Схимонахиня Мария /Окончание/

Начало см.

На старом Афоне существует мудрый обычай: испытывать жизнь подвижника его… смертью. «Посмотрим, как он будет умирать», — обычно говорят монахи-афонцы о подвизающемся. И, как правило, это мерило — верное. По тому, какую смерть посылает христианину Господь, можно (с известной долей допущения) судить и о том, какую жизнь он прожил…
Блаженная схимонахиня Мария умирала вдали от родной Самары, вдали от большинства своих духовных чад — в Казанском женском монастыре г. Вышнего Волочка Тверской епархии. Клирик Петропавловской церкви г. Самары протоиерей Михаил Фролов и его матушка Елена Кузьминична Фролова в тот роковой день 14 января были в Самаре. Но так случилось, что именно они оказались в эпицентре разворачивающихся за сотни километров событий… Им первым из самарцев достался тяжкий крест узнать трагическую весть о кончине старицы. Они первые сообщили эту новость самарцам, знавшим и любившим матушку Марию. Им первым стали известны подробности кончины старицы. Но обо всем по порядку…

Протоиерей Михаил Фролов: В первый раз я увидел Марию Ивановну еще в семидесятые годы. Она часто приезжала в Самару, заходила в Петропавловскую церковь. Она любила наш храм.
…Знойное лето — а она идет в длинном пальто, материал бумазеевый, черный, выгоревший настолько, что посерел. Носила она пальто лишь на один рукав. Вторая рука была открыта. Еще везде за собой тяжелые мешки таскала. Придет в храм, мешки положит, помолится. Быстрая была. Подойдет к иконе, поцелует и дальше идет. Так все иконы в храме обходила. Потом брала свою ношу и уходила… Я всегда ей просфорку давал… Потом она пропадала надолго, но всегда появлялась опять. Такие люди не имеют пристанища. Живут, как птицы небесные…
Мария Ивановна, уже в последние годы, часто бывала в нашем храме. Она входила в алтарь. Однажды она вошла в алтарь вместе с Тамарой Степановной, и дала мне четыре сшитых полотенца. Я было стал отказываться, мол, зачем они мне? Но Тамара Степановна убедила меня их взять. Значит, зачем-то они мне пригодятся. Ведь старица их полночи сшивала. Ясно, неспроста. Принес домой эти четыре полотенца, отдал матушке. Стали думать, как это понять? А вскоре все прояснилось. В Воскресенском соборе служит мой зять, отец Иоанн. Так вот, старица ему вдруг подгузники принесла. Бери, мол, домой…

Елена Кузьминична Фролова: У моей старшей дочери роды были трудные — дети крупными рождались, больше пяти килограммов… Второй ребенок от этого умер. Потом несколько лет не было детей. И вот, за три месяца до беременности, Мария Ивановна стала нашей семье «знаки внимания» оказывать — то подгузники подарит, то полотенца сшитые (пеленки). В феврале, в прошлом году, я узнала от дочери, что она ждет ребенка. И срок-то большой — уже семь месяцев. И радостно за дочку, и страшно за нее… Поехали мы с отцом Михаилом к Марии Ивановне. Тогда старица жила у Евгении (ныне монахини Евгении), духовной дочери моего мужа. Приехали. Стали молебен служить. Отцу Михаилу я про дочь еще не сказала… Решила сначала у старицы спросить, что с дочерью будет… Приехали. Стали служить молебен. Мария Ивановна проспала весь молебен. А как отслужили молебен, проснулась, села. Я думаю: «Как мне ее спросить?» — И сердце сжимается от тревоги… И вдруг Мария Ивановна громко заговорила: «Мужчине, мужчине… Рубашку надо купить, рубашку купить…». В комнате был еще мужчина, Володя. Я говорю: «Ему рубашку купить?» — «Нет, нет… Не ему. Патриарху», — и показывает на батюшку. Евгения говорит: « Отцу Михаилу рубашку нужно купить». А Мария Ивановна продолжает: «Мужчине, мужчине… Брюки надо купить, брюки…» Никто ничего не понимает, а я догадываюсь, о чем речь идет. Видимо, у нашей дочери мальчик родится. Потом все ушли на кухню, я осталась одна с Марией Ивановной. Встала на колени и говорю ей: «Мария Ивановна, у дочери будет еще ребенок? Как же она будет рожать? Ей же трудно будет…». — «Картошкой будет кормить, а луку-то много!», — отвечает старица. «Лук» на «ее» языке означает скорби. На обратном пути я сказала мужу: «Отец, у нас скоро родится внук…».
Вскоре у дочери родился мальчик. Роды были трудными. «Луку» оказалось много. Отец Михаил окрестил ребенка в реанимации. Но, слава Богу, все обошлось. Сейчас мальчик растет и нормально развивается…

Протоиерей Михаил Фролов: Было это давно. В Оренбурге жил иеромонах Мисаил (в схиме — Серафим). Когда я собирался поступать в семинарию, приехал к нему за наставлением и благословением. У него был в Оренбурге маленький монастырек с двумя монахами. Сходил я на службу, потом пришел к нему. Пошли мы с ним в келью побеседовать. Я встал на колени. Он мне обмотал голову своей мантией и мы с ним беседовали почти всю ночь. Потом он уснул, а я так и простоял до утра на коленях. Утром он дал мне благословение поступать в семинарию. Я отстоял службу в Оренбургском соборе и уехал домой. Вскоре я поступил в семинарию… Там мы виделись с иеромонахом Мисаилом еще несколько раз. Потом он уехал на Афон. Связь была потеряна.
Евгения Мавринская, которая в последние годы ухаживала за Марией Ивановной, моя духовная дочь. Я в свое время дал ей благословение ухаживать за старицей. Еще ей дал благословение на этот труд архимандрит Варфоломей (Калугин) из Троице-Сергиевой Лавры. И вот однажды Евгения испросила у меня благословение на поездку в Оренбург к схиархимандриту Серафиму (Томину). Я дал ей благословение на поездку, еще не зная, о ком идет речь. Она приехала в Оренбург и долго искала дом схиархимандрита Серафима. Наконец, кто-то из оренбуржцев помог ей его отыскать. Вот подъезжает она к его дому, а он ее встречает у ворот и говорит: «Евгения, что же ты по Оренбургу мотаешься, я ведь тебя давно жду здесь…» (И откуда только узнал ее имя?). Они долго беседовали. Потом, провожая ее, схиархимандрит Серафим дал ей четки и свечи. Попросил отдать это Марии Ивановне. Она приехала и рассказала мне об этом. Но я даже не догадался, что это был тот самый подвижник, который много лет назад дал мне благословение на поступление в семинарию…

Четки и свечи Евгения отдала старице. Свечи Мария Ивановна принесла нам в алтарь. А четки… отдала мне. Я взял эти четки, все еще не понимая, что это подарок человека, давшего мне напутствие на всю жизнь. Проходит недели две, подходит ко мне в алтаре Мария Ивановна и говорит: «А где Михаил?» — «Какой?» — «С одним глазом… Высокий такой…» Я не понял, о ком она говорит. Подходит ко мне Мария Ивановна еще через неделю. «Где же Михаил?» — спрашивает. «Да какой?» — все еще не понимаю я. « Высокий, высокий. С одним глазом…» Я опять не понял, про кого она мне говорит. И вот через четыре дня меня вдруг осенило: да она, старица, мне про схиархимандрита Серафима (Томина) говорит… Я-то его знал как Мисаила. В схиме он Серафим. А по крещению — Михаил! Высокий. С одним глазом. И четки мне его отдала. Все сходится. Вот только по сей день остается загадкой, что она имела в виду? Может быть, чтобы я молился за своего забытого духовного наставника (для этого и четки), или чтобы просто помнил о нем, не забывал. А четки — как бы вещественное о нем напоминание… Такой вот удивительный случай.

Елена Кузьминична Фролова: Подошло время нашей младшей дочери выходить замуж. Ей 22 года, предложения были. Я стала молиться блаженной Ксении Петербургской, читала ей акафист и просила: «Если угодно Богу, пусть дочь встречается с этим человеком, а если не угодно — отведи!». Горячо молилась. И вот буквально через два-три дня все женихи от дочери отходили. Дочь мне говорит: «Мама, ты опять молилась блаженной Ксении…» Тогда мы решили поехать к Марии Ивановне, спросить у нее насчет замужества дочери. Спрашиваем, а она в ответ говорит, говорит что-то непонятное. Значит, ничего утешительного. Говорю дочке: «Оля, в этом году ты замуж не выйдешь, какие бы ни были у тебя женихи…»
Потом, через год, еще раз приехали к Марии Ивановне, спросили о замужестве. А в ответ услышали: «Сено — солома, сено — солома…» Дочь не поняла, подумала, это к замужеству. А я ей говорю: «Нет, дочка, и в этом году ты замуж не выйдешь. Что-то у нас случится нехорошее в это время (во время сенокоса и когда будут спеть рожь и пшеница)». Весной дочь закончила четвертый курс медицинского университета, шла на красный диплом. Спала очень мало, по два-три часа… Строго постилась весной, так строго, что сильно исхудала. После Пасхи ей плохо стало — что-то с кровью. В июне, когда сено косят, она оказалась в больнице. Мы стали ее кормить фруктами, подняли. Вскоре она поправилась. Потом у меня случились неприятности на работе. Переживала сильно, и в результате — инфаркт. Это случилось в июле, когда поспела рожь. Все прошло, я оклемалась в больнице. Пошли мы опять к Марии Ивановне с тем же вопросом. Говорю старице: «Пора уже дочери замуж. И женихи есть. Благословите…» А в ответ — непонятные какие-то слова… Значит, опять нет. И вот через какое-то время Ольга знакомится с Виктором. Он сделал ей предложение. Она ему отказала. Вскоре снова пришли к Марии Ивановне. Спрашиваю: «Дочка выйдет замуж?» — «Еще никто не остался», — отвечает блаженная. Значит, все еще не время. И вот год назад, в начале февраля 1999 года, еще раз приезжаем к Марии Ивановне. Отслужили молебен. Я наклонилась к ней (она была уже схимонахиня), и опять спрашиваю о том же: «Выйдет дочка замуж?». Она посмотрела на меня пристально и говорит: «С честью выйдет!». И два раза эти слова повторила. Я сказала дочери, что она выйдет замуж за Виктора, которому ранее отказала. Вскоре, весной, они поженились. Сейчас Оля говорит: «Какое счастье, что я вышла за него замуж». Виктор принял священнический сан.

Протоиерей Михаил Фролов: Евгения Мавринская и Ольга Васильевна Сачкова стали моими духовными детьми одновременно. Пришли в Петропавловский храм в первый раз несколько лет назад, я стал наставлять их в вере. Потом Евгения стала ухаживать за Марией Иавановной, приняла монашество в Оптиной пустыни. Ольга Васильевна уехала в Москву. Ольга Васильевна привезла схимонахиню Марию в Казанский монастырь Вышнего Волочка. Ольга Васильевна Сачкова была в хороших отношениях с матушкой игуменией Феодорой. В монастырь они приехали за неделю до смерти схимонахини Марии. За три недели до ее смерти мне позвонила м. Евгения и попросила совета: как им быть? Ехать в Самару? Или вернуться в Оптину пустынь? Я посоветовал ехать в родную Самару. К сожалению, она меня не послушалась. А за две недели до смерти м. Марии монахине Евгении надо было срочно уехать в другой монастырь. Она стала «отпрашиваться» у старицы. Та охотно ее отпустила. «Матушка, а ты не умрешь без меня?» — спросила «хожалка». «Умру, умру», — спокойно, с улыбкой, как о чем-то несущественном, сказала блаженная. «Да как же я тогда поеду?» — «Езжай». М. Евгения спросила, когда ей лучше приехать? «Через четырнадцать дней приезжай», ответила старица. В этих ее словах было пророчество. Умерла она именно 14 января. К тому же, пробудь м. Евгения в «отлучке» дольше, ей бы уже не застать м. Марию в живых…
Перед смертью схимонахиня Мария попросила ее вымыть. Тогда не поняли, что она готовит себя к погребению. На следующий день с ней случился инсульт. Игумения Феодора позвонила Сачковой в Москву. Она, в свою очередь, задействовала лучших врачей Твери и столицы. Приехала бригада скорой помощи. Поставили матушке систему в шею. Так как вены на ее руках было невозможно найти. Врачи сделали все, что могли, но медицина оказалась безсильной. Врачи сказали: «Если проживет день, то будет жить». День она прожила. Но на следующий день скончалась. Умирала она на руках у игумении Феодоры. И та сказала про матушку, после ее кончины: «Это была великая подвижница!»

Елена Кузьминична Фролова: Мария Ивановна умерла 14 января примерно в 10.30 утра по московскому времени. Около 11.00 мне из Москвы позвонила Ольга Васильевна Сачкова. Мы говорили о здоровье матушки (не зная о ее смерти). Обсуждали, чем ей можно помочь. И вдруг я услышала, как на том конце провода раздался звонок по параллельному телефону. Сачкова попросила меня подождать, не класть трубку. Вскоре Ольга Васильевна сказала мне, что это звонили из Казанского монастыря. Мария Ивановна только что предала душу Господу… Я узнала об этом в Самаре первой, примерно через десять минут после смерти матушки Марии. Я сразу стала звонить в епархию. Потом обзвонила некоторых духовных чад матушки. Но после епархии я сделала сразу звонок в Петропавловскую церковь. В это время там как раз был отец Михаил. Трубку взял сторож. Я попросила его сказать батюшке, что старица скончалась…

Протоиерей Михаил Фролов: Когда мне сторож сообщил о смерти старицы, я подошел к престолу и вынул частицу за новопреставленную блаженную схимонахиню Марию. Богу, видимо, было угодно, чтобы первыми помянули ее, усопшую, именно в Петропавловском храме, который она так любила. В это время настоятель протоиерей Александр Куликов вместе с дьяконом служили панихиду. Я сообщил ему о смерти матушки Марии, которую он чтил. Отец Александр спросил меня, достоверные ли это сведения(так как ранее несколько раз уже приходили слухи о ее смерти)? Я ответил, что сведения верные. Тогда он дал указание дьякону помянуть усопшую старицу на панихиде.
Ушла от нас великая старица. Но я думаю, что такие люди, как матушка Мария, до конца дней будут в России — для поддержания духа в нашей Православной Церкви. В часовне, где похоронены две подвижницы — блаженная Любушка и блаженная схимонахиня Мария, есть место еще для одного праведника.

Антон Жоголев

18.02.2000