Историческая боль

Из цикла «Капельки вечности»

Есть у нашей редакции одна необычная посетительница. Приходит она к нам нечасто, но постоянно, на протяжении уже многих лет. Мы давно заметили: стоит лишь кому-то из нас упомянуть имя Патриарха Никона в какой-то готовящейся статье или написать хоть строчку о старообрядцах — она уже тут как тут! Толкаемая к нам какой-то неземной силой (ибо откуда же она может знать о только еще готовящихся статьях?), приходит и начинает говорить без умолку: о том, что мы должны покаяться перед старообрядцами, а старообрядцы должны покаяться перед Царем-Мучеником Николаем II, и все мы вместе должны преодолеть раскол, без которого, по ее мнению, Церковь не будет едина… А без церковного единства нечего ждать и возрождения России… Мы давно уже вполуха слушаем эту странную визитершу, которую хорошо знают и в Самарской Духовной семинарии, и у старообрядцев-беглопоповцев в самарском Покровском монастыре… А она словно в засаде сидит и ждет, когда мы вновь коснемся этой кровоточащей раны — и сразу бежит к нам… Вот как, выходит, значимо каждое слово на эту болезненную тему, раз человек с обостренным «слухом» сразу бежит на зов… То она явно «заговаривается», показывая нам некие надуманные схемы: рисует на карте России безсмысленные, как нам видится, линии от городов к городам, о которых писала наша газета, и находит в этом какой-то особый, только ей одной и открытый «мистический смысл», то говорит вполне здравые вещи. О том, например, что кровь Новомучеников должна стать основой будущего единства. И что Семнадцатый год был во многом обусловлен трагедией Раскола. Но главное, я понял, совсем не в ее словах. А в ней самой — в ее напрочь расколотой этим расколом душе… Нет ей покоя, так как ее, по-видимому, избрал Господь быть для нас своеобразным напоминанием об этой русской трагедии. Крестится она двумя перстами, но относит себя к «никонианской» Церкви. Ходит на наши Крестные ходы, бывает на значимых епархиальных мероприятиях. Но и к старообрядцам заходит, правда, обычно ради спора: доказать им, что они не правы, когда отвергают «поздних», после раскола, святых… Но о благочестии старообрядческом отзывается с пиететом!
Раскол только тогда и раскол, когда отколовшаяся половинка считает себя все-таки частью общего целого, продолжает жить в одном «духовном поле», как в семье, где ее члены из-за ссоры не разговаривают друг с другом, но продолжают жить под одной крышей. Сегодня это, можно сказать, уже почти совсем не так, и в этом смысле раскол преодолен, ибо перестал быть расколом. Мы больше не считаем их «своими», и нормальный старообрядец для нас — это совсем другой, закрытый от нас мир. Что-то экзотическое, далекое, чужое. Перед которым, да, мы виноваты в таких-то и таких-то (довольно опять-таки далеких от нас и потому, к сожалению, абстрактных) грехах. А они по-прежнему смотрят на нас как на какое-то досадное историческое недоразумение, которое лучше и вовсе не замечать. Нас-то хоть мучит осознание, что когда-то причинили им вред… Старообрядцы же к нам относятся «без комплексов». Раньше хоть ненавидели (этой «святой ненавистью» дышат старообрядческие полемические и исторические книги, которые «никонианам» лучше не раскрывать). Теперь и этого почти не осталось. Забрел как-то местный бородатый старообрядец к нам в редакцию: принес (как у Чехова) статью «О вреде табака». Оказалось, соседи по лестничной клетке его давно мучают курением в коридоре, табачный дым проникает к нему в жилище и мешает ему молиться по «лестовке», вот он и решил с ними расквитаться статьей в газету… Трагедия переходит в фарс… То есть взаимоотрицание практически полное. Мы втихую готовимся к прославлению Патриарха Никона (по моему убеждению — одного из величайших русских иерархов, достойным памятником которому стал Ново-Иерусалимский монастырь), они по-прежнему ожесточенно ругают его и сама мысль о его возможной святости для них просто кощунственна… Это не раскол уже, а два полюса, две разные веры… Два разных, можно сказать, народа, почти уже сравнявшихся в своей количественной незначительности по сравнению с целым океаном равнодушных к любой вере людей.
Исполнилось пророчество Преподобного Серафима Саровского: когда накренился и едва не потонул, залитый кровью, «корабль» Русской Церкви, привязанная к нему «лодочка» старообрядчества сразу едва не ушла на дно… Не потонули мы — выплыли и они… Но даже и в пучине моря, без руля и ветрил, перед лицом смертельной опасности мы не обняли друг друга, как братья, не помогали друг другу спастись на обломках, а и утопая, в волнах, бросали друг другу в лицо упреками… «Если бы не вы — не было бы этого кошмара!» — кричали одни. «Не уйди вы в раскол — вместе бы мы этого не допустили!» — оправдывались другие. А волны все гуще и гуще покрывали и корабль, и лодчонку… И в тупиковом споре этом многие профессиональные полемисты как-то начали забывать о Христе, Который и в это время, и вообще всегда идет к нам по водам и протягивает Свои пробитые гвоздями спасающие руки…
Несколько лет назад в Самару к своей немногочисленной пастве (уместившейся в одну комнату двухкомнатной «хрущевки») приехал глава старообрядцев-«австрийцев» Митрополит Адриан. Меня пригласили к нему на встречу. Когда я вошел, все уже сидели за столом и обсуждали возможное открытие в Самаре своего прихода. Некоторые из самарских старообрядцев читают «Благовест» и потому в эту минуту с особым интересом смотрели на меня. Как поведет себя редактор «никонианской» газеты? Что скажет, как обратится к их Владыке? Да я и сам, признаюсь, не знал, как себя вести, как говорить с Митрополитом, возглавляющим самую крупную «ветвь» старообрядчества — Белокриницкую иерархию. И потому, помолясь, решил действовать по наитию, так оно вернее. Вошел и сказал:

— Среди вашей паствы, Владыка, есть читатели «Благовеста» (некоторые люди при этом согласно закивали: «да, мол, есть, что уж тут скрывать…»). И потому я пришел познакомиться с Вами и написать о Вашем визите в Самару. Я не могу взять у Вас благословение, так как нет молитвенного общения между Русской Церковью, к которой принадлежу я, и старообрядцами. Но я могу сделать другое: из уважения к Вашему высокому сану и к Вашей пастве, которая несмотря ни на что сохранила веру — я кланяюсь Вам, Владыка! — и с этими словами совершил поклон. По глазам простых мирян-старообрядцев и по лицу Митрополита Адриана я понял: этого от меня никто не ждал! Но все обрадовались такому поступку, и наэлектризованная атмосфера в «хрущевке» из-за прихода «чужого» сразу потеплела… И мне до сих пор не стыдно за эти свои слова и этот поклон. А разговор наш с Митрополитом Адрианом показал, что это старообрядческий иерарх уже нового времени: не уступая ни в чем сугубо «старообрядческом», он совсем другим тоном говорил о взаимоотношениях с Русской Церковью… Вскоре Митрополит Адриан скончался во время старообрядческого Великорецкого Крестного хода на Вятке. У них, оказывается, даже свой особенный Великорецкий Крестный ход: вместе с нами идти они не хотят!
Друг мой женат на старообрядке-поморке. Живут они много лет, растет у них сын. Я как-то было заикнулся другу о «венчании», на что он ответил так: жена его по этому вопросу ходила к своему начетчику (поморы ведь безпоповцы), тот сказал, что ради семьи и детей можно пойти и на это «духовное падение» — венчаться в «никонианском храме», но потом надо целый год нести строгую епитимию, и т.д. На таких вот «условиях» мой друг венчаться, конечно, не захотел. А сын крещен… сразу в две веры. «Вырастет — выберет сам, кем ему быть…» Какой уж тут раскол?
Совсем недавно все мы были свидетелями исторического события: воссоединения с Зарубежной Церковью. Это событие космической важности! Церковь усилилась не на сколько-то там приходов, нет, она усилилась неизмеримо… Ну а как же быть со старообрядцами, которые не где-то за океаном, а здесь, у нас, совсем рядом?..
Вот и ходит к нам та немолодая женщина, толкует о «двоеперстии», о покаянии, о Патриархе Никоне… А нам не до нее, все отмахиваемся. Какие еще старообрядцы? При чем тут они? Не лучше дела и у «них». Предстоятель старообрядцев-беглопоповцев Архиепископ Александр несколько лет назад и вовсе провозгласил себя Патриархом Московским и всея Руси. Чем и подвел своеобразный итог многовековых споров о «книжной справе». Выходит, не о чем больше нам говорить? Ведь если мы уже насовсем чужие, то и почему бы их духовному лидеру себя Патриархом не именовать?
Но вот входит опять к нам эта женщина, и раскол вновь становится жуткой явью. А значит, и вновь Бог дает нам возможность его преодолеть. Ведь рана не уврачевана и продолжает болеть. И будет болеть до тех пор, пока мы ее не уврачуем или… пока и нами, и ими полностью не овладеет окамененное нечувствие.
Только вот почему же я тогда вместе со многими почти уже и не чувствую этой исторической боли? Неужели же оттого, что вместе со многими тоже почти окаменел душой?

Антон Жоголев

07.09.2007