Отец Иоанн Букоткин

Протоиерея Иоанна Букоткина (26.09.1925 — 08.05.2000) я не знал до своего рукоположения в духовный сан. Ничего о нем не слышал вплоть до 20 мая 1995 года. В тот субботний вечер после Всенощного бдения в Покровском кафедральном соборе Епископ Самарский и Сызранский Сергий — ныне Архиепископ — направил меня к отцу Иоанну, епархиальному духовнику, для исповеди перед предстоящей утром диаконской хиротонией. На другой день, став уже диаконом, я писал в своем дневнике: «Вчера после вечерней службы меня исповедовал протоиерей Петропавловской церкви отец Иоанн Букоткин. Я видел его впервые, и он мне понравился…» На самом деле отец Иоанн мне не просто понравился — он укрепил меня в моем выборе. Ведь мне уже сорок семь лет было. Не поздно ли так круто менять жизнь и становиться священнослужителем? Но увидев своего духовника и поговорив с ним, поразился его необыкновенной доброжелательности, даже ласковости. Он буквально светился добротой. Еще минуту назад я сомневался, смогу ли свободно, без стеснения, чистосердечно исповедовать все свои грехи неизвестному духовнику. Но все сомнения улетучились сразу, с первых его слов. Тут же возникло желание не просто все откровенно рассказать, но прямо душу вывернуть перед ним. Я подумал тогда, что если все священники такие, как этот батюшка, то я теперь тем более хочу быть священником.
Отец Иоанн действительно был образцом пастыря, которому во многом хотелось подражать. Он был настоящим старцем ХХ века. Именно ХХ века, ведь и физически он не перешагнул в век XXI, в третье тысячелетие, а завершил свой жизненный путь в последний год второго тысячелетия, в год двухтысячный от Рождества Христова. И он остался истинным старцем, впитавшим в себя все лучшее от старчества в миру, что оставалось на протяжении ХХ столетия.
Господь судил мне послужить несколько месяцев в Петропавловском храме вместе с батюшкой Иоанном. Это было сразу после моего рукоположения в диаконский сан. А потом, став уже иереем, каждый год приезжал к нему на исповедь как к епархиальному духовнику.
В течение всего времени, что я знал отца Иоанна Букоткина (около пяти лет), много раз исповедовался у него и разговаривал с ним, чаще всего в первые шесть-семь месяцев, в которые после принятия сана служил в храмах Самары. Но и потом, служа в селе Заплавном, а затем в Новокуйбышевске, регулярно спешил к нему на исповедь. И не только потому, что обязан был исповедоваться у епархиального духовника. С ним всегда хотелось просто увидеться, поговорить хоть немного, получить капельку тепла, которое от него всегда исходило.
Когда я впервые служил с ним Литургию в качестве диакона, то закрыл Царские врата после сугубой ектеньи, как это делал во время службы с другими священниками, в том числе протоиереями. Но отец Иоанн мягко остановил меня и сказал:
— Не закрывайте. Я служу с открытыми вратами. Это награда.
12 июля 1995 года, в престольный праздник, в Петропавловском храме была Архиерейская служба. Божественную литургию служил Епископ Сергий. После службы — праздничная трапеза. Все священнослужители спешили в трапезную, куда уже прошел Владыка. За стол сели даже самые молодые священники, диаконы и другие церковнослужители. А отца Иоанна все нет. Я удивился: как же так? Самого заслуженного протоиерея, не только этого храма, но и всей епархии, не пригласили? Наконец его отсутствие заметили и за ним послали. Вернувшийся «гонец» сказал, что батюшка по окончании молебна все еще отвечает на вопросы окруживших его многочисленных прихожан, но обещал вскоре быть. Опоздал он тогда минут на двадцать. Войдя, попросил у Владыки прощения и присел где-то с краю. Как обычно, почти ничего не ел и тем более не пил.
Батюшка был очень внимательным к людям. Когда я только начал служить, мне, как и всем священнослужителям, стали давать «принос» из хлебодарной. Но через несколько дней вдруг начали меня «обходить». Один раз не дали, другой… И хотя я никому не сказал, отец Иоанн это заметил и подошел ко мне:
— Что, опять ничего не дали? Надо, чтобы у вас в хлебодарной своя сумочка была или корзиночка. Там все по корзинам раскладывают и нам приносят. Если и я забуду вернуть свою корзинку, то и мне ничего не дадут…
Запомнилась его своеобразная манера приветствовать всех словом «благословите». Причем не только священников. Приходит он, например, утром на службу, а я уже в алтаре. Он говорит мне: «Благословите, отец диакон!» А уходя со службы, снова: «Благословите, отец диакон!» Я сначала удивлялся: разве может диакон благословлять? Но потом привык. Он со всеми так здоровался и прощался.
Голос у батюшки был очень необычным. Говорил он ровно, не очень громко. На повышенные тона не переходил. Но слышно его было хорошо в любом уголке храма. Тембр какой-то особенный, интересный и своеобразный. Некоторым даже казалось, что он несколько резковат и скрипуч. Но это не так. Голос был твердым и четким. Если и не красивым, то приятным и хорошо поставленным. Я ему как-то сказал об этом, и он подтвердил:
— Да, — говорит, — иногда даже специалисты интересуются, кто мне ставил голос. Но никто его мне, конечно, не ставил. Так, скриплю как умею…
В алтаре правого (Казанского) придела Петропавловского храма у отца Иоанна был свой уголок, свое постоянное место, где его всегда можно было найти. Отсюда по многочисленным просьбам приходящих к нему за помощью батюшка выходил в храм через амвон. Когда же он из храма вновь входил в алтарь, поднимаясь по ступенькам амвона, на него больно было смотреть. Из-за раненой ноги каждая ступенька давалась ему с великим трудом. Видно было, что он очень страдает. При этом всегда возникало желание помочь ему, поддержать, что многие и стремились сделать. Я тоже несколько раз бросался ему на помощь. Но однажды он сказал, что лучше этого не делать.
— Ну как же, батюшка? — удивился я. — Ведь нельзя же стоять рядом и смотреть, как вы мучаетесь!
— Я уже привык, — отвечает он. — И ко всему приспособился. Да и помочь мне всегда стараются не с той стороны. Подхватывают обычно под правую руку, потому что в левой палка, на которую опираюсь. А тяжесть тела при этом переваливается на левую сторону, как раз на больную ногу.
— Так давайте я вас всегда буду поддерживать под левую руку…
— Нет, тут ведь нужна не просто поддержка. Придется всей тяжестью на вас навалиться, чтобы шаг сделать.
— Ну и пожалуйста, наваливайтесь. Я выдержу.
— Вы, может, и выдержите. А другие не всегда. Поэтому лучше не надо мне помогать. Сам справлюсь. В себе-то я пока уверен…
Вообще, батюшка отличался необыкновенным терпением и сдержанностью. Однажды он целый день крестил. Одну группу за другой. Давно уже закончилось время его дежурства. А люди все идут и идут. И он никому не отказывает. Так проходит несколько «сверхурочных» часов. Я смотрю, удивляюсь, молчу и думаю, что я бы такого не выдержал. Вижу, что отец Иоанн устал смертельно, буквально с ног валится. Наконец он говорит:
— Ну все. Это, кажется, последние. Вечер (а было уже 19 часов), теперь вряд ли кто еще придет…
Покрестил он этих «последних». Вздохнул с облегчением. Только снял с себя облачение, а на пороге еще двое стоят:
— Мы к вам, креститься! Слава Богу, успели…
Я даже ахнул про себя и подумал с раздражением: «Какое там «успели»?! Вы бы еще ночью пришли!»
А батюшка посмотрел на них, вздохнул тяжело, проговорил уставшим голосом:
— Эх, где же вы до сих пор были?
И снова стал облачаться.
Во всем он был неторопливым, основательным, аккуратным, даже щепетильным. Примеров тому можно привести множество. Особенно мне запомнилось приготовление им запасных Даров. Каждую маленькую частицу (а их не одна сотня) он брал в руки нежно, не дыша, с великой осторожностью. По выражению лица видно было, что он ощущает в руках истинное Тело Иисуса Христа, а потому и обращается с ним так трепетно.
Со всеми отец Иоанн был добрым и ласковым. Когда за ним приезжали на машине, чтобы увезти домой, он часто предлагал подвезти и меня, хотя я его об этом никогда не просил. У него была машина, но сам он за руль не садился. Водил машину зять. Батюшка считал, что священнослужители должны воздерживаться от вождения машины, иначе они рискуют попасть под запрещение в случае аварии. Особенно если при этом кто-то погибнет. Это уже убийство, хотя и невольное. Даже если авария случится по вине самого потерпевшего — суть дела не меняется. В соответствии с Канонами Церкви священнослужитель не допускается к совершению Таинства Евхаристии, оказавшись даже невинным или невольным соучастником любого кровопролития. Причем не только при смертельном исходе, но и при ранениях с кровью. По той же причине священник не может быть охотником и не должен самостоятельно забивать никакого скота, даже курицы.
Как-то задав батюшке вопрос о положении звездицы на престоле, я выслушал его обстоятельный и подробный ответ. Но тут вмешался другой священник и стал доказывать мне, что отец Иоанн не совсем прав, что звездица на престоле должна полагаться несколько иначе. Батюшка не стал спорить, но утром принес книгу, в которой об этом подробно говорилось. И мы все убедились, что он, как всегда, прав.
Я стремился задавать батюшке больше вопросов, так как понимал, что мне выпало великое счастье служить с ним и что это счастье может в любой момент кончиться, ведь в Петропавловке я служил временно.
— А может ли священник, — спрашиваю я, — давать благословение, если он без креста и рясы, то есть в светской одежде?
— Может. Благодать Христова на самом священнике, а не на одежде. А священник и на пляже, и в бане совсем без одежды — все равно священник. Впрочем, священнику не место ни на пляже, ни в бане, если в общем отделении. Подобная нескромность для него недопустима. Строго говоря, он и в парикмахерскую ходить не должен, а стричься с помощью своей матушки. И щеголем быть не следует, и до бродяги опускаться нельзя. Аккуратность без лоска, но и без небрежности. Скромность в поведении и одежде. Ничего яркого или слишком модного. Никаких компаний и вечеринок.
— А как же свадьба, например, или день рождения?
— Лучше бы и от них уклониться. Но если близкие родственники, то приходится идти, чтобы не обидеть. Только и там надо помнить свое звание и вести себя соответственно. Ни танцев, ни плясок. Пришел, поздравил, посидел немного, поговорил, даже рюмочку выпил (но только одну!), и… надо уходить, пока еще застолье не стало слишком шумным. А то ведь бывают и песни непристойные, и шутки неприличные. Тут уж присутствие священника вовсе неуместно.
У церковных ворот всегда сидят нищие. Многие из них часто бывают в нетрезвом виде, ругаются между собой, даже дерутся. Иногда напиваются до такой степени, что лежат прямо в воротах. То есть большинство из них никакие не нищие, а просто пьяницы. Они позорят человеческое достоинство и отвращают людей от храма, пристают ко всем приходящим, хватают их за руки, требуют денег, в противном случае ругаются и даже проклинают. Если прихожане дают им хлеб или другие продукты, они не берут, а просят денег и тут же снова покупают на них спиртное. Надо ли вообще подавать таким милостыню? Ведь это уже не милостыня получается, а потворство греху. Хотя мы знаем, что Господь заповедал давать каждому просящему, а святые отцы советовали не рассуждать о том, как получивший милостыню распорядится ею, все же многих смущает то, что в данном случае вместо помощи получается потворство греховной страсти, ведущей в погибель.
— Помогать надо истинно нуждающимся, — говорил батюшка. — У каждого из нас по соседству или еще где поблизости всегда есть люди, которым нужна помощь. Это или многодетные, или больные, или престарелые. Словом, те, кто не пропьет наше подаяние, не отвергнет нашей помощи, а примет ее как милость Божию.
— Батюшка, простите. Хочу спросить еще о блаженной Марии Ивановне Матукасовой (впоследствии схимонахине Марии — прим. авт.). Я ее почти не знаю, всего раза три видел. Люди говорят разное. Большинство почитают как святую. А вы что о ней скажете?
— Скажу одно, — отвечает. — Она — раба Божия.
Подобных вопросов у меня было множество. Батюшка Иоанн всегда на них отвечал. Я пользовался его безотказностью и старался как можно больше почерпнуть из этого кладезя мудрости. Полюбил его всей душой, тянулся к нему всем сердцем, старался подольше с ним находиться.
На мой взгляд, недостатков в нем не было никаких. Но как-то случайно услышал не очень лестный отзыв о батюшке одного из наших сослужителей. Удивившись, я спросил, почему, как он выразился, «оказалось, что отец Иоанн не ангел»?
— Однажды один из наших коллег в пьяном виде постучал к нему в дом, но его не впустили.
— И все?!
— Все. Мы-то думали, что он никому, никогда и ни в чем не отказывает ни при каких условиях…
12 августа 1995 года накануне рукоположения во иерея снова в субботу после Всенощного бдения обратился к батюшке по поводу «ставленнической исповеди». В тот же день записал в своем дневнике: «Отец Иоанн меня исповедовал, заполнил присяжный и допросный листы, а затем и довез меня на своей машине до собора. Спаси его, Господи! Какое счастье выпало на мою долю — служить с таким протоиереем! Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!»
Лето 1995 года было очень жарким. Во время службы со всех священнослужителей пот лился градом. Подрясники после службы можно было выжимать. После Всенощной волосы на моей голове слиплись от пота. Как же я в таком виде завтра в алтарь войду, да еще для рукоположения? Грех-то какой! Надо бы помыть голову… Но все церковные работницы в один голос стали возражать:
— Что вы! Что вы! Разве можно после Всенощной мыться? Это грех.
Ведь после вечерней службы уже воскресенье началось.
Я снова к отцу Иоанну:
— Что же мне делать?
— Из двух зол выбирать меньшее. Что вам совесть подсказывает?
— Моя совесть говорит, что негоже при хиротонии немытую голову на святой Престол класть. Тем более что и Владыка на нее свои руки возлагать будет.
— Ну вот и поступайте по совести. Иногда мы вынуждены поступать не как хотим, а как надо. Это не значит, что и все должны делать то же самое. Дело не только в том, чтобы самим не согрешить. Важнее других на грех не соблазнить. Поэтому не всегда следует о своих грехах всем рассказывать. В них надо каяться на исповеди…
После рукоположения в сан иерея я еще некоторое время продолжал служить в Петропавловском храме. Тут меня постигло искушение. Возникла проблема со зрением. Глаза воспалились так, что я несколько дней совсем не мог читать. Как теперь к службе готовиться? К Причастию? Как читать утреннее и вечернее правила? У батюшки и на этот случай совет нашелся:
— В крайностях, — сказал он, — вместо утренних или вечерних молитв можно прочитывать по семьсот молитв Иисусовых. А если ко Причастию готовишься, то тысячу. Но это только в крайних случаях, когда по-другому просто нельзя.
Через несколько дней меня перевели (тоже временно) в Покровский собор, где я служил три месяца до назначения настоятелем на приход в село Заплавное. По возможности старался видеться с батюшкой Иоанном. 22 ноября 1995 года записал в своем дневнике (я в тот день был дежурным в соборе): «После обеда пошел в Петропавловский храм. Зашел по пути в аптеку за лекарствами. В Петропавловке выходной, поэтому видел только отца Иоанна Букоткина, чему и обрадовался. Он ко мне тепло относится…»
Узнав при очередной нашей встрече, что я уже служу в Заплавном, отец Иоанн оживился. Сказал, что ему тоже пришлось некоторое время там послужить, что туда любил приезжать на отдых Владыка Иоанн (Снычёв).
Я почувствовал, что батюшке приятны воспоминания о том периоде. Настроение его при разговоре сразу сделалось благодушным. Он вспомнил и известного протоиерея из Заплавного Стефана Акашева (1900 — 1975 гг.).
…В день похорон батюшки Иоанна трудно было пройти даже через двор Петропавловской церкви. А о том, чтобы попасть в сам храм, да еще ко гробу — и думать было нечего. Через двор я протиснуться сумел. Но в храм попал только через вход сзади в алтарь. В алтаре и пришлось простоять все время, пока шло отпевание, так как ко гробу даже из алтаря пройти было невозможно. Наконец для прощания священнослужителей народ чуть-чуть потеснился. Тогда мы, несколько священников, бывших в алтаре, вышли во двор и вошли в храм через боковые южные двери, от которых нам наконец удалось приблизиться ко гробу и проститься с любимым батюшкой.
Он учил нас не поучая, не говоря громких слов. В нашей среде он вообще слов говорил немного и не собирался никого из нас учить. И все же он учил. Учил тем, что жил и служил с нами.

См. также

Протоиерей Сергий Усков

настоятель Свято-Серафимовского храма г. Новокуйбышевска Самарской области

02.03.2007