Мораль о марале

Из цикла «Капельки вечности»

Тем, кто и лошадь-то видел только в кино, название «марал» и вовсе ни о чем не скажет. А мне вот повезло больше — я знаю об этих красивейших животных не понаслышке. Правда, знакомство наше состоялось довольно давно, почти четверть века назад. Но все равно памятно. Журналистская тропа однажды привела меня в Горный Алтай, в Майминское мараловодческое хозяйство. Там добывали лекарство пантокрин. От импотенции очень помогает. Но мне в те годы слово такое мало что говорило. Было мне двадцать лет. А вот люди ехали туда со всего Союза, особенно из столиц, — лечиться от импотенции. Сколько красивейших ветвистых рогов было загублено ради того, чтобы пресыщенные удовольствиями будущие «прорабы перестройки» улучшили потенцию и вообще полнокровно веселились! Если бы они видели, как кроваво добывается этот самый пантокрин, может, стало бы им не до любовных утех… Хотя… не знаю. Не уверен.
Пантокрин добывают из пантов, так называют оленьи рога. Ведь маралы — это разновидность оленя. И вот мне пришлось писать о буднях мараловодов. Бригадир подробно мне рассказывал о нехитрой технологии добычи лекарства. И сейчас мне кажется, что некоторые факты достойны того, чтобы о них припомнить. Метрах в пятнадцати от нас паслось большое стадо — голов в двадцать пять — этих грациозных зверей, как корону несших над собой рога. Щипали себе траву и нас почти не боялись. Но и не подпускали близко.
— У них, маралов, вожаком выбирается не самый храбрый и сильный, как у людей, а наоборот, самый трусливый и осторожный, — сказал мне мараловод-философ Николай Березин (надо же, за двадцать лет не забыл его фамилию! Сейчас он если и жив, дай Бог ему здоровья, то уже, должно быть, на пенсии, — а тогда был крепким молодым «ковбоем»).
— ?!!
— Да-да, у маралов все именно так. Ведь трусливый первым почует опасность и начнет убегать. А за ним следом и все стадо спасется. Ну а выберут они храбреца вожаком — и он бросит всех на битву, погубит все стадо от волчьих клыков. А вот трус не подведет — первым почует опасность.
Странной мне показалась эта оленья «философия». Выходит, и нам своих вожаков безопаснее выбирать по этому принципу? Но я промолчал. Маралам виднее. А Николай продолжил:
— Смотри, в этом стаде не только маралы, но и маралухи пасутся — они без рогов. Нам, стало быть, они без надобности.
Я кивнул в знак согласия.
— А вот и нет! В нашем хозяйстве без них не обойтись. Они нам самцов на аркане приводят. Приманка.
Оказалось, чтобы поймать марала и отрезать у него рога — не нужно ставить всяких там засад и капканов. Нужно, чтобы зычным голосом в гон заголосила маралуха. Вольер в этом горном хозяйстве устроен так хитро, с учетом складок гористой местности, что с внешней стороны он ниже, чем изнутри, и марал, заслышав призывный клич маралухи, впрыгнуть на зов природы может через ограду. А вот выпрыгнуть обратно на волю ему уже не суждено. Вот для чего в хозяйстве нужны безрогие маралухи (и не по этому ли принципу устраивают для нашей молодежи всевозможные «стрип-бары», «ночные клубы» и прочее — чтобы люди прыгали без оглядки в эту страшную яму, а вот выпрыгнуть уже не могли…).
Я подивился такой мараловодческой мудрости.
А потом мне довелось увидеть саму операцию по отделению рогов от головы. Нелегкое это зрелище. Оказывается, на таких огромных самцов-маралов никакие усыпляющие уколы не действуют (по крайней мере, не действовали тогда, сейчас, может, придумали что-то посильнее). Слишком это болезненная операция — и любой наркоз слетает с оленя вмиг, при первом же прикосновении к рогам обыкновенной стамески.
Оленя загоняют в «операционную». Зажимают в огромные жуткие тиски и сдавливают так, что трещат его могучие ребра. А потом… под его копытами проваливается пол. И он беззащитно повисает в воздухе, издавая дикий рев (вот куда привела его коварная маралуха!). «Ковбой» со стамеской прыгает ему на шею и… отпиливает рога. Кровь брызжет во все стороны. Операция длится от десяти минут до четверти часа. Ведь марал упирается. Вращает головой, норовит укусить. Сильный зверь.
А потом он, безрогий, выпускается на свободу. И плачет. Не хочет жить…
Ведь рога у него вырастут только через несколько месяцев. И он не знает о том, что они все-таки вырастут. Но пока рогов нет, зверь чувствует свою ущербность. Страдает.
— Есть гордые животные, они умирают. Умирают не от боли — от позора. Непереносимо им жить без рогов, — спокойно рассказывает Николай Березин. — А те, что посмиреннее — те выживают. Вот, скажем, у человека есть на пиджаке значок депутата или там генеральские лампасы, другие какие-то регалии, не важно… А отними это — и жить не захочется. Это как у марала отрезать рога, — продолжает философствовать бригадир. — А ведь жить без рогов, как и без значка депутата — вполне можно. Рога для зверя не обязательны. Без них можно жить, питаться там, размножаться. Но только… некрасиво это. Позорно. Вот и не все выдерживают. Многие скопычиваются. Это все от гордости…
…Не вызвать на бой самца-противника (как же ему бодаться без рогов). Не красоваться ветвистыми пантами перед маралухой… Разве это жизнь?!
Как много общего с нами, людьми.
И даже то, что под пойманным маралом проваливается пол, тоже, на мой взгляд, символично. Мало сдавить тисками (мало ли сдавливает нас жизнь?). Но пока ты все еще крепко стоишь на земле — тебя так просто не взять. А вот когда уже и земля ушла из-под ног, тогда поздно головой-то мотать…
Одни самцы умирают от унижения. Но маралухи уже зовут других самцов под страшные ковбойские тиски. Желающие, как ни странно, все время находятся.
…Когда выходил из вольера, увидел нескольких импотентов, «дежуривших» возле окровавленного станка. («Ну хоть бы веточку пососать!» — жалобно просит один у бригадира Березина). Хотелось им свеженького лекарства, чтобы не с пустыми руками ехать к своим любовницам в предельно далекую от этих прекрасных гор столицу.

Антон Жоголев

23.11.2007