Капельки вечности

«Взыскание погибших»

Недавно журналистская братия была потрясена смертью редактора самарского журнала «Дело» Андрея Тулейкина. Умер он скоропостижно — в 44 года, а до этого и не болел даже. Был он могучий, светлый, всеми уважаемый человек. Особенно любили его молодые журналисты. Он сил и времени на них не жалел. Учил профессии. «Отец солдату!» — выразилась о нем стихами Лермонтова одна наша коллега, тоже редактор. Накануне смерти участвовал он в каком-то «звездном» мероприятии, брал интервью. Пришел домой и умер… Сердце!
Андрея я знал довольно близко. Познакомились мы еще в конце восьмидесятых, в одной светской редакции (да других ведь и не было тогда!). Я писал о политике и культуре, он — о спорте. «Пан спортсмен», называл я его про себя. Через несколько лет жизнь свела нас вновь. Наши редакции находились в одном здании, на одном этаже. А в течение нескольких лет и кабинеты соседствовали. До него нередко доносились звуки наших молитв — перед чаепитием, в каких-то особых обстоятельствах. И он всегда говорил: «Сегодня вы очень красиво пели». А потом попросил освятить его кабинет. Я пригласил священника. Кабинет освятили, убрав из него нелепую деревянную статуэтку Будды — подарок какого-то банка. Вместо нее появилась там икона Пресвятой Богородицы «Неопалимая Купина». Журнал у Андрея сугубо деловой, но он несколько раз говорил мне, что «по большому счету» это Православный журнал. Он несколько преувеличивал, по-моему. Но все равно журнал был хороший.
И вот днем 16 февраля, как обычно, я встретил его в нашем коридоре. Он шел куда-то с церковным журналистом Олегом Бедулой. Я обрадовался, увидев их вместе. В шутку говорю Олегу Ивановичу про нашего светского коллегу: «Он у нас тайный Христианин!» А Андрей вдруг серьезно так нам отвечает: «Почему тайный? Я явный Христианин!». Пожали мы друг другу руки и разошлись. Навсегда. Это были последние слова, которые от него я услышал. 18 февраля мне позвонили и сказали, что он ранним утром скончался. В день иконы Божией Матери «Взыскание погибших»! Попросили привезти священника на отпевание. Я пригласил все того же отца Сергия Гусельникова, который когда-то освящал его кабинет.
Андрей лежал в гробу и такой, и одновременно не такой, каким его знал я при жизни. Ушло случайное, осталось основное. Лежал он в венчике и с крестом в руке, с лицом полководца. Я подумал еще, что если бы жизнь сложилась иначе, он мог бы вполне командовать не редакцией, а армией. Но только не в штабе, а на передовой. После отпевания, мне показалось, Андрей слегка улыбнулся нам.
Почему же часто бывает так, что хорошие, сильные русские люди умирают в Церкви, а живут почти без Нее? Не знаю. Но, быть может, все последние годы Господь ждал от Андрея одного: исповедания веры. И все же дождался! Неважно, что поводом для этого стала моя неуместная шутка, а не угроза от гонителей, как это бывало в древние — да и не такие уж древние — времена…
…А через несколько дней верстался первый номер журнала «Дело» уже без Андрея. Я пришел поддержать своих осиротевших коллег-журналистов. Зашел в его кабинет. Все там же в красном углу стояла икона. Заместитель редактора Ян (в крещении Иван) Налимов мне рассказал: «Второй день уже утром прихожу на работу, сажусь за свой стол, а от опустевшего кресла, где сидел Андрей, идет волнами сильное благоухание ладана! Что это может означать? Или это Андрей нам оттуда на помощь спешит?» Я молча кивнул и вышел из кабинета. Чтобы не разрыдаться.

«Папа!..»

Недавно в суете делового дня вдруг неожиданно образовалось небольшое оконце. Решил им воспользоваться и заехать к отцу. Но телефон, как нарочно, у него был все время занят, а входная дверь в подъезд — на засове. Как быть? Времени ждать, пока кто-то из соседей куда-то войдет или выйдет, не было. И пришлось закричать на весь двор: «Папа!.. Папа!..» Вскоре в окне третьего этажа я увидел его удивленное лицо. Знаком показал ему: мол, спустись и открой засов. Он кивнул и пропал в окне. И вскоре дверь отворилась. А пока он спускался со своего третьего этажа, я стоял под его окном и старался представить, как эта сцена выглядела со стороны. Здоровенный сорокалетний мужчина не без лишнего веса, с начавшей седеть бородой и в «боярской» шапке кричит, как маленький: «Папа!.. Папа!..» Смешно, забавно. И трогательно… Папа спустился. Я ему рассказал, и он меня сразу понял. Улыбнулся. Ведь так вот, наверное, я кричал ему маленьким, совсем еще маленьким и беззащитным. И он, конечно, спешил на помощь. И вот все повторилось — из-за моей торопливости, из-за занятого телефона…
— Ну а как мне было еще тебя звать? — оправдывался я не столько перед ним, сколько перед самим собой. — Не кричать же: «Евгений Николаевич! Гражданин Жоголев?!» — «Если бы ты так кричал, я бы не услышал», — шуткой на шутку ответил мне отец.
…А Отцу мы кричим не так же ли? И Он слышит нас и спешит на помощь со Своей поднебесной выси. Для него мы всегда маленькие. Пусть даже и бороды совсем седые. Пусть даже и нет вовсе волос-то уже на голове. Он знает, какие мы все без Него беззащитные. И потому не оставляет нас надолго одних… Только позови, и дверь сразу же распахнется.
Был я у папы недолго. Оставил свежий номер газеты, обнял и помчался дальше. Но еще какое-то время в ушах звучал — «Папа!.. Папа!..» — этот мой звонкий крик…

В церковной лавке

встретился с мужчиной примерно моих лет и его немного смуглой дочкой. Продавщица объяснила, что эта девочка лет восемнадцати — уже послушница монастыря в Оренбургской епархии. В церковной лавке ее папа частый гость. Недолго поговорили с этими замечательными людьми. Они спешили в путь, в монастырь.
— Нелегко отдавать на служение Богу, в монастырь, единственного ребенка, — вздохнул он. — А надо…
При этом дочка молча улыбалась, и тихий свет лился из ее счастливых и спокойных глаз.
Я спросил, как она попала в свой монастырь.
— Поехала в Оренбургскую область, к старцу в Платовку, — ответила она. — А на вокзале с женщиной познакомилась, она мне рассказала про эту обитель. Старец туда меня и благословил…
Когда они вышли, продавщица сказала мне:
— Этот мужчина — татарин. Он был мусульманином. И вот умер у него отец, и он увидел наяву вокруг покойника много бесов… Побежал за муллой. Тот пришел, тоже увидел бесов, испугался. И сразу ушел. Признался, что не может помочь… Тогда он сказал себе: «Что же это такое? Почему здесь бесов боятся, а они — не боятся никого?». И после этого принял крещение, стал Православным. Претерпел много скорбей от своей родни… Но от этого только утвердился в вере.
И в связи с этим вспомнился мне другой случай, теперь уже почти апокрифический. Его не проверишь — несколько лет назад умер протоиерей Виталий Калашников. Но, думаю, все это правда. Когда его только рукоположили в сан и он совершал первое в своей жизни крещение, в группе крещаемых оказался один довольно известный самарский литератор, Д. На нем во время совершения Таинства отец Виталий узрел множество злобных и отвратительных бесов. Ему стало страшно, и, главное, не знал он, как ему поступить. Он побежал из крестильни в собор — к опытному священнику. Рассказал ему, что увидел бесов, и попросил помочь — вместо него совершить крещение… Но тот твердо сказал:
— Так кто от кого должен бегать? Ты от них или они от тебя? А ну иди и сам борись с ними!..
Отец Виталий вернулся в крестильню, как на поле боя, и совершил Таинство Крещения. По ходу Таинства бесов на Д. становилось все меньше. А потом и вовсе они исчезли. После этого случая отец Виталий совершил еще много добрых дел. Воспитал шестерых детей. Построил несколько храмов, крестил множество людей. Стал Благочинным Самары. И умер молодым, но так и не побежденным теми, кто так хотел напугать его в тот день в крестильне…

На Казанском вокзале

Рассказала Людмила Кукушкина из Самары:

— Было это лет восемь назад. Я возвращалась с дочерью-подростком из Москвы в Самару. На Казанском вокзале я растерялась. Забыла, в какой ячейке камеры хранения оставила свои вещи. Ходила, определяла нужное «окошко» по лицам приемщиков, когда надо было смотреть на номерок… Поезд скоро уже отходил, а вещи были все еще в камере хранения! Как быть? Наконец в отчаянии я воскликнула: «Святой Николай! Я же тебе столько молебнов заказывала! Почему же ты не помогаешь?!» Потом я стала в раздражении кричать на дочь…И вдруг к нам подошел пожилой человек лет шестидесяти. Был он в светлом свитере со светло-голубыми ромбиками, с недлинной седой бородой, в серой кепке, но без пальто. Глаза у него были цвета голубого неба, ясные и детские. И запах был от него не вокзальный какой-то, пахло от дедушки… чистотой. «Хватит кричать! — строго сказал он. И продолжил: — Вам окошко камеры хранения нужно найти?». Мы кивнули. Он повел нас за собой. «Вы мне рубль дадите?» — спросил он. «И больше дам, — ответила я. — Только помогите…» А сама подумала: «Только вот бы деньги он не пропил…» А он на мои мысли вдруг отвечает, что спиртного не пьет, а на наши деньги свечи купит и в церкви поставит. Дочь моя, Маргарита, удивилась как будто бы безсвязности его речи, но я ей объяснила, что это он ответил на мои невысказанные мысли. Идем мы следом за ним по вокзалу, и такое спокойствие вдруг меня охватило! Стало понятно, что вещи получим и на поезд успеем. Волноваться не нужно. Дошли до нашего «окошка», он подвел нас к нему. Мы пошли получать вещи, и тут я оглянулась, а его уже и след простыл! Дочка тоже оглянулась и дедушки нигде не увидела… Мы сразу решили, что это был Святитель Николай. Многие нам не верили, а я в этом не сомневаюсь. Пришел нам на помощь угодник Божий!
А другой случай мне рассказал настоятель самарского храма во имя Преподобного Сергия Радонежского игумен Георгий (Шестун). 19 декабря прошлого года во время праздничной Литургии в день Святителя Николая он обратил внимание на необычного дедушку в толпе прихожан. Его лицо так и сверкало благодатью! Хотел рассказать об этом другим священникам в своем храме, но они сами уже обратили внимание на такого удивительного прихожанина. А старичок этот постоял-постоял какое-то время, а потом затерялся в толпе верующих…
Один из священников по этому поводу сказал:
— Видно, Святитель Николай шел на праздник в свой храм во имя Николая Угодника (он находится по соседству с этой церковью — А.Ж.) и по дороге к нам заглянул: посмотреть, как мы тут в его праздник служим…

Рис. Валерия Спиридонова.

Антон Жоголев

17.03.2006