Спешите творить добрые дела

Настоятель Мусорского прихода в честь святых безсребренников и чудотворцев Космы и Дамиана протоиерей Олег Анучин.

Протоиерей Олег Анучин выбрал свой жизненный путь по примеру любимого деда, протоиерея Иоанна Проняшина…

В дореволюционные годы в России были целые династии священнослужителей. Вслед за отцами и дедами служили у престола их сыновья и внуки. И какой же радостью было узнать, что и в наши дни есть такие славные примеры. Причем не за тридевять земель — на нашей самарской земле, в селе Мусорка Ставропольского района.
Вот что поведал настоятель Мусорского прихода в честь святых безсребренников и чудотворцев Космы и Дамиана протоиерей Олег Анучин:
— Родился я в городе Наровчате Пензенской области, славном своими монастырями, особенно — Троице-Скановым с известными пещерами. Места эти старинные, намоленные. Мой ныне покойный дедушка протоиерей Иоанн — в миру Иван Михайлович Проняшин — рассказывал, как его, еще маленького, отец, церковный староста, каждый год после Пасхи брал с собой. Он запрягал лошадь, и они везли полную телегу гостинцев в этот монастырь. И дедушка удивлялся трудолюбию насельников монастыря. Они в трех озерах разводили рыб, были у них большая пасека и огромный яблоневый сад, сохранившийся до наших дней.
Я был первым внуком деда, и он меня очень любил. А когда сажал на колени, я любил теребить его за длинную белую бороду. В те атеистические времена не каждый осмеливался носить длинные волосы и длинную бороду. И даже мальчишки порой кричали: «Вон поп с попенком идут!» — на что дедушка, держа меня за руку, успокаивающе говорил: «Крепись, Олежка. Придет время, когда и смеющиеся придут к Богу». И с торжественностью вел меня в свою домовую церковь.

Чудесное исцеление

Мой дед вырос в большой семье. Было у них уже пятеро детей, когда умерла мать, а Ване всего был годик. Их стала воспитывать мачеха, и вскоре появилось еще четверо детей.
Родился Ваня слабенький, глухонемой и, ко всему, почти не видел. Ему сделали деревянную игрушку, усадили на печь, там он и находился все время. Однажды открылась дверь, вошел светлый старец с седой бородкой, подошел к печи и положил свою руку на лицо больного ребенка. Ваня открыл глаза и закричал на всю избу: «Вижу, я вижу!» Все испугались сначала и не поймут, в чем дело, а потом дошло до них, что свершилось чудо: Ваня стал видеть, слышать и разговаривать. В семье были твердо убеждены, что это Николай Чудотворец пришел и исцелил мальчика.
Теперь уже Иван мог играть и дома, и на улице. Рос он смышленым ребенком, и уж больно любил помогать отцу, церковному старосте, в церкви. Особенно ему нравилось петь в церковном хоре и вместе с отцом по праздникам подниматься на колокольню. Перед ними внизу расстилалось родное село и все окрестности, над которыми плыл малиновый колокольный звон. Дух захватывало у подростка, и он в восторге кричал отцу: «Папаня! Красота-то какая, а звон-то какой!» И, упираясь ногами в дощатый настил, обеими руками обхватив тяжелющую веревку, с усилием ударял в мощный 64-пудовый колокол: «Бом… Бом… Бом…»
Приметил старательного мальца и настоятель церкви отец Димитрий и стал его духовным наставником. Благословил служить алтарником и звонарем, освободить от этих обязанностей отца, у которого и так хватало забот по церковным делам.

Были годы грозовые…

Но в 1935 году гонения на Православную веру докатились и до Самаевки. Оскверненная и разграбленная стояла церковь. С гулким надрывом упали колокола — и Ванин любимый большой колокол с колокольни, и вздрогнула, застонала земля, запылали в огне костра священные книги, плакали немым плачем иконы, охваченные пламенем. Окаменелые от увиденного, плача, стояли селяне, не в силах защитить свою святыню.
Опечаленный Иван, как-то враз повзрослевший, уезжает в Москву, где устраивается на авиационный завод, оканчивает вечернюю школу, а затем вечернее отделение института. Впереди — радужные планы. Но все перечеркнула война.
В строительном батальоне Иван вместе с однополчанами возводит оборонительные заграждения, строит переправы. Но с какой болью, а порой и со слезами на глазах он вспоминал: «Как-то на привале мы пили чай со своим другом, как вдруг начался артобстрел. И там, где сидел друг, осталась только воронка. Было очень жутко. Война — это слезы, смерть и горе людей. Сколько еще страшных событий пережито, сколько друзей потерял. Многие солдаты в минуты жестокого боя молились Богу. В войну ведь и говорили: в окопах нет неверующих».
Иван Проняшин принимал участие в строительстве Московского метрополитена, а во время работы в Мосгосстрое встретил девушку Александру — она была родом из Рязанской области. Они любили прогулки по ночной Москве, вспоминали родные края. Вспыхнула любовь, и они сыграли свадьбу.Получили комнату в общежитии, которая вскоре огласилась плачем первенца. Когда же началось восстановление Патриаршего собора, Иван Михайлович принял активное участие, за что был награжден Почетной грамотой. Он стал помогать в храме, в это время завязалась его дружба с Патриархом Алексием I.

Протоиерей Иоанн Проняшин.

Но военные тяготы постепенно дали о себе знать, и в 1956 году по состоянию здоровья Иван Михайлович вынужден был уйти на пенсию. Он тосковал по родному селу, и в начале 60-х годов семья Проняшиных переехала в Самаевку, на родину предков.
Но в селе храм отдан под склад. И тогда Иван Михайлович на свои московские сбережения начинает строить домовую церковь, несмотря на кривотолки, что, мол, такие деньги лучше бы израсходовал на свою семью.
Разбил вокруг фруктовый сад, очистил источник и выложил к нему ступеньки из плиток, которые привозил на электричке, а потом нес на плечах. В Мордовской епархии его рукоположили в сан священника, и счастливые прихожане потянулись на долгожданные службы в церковь. Стали приезжать к доброму батюшке многочисленные паломники, и батюшка выстроил для них гостиницу-дом, в котором поставил кровати и диваны.
В 1976 году в епархии протоиерея Иоанна благословляют принять еще Никольскую старинную церковь в селе Старая Потьма Зубово-Полянского района. Добираться туда было непросто: пешком четыре километра до станции, один час на электричке и еще тринадцать километров идти пешком. В любую погоду уже немолодой священник добирался до своего прихода, порой утопая в грязи по колени. Но не было дня, чтобы он пропустил службу. Люди очень уважали этого седого священника, который столько исходил, столько изъездил, и не было человека не принятого, не обогретого им. Родина была для него святыней, Церковь — смыслом жизни.

«Учись у дедушки»

На каникулы я с радостью ездил из Тольятти к дедушке в деревню. Во втором классе мне сшили из золотистой парчи стихарь, и церковные бабушки любовались моим видом: «Ах, какой алтарник у нас нарядный да какой красивый!» Теперь я уже помогал дедушке в алтаре: ходил с подсвечником, следил за кадилом, чтобы вовремя разжечь и подать его, выходил с подсвечником. Дедушка давал мне синодики, по которым я уже самостоятельно поминал, пока он вынимал частицы.
Хотелось и поспать подольше, и поиграть с деревенскими мальчишками, но служба начиналась рано, и дедушка будил меня в шесть часов. Зато когда заканчивалась служба, какое чувство радости охватывало меня, особенно когда мой мудрый дед клал свою руку на мою голову и ласково говорил: «Вот видишь, Олежка, как мы вместе с тобой послужили и Богу, и людям». После таких слов у меня уже не было сожаления, что рано встал, что не пошел играть с друзьями. Дед воспитывал меня в строгости, ненавязчиво наставляя: «Выбирай себе друзей добрых, умных и верных. И помни, что всему свое время: сначала работа, а потом уже отдых».
Позже дед стал выводить меня на клирос, где я пел с бабушками и читал. Хотя вначале очень стеснялся, но потом стеснение прошло, и мой детский голосок плыл под церковный купол и поднимался все выше и выше, прямо в поднебесье, наполненный детским восхищением, радостью и любовью к Богу, Который с небесных высот смотрел на нашу церковь и непременно тоже радовался за такую службу. Теперь уже церковные службы были для меня духовной благодатью. И все это благодаря моему любимому деду!
В молодости дедушка научился у одного мастера по дереву делать резные столы, этажерки, полки. И дедушка делал сам резные двери для Елоховского собора в Москве и для Саранского Иоанно-Богословского кафедрального собора. Но религия была в гонении, и поэтому он заворачивал двери в простыни, а сверху в одеяла и в три часа ночи на электричке перевозил их в Саранск. Он любил церковь, и в сердце его навсегда поселилась вера в Бога. И нес эту веру, несмотря на все запреты и гонения.
Любовь к мастерству по дереву дед привил и мне. В школе на уроках труда я с удовольствием вырезал красивые поделки из дерева для выставок. Стали любимыми и уроки рисования. А это уже передалось мне от одного монаха, который расписывал у дедушки домовой храм. Он надевал на меня скуфейку, давал в руки кисточки: «Ну, Олег, помогай мне». И я увлеченно принимался за росписи. И каждый раз у меня все это получалось лучше и лучше. Произошло чудо: я стал делать пейзажные зарисовки, стараясь передать красоту природы.
Еще в деревне мне нравилось ходить в старый храм, который местные власти не отдали верующим, разместив в нем склад. Я приходил и подолгу любовался росписями, которые сохранились на сводах старинного храма. Бабушки рассказывали мне о том, какой это был красивый храм, какие велись там службы. Село было набожное, и одиннадцать наших сельчанок стали монахинями в Дивеевском монастыре.
Это все была история моего родного края, куда я так рвался на каникулах, чтобы быть в церкви рядом с дедушкой.
Помню, как люди обращались к нему с вопросами, когда мы с ним куда-нибудь шли. И даже когда ездили в поезде или автобусе, то и здесь подходили и спрашивали совета. И дедушка всем отвечал, кому давал советы, кому мудрые назидания.
Мы заезжали с ним в церкви, в монастыри, и старые монахи говорили мне: «Учись у дедушки и будь в жизни таким, как он».
И слава Богу, что постепенно я от него многому научился: отношению к людям, службе и вере. Ведь люди приходили в церковь венчаться, крестить и приходилось еще и отпевать, ездить на кладбище. И поэтому дедушка вставал в четыре часа, молился, делал дела по хозяйству и в шесть часов утра выходил из дома, а возвращался порой в три, в четыре, а то и пять часов дня, передыхал и вновь брался за дела. Часто ходил в соседние села, где бабушки собирали своих внуков и правнуков, и дед их крестил, хотя в те времена это запрещалось. Причащал больных, стареньких дедушек и бабушек.
И мне уже хотелось стать таким же, как мой дедушка, и так же, как он, служить в церкви. Вот тогда-то и родилось горячее желание поступить в семинарию.

Тоска по звону колокольному

В роду Проняшиных все мальчики служили, считалось, что служба в армии — священный долг защиты своей Родины.

В селе Мусорка восстанавливается храм в честь святых безсребренников и чудотворцев Космы и Дамиана.

Сначала под Киевом в сержантском учебном подразделении «Десна» я выучился на командира танка, затем был направлен в Венгрию. Было очень интересно посмотреть другую страну, другие традиции. Каждое воскресенье звучал колокольный звон, но только католической церкви, куда открыто шли венгры. И такая тоска была в эти дни по нашему звону колокольному, и так хотелось, чтобы и наши люди вот так же с открытыми лицами без боязни шли в церковь.
В армии я не пил, не курил, чем вызвал недоумение у своих сослуживцев: уж не сектант ли? Мне пришлось рассказать им о дедушке, о Православии, о том, кто такие Православные люди.
Один только раз за время службы я смог попасть в храм под Днепропетровском, приложился к иконам и помолился. И такая радость, такая легкость была у меня на душе!
После армии я сразу же пришел в Казанский храм города Тольятти к протоиерею Николаю Манихину: меня и в армию провожали отсюда, и теперь вновь тепло и радушно встретили. Вместе с Алексеем Божковым нас отец Николай поставил алтарниками, и мы стали помогать в алтаре до поступления в семинарию. Поехал я в Саратов, где и поступил в Духовную семинарию, ректором которой тогда был протоиерей Николай Агафонов.
Мы сами убирали мусор, расчищали, устанавливали мебель, строили душевые кабины и умывальники, отделывали свои комнаты. И здесь как никогда помогли уроки моего деда, который научил меня и класть стены, и плотничать, и столярному делу. Когда я ему написал, что поступил в семинарию, он очень обрадовался и дал наказ учиться хорошо.
После трех курсов я обвенчался с девушкой Людмилой, с которой познакомился в Казанской церкви. А тогдашний Саратовский Владыка Архиепископ Александр (Тимофеев) рукоположил меня в диакона в Саратовском Покровском кафедральном соборе. Я хотел перейти на заочное отделение, но Владыка сказал: «Ты учишься хорошо, поэтому я тебя не отпускаю. Заканчивай учебу как положено. А служить ты еще успеешь». Позже я был очень благодарен ему за его мудрый совет.
Пролетели и эти счастливые семинарские годы, которые оставили самые теплые воспоминания. И уже в Самаре в Покровском кафедральном соборе Архиепископ Самарский и Сызранский Сергий рукоположил меня в священники. И тоже — на Казанскую, как и деда.

После рукоположения батюшку Олега направили в Жигулевск, где он стал служить вторым священником в Иоанно-Кронштадтском приходе. Послужил отец Олег и в тольяттинском Казанском храме, затем был настоятелем Троицкого прихода, занимался строительством малого храма в честь Иоанна Богослова. Позже служил в Свято-Серафимовском приходе на Жигулевском море, а затем его направили настоятелем в Мусорский приход, где пришлось восстанавливать разрушенный старый храм. Отец Олег с грустью вспоминает, что не знал, с чего начинать: ни денег, ни благодетелей, ни помощников…
Но прихожане помогли: очистили храм от мусора и битого кирпича, стали по селу собирать средства. А вскоре Владыка благословил настоятеля ташлинского Свято-Троицкого храма протоиерея Николая Винокурова помогать в восстановлении Мусорского храма, и они уже вместе с отцом Олегом пригласили бригаду строителей, завезли кирпич, и строительство началось…
Ну а молодой священник понял, что для того, чтобы восстанавливать такой большой храм, нужно самому хорошо разбираться в строительстве. Сейчас он уже учится на пятом курсе Тольяттинского университета на факультете промышленно-гражданского строительства. А ведь он уже после семинарии окончил Богословский университет, затем Киевскую Духовную Академию и параллельно Московский институт международных экономических отношений, защитив диплом юриста.

Пример любимого деда

Я попросила батюшку рассказать немного о своей семье.
— В Жигулевске у нас родилась дочка Анастасия, а уже в Тольятти — вторая дочка, Мария. Матушка Людмила поступила в Московский институт, на экономический факультет. Маленькие дети, служба, учеба… Было порой трудно и тяжело, но мы с ней поддерживали друг друга, тем более что нам всегда помогали мама моя и тесть с тещей. Вот так в любви, в заботе и взаимопонимании мы и живем.
Еще в школе я много занимался спортом: боксом, самбо, вольной борьбой, посещал авиамодельный и клуб юных моряков. И сейчас мы всей семьей летом ездим на велосипедах в лес, купаемся на озерах и в Волге, а зимой катаемся на горных лыжах, санках, ходим на каток. Кроме образовательной школы дочки еще занимаются в музыкальной и художественной школах, увлекаются хоровым пением, что им непременно пригодится в дальнейшем — на клиросе. Конечно, научились готовить, а еще — вышивать нитками и бисером иконы. Они у нас большие любители домашних животных, с любовью ухаживают за ними. Стараемся с матушкой привить им трудолюбие, развивать духовно. И в этом, конечно, очень помогает пример любимого деда. Он ведь в тяжелейшие времена своих шестерых детей (еще трое умерли маленькими) воспитал в вере. Мою маму заставляли снять крестик, но она прикрыла его рукой и твердо сказала: «Не вы его надели, не вам и снимать».
Дедушка был предан семье, помогал бабушке, ухаживал за ней, когда она прибаливала, и очень любил детей и внуков. И никогда не забывал церковь и людей, которым был духовным наставником и всегда заботился о них.

Священник Олег Анучин служил Литургию со своим дедом протоиереем Иоанном Проняшиным в день его 80-летия в Свято-Никольском храме с. Старая Потьма Саранской епархии.

Сколько помню, когда я ему привозил гостинцы, дети ли его привозили, он их всегда делил, и мы разносили или развозили по людям. И такое негодование было у меня тогда: ведь это все мы привозили, чтобы накормить его, а он другим людям раздает. А повзрослев, стал размышлять: да ведь это за его доброту Господь дал ему такую долгую жизнь, чтобы до 84 лет он смог в здравии служить у престола.

Добрый пастырь 

Мусорские прихожане говорят о своем молодом настоятеле: слава Богу, что прислал такого батюшку. В деревне нужен именно такой батюшка: простой в общении, добрейшей души и мудрый не по годам, потому что люди разные, и много здесь неверующих. Но за батюшкой пошли и взрослые, и дети. При приходе вот уже несколько лет работает воскресная школа.

У кого горе — отец Олег непременно поможет и поддержит. Настолько это чуткий, внимательный и отзывчивый человек, что никого не обидит, никого не оттолкнет невниманием, будь то уважаемый гость или отверженный всеми пьяница. И прихожан учит человеколюбию, заботе друг о друге.
Все в храме по-старинному, все как нужно. Батюшка организовывает, контролирует, направляет, заботливо встречает и провожает строителей. В Мусорку стало приезжать много паломников, которым здесь очень нравится. «Какие здесь все добрые», — говорят они, уезжая.
А эта доброта, конечно, идет от батюшки. Уже десятый год он преподает в Тольяттинском центре «Семья». В любую погоду из города едет в Мусорку, и всегда у него найдутся для страждущих добрые слова, утешение.
В завершение разговора отец Олег вспомнил такой эпизод: «В Москве дедушка знал одного очень верующего человека, который много помогал монастырям и простым людям. Родственники спросили его, когда он заболел: «Что тебе написать на памятнике?» А умирающий ответил: «На кресте напишите: «Спешите творить добрые дела». И ничего лишнего».
Вот и дедушка перед своей смертью приготовил крест с надписью: «Спешите творить добрые дела».
Это уже был его наказ и внуку, и всем нам, живущим на этой земле.

Людмила Жалейка

г. Тольятти

20.12.2010