‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

«Где любовь, там и вера»

Интервью с известным Православным писателем Владимиром Крупиным.

Владимир Николаевич Крупин — известный Православный писатель, автор многих прекрасных книг. В последние годы, кроме занятий литературой, преподает педагогику в Московской Духовной семинарии. Наш собственный корреспондент в Москве Владимир Мельник взял у него интервью.

— Владимир Николаевич, Вас обычно спрашивают как Православного писателя, а можно ли задать Вам вопросы как Православному человеку?
— Это даже лучше.
— Как вы пришли к вере?
— Было бы идеально, было бы прекрасно, если бы русский писатель был христианином, чтобы эти слова — писатель и христианин — было как синонимы, но этого, к сожалению, пока нет. Вообще от писательства трудно перейти к христианству. Для меня счастье, что я по ощущению своему, по сердечному расположению всегда был христианином. У нас в доме всегда была икона. Конечно, время было безбожное, антиправославное, во многом антирусское. Но я вот теперь анализирую жизнь и понимаю, что Отечественная война была как спасение, как искупление грехов. Я вырастал на волне патриотизма после войны. Вот эти прекраснейшие фильмы о Суворове, все это внушало патриотические чувства. Мы играли в Матросова. И патриотизм — он всегда рядом с любовью. А любовь всегда рядом с верой в Бога.
У нас отец был партийным. Все мы, дети, тоже прошли через ступени и пионерские, и комсомольские, но у нас никогда в доме не было атеистических разговоров. Мама резко запрещала такие разговоры. На Пасху дома всегда рубашки нам давали стираные, чистые, или новые, беленькие. Всегда крашеные яйца были, а главное — ощущение радости. Я помню вот это ощущение огромной радости. Детство заложило фундамент будущей веры. Она еще была не осознанна, но уже была. Я помню, что в голове была мысль: "Откуда все? Откуда все?" И помню, что у меня был детский вопрос, очень такой наивный, но очень справедливый: если Бога нет, то с кем тогда борются атеисты? Не с пустым же местом они борются? И не один я задавал себе такие вопросы.
—  А когда вы уже вышли из родительского дома, вам удалось сохранить веру?
— Даже в безбожное время люди хотя бы проблесками в душе хранили веру. Мне такие люди попадались постоянно на пути. Вот у меня в жизни этап был: армия и Москва. Помню, что в 1962 году открылся Кремль. После смерти Сталина его отреставрировали, начали пускать экскурсии. Вот нас повели, отличников боевой и политической подготовки. Я служил в Подмосковье, в ракетных войсках. Был уже сержантом, командиром расчета. Меня потрясла эта экскурсия. Я увидел тогда вот эту мощь — Успенский собор, колокольню Ивана Великого, Царь-Пушку, Архангельский, Благовещенский соборы, Царь-Колокол… Тогда уже вторгся в пределы Кремля Дворец съездов. Я не помню теперь фамилию нашего офицера, но я ему очень благодарен за то, что он открыл мне на это явление глаза, стал резко говорить против Дворца съездов. Он, видимо, был или эстетически образованным человеком, может, архитектором, или же был попросту патриотом — русским, которому было неприятно вторжение стекла и бетона в сердце нашей святыни, в Кремль. Я отлично помню этот урок. Я бы сам на это без указки зрелого человека не обратил внимание.
Во время учебы я работал в газете на Московском мясокомбинате. И вот мы от мясокомбината дежурили в Пасху на Колетниковском кладбище, там, где Птичий рынок. Слава Богу, что я был в той части молодых людей, которые защищали старух от хулиганства. Были такие специально подпоенные парни — их милиция пропускала нарочно. Вырывали у старух хоругви, иконы, топтали ногами. А мы от этих пьяных парней защищали старух, которые шли Крестным ходом. Это был мне урок на всю жизнь. Я благодарен Богу, что я видел этих старух: хоть что ты с ними делай, хоть живьем режь на куски! Совершенно смиренно они шли. Не проклинали, не возмущались. Их сшибали с ног, а они поднимались, крестились, из пыли поднимали иконы и шли дальше молча. Я тогда увидел, что такое вера Православная. И, конечно, как я мог не поверить во Христа!
— Да, в то время увидеть таких старушек было, конечно, счастьем. У меня в юности тоже была такая старушка, Агафья. Я как будущий филолог в университете читал древнерусские тексты. И вот она увидела у меня эти книги. Там жития русских святых. Она была уверена, что рано или поздно человек, прочитавший эти жития, придет к вере. Да ведь еще читали мы на древнерусском языке, то есть на церковно-славянском. Она очень была рада просто видеть эти книги на столе у студента.
— Нормальный русский интеллигент, который любит Россию и, значит, интересуется русской историей, неизбежно приходит к выводу, что без Православия русская история не будет понятна. И теперь трудные времена в России, но ведь бывали и более страшные времена! Возьмем Смутное время: ведь уже и бояре, и дворяне русские в то время скакали в Смоленск присягать на верность Владиславу, и к Тушинскому вору шли. И уже туда вся шпана тогдашняя российская пошла. И казаки дрогнули! А Лавра держалась. Гермоген — Патриарх, священномученик, держался. Народ скрепляло Православие. И этой волной снизу были вынесены наверх Минин и Пожарский…
— Владимир Николаевич, а можете ли Вы вспомнить какой-нибудь знаменательный эпизод из своей студенческой жизни?

— Да ведь все знаменательное обычно очень просто. Меня всегда тянуло в храмы, всегда. Однажды мы еще первокурсниками пединститута гурьбой зашли в Елоховский собор. В этом соборе ведь очень много святынь, в нем хранятся мощи Святителя Алексия Московского и всея России чудотворца. Кто-то уже сказал: "Ну, все уже, хватит, побежали". Я вроде вышел вместе со всеми, но от трамвая побежал обратно, вернулся. Что-то же потянуло?
И еще один памятный эпизод. У нас был очень хороший преподаватель истории СССР, Аксенов. У него голос был, как иерихонская труба. И вот он говорит: "Вы — русские люди, а не были в Загорске". И вот мы поехали в Троице-Сергиеву Лавру. Что-то же нас тоже туда вело? И там один наш товарищ, Миша его звали, вел наивные такие споры-разговоры атеистические со студентами семинарии: хватит, мол, вам тут учиться, идемте к нам и прочее. И потом хвалился перед студентками: "Мне бы еще немножко, я бы их всех распропагандировал!" И вот мы там набрали святую воду в источнике Сергия Радонежского, — честно сказать, не как святую, а просто жажду утолить. И я запомнил, что на платформе бутылка стеклянная со святой водой только у Миши этого одного вырвалась из рук и разбилась! Ведь это же не случайно, что у него только одного!
— А можете ли вы, Владимир Николаевич, рассказать о своей первой исповеди, о своем духовнике?

— Мой окончательный приход в церковь произошел уже в конце семидесятых годов. Это когда я уже начал причащаться. Приближалось 800-летие Куликовской битвы. Я написал статью в "Комсомольской правде". Она очень шумно прозвучала. И меня мой будущий первый духовный отец, схииеромонах Нектарий из Ельца, к себе пригласил. Так началось мое сознательное воцерковление. Мне Господь послал такого замечательного духовника! В миру его звали Николаем Александровичем Овчинниковым. Был он врач, священник. Он был в фашистском плену, потом он прошел путь, очень похожий на путь владыки Луки Воино-Ясенецкого. После войны он сидел в тюрьме за то, что лечил немцев, так как для него все больные были прежде всего пациентами, страждущими людьми. Потом он стал священником Елецкого собора. И вот первая моя исповедь была у него. Он был уже незрячий, ему читали мои работы, а письма ко мне он диктовал. Я до сих пор чувствую его молитвенную помощь. Сейчас началась подготовка к его прославлению в лике местночтимых святых Воронежской епархии. Это счастье — иметь такого духовного отца. У него было духовное зрение необычайное. А еще у него была реликвия: крест святителя Тихона Задонского, перешедший к нему вместе с некоторыми другими святынями от святого старца Нектария Оптинского. И вот он к этому кресту приложил мою авторучку.
— То есть, он благословил Вас на писательство?

— Получается, так. Я ему все о себе рассказал: что мне было от него скрывать? После исповеди у меня было ощущение радости. Первый раз я расплакался на его могиле, когда мы его похоронили в 84-м году, потом я приехал к нему на могилу в 86-м. Елец ведь это великий город для истории России. Оттуда вышел святитель Иннокентий Херсонский, духовник Царской семьи, наш русский Златоуст. А рядом святитель Тихон Задонский. Там надо побывать.
— У вас большой паломнический опыт?

— В отношении паломничества существуют две точки зрения. Преподобный Серафим в ответ на сетования, что нет возможности поехать к Святой Земле, говорил: "А вот вы пройдите по Канавке Божией Матери прочитайте 150 раз "Богородице Дево, радуйся" — тут вам и Иерусалим, и Святая Земля, и Афон. Надо вспоминать этот завет почаще: молитвы приближают нас к Святой Земле, и если кто не может там побывать по нездоровью или по материальным возможностям, это совершенно не может служить причиной охлаждения любви к Богу. Съездил ты в Святую Землю — слава Богу, я бы всем пожелал походить по Святой Земле, по следам Спасителя. Это радость огромная. Но не смог поехать — это тоже не препятствие для того, чтобы, говоря словами Бунина, "к милосердным коленям припасть". Я трижды был в Святой Земле и, конечно, — теперь уже после этого никуда не хочу. По натуре своей я домосед, но вот, видимо, за это Господь меня и гоняет всю жизнь — непрерывно! Каждый раз я из дома уезжаю с неохотой и с радостью возвращаюсь домой. Меня уже больше никуда не тянет — только в Святую Землю. Конечно, там нужно побывать, хочется побывать, тем более тем, кто еще молод, тем, кому еще нет сорока, пятидесяти. Надо молиться Богу, чтобы обязательно побывать. Обязательно. Вот у меня совершенно не было ощущения того, что я буду в Святой Земле. А мне сельский батюшка говорит: "Нет-нет, вы побываете, Владимир Николаевич, побываете". И я поверил, стал молиться, и вот, слава Богу, уже трижды побывал.
— А где Вы побывали в последних своих поездках?

— Я только что вернулся из Иркутских пределов: был на родине святителя Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского (Вениаминова). Его называют Апостолом Америки и Сибири. Человек, который соединил два материка. Это далеко от Иркутска. Еще около 400 километров. Город Анга. Иркутск холодный город, а в Анге температура еще на 10-12 градусов ниже. Вот в каких условиях святитель совершал свои многомесячные путешествия. На собаках, на оленях. Место удивительной красоты. Когда-то он был на Верхней Лене в Троицком монастыре и сказал: "Как бы я хотел упокоиться в Троицкой обители". И замечательным образом слова его сбылись: он говорил о Троицком монастыре в Сибири, а Господь его привел в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. Он стал митрополитом Московским и в Троице-Сергиевой Лавре его мощи почивают.
— Были ли в Вашей жизни явные проявления Божиего Промысла?

— На Святой земле было со мной чудо, но моя греховность не позволила мне этим чудом воспользоваться. Когда я стал редактором журнала, я года за два-три посадил зрение. Раньше у меня было очень хорошее зрение — и вот я стал носить очки. Начал с плюс одного, а потом — полтора, два, три, — ну, в общем все знают очкарики этот путь. И вот я был на Святой Земле, а со мной ехал Сережа Харламов, очень хороший художник, график, Православный. Мы сидели рядом. Он рисовал все время. Он был истовый рисовальщик: вцепится, ему надо, а мне уже надо в автобус, уже матушка Феодосия из Горненского монастыря зовет. Я его хватал и тащил. Он очень хороший художник. Сейчас готовит альбом по Святой Земле. Я буду текст для альбома писать. На Тивериадском озере, у церкви святой Равноапостольной Марии Магдалины, есть святые источники. Матушка нам сказала, что мы можем погрузиться в эти источники, нам дали определенное время. Мы, конечно, побежали туда. Сережа рисует, я бросился к этим источникам. Там есть еще источник, возле которого Иисус Христос изгнал из Марии Магдалины семь бесов. Там не купаются, по крайней мере, нам это не было позволено. Но умываются. И вот я уже выпил воды, умылся. И вот уже зовут в автобус. Привел Сергея к автобусу, рассматриваю его рисунки. А надо сказать, что он любит очень тонкий штрих. Говорю: "Пока будем ехать, я хоть посмотрю твои рисунки". А мы в этот день еще были на Фаворе и в Кане Галилейской. Я любуюсь на рисунки, смотрю — и вдруг ловлю себя на том, что я ведь без очков смотрю на это все. И вижу притом тончайшие линии. Я так обрадовался, Сереже ничего не говорю. А была еще арабская газета. В нее что-то завернуто было. Я взял арабскую газету — вижу самые мелкие буковки, самый мелкий шрифт: и курсив, и нонпарель. Я поглядел вдаль (подумал: может, я стал вблизи видеть, а вдаль, наоборот, перестал видеть) — я и вдаль вижу все. Настолько вдруг все эти очертания гор Палестины, сияние за Иорданью Генисаретского озера, — все вижу. Так я обрадовался! Это продолжалось полчаса. Но лукавый не дремлет. Мне бы возблагодарить Господа, а я своим интеллигентским умом стал думать: "Откуда это? А, так это ж радоновые источники!" И… сразу стало тускнеть все, и тут снова нацепил очки. Вот я вспомнил поневоле, как Апостол Петр обратился к Господу: "Повели мне идти". Он же пошел, он же пошел по водам! И испугался! И стал утопать. А Господь достает его из воды и говорит ему: "Что ж ты усомнился?" Ходил же ведь уже, ходил! Вот мы сегодня вспомнили митрополита Иннокентия Алеутского. Ведь так верили алеуты, бесхитростно так верили, что когда он уже отплывал от них на лодке, они бежали за ним по воде и кричали: "Батюшка! Батюшка! Ты не все молитвы нам сказал!" Бежали по воде за ним. Вот какая сила веры была!. Безхитростными сердцами они понимали слиянную неслиянность и раздельную нераздельность Святой Троицы. Они кричали, к Небу обращаясь: "Много нас, Трое Вас, спаси нас!" И у нас в России известно из житий: и по воде ходили, и Антоний Римлянин на камне приплыл. Чудеса рядышком. А чудеса исцелений — сколько их происходит у мощей Матронушки. И все равно трудно убедить неверующих. Они все время оглядываются — лукавый их все время держит, они оттягивают момент общения с Богом: а вот я буду верить, так будет ли мне к вечеру мерседес?
— А расскажите про самое сокровенное чудо…

— Я вам расскажу. Мой сын женился. Я рад был: девушка хорошая, Наташа, а вот детей нет. Я был в Польше. Приехал в Белосток. Белосток был раньше русский город, он был на самой границе с Белоруссией. Я был у мощей святого мученика младенца Гавриила Белостокского — и со слезами молился о внуке. И представьте себе, мой внук родился в день святого Гавриила Белостокского через полтора года — 3 мая! Ну, назвали мы его Володечкой, хотя надо бы, конечно, Гавриилом…

Владимир Мельник

08.02.2002
842
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
3
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru