Путь молитвы

Крупинки писателя Владимира Крупина.

Батюшка в церкви: - Каковы врата в Царство Небесное? Где они? Как выглядят, не знаю, но где, сейчас скажу. Они в нашем сердце. Помните, в Писании: «И этот храм - вы». То есть человек является храмом Божиим. Но каким? Без мерзости запустения. И это часть Царства Небесного. Вот в него и надо войти.

- Как?

- Идти по дороге. По какой? Понять это легко, если вспомнить выражение афонских монахов о том, что Афон - это не место жительства, а путь. Путь молитвы. И, вспомните, как мы недавно служили молебен о погибших в дорожных происшествиях. Помните, я говорил, что вина за это чаще всего в самих водителях, в их характере и состоянии: один пьяный, другой торопился, обгонял, третий нарушил правила движения. То есть не дорога была виновата, а водитель. Так же и пешеход. Кто его гонит на красный? Нетерпение.

Вот и нашу жизнь легко уподобить дороге в Царствие Небесное. В ней много опасностей, но их можно и нужно избежать. Соблюдать правила движения, то есть Заповеди Божии.

ИЗ СТИХОВ женщины: «Надо посуду вымыть, а тянет ее разбить. Это усталость, Господи, это вовсе не лень. Господи, как же трудно мужа всю жизнь любить. Каждый день, Господи, каждый Божий день».

СМЕРТЬ ДА ЖЕНА Богом суждена.

ЧЕМ ГРОМЧЕ в человеке крики совести, тем сам он тише.

СГРАБАСТАТЬ за горло может сильный, запустить когти в душу - хитрый.

ЧТО МЫ, РУССКИЕ, любящие свое Отечество, в последнее время, лет уже тридцать, что делаем? Во время издевательства над Россией, что? Наших детей и внуков развращали, историю России поливали грязью, а мы что? Мы, конечно, возмущаемся, негодуем, сердимся, ноем, скулим, строим планы, вспоминаем, сопоставляем, ругаем запад, хохмачей эстрады, но как-то устраиваемся, привыкаем. Но привычка не смирение, негодование не молитва. Как такие слабовольные помогут делу? Гнать их в отстойники современности, гнать в спам, в корзину, а оттуда и вовсе удалять. Так выходит?

Близко к русским дверям беды и трагедии. Всё, как в предреволюционные времена. И так же, как сейчас, почти безропотно дожидались русские гибели страны. А ведь о гибели говорили лучшие тогдашние умы, ведь все было сказано Достоевским, Данилевским, Леонтьевым, Святителем Феофаном Затворником, многими. Почему их не слушали? Слушали Писарева, Кропоткина, Чернышевского, Ульянова, Маркса, Толстого. Слушали разрушителей всяких, которые разогревали чувство зависти к богатым, чувство недовольства своим положением, священством, властями, царем. В чем могло быть спасение?

- Молиться надо! - возглашал на всю Россию святой праведный отец наш Иоанн Кронштадтский, - молиться!

Уж как его-то было не послушать? Ведь молитва всех, конечно, была бы услышана Господом, покаяние всех и каждого могло остановить любые нашествия иноплеменных - и по национальности иноплеменных и, особенно, по духу.

Возлетали к Престолу Небесному святые души страдальцев, сеялись вновь семена крови, на которых стоит вера Православная.

Но вот сейчас, когда положение России такое же, и еще даже тяжелее, в самом деле, почему не молимся? Все! Почему на митинг против строительства церкви народ собирается, а в церкви так мало людей. Сквера жалко? Но ведь тут же был храм, было освящение престола, Ангел Хранитель встал над ним навечно, и мы предаем Божьего посланника, оставляя его и дальше глядеть на попрание святого места. Не молимся, и хоть бы что.

Так что же? Не говорите потом, что не знали, не слышали, не видели.

МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ. В детстве мама повезла меня к своей маме, моей бабушке. Было мне полтора-два года, я только начинал ходить и говорить. Попросили лошадь в лесхозе, там работал отец, запрягли ее в легкий тарантас и двинулись. Начало лета. Я спокойно сидел в тарантасе. И вдруг увидел на обочине груду красной глины. И, как рассказывала мама:

- Ты весь задергался, стал рваться к этой глине. Тебя ссадили на землю, ты на своих ножонках побежал, падаешь, встаешь, и стал ручонками хватать ее и тащить в рот. Я испугалась вначале, но потом вспомнила, что и сама, когда была в положении, тоже хотела поесть глины. Да и другие женщины так, когда ребенка ждут. Даже печуру отламывали от печки, так сухую глину называли - печура, крошили и прямо ели. Значит, чего-то не хватало в организме. Именно для ребенка. Для костей, или еще чего.

- Да, - поддержал я, - земля еси и в землю отыдеши. И Адам первородный из земли, из красной глины, так и переводится его имя, и все мы прах земной. Из земли пришли, в нее и вернемся.

Вспомнил сегодня этот рассказ мамы, когда на ежедневное Чтение Священного Писания выпала Книга Бытия, глава четвертая:

«И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле».

Здесь о земле говорится, как об одушевленном существе. Она «отверзает уста свои», она «не станет более давать силы своей», она живая, она мыслящая, чувствующая добро и зло. Она содержит в себе все элементы для строительства человека.

Клятва на крови была, конечно, одной из самых крепких. Но клятва землей ничуть не меньше. Хотя сказано человеку «не клясться ни землей, ни небом», роль земли в продолжении жизни человека была определяющей. Отношение к земле было на уровне святости. Из детства помню, когда кого-то в чем-то обвиняли, а он оправдывался, то ему говорили: «Ешь землю». И если ел, верили в его невиновность.

А земля родины, которую зашивали в ладанку уходящим на фронт, это свято. А земелька с могил родных, которую брали с собой, когда находили еще одну родственную могилу и везли на нее эту землю, как поклон, как привет, как благословение родины.

Очень помню, когда уезжал из нашего села мой друг Вовка Агафонцев, его отца куда-то перевели, и уже погрузили вещи на машину, и я вдруг, даже неожиданно для себя, в каком-то порыве побежал к своему дому, наскреб с завалинки пригоршню желтого песка, завернул его в газетку и принес Вовке. И он, очень помню, был очень рад и положил пакетик в нагрудный карман. Велики ли мы были, лет по одиннадцать-двенадцать, а понимание величия родной земли уже навсегда поселилось в нас.

И, как ни революционен был поэт Маяковский, а написал же о русском воине, покидавшем Россию: «Трижды город перекрестивши, трижды землю поцеловавши». И сам я видел, как евреи (это 1998 год), выходя из аэропорта Бен-Гурион, в Израиле, кидались на колени и целовали землю.

И разве кто-то усомнится в чистоте этого порыва. Разве и мы не увозим землю Святой Земли в своих сумках, разве не верим в ее животворную силу?

А наше троекратное, во славу Святой Троицы, бросание трех горстей земли в могилу на крышку гроба, разве не выражение надежды на защиту землею души уходящего с земли?

И разве земля не слышит нас? Слышит, конечно. И любит нас. Она же год за годом созидает для нас все условия для нашей жизни. И в добавление к выращенным злакам, фруктам, овощам, лечебным травам, являет из себя цветы, эти остатки рая на земле.

Этот земной рай вернется, если мы тоже будем любить землю и беречь ее.

У КОРМУШКИ ДЛЯ птиц в Никольском: «Божья тварь, Божьих тварей кормлю. Потому что синичек люблю и воробушков в серой оправе. Божья тварь, печку в бане топлю и молитвой несчастья к нулю низвожу: унывать я не вправе».

Владимир Крупин.