Стояние в Бузулуке

От Петропавловского храма в Бузулуке остались только старенькие фотографии в семейных альбомах — и память о семнадцатидневном стоянии.

И до сих пор еще случается где-то в дальних селах увидеть руины старинных храмов — закопченные, обвалившиеся стены, обезглавленная и обрушенная кровля, черные провалы на месте окон… От Петропавловского храма в провинциальном Бузулуке Оренбургской области не осталось даже развалин. Снесли все — с революционной хваткой: "До основанья, а затем…" А затем построили — то ли на этом самом месте, то ли в нескольких метрах от разрушенного храма — Дом быта и кинотеатр "Березка". И случилось это не в 30-е годы XX столетия, когда закрывали без разбору все церкви, до которых только дотягивались загребущие руки, — а в преддверии Пасхи 1961 года. В хрущевскую "оттепель", дохнувшую лютым холодом на "последних носителей пережитков религиозного прошлого"…
Но — мало ли храмов было разрушено в те годы. Приняли решение — и закрыли. Петропавловский храм просто так не сдался. Потому-то, как видно, и поспешили безбожники разрушить его, чтобы уничтожить и самую память о том, что здесь когда-то был храм, и в черное время гонений на Церковь в этом храме почти три недели продолжалось стояние Православных.

Вспоминает Евдокия Ивановна Шитова, много лет певшая на клиросе бузулукских церквей — вначале Петропавловского, а затем — Всехсвятского храма:

— Предпоследним настоятелем храма был протоиерей Николай Шетнев — эх и проповедник был! Сколько я в церкви пела, не было таких проповедников, как он. Миссионер: в те годы, когда вера в Бога считалась признаком дремучего невежества, он обращал в Православие грамотных, высокоученых людей. Хоть и был он очень строгим, люди его любили, а мне он был духовным отцом. И вдруг отца Николая переводят в Оренбург! Мы было начали собирать подписи, чтобы отца Николая нашего оставили. А он говорит: "Вам это нужно — чтобы меня забрали?.." Куда в то время "забирали" — известно… Ну мы и отступились. Перевели его в Оренбург, а настоятелем поставили Никиту. Видно, тогда уже у них все было задумано. Отец Николай был твердый — кремень, он бы ни за что не стал подписывать "добровольную" сдачу храма — хоть стреляй. Если бы отца Александра Илларионова поставили настоятелем — он бы тоже не стал подписывать. Нет, он церковь не сдал бы! Его у нас в Бузулуке называют отец Александр-строгий. Потому и поставили настоятелем "мягкого" священника, угодливого к властям.
К весне 1961 года в Петропавловском храме только-только сделали новый иконостас. Бывало, отец Николай придет — мы мучаемся, скоблим старую краску. И ножом, и чем только не скоблили — ничем не отдерешь. Сколько трудов положили! И как же у нас красиво стало в храме. Иконы заново были написаны, иконостас сами золотили, и паникадило новое повесили — оно сейчас в Индустриальном техникуме.

В этом храме я пела с 1949 года. И вот в День Ангела моего, на Евдокию, 14 марта, я причастилась утром, отдохнула и пришла на вечернюю службу. Захожу в контору. А мне говорят: что-то наших вызвали в райисполком — и до сих пор они не вернулись. Смотрю, идут. Верочка Маркова, с ней церковный староста и третий — завхоз Григорий Ильич. Зашли в контору, как закричали, заплакали. Григорий как плакал, как плакал! "Эх, Дуся, ведь церковь у нас отняли!" — говорит. "Как — отняли?!" — "Никита подписался. Мы отказались подписаться: не нами этот храм построен, и рушить его мы не отдадим. А Никита поставил подпись…".
Ох, как мы расстроились. Я на клирос пришла, упала. Криком кричу. И вся церковь начала плакать, как узнали, что случилось. Батюшка Василий Рижский служит — а службы нет, плач один и крик.
Кончилась служба. Священник Никита выходит, объявляет:
— Вот, церковь у нас взяли. Мы отдали это здание сами, добровольно, потому что надо подчиняться власти. У нас ведь еще на кладбище есть церковь. Вот давайте все иконы снимать сами, и какой-нибудь сарай найдем, туда сложим…
Как он стал это говорить, такой крик поднялся:
— Не отдадим церковь! Не отдадим мы церковь!
Кричат все. Кто крест обнял, кто у Божией Матери рыдает. И не вышли из церкви. И вот семнадцать суток мы стояли в церкви, не выходили из храма. Менялись: одни уйдут, другие придут. На коленях стояли и пели. Приходил к нам Среднев, председатель райисполкома, и еще кто-то с ним из начальства. Чуть увидим, что идут они — мы начинаем петь: "Кресту Твоему покланяемся, Владыко…" Как тропарь Кресту запеваем — значит, начальники идут. И вот они послушали, и Среднев говорит: "Ну, ничего плохого нет, пойте. Только ночью не закрывайтесь. От кого вам закрываться…" Улестил нас — а мы поверили. Если бы мы его не послушали и после двенадцати закрылись, как раньше, церковь бы мы не дали захватить. Мы ведь писали в Москву, добивались, чтобы оставили нам церковь. И ответ уже пришел — еще когда церковь не сломали — только мы не знали об этом. Староста получил пакет из Москвы и не вскрывая отдал настоятелю, Никите. Он прочитал да и пошел в исполком: "Что же вы, я все подписал, как вы велели, а из Москвы прислали еще на 5 лет разрешение служить в Петропавловской церкви". Ну они с ним и разговаривать не стали. Поздно, мол, назад не воротишь. Подписано, что вы добровольно отдаете церковь — значит, закроем. Спрятали бумагу и стали думать дальше, как обмануть народ. Додумались: люди не выходят из церкви, а они тогда хитростью да лестью обошли нас.
Если бы мы в ту ночь двери заперли, — как пошли они на штурм, мы бы в колокол ударили — и весь город подняли бы на защиту. А двери-то какие крепкие были, их ведь ничем бы не взяли. Засовы железные были куда какие прочные!
И вот среди ночи в открытые двери врываются пьяные заводчане. Нас стали по одному отдирать от икон да бросать прямо оземь. А приступки-то высокие. Сколько покалечились, в больницу-то попали. А Мария Гавриловна с ребятишками — все вцепились кто во что, их отдирают — крик, плач…
Потом, когда стали храм ломать, нагнали технику, военных, милицию. Храм окружили, а мы стоим и смотрим. Ночь, а они внутри лазают, по престолам бегают! Стали они всех по домам гнать, чтобы мы не мешали громить храм. Григорий Ильич сказал: "Я иконы не вешал, и снимать не буду!" — ну они все поснимали, повышвыривали и по разным местам отвезли. Что в церковь Всех Святых отдали, что в Сорочинск отвезли. Много и пропало.

Тамара Владимировна Головань, жительница г. Бузулука:
— Нина Петровна Сергеева работала в налоговой инспекции. Их ночью разбудили, вызвали и сказали: "Собирайтесь, поедете в церковь делать опись". И как она рассказывала, им дали час времени: что за час успеете снять — ваше, берите. А потом будут все ломать.
Никто не соглашался с церкви крест сдергивать. Взялся брат нашей соседки — так он после этого вскоре умер.

Евдокия:
— Многие из тех, кто рушил храм, после этого страшной смертью поумирали. К храму много техники нагнали, тракторов… Как разрушили храм, одной нашей певчей приснилось, будто в ограде церковной стоит большая лужа крови. Ужаснулась: "Это откуда же такое?" — "Это, — слышит в ответ, — христианские слезы…"

Тамара:
— Говорят, что когда ломали, то под храмом, где алтарь был, нашли мощи какого-то святого, отправили их в Москву. Я вот часто думаю, как бы точно узнать и обозначить то место, где стоял храм. Чтобы на этом месте цветы росли, может — Поклонный Крест установить…

Евдокия:
— Много нас было тогда на стоянии в храме. Сотни… Одни приходят, другие уходят. У меня ноги опухли, а я не уходила из церкви. Помню, Надя больная, не может стоять — и все равно не уходит… Очень много нас было.

Протоиерей Александр Илларионов (тот самый "отец Александр-строгий") в Бузулуке с 1953 года. Сейчас он, хоть и по возрасту на покое, служит в Казанском храме села Сухоречка. Был он из первых семинаристов советского времени. Служение в Церкви начал на самарской земле: с 1951 года служил в Покровском кафедральном соборе г. Куйбышева, и матушку взял куйбышевскую. Потом перешел в Оренбургскую епархию. Отец Александр вспоминает:
— В Оренбурге мне что не понравилось: в храме шесть священников было, служили мы через пять недель. А мне хотелось служить. Так что для меня было радостью перевестись в Бузулук. Сначала в кладбищенской Всехсвятской церкви служил, потом в Петропавловской. Застал еще старых инокинь Бузулукской Тихвинской обители — хороший был хор. Человек пятнадцать их было, пели — так теперь не поют… Покойный Митрополит Оренбургский Леонтий говорил: "Без пения нет Богослужения". Это верно. Раньше в церквях читали с чувством, с толком, каждое слово слышно. В то время в храмах была ежедневная служба. И если бы тогда кто сказал, давайте выходной сделаем, — с негодованием отказались бы. Народу было очень много в храмах. У нас в Великий пост было до 12 тысяч причастников.
В Куйбышеве был Владыка Мануил (Лемешевский)— он ни одного храма не дал закрыть. А у нас архиепископ Палладий властям не противоречил… Он и перевел в Оренбург нашего настоятеля отца Николая Шетнева. Знали, что я буду препятствовать закрытию Петропавловского храма — меня вызвали в Оренбург, будто бы к уполномоченному. Приезжаю — а уполномоченного нет, он, говорят, в Бузулуке. Что-то тут не то… Я тут же в поезд — и назад, в Бузулук. Тут-то мне и сказали: "Будем закрывать храм" Вызвал я одного верного человека, он и оповестил всех. Собрались люди, три недели на коленях в храме держали стояние. Между прочим, в Москву ездили, добивались, чтобы оставили нам храм. Оттуда бумага пришла: храм не закрывать. А местные власти этот документ положили под сукно, сами напоили коммунистов и комсомольцев с местного завода — и ночью давай штурмовать. Было это на шестой неделе Великого поста. Народу в ту ночь было не так много, человек двести всего, а то было и по триста, и по четыреста. Не ждали, что так вот ворвутся в храм…

А еще Тамара Головань — связистка по специальности — рассказала, что слышала от коллег, будто одной из первых узнала о готовящемся закрытии храма верующая работница телеграфа. Принимала телеграмму — и прочла страшное известие. И хотя знала, чем грозит ей разглашение секретных сведений, предупредила кого-то из церковных о близкой беде. Люди и поспешили в храм, готовые стоять насмерть.
Сегодня от Петропавловского храма остались только старенькие фотографии в семейных альбомах — и память о том семнадцатидневном стоянии. Неумирающая память.

На снимках:
1. Протоиерей Николай Шетнев На обороте снимка, подаренного духовной дочери — Евдокии Ивановне Шитовой, — стихотворные строки, написанные его рукой:
"Познай себя — познаешь Бога.
Познай, откуда ты и кто,
Зачем пришел, куда идешь,
Что ты велик — и ты ничто,
Что ты безсмертен и умрешь".
2. Таким он был — Бузулукский храм во имя святых Апостолов Петра и Павла;
3. Иконостас Петропавловского храма;
4.1946 год, храм Петра и Павла. Рядом с протоиереем Леонидом Смирновым (в центре), священником Иоанном Табаковым, диаконом Валентином — монахини Тихвинской обители .

Ольга Ларькина

06.12.2002