когда же батюшка добился выделения для скита земельных угодий и приехал посмотреть их — так и встал, как вкопанный. Это же тот самый холм у пруда, тот же лесок, та же неоглядная ширь полей. То самое место, что явилось ему в видении, только храма пока нет. Но будет, уверен батюшка! На этом месте установили крест, принесли его сюда из Иры крестным ходом. Здесь и основали скит. И стоят здесь пока два списанных вагончика да избенка, навес для летней трапезной и загон для немногочисленного скота.
Строить храм в скиту не на что, но в том, что Божия воля на это есть, отец Виталий убедился:
— Поехал я в Москву, в Покровский монастырь, где почиют Матронушкины мощи. Рассказал игумении о своей задумке построить в скиту храм в честь блаженной Матроны. Попросил частицу мощей. Но матушка отказала, сославшись на запрет Патриарха Алексия передавать частицы мощей Матронушки. Кому надо, приедут сюда и здесь поклонятся. Ну частичку от гроба пообещала дать. Я к мощам подошел и говорю: "Матушка Матрона, я как Фома — мне обязательно надо пощупать, что-то такое явственно увидеть. Тогда буду знать, что благословение твое есть". Стою — и несут большую икону, точно такую, как на стене храма. Несут прямо на меня. Мало ли для чего могут в храме икону нести. Посторонился. А послушницы говорят: "Батюшка, это вам игумения Феофания благословила икону блаженной Матроны".
Сама матушка Матрона это чудо сотворила. Ее икона у нас стоит в храме, и всегда она в следах от губ, все к ней прикладываются. Я иной раз сержусь: "Баба Маша, почему икона в пятнах!" А она не успевает вытирать. Есть у нас и частица от гроба Матронушки. Есть частицы мощей Святителя Луки (Войно-Ясенецкого), исповедника Крымского, местночтимой блаженной старицы Варвары Скворчихинской, преподобного Феодора Санаксарского. Будем добиваться частицы мощей Моисея Уфимского.
Почему Матронушка наш скит под свое покровительство приняла? Может быть, потому что сама при жизни всех жалела. И я считаю, что надо обязательно помогать нищим, организовывать питание и для бомжей. Собаке даем кусок хлеба, как же отказать в нем человеку. Мы не дадим голодному миску супа хоть раз в сутки — он вынужден будет залезть и украсть, а кто-то в доме будет, он и ухлопает, чтобы не узнали. Разговаривал я с главой администрации района об организации ночлежки для безпризорных. Он эту идею поддержал. Но пока не нашли здание в Кумертау.
Как помогают святые угодники — знает всякий, кто с упованием прибегал к ним в молитве. Так и Матронушка откликнулась на прошения батюшки. И была в его жизни, у самых истоков духовного пути, недолгая встреча с санаксарским схиигуменом Иеронимом (Верендякиным), которая научила многому:
— Давно я хотел его увидеть, а все не получалось. А в 1993 году он приехал в Ригу в монастырь, где несла послушание его дочь. Кафедральный собор, где я служил, находится на территории женского монастыря. Как-то между Литургией и вечерней службой — дай, думаю, отдохну на травке… Полежал перед храмом, потом приподнялся — незнакомый монах стоит. Клобук на нем, борода седая серебром светится. Наверное, он! Подхожу: батюшка, благословите! Я без облачения был, представился: дьякон Виталий. Мы разговорились, подошли сестры. Отец Иероним много рассказывал — особенно о пришествии антихриста. Потом сестры разошлись, а он, видимо, чтобы не смущать меня, немножко отвернулся вполоборота и говорит: "Отец дьякон, над тобой есть черное облачко. Когда ты рукополагался во диакона, не все грехи исповедал". И он назвал четыре греха. Один — то, что я долгое время жил в браке без венца и не покаялся в этом. Я по своей простоте думал, что жене не изменял, ну повенчались — и все теперь нормально… Когда я через неделю исповедал все грехи, то так плакал, что мне священник помогал подняться с колен. Потом я спустился в нижний храм и там пробыл минут двадцать, пока успокоился. Вот такая исповедь была глубокая. Осознание своей греховности…
До сих пор вижу батюшку Иеронима — во дворе собора стоит как на солнышке, клобук на нем, седая борода, и он как бы серебром светится…

"Не хватает молитвы!"

На тряском грузовике мы в считанные минуты добрались до скита. Приехали не трудиться — как на экскурсию, посмотреть. Перекинулись парой слов с постоянными насельниками скита и поспешили к пруду: кто — посмотреть, ловится ли рыбка, кто — искупаться. А хитрый послушник Георгий, чтобы отвертеться от вопросов, поднес полную кружку вкуснейшего парного молока — и оставил корреспондента на попечении бабы Кати.
Увидела я здешних мальчишек: худенькие, бледные — в чем душа держится. Они, конечно, собирают дровишки, приносят воду, — но всерьез рассчитывать на их помощь не приходится. Кроме послушников-мужчин две женщины и десять детей летом живут в скиту. По субботам ездят в село на службу и в баню. Батюшка присылает в скит продукты, а чистый воздух и свежее молоко вволю Трактора своего нет, а лошадь — гуляет на воле. Пока не приспособлена даже в косилке ходить. Вся живность держится на бабе Кате:
— Пять коров дою, десять телят надо напоить. Хорошо, помощница у меня
появилась. Вдвоем с Любушкой напилим дров да нагреем воды, напоим телят. Я три года уж тут. Ничего, хоть и трудно, можно работать…
Вечером тот же грузовик доставил к приюту какие-то ящики и мешки, а среди них — два не новых, но вполне крепких улья. Даст Бог, будет в обители свой мед!
Батюшка наконец-то освободился — до вечерней молитвы. Идем по церковному двору, где возле старинного храма поднялась под крышу домовая Покровская церковь. Где рядом с большим двухэтажным домом намечается возвести богадельню. И еще столько всего… Отец Виталий показывает:
— Сделали мы овощехранилище. Здесь — хозяйственный двор, место для гаража. На первом этаже этого корпуса воскресная школа, вторую половину занимает крестильня. Когда все будет готово, крестить будем с полным погружением. Второй этаж жилой будет. Выделим место для просфорной — просфоры ведь надо печь в полной тишине, с молитвой… В середине дома большие мужские кельи. А в небольшой келье постоянно живут баба Маня и баба Катя. В левом углу будет кухня. Как только блоки перекрытия закроем — все! — строительную деятельность прекратим. Все повытаскиваем, выгребем. Осенью посадим сад.
Молю Матерь Божию, чтобы она прислала нам монахинь-сестер, чтобы молитва непрестанная у нас шла. Потому что молитвы не хватает! В храме две службы в неделю — по субботам и воскресеньям, в четверг служим в тюрьме, и еще какой-нибудь праздник выпадает. Желательно бы служить каждый день, но не получается. Послушание отнимает много времени. К нам в выходные приезжают из Салавата, Мелеуза, Кумертау, — отстоять Литургию, креститься, венчаться. Потому что старинный храм, хорошо здесь, и акустика лучше.
И снова речь идет о насельниках обители. Батюшка всех принимает, но не все приживаются. Не всем по душе здешние порядки. Иные в зиму приходят, в ноги падают: "Батюшка, возьми!" А снег растаял, отогрелись — и чуть начинается работа, их и след простыл. Прямо как в известной басне… Но в этом году большого отплыва не было. Ушли только те, кого батюшка благословил уйти.
— Мы никого не держим. Я всегда говорю: "У вас две дороги: одна на Уфу, одна на Оренбург. Не приживетесь — ступайте с миром…" Бывает, что человек пожил в обители, немного окреп, утихла боль — и, слава Богу, некоторые возвращаются в свои семьи. Но надо сказать, некоторые женщины спекулируют на детях. Одна тут прожила три года, так и ушла — не прижилась… Иной тоже придет — из зоны, или еще откуда — начинает свои требования предъявлять. Так сами послушники окорачивают: "Ты уйдешь, а на обители пятно останется! Или живи, как все, или — скатертью дорога!" Если человек пришел без желания, только за хлеб — и одели его, и уголок дали — потом все равно такие не выдерживают жизни в молитве, требуемого темпа: уходят.
Иногда меня ругают: несовместимо вроде, чтобы в одной обители жили женщины с детьми и мужчины-послушники. Но ведь здесь не монастырь; хоть мы и живем по почти монастырскому уставу. Надо помнить, что и при монастырях были общежития, где по утере кормильцев и в подобных обстоятельствах жили семьями и несли послушания. Если кто-то из моих сестер с послушником нашей обители создаст семью, я буду только благодарить Бога, что детки будут воспитываться в полноценной семье. Думаем о том, где они тогда смогут поселиться на первое время — хотим одно здание выкупить и сделать под жилье. И семьи смогут там жить, нести послушание. Так решили, что если такая семья создается, то обитель дает ей корову, а через год-два, когда своя коровка появится, они долг вернут.
Помните — в "Благовесте" было письмо из Уфы от Натальи Бельченко с детками, в очень трудной ситуации она оказалась. Пожила у нас в приюте, а через вашу газету Господь помог ей, много отозвалось добрых людей, помогли. Ей написал из тюрьмы человек, и в Самаре они повенчались. Хотели здесь поселиться, даже за дом отдали задаток, но у него в Тольятти мать осталась одна, пришлось им к ней переехать.
— Хорошо, что в обители нашли приют женщины с детьми. А как быть с такими, как Любочка, которая сейчас у бабы Кати в скиту?
— Здесь все непросто. У нас нет юридического статуса, позволяющего взять ребенка на воспитание. К нам ее из милиции привезли, при этом сообщили, что она в розыске. Стал выяснять, как получилось, что четырнадцатилетняя девочка оказалась без семьи. И узнал, что Любочку разыскивали не родители — это учительница забезпокоилась, где ее ученица. Приезжала она сюда, и мы договорились, что Люба будет у нас жить — конечно, если будет все выполнять, что требуется. Любу мы здесь окрестили.
Еще я летом на сенокос мальчишек беру, с которыми матери не управляются (обычно матери-одиночки). Подросток пятнадцати лет, предоставленный стихиям мира сего, обязательно влезет в какую-нибудь беду. А здесь не дает расслабиться сама атмосфера. В 7 часов уже все в храме на молитве. Опоздал — ну сейчас лето, много работы, я уж маленькое послабление даю, а так если я "Благословен Бог" сказал и кто-то шмыгнул на молитву — сорок поклонов! Без всякого разговора. И эти мальчишки — все работают. Рядом с послушниками никто не может сачковать. Сейчас у нас пятеро ребят по 15 лет. Приехал из Салавата мальчик-башкир — сам нас нашел. Сказал, что матери нет, отец пьет. Будем узнавать, что за семья у него, может, и он в розыске… Пока я ему ничего о крещении не говорю. Но на молитву он ходит, подходит под благословение. Думаем мы о будущем наших воспитанников. Крепко думаем…
Если говорить о хозяйственных делах, то их невпроворот. Обители выделено 170 гектаров земли, пруд (он уже зарыблен). Еще и второй пруд рядом надумали делать на паях с одной организацией. Но земледелие требует и средств, и сил, а техники нет. Выходил на Администрацию Президента России. Через девять месяцев оттуда прислали на совхоз письмо — окажите помощь. Но совхоз обанкротился, и дело не сдвинулось. Надо ехать в Москву самому, — полагает батюшка. — Потому что иначе ничего не решится. А пока техники нет — нечем землю обрабатывать. Чтобы небольшая община — обитель Милосердия — обезпечивала себя и помогала другим. Приход небольшой — деревня, а расходов несчетно: и на еду, и на строительные материалы, и строителям надо платить…
— Как не благодарить Бога за то, что Он нас держит. Ничего нет, — а мы не останавливаемся, строимся. И трудно-то, наверное, потому что мало молимся, больше руками работаем. Иногда взмолишься: "Господи, кругом мы должны, как выпутываться…". И Господь дает — не просто так, а через наш же труд. Приехал кто-то, заказал требы. Вчера приехали 23 человека креститься — денег сразу прибавилось, а сегодня я какие мог дырки заткнул, и в кармане 20 рублей осталось. Ничего — не оскудевает Рука Господня: и кушать есть что, и одеваем всех, только с обувью нехватка… Так и живем — трудами, молитвами.
— Отец Виталий, вы упомянули о своих службах в тюрьме…
— Из Мелеуза прислали заключенные письмо: "Батюшка, Господь спросит с вас, почему не посещали темницу!.." Через два месяца — еще более грозное письмо, напомнили слова Евангелия. Что делать — поехали. Показал я письмо руководству колонии, они написали Архиепископу Никону прошение, Владыка благословил. Великим постом открыли храм Анастасии Узорешительницы, на Светлой Седмице отслужили первую Литургию. Сейчас каждый четверг там служим Литургию, крестим.
Казалось бы, кому мы мешаем. А деревенские завидуют. Самый богатый человек для них — отец Виталий. У меня же две десятки — вся наличность… Но я всегда говорю: у нас должны быть на коленях мозоли, как у верблюда подошвы, так мы должны благодарить Бога. Потому что все Господь умудряет. Некоторый раз так устанешь, столько всего навалится, — нападает и отчаяние. Но как после ночи наступает день, — отдохнешь, помолишься, и опять Господь, и опять дает, и опять — живем…

На фото: Свято-Софийский храм в башкирском селе Ира; Батюшка Виталий с маленьким Костиком; Большая семья.

Ольга Ларькина

30.08.2002