‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Судьба Валентины

Не многим выпадает на жизненном пути столько скорбей, сколько выпало ей. Но она и в скорбях продолжает уповать на Божию милость.


Не многим выпадает на жизненном пути столько скорбей, сколько выпало ей. Но она и в скорбях продолжает уповать на Божию милость.

Осенняя погода в этот день стояла ясная. Шаркая старыми галошками, Валентина Ильинична Макеева подходила к зданию самарского онкоцентра. По словам знакомых, только здесь ее могут спасти… Вот она и — то мчалась на попутках, то шла пешком, преодолевая страшную боль и усталость. Одета была в простой халат, укутана в подаренный полушалок. Это вся ее одежда! Сердце неровно билось: в эдаком фешенебельном здании да никто и не посмотрит на такую нищету, как она… «Господь Велик, Господь Велик, кого убою-ю-ся, кого устрашу-у-ся», — шептала она с последней надеждой. Дверь онкоцентра распахнулась, и на ступеньки вышел покурить охранник.
— Милый человек, как бы мне вашего главного врача увидеть? — обратилась к нему Валентина Ильинична.
— Да сегодня никак, Сергей Юрьевич уезжает — вон его машина, — ответил служивый и показал на автомобиль главного врача Двойникова. Это был конец рабочего дня, машина уже уезжала. Но что-то там остановило Сергея Юрьевича, и ему пришлось выйти из машины. Он стоял, энергично разговаривая по сотовому телефону. Валентина Ильинична как могла быстренько дошлепала в своих галошах до остановившейся машины, подойдя поближе, вытащила свою больную руку из кармана, показала врачу и сказала:
— Доктор, у меня нет денег, и даже документов нет…
Сергей Юрьевич, к удивлению несчастной, обнял ее и сказал, что берет в онкоцентр на лечение.
— Видите храм? — показал доктор на Кирилло-Мефодиевский собор, — это вас Сам Господь привел к нам. И все будет хорошо — все устроим, вы только успокойтесь…
Людмила Крайнова последнее время жила с мыслью, чтобы дал Господь возможность искупить грехи благими делами. Ее сердце жаждало заботы о тяжелобольных людях, она даже думала прийти в Онкоцентр и попроситься помогать какому-нибудь больному. Только все боялась, что медперсонал неверно истолкует ее сердечный порыв. Она уже который раз приходила в Кирилло-Мефодиевский храм на службу, а в этот раз все стояла после Литургии у иконы Николая Чудотворца и не хотела уходить. Из задумчивости Людмилу вывел голос, он нежно сказал: «Причешите меня, пожалуйста, у меня нет родных и знакомых, чтобы за мной поухаживали, и у меня нет пальцев, чтобы держать расческу…»
Так судьба свела двух женщин, Людмилу Крайнову и Валентину Макееву, которые нашли друг в друге поддержку и искреннюю заботу. Как-то Валентина показала своей новой знакомой Православную газету «Благовест», которую ей подарили в храме. И Людмила набрала номер телефона редакции и попросила корреспондента приехать в онкоцентр. Ей хотелось рассказать многим Православным о сложной судьбе Валентины Ильиничны Макеевой.

«Мама всегда находила время рассказать о Боге»

— Я родилась в Мордовии, — слабым, но очень нежным голосом начала свой рассказ Валентина, — в селе Колбим, семья моя была хорошая, Православная и большая. Моя мама Пелагея жила с молитвой, мы, детишки, еще плохо говорили, но Боженьке уже молились. В семье всегда держали пост, и помню, как не могли уснуть в канун Пасхи. Всю ночь не кушали, мама молилась, а мы, детишки, ждали праздничного разговения, с печки поглядывали на крашеные яйца и вкусные красивые куличи.
В деревне храм был разрушен… Поэтому все мы крещены были на дому бабками. Родители много работали на колхозных полях, с нами сидеть было некому, родственники и по папиной, и по маминой линии были раскулачены, кто-то расстрелян, кто-то сослан далеко… Не было старшего поколения, и некому было приглядеть за нами, четырьмя детишками. Мы оставались одни, я была самая старшая. Вроде няньки… Были неразумные и порой наносили урон в своем доме или не могли его защитить. Так, коршун воровал цыплят или отвязывался и сбегал козленок, а мы, малыши, не могли все это устеречь. На улице же нас обижала ребятня постарше, мы ходили гуськом друг за другом и часто, помню, попадали под грозы. Тряслись от страха при громовых раскатах и сверкающих молниях… Мы еще были совсем малыши, но уже знали о Боге, боялись ругаться — знали, что грех. Травку просто так не рвали, жучка не обижали, слушались маму, это она нам всегда находила время среди своих тяжелых трудов рассказать про Господа.
Родители вставали в три утра, а ложились за полночь: колхозные работы, строились, забота о своем хозяйстве… Это было время, когда с каждого деревенского двора государством собиралось определенное количество масла, яиц, мяса, шерсти. И не важно, была ли у вас курица или овца — все обязаны были выполнять план по сдаче продуктов. Помню, что еще были налоги на плодоносящие деревья и живность, которая была в хозяйстве. От такой тяжелой жизни мама заболела и попала в больницу. Нас взяли к себе соседи, а в один зимний день пришли женщины из народного образования… Помню, были сильные морозы, намело большие сугробы, мы сидели дома, и зашли совершенно заснеженные женщины. Мне в это время был седьмой год, надо было учиться в школе, и эти женщины определили меня жить и воспитываться в Краснослободском интернате.

Стать медсестрой для мамы

— Как сложилась ваша дальнейшая жизнь?
— Сначала я попала в детский дом, потом автоматически в интернат. Нельзя мою жизнь в деревне назвать счастливой, жили мы семьей бедно, но все-таки дом, родители, теперь же я была одна, и привыкать к новой жизни было трудно. На медицинском осмотре с меня сорвали крестик, я ночью тихонечко плакала в подушку… Видно, время было такое, и оставить крестик было бы дисциплинарным нарушением.
Но хорошее помнится больше… Вскоре я увидела неподдельную любовь и заботу воспитателей — и по голове погладят, и слово доброе скажут, от этого я приободрилась, все свои силы вложила в учебу. Мне нравилось учитьcя, узнавать новое, и хотелось за добро ответить своим учителям только хорошим. Дети в интернате были дерзкие, издевались не только друг над другом, но и над преподавателями. А они терпели… Никогда не отвечали на злость ответной злостью, только жалели своих обидчиков, и за такое милосердие и душевное тепло я очень полюбила своих учителей.
— Трудно было выживать в интернате?
— Меня часто задевали, обижали и даже запугивали, чтобы я не смела хорошо учиться. Бывало, проснешься и надо бежать на утреннюю зарядку, а носков нет… и бежишь по ледяному полу босиком, или выходить на улицу, а варежек нет. На обеде могли что-то из еды отнять и воровали из тумбочек. Все я принимала со смирением и никогда не жаловалась, думала, пусть люди наедятся. В душе у меня крепость была, и в тяжелые моменты я всегда обращалась с молитвой к Господу и к Николаю Чудотворцу. Не могла помолиться перед образами, но ночью под одеялом душевно обращалась за подмогой к Богу и к маме. Постепенно человек привыкает ко всему, вскоре интернат мне стал семьей, хорошей и плохой, разной, но родной семьей.
— В это время вы виделись со своими родственниками?
— Мамочка выздоровела и приехала ко мне, я по своему неразумению решила остаться в интернате… Директор и завуч говорили маме, что я хорошо учусь, поэтому должна продолжить учебу и закончить школу. Сейчас бы я прижалась к мамочке и радовалась родной душе… А тогда учеба стала для меня важнее всего. Я приезжала на каникулах домой и все время думала, что после школы вернусь к родным, но после окончания восьмилетки как хорошую ученицу меня направили в Саранск. Там я впоследствии поступила в медицинское училище и закончила его на отлично…
— Почему вы выбрали именно медицину?
— Моя мама всегда болела, и мне хотелось ее вылечить, хотелось понимать в лекарствах, верно ставить диагноз, уметь делать уколы, системы. Я мечтала обладать всеми медицинскими знаниями, которые смогут помочь маме… Во время учебы я подрабатывала санитаркой в реанимации. В детском отделении больницы было много брошенных детей, туда я часто приходила и всегда с гостинцами. Были среди малышей и умирающие, которых могла спасти только донорская кровь. Если моя группа крови подходила, я всегда с готовностью отдавала ее больному ребенку. И была рада, что хотя бы этим малым могу помочь несчастному… Меня вызывал главврач и запрещал часто сдавать кровь, говорил, что можно только через два месяца. Я же правдами и неправдами договаривалась с лаборантками и опять сдавала. Медсестрам деваться было некуда, требовалась кровь, а доноров было мало…
— А вы не понимали, что можете испортить свое здоровье? Вы же наверняка от частой сдачи крови падали в обморок…
— Да, было и такое… но по сравнению с тем, как страдали больные дети, это было мелочью. Глядя на этих несчастных детей, я только думала, как я им мало помогаю, взять бы к себе… Да некуда! Снимала я угол, где могла переночевать, поучить лекции, а утром опять уходила на учебу и на работу.
В это время брата Николая убило током. Он закончил училище, и шел ему всего семнадцатый год… Все случилось на Троицу, во время грозы, под которую мы часто в детстве попадали и которую очень боялись. Видно, чувствовали беду… Мне довелось самой хоронить братика. Мама от этого горя слегла, а ко мне пришло понимание, что наше здоровье и жизнь — все в руках Господа. Даст Бог — будем жить, не будем болеть, а не будет Божьей воли — я со всеми своими медицинскими знаниями никого не исцелю. Какое-то время я ухаживала за мамой, потом забота о ней легла на плечи моих младших сестер Галины и Нины.
В медицинском училище у меня была подруга Ольга, мы с ней вместе стремились получить высшее медицинское образование и хотели учиться на вечернем. В Саранске же не было такой возможности.
— А почему вы не хотели поступать на дневное обучение?
— Чтобы содержать себя, надо было работать, а для учебы оставался только вечер. Как-то подруга предложила поехать к ее родственникам в Харьков, где был медицинский институт с вечерним обучением. Договорились с ней ехать, я уволилась с работы, купили билеты, но в самый последний день Ольга отказалась. Так я в 1978 году одна уехала в неизвестный город, где не было знакомых и не было работы.
— Вы вышли на вокзале в незнакомом городе… — и что стали делать? Вам не было страшно?
— Во время всего пути мне было радостно, я хотела перемен в жизни, а страха я совсем не чувствовала. По приезде в Харьков сразу пошла в горздрав, показала свои документы и попросила устроить на работу. Меня направили в тридцать первую городскую больницу, которая была на базе военного госпиталя.
— Среди медперсонала или больных удалось встретить достойного жениха?
— Я всегда убегала от судьбы, наглых парней смущалась, с женатыми не связывалась, богатых стеснялась и считала, что не партия им. Мне было хорошо в больнице, хотелось в профессиональном плане многого достичь. Я работала медсестрой в отделении интенсивной терапии, жила прямо в больнице.
В одной палате я познакомилась с очень больной женщиной, звали ее Александра. Мы с ней понемногу сдружились, и как-то она меня спрашивает, крестили ли меня. Я рассказала, что в нашем селе храм был разрушен, поэтому крестили меня бабушки дома. Александра стала моей крестной, когда немного поправилась, то привела меня в старинный прекрасный харьковский храм в честь Трех Святителей. Здесь в возрасте двадцати четырех лет было восполнено мое крещение. Господь был милостив ко мне, и во время Таинства я почувствовала такую благодать… Теперь помимо больницы я полюбила приходить в этот великолепный храм. Было много работы и не было возможности постоять на Литургии, я ставила просто свечечку, и уже все менялось в лучшую сторону, вчерашние враги становились друзьями, тяжелобольные, за которых я просила у Господа, чудом выздоравливали, а я находила утешение… Но на Пасху и Рождество, если работала, то менялась сменами и приходила на праздничную службу.
— Можно сказать, что после крещения ваша жизнь изменилась?
— Да, я не уставала этому поражаться… Вот люди кричат на меня, обрушивают массу всякой брани и гадости, а я ничего им не отвечаю, бегу в храм. Ставлю за их здоровье свечку, прихожу обратно, там уже все изменилось — ко мне эти же люди относятся с нежностью и теплом. Господь каждый раз проявлял милость ко мне, я в полной мере этого не понимала. А в больнице скоро определилась точная примета: если дежурила я, то в мою смену всегда было много тяжело больных, порой смертельно больных. Врачи даже отказывались брать человека в больницу, а мне было жалко выкидывать, считай, на улицу, и я выпрашивала, чтобы больных оставили хотя бы на несколько дней…
— Среди такой преданности своей профессии и больным удалось ли вам создать семью?
— Порой я думаю, что лучше бы я этого никогда не делала. Теперь жизнь четверых моих детей уже пятнадцать лет в неизвестности, они пропали…

«У тебя нет семьи…»

— Валентина Ильинична, вам тяжело все вспоминать, но попробуйте рассказать все по порядку…
— У главного врача больницы был друг. Он часто приходил к нему прямо на работу в его кабинет. Там в кабинете нас и познакомили… Мне представили Просина Владимира Александровича. Отрекомендовали как хорошего человека, который разошелся со своей пьющей женой. Он был на высокой руководящей должности, имел награды от государства, вел порядочный и скромный образ жизни. Я так давно хотела своей семьи, своего дома… Да и человек мне приглянулся… Мы поехали ко мне на родину, в Мордовию, обвенчаться, но в Саранске нам не удалось, поэтому мы приехали в Куйбышев и венчались в Покровском кафедральном соборе. Работа мужа оказалась секретной, вернувшись в Харьков, мне пришлось сузить круг своих интересов. Из больницы я ушла, стала заниматься только семьей, которая вскоре стала довольно большой. Первым у нас родился мальчик Александр, затем еще три мальчика — Илья, Сергей и Олег. В доме совершенно открыто я повесила иконы, муж этому не противился. Многие из его сослуживцев даже стали с еще большим уважением к нему относиться, когда увидели в нашем доме святые образа. Когда он задерживался, а я в душе чувствовала волнение, то мы все вставали на колени и молились Богу. Детки еще совсем маленькие, плохо выговаривали некоторые буквы, но стояли и молились за папку.

Валентина Ильинична Макеева в палате самарского онкоцентра.
В это время разваливался Союз, в Харькове был отключен газ, свет… Продукты были по талонам. У кого была возможность, уезжали в Россию. И в этот момент я еще сама тяжело заболела… В кафедральном соборе Харькова я узнала про отца Иеронима (Верендякина) из Санаксарского монастыря в Мордовии, и Господу было угодно, что поехала к нему. Мне не удалось найти ответы на множество своих вопросов, а последние слова старца о том, что нет у меня ни семьи, ни мужа, ни дома, ни документов, привели меня в полное замешательство.
Все эти мысли немного улеглись, когда я приехала обратно в Харьков и опять стала жить все больше суетой. В нашем районе была замечательная медсестра из детской больницы, Надежда Афанасьевна. Она такая заботливая, всегда напомнит, какому нашему ребеночку на какую прививочку идти. В этот день в почтовом ящике я нашла направление на прививку одному из сыновей и пошла узнать, как лучше к ней подготовиться. Муж остался посидеть с детишками… младшему было два годика, старшему шесть лет… Больше я их никогда не видела. Когда вернулась, квартира была закрыта, все соседи напуганы и никто ничего не говорил. Ко мне на улице подошел человек и сказал, чтобы я убиралась из города подобру-поздорову.
Я села на лавочку, и до меня медленно стала доходить страшная правда всех слов старца Иеронима. Теперь я понимала, что значит «у тебя нет ни документов, ни семьи…» Все мои поиски через милицию и прокуратуру, через друзей не дали никаких результатов. Я никак не могла поверить, что весь этот кошмар произошел со мной в реальности, чуть с ума не сошла, но продолжала ходить по многим инстанциям. Это я сейчас, когда прошло пятнадцать лет после того страшного дня, могу разговаривать спокойно, а тогда только — дети, дети… В голове только об этом и пульсировала мысль, криком кричала, света белого не видела, все было в какой-то другой реальности. Мне непонятно было, зачем все кругом живет, дышит, ест, пьет, если нет самого главного — моих детей, моей семьи. Жила в это время я у знакомых, но вскоре и им дали понять какие-то люди, чтобы они меня больше не привечали.

Пятнадцать лет скитаний и поисков

— Когда покинули свое последнее пристанище, то куда же пошли? Идти вам некуда, и документов нет…
— Я пошла прямиком в храм, в кафедральный Благовещенский собор Харькова. Там была служба, я стояла на ней и плакала, просила защиты у Господа. Одни Православные подошли ко мне и предложили пожить немного у них, я сказала, что долго стеснять их не буду, потому как собираюсь ехать в Санаксарский монастырь к отцу Иерониму. Господь явил мне великую милость, и я без копейки в кармане, с записочками о здравии от харьковских прихожан и без документов переехала украино-русскую границу. Мне по пути попадались очень добрые пассажиры, проводники отдавали пустое купе, кормили. Совершенно незнакомые люди с любовью относились ко мне, одевали меня и помогали добраться до монастыря.
Господь был так рядом, порой мне казалось, что я держусь за Его руку…
Я-то все надеялась, что помолюсь, и вскоре моя семья найдется, но человек предполагает, а Господь располагает. Сколько я их искала по школам, по садикам, по интернатам и детским домам на всей Украине. Поживу в монастыре, помолюсь, побуду на послушаниях, потом беру благословение и еду искать детей. Потом стала просить старца Иеронима благословить меня поездить помолиться в разных монастырях, так была в обителях Мариуполя, Киева, в Дивеево. Я ездила по многим святым местам, ходила большими и малыми Крестными ходами, обращалась в монастырях ко многим старцам и духовным людям, но никто не мог дать ответа. Даже малой ниточки, которая привела бы меня к детям, я не могла найти. Вот такое страшное испытание мне пришлось пережить.
Боженька меня поддерживал во всех моих поисках, давал есть, пить, укрывал на ночлег, спасал от холодов и дождя. Я без денег ездила в Киев, там молилась в лаврских пещерах. Это была большая духовная радость, и в этом есть Божья милость, но молитва о детях оставалась безответной. Даже намека, пусть небольшого, Господь мне не давал. Так я живу с 1996 года без документов, без дома и в безконечном поиске своей семьи…
— За эти пятнадцать лет неужели не пробовали восстановить документы?
— Пыталась, и неоднократно, но никак не получается, всегда что-нибудь мешает. Настолько все сложно и запутанно. И мужа, и детей часто вижу во сне, они то мерзнут, то тонут, то падают, то стонут от того, что им плохо.

«Господь привел в самарский онкоцентр…»

В 2004 году в Дивеево на послушании я наколола пальчик, подумала, что ничего страшного, но ранка не заживала, а только больше разрасталась. Меня положили в больницу, подлечили, и я вернулась в монастырь. Так я несколько раз лежала в больницах и опять возвращалась в монастырь, пока в декабре 2009 года в Саранске мне не поставили страшный диагноз — рак кожи. Я держалась до последнего… Врачи назначили отрезать мне всю правую руку, в день операции ушла из больницы — как представила себя без правой руки, без возможности осенить себя крестным знамением, так и убежала… Для меня было страшно, как же я буду креститься без десницы, без правой руки.
Этим летом я узнала про чудотворный источник в селе Ташла и поехала. Настоятель храма очень хороший, протоиерей Николай, он благословил меня немного пожить у источника и полечиться… Через месяц я вернулась в больницу, где врачи опять настаивали отрезать руку полностью. Я не хотела с этим согласиться и решила вернуться в Ташлу, но по дороге встретилась машина, которая ехала не через Ульяновск, а через Сызрань… И под вечер мы приехали в Тольятти, там я пошла в монастырь, и мне подсказали поговорить с Архимандритом Гермогеном. Он меня принял и благословил остаться, в этот же вечер я познакомилась с одной женщиной, которая посоветовала обратиться к заместителю главного врача тольяттинского онкоцентра Олегу Петровичу Кряхно. После Литургии батюшка Гермоген благословил меня на поездку в онкоцентр. Приняли меня там очень радушно, взяли анализы и назначили уже день операции, когда отрежут руку. От одной сотрудницы Татьяны я узнаю, что есть онкоцентр в Самаре, и там есть шанс спасти мою руку. Так и произошло, главный врач онкоцентра Сергей Юрьевич Двойников оказался милостивым и сердечным человеком и нашел возможность сохранить мне руку…
…Я вышла на улицу, на ступеньках стоял и курил охранник, может быть, тот, кто стал невольным свидетелем этой истории. В просторной палате онкоцентра оставалась женщина, которая потеряла семью, родной дом, куда бы теперь она могла вернуться… У нее нет документов. И я не могу проверить ничего из того, что она мне рассказала — но сердце чувствует, все это правда… А недавно, чтобы спасти руку, ей пришлось ампутировать несколько пальцев, которыми она крестилась, и делала это с большой любовью к Господу, преклоняя колени перед многими иконами в различных храмах и монастырях Украины и России. Валентина потеряла все, что может потерять человек, единственное, что у нее осталось — светлая и непоколебимая вера. У нее нет ропота на Бога и свою судьбу, есть только спокойный нежный голос и тихая улыбка человека, так много и сильно страдавшего.
Может быть, кто-то из читателей помолится об облегчении скорбей этого тихого и сильного человека…

Ольга Круглова
Фото автора
12.11.2010
1058
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
2
5 комментариев

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru