Папина дочка

Капельки вечности.

1.

Вот и отшумела свадьба моей ненаглядной дочери. Теперь она мужняя жена, Анна Пелевина. А у меня на старости лет появился зять, Андрей. И о том, как всё было, думаю, стоит рассказать. Чувствую, Бог подвигает меня к этому. И о том, как величайшая радость этого дня резко, хотя и на миг всего, соприкоснулась с опасностью, которая всех нас в тот день едва не настигла. И как только задумаюсь, что могло бы случиться… Но милость Божья отвела от нас горькую чашу.

- Вам решать, - сказал мне священник Андрей Цыганов перед самым венчанием дочери. - Могу выйти к молодым в красном облачении, это символ мученичества. Могу служить в белом - символ чистоты.

- Батюшка, служите в белом. Скорбей нам и без того хватает. К тому же, дочь идет чистой к венцу. Как и жених. Так что служите в белом.

- Но венцы-то все равно будут красными, - уточнил он. Как в воду глядел!

Я согласно кивнул. Как без этого.

И вот венчание в Софийском соборе. Вот уже на головы рабов Божиих Андрея и Анны надел священник короны. И вскоре от неистовой июльской духоты, от магнитных бурь, как раз в тот день не на шутку разгулявшихся, от волнения, от того еще, что боковые двери храма мы не сообразили сразу же распахнуть, и еще от того, что пришлось невесте ждать батюшку на солнцепеке у входа, пока он ее введет внутрь собора, она начала терять сознание. Вдруг ощутила невероятную тяжесть венца. И было похоже на то, что несколько мгновений она словно не на земле была. Сознание затуманилось, как бы несколько отлетело. Ее подхватили тут же, ее усадили, ее покропили крещенской водой. Кто-то и нашатырь протянул к ее белому, как снег, лицу. А я еще и к тому же помогал короне-венцу удержаться на ее чуть склоненной, как спелый колос, головушке.

…Тяжела ты, шапка Мономаха!

Священник не растерялся. Хотя и ровесник он жениха и невесты, а каждому из них нет и четверти века, отец Андрей как ни в чем не бывало продолжил таинство. «Исайя, ликуй!» - возгласил он, обращаясь не то к пророку Исайе, не то к жениху и его потупившей взор невесте. И вот взор моей дочери словно вынырнул из густого тумана, приобрел вновь осмысленность и внимание. Готовые продолжить схватку, мы, самые близкие, затаив дыхание наблюдали за тем, как сознание к ней возвращается, силы приходят. Жуткая духовная брань заканчивалась нашей общей победой. А уже совсем вскоре Анна полностью пришла в себя, удивленно улыбнулась, снова «включаясь» в таинство.

«Не обещалась ли другому жениху?» - «Не обещалась».

И вот уже над ними властно и громко прозвучало, как Божья воля: «Славою и честию венчай я!» Твердой походкой идет она вместе с женихом за священником.

Был момент, один миг всего, когда я один во всем храме, да что там в храме, на всем белом свете, удерживал один мою милую доченьку, не давая ей опрокинуться навзничь. Помог устоять. В том было что-то и символическое. Уже совсем вскоре мне принялись помогать сын и брат, помог и жених, белый как полотно, но не дрогнувший. Родные руки самые крепкие. Мы ее удержали на краю разверзшейся пропасти. С Божьей помощью и корона удержалась на ее главе.

Вспомнилось: «Но венцы-то все равно будут красными…»

К событиям тем радостным, да тяжелым, мы еще вернемся. Пока что начну свой рассказ издалека. Но вот что хочу добавить. Еще не завяли свадебные букеты, а мне приснился сон, чуточку объясняющий происшествие в храме. Снилось, мы с дочерью в машине (я за рулем) едем далеко, на Алтай почему-то. И вдруг навстречу нам вылетает машина, мчится прямо на нас, я успеваю вырулить в кювет. Нашу машину тряхнуло, и мы вылетели за бордюр, далеко на обочину. Выходим. На белом лице Анны вижу пару небольших синяков. А она говорит, что на моем лице даже и не видно царапин. Всё позади! Отделались лишь испугом. А могло бы… Увидел я и Андрея, он сидел, держась за бедро, ему тоже досталось на орехи. Но, как ведь говорится, до свадьбы заживет. А вот она уже, свадьба.

Когда Господь посылает такие сны, Он хочет быть нами понятым. Алтай - звучит как алтарь. Здесь подсказка. А ведь жениха и невесту в завершение таинства - уже супругами, как раз и подводит к алтарю священник. Вот о какой поездке и на какой такой Алтай велась речь.

2.

Ее рождение на свет Божий предсказала блаженная старица схимонахиня Мария (Матукасова). В Петропавловском храме сказала мне, как бы листая месяцы календаря: «Октябрь, ноябрь, ДЕКАБРЬ (произнесла с заметным нажимом) - хорошо будет!» И словно ребеночка в колыбели, стала качать на своих руках еще не рожденную малютку.

Всё так и случилось. Анна родилась в декабре, на Нечаянную Радость. В самый праздник Зачатия праведной Анной Пресвятой Богородицы. В зимнее солнцестояние родилась моя дочь! С этого самого дня календаря ночь начинает неприметно пятиться, а день едва заметно прибавляться. И вот в этот самый короткий зимний день нас успела посетить нечаянная радость. В мире сразу прибавилось света.

Жену Людмилу положили в больницу и стали готовить к нормальным родам. По ходатайству келейницы старицы Марии Самарской - монахини Евгении (Мавринской), в прошлом медицинского работника, к моей жене прикрепили в палате самую опытную медсестру. За Людмилой был неравнодушный и внимательный уход. Никаких опасных симптомов не было, я и не волновался почти.

И вдруг пронзил душу сигнал тревоги!

В те декабрьские дни из Оптиной пустыни приехала ненадолго в Самару блаженная схимонахиня Мария. Остановилась в квартире своей келейницы матери Евгении. Я пришел к старице за благословением, дежурно попросил ее молитв о готовящейся к родам жене. А в ответ услышал: «Очень плохо!» Вот те на! Как гром среди ясного неба…

Но почему? Всё ведь идет нормально… И снова: «Очень плохо!» Я всполошился. Моя жена умрет во время родов? Что-то случится с ребенком? Матушка Мария несколько успокаивающе промолвила:

- Я детей люблю.

Значит, все-таки ребенок родится.

Ушел от них на ватных ногах, чувствовал себя, как космонавт в невесомости. И тут как раз из больницы позвонила жена: «Родовые схватки никак не начинаются, и даже стимуляция родов не помогает». Я уже ожидал чего-то такого. Через несколько дней, после еще нескольких неудачных попыток стимулировать роды, ей всё-таки сделали кесарево сечение. 22 декабря 1997 года родилась девочка весом 3 килограмма 200 граммов и ростом 52 сантиметра. Розовощекенькая. Людмила хотела назвать ее Ангелиной, я по святцам - Анной. Передал жене записку в палату. Она, было, всплеснула руками, недовольно исчезла в окне, но потом вернулась, согласно кивнула. Пусть будет Анной.

Анна - «благодать».

…А вскоре в мою жизнь ворвался разящий телефонный звонок. Позвонила та самая опытная медсестра, помогавшая Людмиле. И сказала неутешительное, страшное.

- Если ваша жена еще раз забеременеет, она непременно умрет. Спасти ее уже вряд ли получится. Постарайтесь больше не иметь детей. Это опасно для жизни Людмилы. А открылась опасность только во время родов. Просто не могла вам этого не сказать…

Блаженная схимонахиня Мария.

Дыхание сперло. Как же так? Да не может быть! «Здорова, как космонавт», - сказала мне Людмила пред нашей свадьбой. Правда, после этих слов ее увезли в больницу. Сразу шевельнулся камень в почках. Но вскоре вышел.

«Всё очень плохо», - вспомнились слова старицы. А если и с доченькой что-то случится?! Таким беззащитным комочком…

И тут я подхожу к тому, что можно считать самой большой в моей жизни ошибкой. Или самым важным поступком. Как посмотреть. За него корил себя много лет. Не прощал себе этой минутной слабости. Без прямой угрозы для жизни новорожденной дочери, а только под давлением сильнейшей тревоги за нее решил тут же в больнице окрестить свою дочь мирским чином. «Ради страха смертного» это допустимо. Но ведь угрозы не было? Не было?.. Принес в палату святую воду и на бумажке написанную для жены «формулу» крещения. Она не спорила, тоже почувствовала что-то особенное. ( Потом отец Игорь посоветует мне покаяться в этом. Вот, каюсь. Не выдержали тогда мои нервы. А должен был выдержать и это!) Людмила прямо в палате ее окрестила, сама. Троекратно - «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!» - окропила новорожденную Анну крещенской водой, произнесла над ней крещальные слова. Я стоял за окном на морозе. Молился.

И вот пришло время забирать моих дорогих из роддома.

Жена вышла с дочерью, завернутой в светленькое одеяльце. И при этом не дочь, а Людмила плакала навзрыд. Что еще стряслось такое? Передала дочь мне в руки, глотая слезы, сказала:

- Уборщица только что, видно, с пьяных глаз… меня … так страшно обругала. За что только? Что я ей сделала? И не только меня, а и всю нашу палату. «Нагуляют детей, а потом удивляются…» (Это я еще смягчаю!) Да, и детям тоже досталось. А у всех в нашей палате мужья, семьи… Как только у нее язык повернулся…

Младенец Анна. 1998 г.

И снова рыдания. Вот так встречал мою дочь холодный безжалостный мир. Как говорится, добро пожаловать!

Потом мы с женой звонили заведующей родильным отделением. Рассказали обо всей этой кутерьме. Вскоре и та самая «уборщица», видимо, протрезвев или просто отойдя от какой-то своей обиды на жизнь, звонила нам, плакала и просила прощения. После ее извинений мы не дали этому делу хода. Но память осталась. Злобной бранью встретила мою дочь вроде бы ко всему равнодушная улица. И я ничего не смог с этим поделать. Не сумел защитить.

И в тот же вечер произошло утешительное чудо.

Как принесли мы в квартиру, подняли на пятый этаж свой родной комочек, как первый раз при мне пеленали ее белое крохотное тельце, я явственно увидел на дочери крещальный крестик. Он так и блеснул мне с ее крохотной грудки. И даже я и не удивился этому, а только спросил жену:

- Где ты в больнице крестик взяла? Я же не приносил.

- Какой… крестик? - чуть озадачилась она.

- Ну как же… Вот же крестик, - и снова взглянул на пеленаемую дочь. Но крестика на ней уже не увидел.

С мамой - Людмилой Жоголевой.

А ведь я только что четко видел на ней крест, серебряный, на гайтанчике. Хоть глаза протирай!

Жена, конечно же, никакого крестика на дочь в больнице не надевала. Да и откуда бы он там взялся? Я не искал объяснений. Сразу понял, Бог дал мне знак, что крещение состоялось. И раба Божия младенец Анна облеклась во Христа. И дал зримо убедиться в том, чтобы я не сомневался. Вряд ли хоть какими-то канонами это можно объяснить, но крестик на ней я правда видел, четко, наяву. Это потом много облегчило мне переживания за дочь. Крест уже был на ней с самых первых часов ее жизни.

На другой день я встал под иконами и торжественно дал Богу обет как-то особенно служить Ему. Но взамен попросил (а имя мое Антоний и переводится с греческого как «данный взамен», тут какая-то тайна, мне еще не открытая), да, попросил, чтобы страдания и невзгоды, на роду написанные каждому сыну Адама и дочери Евы, сыпались не на беззащитную дочь, а на мою голову. А я уже как-нибудь потерплю за нас двоих. Но только чтобы ей горестей в жизни досталось как можно меньше. И потом в какие-то особые важные даты и дни я как бы заново несколько раз еще потом обновлял этот мой завет, напоминал о нём Богу.

…У дочери было ну просто на диво счастливое детство. Бог Свою часть нашего уговора выполнил.

Теперь дело за мной.

3.

На сороковой день от роду повезли мы ребенка в храм восполнять «мирянское» крещение. Исправлять родительские ошибки. Приехали в семинарский храм в честь преподобных Кирилла и Марии, родителей Преподобного Сергия Радонежского. В этом храме мы и венчались с Людмилой. А в ту пору в семинарском храме служил мой товарищ, с которым начинал «Благовест», священник Игорь Макаров. Ехали без крестного, просто не нашли, кто бы мог им стать. Многих мы перебрали, и всё что-то останавливало. Кого-то я не хотел нам в родню, кто-то не устраивал Людмилу. Она предложила Владимира Осипова, поэта, но я «отклонил кандидатуру». Мы с ним оба горячие, непременно разругаемся. Так и приехали в церковь без крестного: «на кого Бог пошлет». Отец Игорь удивился, когда узнал, что у нас нет крестного. Даже смутился. Но обещал что-нибудь придумать. А что тут думать-то? Без крестного кто обеты Богу за ребенка станет давать? Пушкин, что ли?

Поэт Владимир Осипов.

И тут произошло чудо! Из редакции журнала «Духовный собеседник» на своих длинных больных ногах несуразной походкой (он ходил как "русалочка", едва ли не каждый шаг с болью) прямо к нам в храм шёл - поэт Владимир Осипов! Не Пушкин, но все же в поэзии подлинная величина. Все сомнения отпали. Ему и вручили мы свою новорожденную дочку на время крещения. Положили дочь в его сильные руки.

…Выдавая свидетельство о крещении рабы Божией Анны, отец Игорь заметил: «Больше, чем есть, крестить невозможно». Спасибо ему за эти слова!

А поэт, режиссер, журналист Владимир Ильич Осипов оказался хорошим крестным отцом! Своих детей у него не было, и он какую-то часть своих нерастраченных отцовских чувств посвятил Анне. К дням рождения Анны дарил ей подарки - первая шубка (носила ее много лет, шубку даже потом удлиняли) была подарена им. Столик для рисования с крохотными детскими стульчиками - тоже его рук дело. Но главное, конечно, не это. Дочь росла, хотя и не часто, но общалась с крестным, а больше слушала наши сочные рассказы о нем. И в ее судьбу врастал блистательный образ настоящего большого поэта! Малость хмельного, чуточку неприкаянного, но сохранившего для Бога чистоту своей русской души! Вот как он сам о себе написал:

Умру - схоронят, дело плёвое,
Помянут просто у креста.
Эх, голова его бедовая,
А совесть вроде бы чиста…

Владимир умер в 2010-м, когда его крестной дочери Анне едва исполнилось двенадцать (особый возраст, «талифа куми»). Иногда он ей снится, что-то доброе говорит. Что-то и предсказывает, и всегда только хорошее. Предсказал и свадьбу. Связь их незримая не оборвалась. Думаю, и в тот миг, в храме, когда судьба Анны застыла на очень чутких весах, и могло бы качнуть в любую сторону, - Володя был с нами, пришел на мой зов. И вместе с нами духовно бился за свою крестную дочь. А как же иначе!

Своей крестной дочери он посвятил замечательное стихотворение. Сейчас уже это стихотворение, посвященное Анне, стало широко известным. И его читают другие дети, посвящают эти стихи своим крестным отцам... Такое уж свойство настоящей поэзии! Смотри здесь.

Анне

Эта связь неуловима.
Ангел строгий, пожалей!
Полечу я струйкой дыма
к крестной дочери моей.

Всё увижу, всё узнаю,
обо всём поговорю,
сказку на ночь почитаю
и молитву подарю.

Лишь она об этом знает,
улыбается светло,
никого не посвящает,
кроме Бога одного.

Эти мысли, эти слезы,
Жизнь, которою горим…
Под плакучею березой
Мы весною постоим.

4.

До семи лет младенца Анну причащали Святых Таин строго каждую неделю. Возили ее в Петропавловскую церковь. Там, чаще всего в крестильне, ее приобщал известный старец протоиерей Иоанн Букоткин. Обычно он причащал ее… необычно! Троекратно, как то было принято в стародавние времена на Руси. Причастит три раза подряд и скажет, как бы останавливая себя, ну всё, хватит, а то ещё песни петь начнет... Имелось в виду, вдруг да «запьянеет». Так шутил, чтобы не объяснять сути дела. Почему он столь необычно причащал ее? И причащал ли так же других малюток? Не знаю, вряд ли. Тут было дело и в доверии мне, и что-то другое еще. Не берусь судить. Другие священники причащали ее как положено. Это был цвет тогдашнего самарского духовенства - протоиерей Михаил Фролов, протоиерей Николай Мезинов (в нём мы с женой иногда замечали скрываемую за легким юродством прозорливость - вот что-то случится с нами в дороге, а он как бы в шутку расскажет о том, словно сам с нами ехал).

Протоиерей Иоанн Букоткин.

Приехать с маленькой дочерью в храм, пусть даже и дорога неблизкая, причем приехать в любое время в течение дня (в крестильне всегда кто-то из духовенства дежурил) - дело, в общем, нехитрое. Но это как посмотреть. Всё равно ведь каждое Причастие - серьезная духовная брань. И приходилось преодолевать препятствия всевозможные. Девочка причащалась охотно, при этом никогда (почти, наверное) не плакала, храм любила. Но искушений и без того хватало. Дочь их выдерживала, мы не всегда.

Ее няня вот недавно вспомнила, на свадьбе моей дочери, ее подросшей подопечной - как однажды они направились в храм, а маленькая Анна… обмочилась (уж простите за подробность). Няня решила вернуться, переодеть девочку, а та ей в ответ: «Пока доедем - подсохнет».

Но раз уж заговорил о Няне... С двух лет у нее появилась Няня (с большой буквы пишу это великое слово - как об Арине Родионовне, прообразе всех русских нянь!). Людмилу как раз приняли на работу в филармонию (сейчас она Заслуженная артистка Самарской области). Я дневал и вечерял в редакции. Нужна была помощь. Нам повезло - няней оказалась читательница «Благовеста», пришла по объявлению в Православной газете. Когда узнала, что речь идет о дочери редактора «Благовеста», испугалась такой ответственности и уже было хотела ретироваться. Но мы не отпустили трепетную и добрую женщину. Любовь Аркадьевна стала нашим другом навсегда, а помощником - на долгие годы. Заметно состоятельнее нас, она сама часто давала нам денег взаймы на большие необходимые покупки (так с ее помощью, долг отдавали ей много месяцев, купили мы вместо пресловутой «малютки» нормальную стиральную машину - она до сих пор у нас в строю). Жили мы тогда скромно, впрочем, и в дальнейшем тоже. Мать двоих детей, Няня не столько «зарабатывала» у нас, хотя мы исправно платили, сколько сознательно пришла служить Богу своим трудом, своей заботой.

Удивительный человек! А я бы еще так сказал: благовестовский человек. Вокруг Анны с детства сплошь и рядом были только благовестовские люди.

Папина дочка.

Но я отвлекся… А начал ведь рассказывать о большом, легшем на сердце мне тяжестью, искушении. Враг знает наши недостатки получше нас самих, и на них успешно «играет», когда ему дают такую возможность. Я бываю вспыльчив и несдержан (с годами это если и не совсем ушло, то все-таки несколько поутихло). И вот лукавый, воспользовавшись этим, решил дать бой. Это произошло 7 октября. Года я не запомнил, но было это на стыке тысячелетий, возможно, в 2000-м, вряд ли раньше, раз дочь смогла запомнить случившееся на всю жизнь. А день мне запечатлелся в памяти, потому что это день рождения нашего глубокоуважаемого Президента В.В. Путина. Который, конечно же, никакого отношения не имеет к моим отчаянным поступкам. Просто так вот совпало, быть может, чтобы я лучше запомнил день, когда Бог отвел от нас беду… И чтобы в этот день всегда благодарил Господа за Его милость!

Вот как всё было. Приехали мы в храм уже «на взводе». Ругался с женой всю дорогу, не помню уже, на какой предмет. Причастили ребенка в крестильне, но и это нас не угомонило. Слово за слово, дошли до машины на большом церковном дворе, положили закутанную дочь в салон, я сел за руль и на резкие слова жены ответил резким стартом: тронулся с места в карьер, и... и… на крутом развороте дверца задняя распахнулась, и дочь вывалилась из машины - прямо на асфальт церковного двора. Я мог бы задеть ее колесами автомобиля, она могла бы ушибиться... Многое что могло бы стрястись… Как мое сердце не разорвалось тогда! Остановил машину и ни жив ни мертв подлетел к смиренно лежавшей на асфальте дочери. Она даже не плакала, доверчиво смотрела на меня своими серыми беззащитными глазенками. Потом она рассказывала, что лежала и ждала, когда же мы о ней вспомним и ее поднимем. Ей было не страшно, не больно, а необычно как-то.

Прости меня, Господи, не вмени! Сам себе не прощу такого. Ты прости!..

…Никогда не думал, а сейчас вот только в голову пришло. А ведь это Святое Причастие тогда мою дочь защитило!

5.

Я был своеобразным, но очень заботливым родителем. Неспроста же первым словом, которое пролепетала дочь, было слово «папа». Хотя все мои духовные «вывихи» и «коленца» отражались на семье, а значит, и на дочери тоже. Например, прочел я записи известного «бесогона» Архимандрита Мирона (Пепеляева, †2020), и по его совету не позволял покупать дочери больших мягких игрушек. Сколько я их перекидал в мусорное ведро! Сколько разорвал и выбросил!

Да еще под слезы жены и дочери…

Но были и исключения. Из Италии, из города Бари, где покоятся мощи Святителя Николая Чудотворца, привез дочери «итальянского зайца». Большого, доброго, он до сих пор стоит у нее на окне. Вместе с еще несколькими допущенными игрушками. Хотя дочка уже целых три дня живет отдельно от нас. И тот детский заяц о ней скучает.

Иногда я миловал какие-то подарки, но в целом следовал наказу, который дал отцу Мирону афонский незримый старец (к слову, у нас в редакции гуляла дежурная шутка о наших парадоксальных редакционных буднях: «А сюда [на газетную страницу] мы поставим фотографию незримого старца…»).

И смех, и грех! Хотя… что-то в том совете все-таки было настоящее. Я не раскаиваюсь в том, что не подпускал к дочери всяких там плюшевых драконов да динозавров. И прочих монстриков. А дочь так печалилась, когда я не позволял ей поиграть в подаренные кем-то мягкие игрушки.

…Но совет афонского старца был такой: «Сейчас демоны живут в домах в детских игрушках». Зайдите в детский отдел большого универмага и убедитесь в том сами. Детям нашим навязывается целая «черная индустрия» всевозможных уродств. И наверное, все же лучше в воспитании «перебдеть, чем недобдеть». Но это пусть каждый сам решает. У любого вопроса есть своя цена, и я ее заплатил. Просто надо меру знать, и уметь отличать кислое от пресного. Это не всегда получалось.

Прости меня, Господи!

Другим моим «вывихом» стало отношение к мясу. Сам я на какой-то период совсем перестал есть мясо (недолго это у меня продлилось, но это «недолго» пришлось как раз на годы младенчества дочери). Мясом я запретил кормить свою дочь с самого рождения. И отстаивал этот запрет до той поры, когда уже в школе общепринятый рацион питания стал для нее обязательным, с чем пришлось и мне смириться. Это правило сплошь и рядом за моей спиной нарушалось, что, в общем-то, наверное, и не плохо. Но само правило не отменялось. К тому же, как нарочно, моя дочь очень тянулась к мясной пище, видимо, из-за того, что от рождения слабенькая и инстинктивно ощущала это, стремилась наращивать мускульную массу (которая у нее почти отсутствовала). Чему я невольно препятствовал своим запретом. Хотел как лучше… Продолжение вы знаете.

Жена и другие близкие находились со мной «в контрах» по этому принципиальному вопросу. Людмила смирялась только в моем присутствии, а в мое отсутствие старалась наверстывать упущенное - котлетами, колбасами и прочим. Я ругался, когда узнавал, но изменить ничего не могли ни я, ни они. Наконец в семье возник жесткий спор по продовольственному вопросу. И я решил отдать всё дело на суд старца. В очередной приезд с Людмилой и дочерью в Петропавловскую церковь я подошел вместе с ними к отцу Иоанну Букоткину. Напрямую задал ему вопрос, следует ли кормить мясом младенца Анну. Но батюшка ответил не прямо, и его ответ можно было понять двояко. Хотя и склонялись его слова условно все же в мою пользу. Вот что он сказал:

- Когда люди совсем не ели мяса, то жили до восьмисот лет (см. Библию). А когда стали есть мясо, жизнь укоротилась: «Дней лет наших - семьдесят лет, а при большей крепости - восемьдесят лет; и самая лучшая пора их - труд и болезнь» (Пс. 89:10). Мне, старику, мясо уже ни к чему, а тебе… Ну, а тебе еще можно мясо покушать. Смотри сам!

Прямого ответа мы не получили, и дело пошло дальше так же, как шло. Колбасы доставались Анне только украдкой, у меня за спиной.

Почему пишу, почему вспоминаю всё это? Наверное, в детских годах моей дочери Анны, как в капле воды, отразилось прошлое не только моей семьи, но и нашел выражение тот дух, который на глазах у Православной России творил большое всероссийское дело - «Благовест»! Ведь Анна в чистом виде ребенок-«благовестенок». Быть дочерью редактора «Благовеста», родиться на свет Божий уже после того, как создалась весьма необычная газета, расти, можно сказать, вместе с ней, проходить вместе с «Благовестом» все этапы своего становления - уникальная ситуация, необычный опыт. Может быть, полезный не только мне одному.

Хотя Анна ни тогда, ни теперь, эту свою (быть может, мне только кажущуюся) уникальность ни в грош не ставит. Живет себе и живет, воспринимая всё необычное вокруг неё как должное. Пусть так. Но я-то не мог не замечать, как многое в ее судьбе единственно, необычно.

6.

Из песни слов не выкинешь, расскажу и об этом…

В 1995 году в редакции раздался звонок. Только недавно рукоположенный в священный сан, но по-житейски опытный и уже весьма зрелый летами, отец Сергий Усков, в прошлом к тому же журналист, позвонил в редакцию и поделился впечатлениями от посещения необычной квартиры в Самаре. Он тогда проходил свой первый пастырский искус, ездил на требы от Покровского собора. И вот оказался по вызову на дом для исповеди и причастия в небольшой квартирке где-то у стадиона «Торпедо». Там жила немолодая женщина-инвалид. Называла себя послушницей Риммой. Человек, отмеченный духовностью, он это сразу увидел. Хозяйка увешанной иконами и причудливыми картиночками квартиры говорила ласково, кротко, с улыбкой. И видно было, знала она много чего такого, «что и не снилось нашим мудрецам», говоря высоким шекспировским слогом. Священник посоветовал мне наведаться по этому адресу и познакомиться с необычной послушницей. Быть может, мы откроем еще одну пока что неведомую миру подвижницу, как знать.

На десятилетнем юбилее «Благовеста». Протоиерей Николай Одинаркин помогает маленькой Анне приложиться к святыне. Слева - будущий Епископ Одинцовский и Красногорский Фома, в ту пору эконом Самарской семинарии. Май 2001 года.

Сказано - сделано! У нас с этим быстро. «На разведку» решил я отправить юного журналиста Евгения Александрова. Сейчас он преподаватель в нашей семинарии, а тогда проходил в редакции летнюю практику - учился на журналиста в Уральском госуниверситете. Он съездил по тому адресу и вернулся восторженный. А вскоре в газете появился большой очерк с фотографией. Так послушница оказалась подвижницей.

Знал бы я тогда, какие уголья на свою голову собираю…

Вскоре и мы не утерпели - всем составом редакции: заместитель редактора «Благовеста» Сергей Гусельников (протоиерей Сергий, †2020 г.), ответственный секретарь Олег Китов (иеромонах Георгий, †2011 г.) и я, редактор, отправились в гости к новоявленной подвижнице. И встреча нас не разочаровала. Это потом уже, спустя время, Олег Китов поделился со мной какими-то тогдашними своими сомнениями, ну а в ту пору он вроде бы разделял наши общие восторги. А отец Сергий до конца своих дней считал послушницу старицей, о чем написал в своей последней книге, вспоминая ту нашу поездку к ней. Она узрела в нем в прошлом учителя (а он и правда раньше работал в сельской школе), чем и объяснила обращение к нему строго по имени-отчеству. Мы вышли от нее очарованные - в хозяйке, согбенной, худенькой, почти что старушечке с детским умилительным личиком, увидели мы и христианскую любовь, и духовный опыт, и едва заметные штрихи как бы юродства… Что еще надо молодым церковным журналистам?!

Да что там мы, когда вскоре следом за нами большой богословский журнал ничтоже сумняшеся публиковал на своих велеречивых страницах ее неумелые трогательные рисуночки, считая это немощное как бы «детское» рисование чем-то значительным в духовном плане...

Таким вот обаянием обладала эта весьма необычная женщина, от рождения немощная, убогая, никуда не выходившая из небольшой квартирки. Но умевшая завертеть вокруг себя столь многих!

Сразу скажу, что никаких «выводов» о ней делать здесь не собираюсь. Оставляю это Богу. И конечно же, не хочу чем-то обидеть или задеть чувства тех известных мне, а также и неизвестных людей, искренне почитающих ее старицей или даже святой. Это их право и их дело. Среди них к тому же, как я уже сказал, были и мои близкие друзья. Я только делюсь своим опытом и своими мыслями. А судит всех Бог. За Ним и последнее слово…

После той публикации в «Благовесте» слава послушницы Риммы нарастала как снежный ком. Ее известность еще упрочилась, когда она приняла схиму с именем Мануила, чем прозрачно намекнула на некую будто бы имевшуюся духовную связь с самарским подвижником Митрополитом Мануилом (Лемешевским, †1968 г.).

Я еще пару раз навещал послушницу, был ей обласкан, получал советы, некоторые из них запомнил. А в последний свой визит к ней приехал не один, а с женой и малолетней дочерью. Тогда нас с Людмилой к ней привела тревога за сына. Он отбивался от рук в подростковом возрасте, в храм ходить перестал, пропадал на улице, пару раз вылавливал его я ночью выпившим. В общем, обычный подросток конца девяностых… Нас с женой это не устраивало. Мы молились, переживали. Как-то на свой лад боролись с этим. Бедный Данила! Ему тоже нелегко было с нами, требовавшими от него прежнего поведения, когда совсем даже и не он сам, а его тогдашний «дурак-возраст» диктовал ему иной образец поведения. Тогда-то и произошел необычный случай, который бы мог нас успокоить, но нет!

Ехали мы с женой на Литургию в Петропавловку и в дороге горячо обсуждали поведение сына. Потом привычно встали на левом клиросе в храме. Там на клиросе мы почти четверть века были постоянными обитателями - на этот клирос меня и мою семью как на некую церковную высоту возвел лично протоиерей Иоанн Букоткин. В этом малом и для посторонних глаз незаметном посвящении, можно сказать, выразилось символически особое некое мое место в Церкви - не среди духовенства, но и не среди мирян, а как бы между… Там же на клиросе росла и моя дочь Анна… И вот на Литургии к нам из алтаря вышел на клирос отец Иоанн Букоткин и без предисловий внятно сказал, больше обращаясь к моей жене: «А сын-то хороший, хороший, это с ним всё пройдет! Вы еще величаться им будете», - и тут же ушел в алтарь. Нам бы успокоиться на этих словах, но ведь нет! Вскоре поехал за советом и за молитвами к послушнице Римме! И еще дочь от роду годик или два с собой к ней прихватил. Надо сказать, послушница Римма как-то сумела нас чуточку успокоить. Уезжали от нее мы хотя бы немного утешенными. А вскоре…

А вскоре произошло то, что я отказываюсь до сих пор понимать и принимать. Только вижу в этом черное дьявольское наитие, оказывается, имеющее сильное влияние даже и на тех, кого мы по своей духовной незрелости считали подвижниками.

Вскоре она позвонила мне в редакцию и сладеньким тоненьким, «под ребенка», голосочком стала что-то мне напевать, постепенно сводя разговор к моей дочери, которую накануне сам же я к ней привозил, слепец! Я насторожился, но пока что еще не понял всего безумного бреда ситуации. А она всё пела мне про «Божечку», Который якобы любит забирать ангельски чистые души «на Небушко», чтобы они там «становились Ангельчиками» и т.д. С этим бы можно еще было как-то стерпеться, покуда речь велась о каких-то абстрактных младенчиках. Но когда она в том же самом ключе уже вполне очевидно стала говорить о моей дочери, при этом добавляя, что если такое случится и Господь заберет «на небушко» мою дочь, я должен не роптать, а этому радоваться и даже за это благодарить Бога…

На этом мое терпение лопнуло. Как пелена спала с глаз.

Да что она вообще несет такое!..

Я в ужасе попросил ее замолчать. Сказал, что волос с головы моего ребенка мне дороже всех ее сладких советов. Сказал, что больше не желаю ее слушать, не желаю знать и видеть. И только лишь об одном прошу (вот ведь до чего дело дошло!): «не молиться» о том, чтобы какая беда с моей дочерью, не дай Бог, случилась. Справедливости ради скажу, она тут же пообещала «не молиться» об этом. И на том, как говорится, спасибо.

Повесил трубку. Сказать, что на мне не было лица, это ничего не сказать.

Я ведь в ту пору считал ее подвижницей. К ее словам прислушивался…

Свидетелем разговора была заместитель редактора «Благовеста» Ольга Ларькина. Она тогда находилась со мной в одном кабинете в редакции.

Вскоре о причине моего разрыва со схимонахиней Мануилой стало известно многим. И не с моей стороны, отнюдь. И вот что любопытно, даже как будто и несколько чудовищно. Духовные неофиты осуждали как раз меня за «недостаток смирения». Даже и признавали, что старица «сморозила глупость» (слова известного писателя, почитавшего ее), с кем не бывает, но я почему-то должен был оказаться выше этого и не придавать никакого значения ее жутким словам. Позвонил даже священник, с которым вместе мы отчасти начинали духовный путь. Высказал мне порицание, и признался, что та же самая «старица» ему много раз те же самые слова говорила уже про его единственную дочь, и он ее еще и благодарил за назидание… Не знаю, что и сказать. Видно, простой здравый смысл не присущ сверхдуховным людям. Кстати, жизнь учит, что всё, что нарочито «сверх», как правило, от лукавого. Да и супермены люди весьма ненадежные… Настоящий подвижник живет в иных уже измерениях. Но в общении с другими примиряется к их духовному возрасту, не травмирует их, не упускает из виду и «человеческое, слишком человеческое». Доброта, если угодно, превыше всего. И именно люди прельщенные так любят - вольно или невольно - «мучить» своих несчастных «духовных чад» (разумеется, для их же «пользы»). Известны мне и другие печальные случаи на эту тему. Один «блаженный» из соседнего с Самарой городка заставлял паломников есть экскременты. «Для смирения полезно»? Надо полагать, что так. Другой известный «подвижник», и тоже, между прочим, схимник, буквально доводил до дрожи, до муки приходивших к нему - своими детальными, дотошными расспросами об интимной стороне их жизни… Его схиму (он скончался недавно) выставляют на поклонение паломникам в одном известном монастыре. Список можно продолжить.

…А потом я и вовсе услышал (да что там услышал, увидел по нездоровому блеску их глаз), что некоторые ревностные почитатели схимницы с нетерпением ждут, во уверение их слепого почитания, чтобы ее слова так или иначе исполнились… (Господи, прости им, не ведали, что творили! - произнесу здесь я, хотя и не совсем искренно, но всё же…) Наблюдать всё это было для меня мучительно, нестерпимо. Но кому какое дело до моих чувств. Ради «сверхдуховности» как не посыпать еще угольков на голову ближнему? Понятно мне было тогда, ясно и сейчас, что всё в руках Божиих - каждое наше дыхание от Него! И без Его воли ничего не происходит. Един Господь определяет срок нашей жизни. Но сейчас речь о тех, кто «от ветра главы своей» пытается «узурпировать» на самом деле не многим данное право вещать от имени Господа…

Но Бог наш милостив! И Богу нашему слава и держава во веки веков!

А моя дочь росла себе и не знала, и до сих пор не знает о том, какие копья вокруг нее ломались… И жена о том не ведала. Я их берегу - от таких вот глазливых «стариц» с их искаженными, больными советами. Просто люблю своих близких. И жертвовать если и хоть сколько-то готов, то разве только собой, а никак не ими.

Много лет назад отошла ко Господу схимонахиня Мануила (Елисеева). Почитатели на её могиле построили часовню. Туда совершаются паломничества.

«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»

7.

В первый раз в первый класс… Дочери еще оставалось несколько месяцев до семи лет, но я решил отдать ее в школу с небольшим опережением. Пришлось выдержать спор со всеми домашними. И жена, и даже моя мама, все высказывались за то, чтобы еще на годок ей «продлить детство». Была в том своя правота. Но я настоял на своем, о чем совершенно не жалею. Если уж впереди школа, то нечего с этим тянуть. А четыре недостающих месяца быстро пролетят, незаметно…

Впервые - за школьной партой.

Вот только в какую школу ее отдать? Тоже было много споров. В модную гимназию ее не взяли (и хорошо, что так). Есть школа рядом с домом, вроде бы неплохая. Но завуч школы № 54 «Воскресение» Тамара Павловна Самсонова где-то нам встретилась и убедила в том, что в Православной школе нашей дочери будет по-настоящему хорошо. Всё так и случилось! Это были счастливейшие годы.

Но возникло одно «но». Школа была не за тридевять земель, и все-таки не слишком близко от дома. Как же добираться туда в такую рань? Я ведь какой-никакой, а все же творческий человек. Прихожу с работы поздно, ложусь (а не встаю) с петухами. Все опять были против, я один «за». Сказал свое веское слово: буду отвозить ее сам. Благо, в первые школьные годы дочери наша редакция находилась на той же улице Ерошевского. Совсем рядом. Потом редакция переехала, но и расклад вскоре стал другой.

Понеслась коза по рельсам!.. Вставал в пять утра, потом долгое молитвенное правило (моих духовных обязанностей как редактора «Благовеста» никто ведь не отменял). Дальше будил дочь нарочито заунывным стишком, который она потом еще долго с содроганием вспоминала:

С бабушкой Натальей.

Дети, в школу собирайтесь,
Петушок пропел давно,
Не сморкайтесь, не пихайтесь,
Не поможет всё равно.

То ли где-то услышал стишок, то ли сам сочинил. Есть в нем какая-то неизбежность. Что-то вроде армейского: «Не можешь? Научим. Не хочешь? Заставим». Первое чувство долга, обязанности тоже должна воспитывать школа. Когда-то всем надо начинать.

Вёз ее на машине ни свет ни заря и, чтобы не заснуть за рулем, в голос пел ей бодрящие песни. Дочь так под эти песни и проездила со мной всю начальную школу и дальше. И тоже под эти песни бодрилась, не засыпала в дороге. Она и не знала много лет о том (уже позднее ей все-таки признался), что я ей песни распевал не от хорошей жизни. А она-то думала, от радости пою, от полноты сил…

А что, нащупал я по наитию способ верный! В самарской психологической лаборатории при железной дороге предложили самый простой и вместе самый эффективный способ борьбы с сонливостью на транспорте. Чтобы машинист и его помощник во время поездки не засыпали, им предлагалось хором петь знакомые песни. Русская песня силы дает!

Сейчас уже и не вспомню весь свой тогдашний репертуар. Но часто пел ей «Крылатые качели», пел Высоцкого, почему-то особенно часто его «Нейтральную полосу». К слову, об этой песне. Надеюсь, дочь выучила ее наизусть после моего столь частого исполнения. А там есть презнаменательный куплет:

С братом Даниилом на волжской набережной.

Капитанова невеста жить решила вместе.
Прикатила, говорит, мол, милый, то да сё…
Надо ж хоть букет цветов подарить невесте!
Что за свадьба без цветов - пьянка, да и всё.

А на нейтральной полосе цветы
Необычайной красоты!

Пишу эти строки - и поглядываю на большущий букет цветов. Уже почти неделя прошла со свадьбы дочери, а цветы не завяли! И даже не собираются увядать. Цветов на свадьбе было много, даже очень. Значит, и свадьба настоящая. Из песни слов не выкинешь.

…Где-то году на пятом такой вот ранней езды мой организм все-таки не выдержал. Операция. Больничный морок. Людмила сразу поняла: больше я не ездок. Но тут подвернулся другой вариант, «детское такси».

8.

Как-то на радио спросили небезызвестного протоиерея Всеволода Чаплина (†2020 г.), почему он не женат. Ведь он не принимал монашества. «Не хочу, чтобы моих близких брали в заложники», - исчерпывающе ответил он. Всем, кто находится на духовном служении, стоит принять к сведению эти его слова. При ожесточенной духовной брани бьют ведь не только по тебе, метят и в близких. «Целят в тех, кого любишь» - это мы знаем еще из фильма «Крестный отец». А мне пришлось на практике в том убеждаться не раз. Как что-то сделаю необычно хорошее, так сказать, сверхдолжное на работе (а духовная брань у редактора церковной газеты сами понимаете, какая), достаться могло не мне, а близким.

За мои грехи порой тоже расплачивался хворями дочери. Особенно когда грехи мои имели, так сказать, общественный характер (например, что-то по газете).

И такое было. Написал секретарю епархии об одном, как мне показалось, непорядке в церковной жизни (к сожалению, со страстью написал, к тому же подпустил несколько личного и нарушил духовную субординацию), и в результате дочь всю ночь проревела - страшно болели уши… Только когда я читал над ней Евангелие, замолкала. А потом принималась рыдать опять. И так всю ночь, пока не пришло понимание.

Как еще меня вразумить?.. А тут всё наглядно и доходчиво даже для таких гордецов, как я. Впрочем, с годами все-таки учишься и смирению тоже.

9.

В первые Аннины школьные годы я, наконец, протер глаза и увидел, что дочь растет слабенькой. И то, с чем другие дети легко справлялись, ей давалось тяжело. Проучится неделю, начнет другую - и тут же надо ей паузу взять. Если мы этой передышки ей не предоставим (а как, ведь школа требует дисциплины), она просто заболеет на несколько дней. И никуда не денешься, приходится давать ей отдохнуть. И так все годы учебы в школе. Через год-два моего стояния в строгости я всё-таки смирился и уже сам стал давать ей передышку в денек-другой. Ну невозможно было иначе! Всем возможно, а ей нет. Горько было сознавать, а пришлось. Это слабосилие в ней и до сих пор не изжилось, к сожалению. Может, семейная жизнь это переменит.

И еще в храме, я заметил, когда бывало душно, ей несколько раз становилось плохо. Даже просил об этом молитв отца Сергия Гусельникова. Он меня успокоил, сказал, что не все переносят духоту, в том нет «духовного» изъяна. И посоветовал моей дочери читать по главке Евангелия в день. Что она в меру сил много лет исполняла и исполняет.

Храм в честь Царственных Страстотерпцев при школе № 54.

Православная школа № 54 в ту пору расцвета представляла из себя нечто до того необычное, что не могу на этом не задержать внимание. При школе есть храм в честь Царственных Мучеников. И еще не известно, в те годы храм ли был при школе, или школа при храме. Они сообщались общим коридором и представляли из себя нечто целое. А как уж такое вот сочетание удалось тогда директору школы Лидии Николаевне Булкиной, даже не знаю, хотя и догадываюсь, что созидалась удивительная атмосфера в школе по благословению и по молитвам блаженной схимонахини Марии (Матукасовой). Настоятель храма отец Иоанн Болгов числился (может, и сейчас всё так же) завучем по воспитательной работе, или что-то в этом роде. В школе он был в хорошем смысле «свой в доску»: заправив рясу, играл с мальчишками в футбол на школьном дворе, на Пасху водил вокруг школы Крестные ходы, вел у ребят постарше «Основы Православной культуры». Образ священника становился для школьников близким и располагающим. Все, кто в ту пору учился в 54-й школе, никогда не позволят себе неподобающей шутки о духовенстве. Сразу вспомнят доброго отзывчивого отца Иоанна и остановятся. И других одернут.

А утро в школе начиналось с краткого молебна, на который учащиеся и их родители приходили по желанию (в первые годы, когда еще были силы у меня и у дочери приезжать пораньше, мы были неизменными их участниками). И дети дышали полной грудью воздухом Православия… даже сами того не замечая… Наверное, полагали, что везде так. Эх, если бы!.. Школьники здесь росли в атмосфере добра, радушия, любви. За одиннадцать лет учебы у моей достаточно рафинированной девочки в школе не было ни одного (!) случая, когда бы ее обидели или как-то подразнили (однажды только, и надо признать, не без ее вины, ее нехорошим словом обозвала одноклассница, но потому-то и запомнился этот сущий пустяк, что случай был совершенно из ряда вон). Вот как незримо смягчает храм детские нравы! Всем родителям советую: отдавайте детей в школы с Православным уклоном (простите за двусмысленный как бы каламбур - ведь Православие по определению никуда не уклоняется, а идет только прямо - и вверх!).

По документам это была самая что ни на есть обычная школа. А по сути - Православный педагогический бастион. Как уж это сладилось, мне неизвестно. Но вот что было - свидетельствую. Лидия Николаевна не просто знала по именам всех ребят (а их было за семьсот детей!), но и как-то вот так сумела каждого из них, вот не поверите, вместить в сердце! Одного-двоих, это конечно, ну, даже десять учеников принять в свое сердце - куда ни шло. А тут несколько сотен егозливых, пугливых, тихих, лихих, бойких, стойких, петушистых, ершистых, елейных, келейных, пушистых, душистых, забияких, всяких мальчишек и девчонок! Это какой-то педагогический феномен! Считаю Лидию Николаевну Булкину и ее помощницу в те годы завуча Тамару Павловну Самсонову - настоящими, с большой буквы, Учителями. В такой школе учиться было счастьем для детей.

К сожалению, «звезда» Лидии Булкиной преждевременно закатилась еще в годы учебы моей дочери. Два ее последних года в школе был уже новый директор, и во многом уже был другой дух (хотя наследие Булкиной изживалось непросто и небыстро - слишком многое там было пронизано ее педагогическим талантом). А Лидия Николаевна отправилась сначала «в почетную ссылку» на какую-то должность в облоно, а потом на пенсию, что по выслуге лет вполне оправданно, а по сути несколько преждевременно было, как мне кажется.

Ученики вроде как должны были делиться на тех, кого из идейных соображений привели сюда родители - таких было меньшинство, и тех, кто просто жил рядом со школой и потому родители сюда их и привели, безо всякой оглядки на Православие. Но на деле всё это было вместе, безо всяких различий, до того легко и просто Православие входило в сердца ребят.

Аннин класс был все-таки необычным. Хотя бы потому, что в нем училась дочка редактора «Благовеста». Но не только поэтому. Двое ребят поступили потом в семинарию. Шесть или семь учеников были из церковных семей. В первые самые дни я приглядел Анне подружек. Как-то по сердцу мне сразу пришлись Марина и Мария, ее одноклассницы. С Марией понятно - она дочка хорошо знакомой мне коллеги-журналистки. А Марину я вычислил «с нуля». Они и стали постепенно сближаться - при моем минимальном, но все же участии. Почему эти дети, а не какие-то другие? Например, в классе училась очень яркая и талантливая Катя Данчук - из многодетной творческой Православной семьи (родители окончили Литинститут, ее отец написал прекрасные книги, стихи). Так уж вышло. Просто заметил в этих трех девочках что-то общее. Они были как сестры. И вот спустя столько лет на свадьбе дочери ее единственными подругами были всё те же Марина и Мария. Я постарался рассказать им о той незаметной «селекции», которую учинял в их дружбе. Они не очень мне поверили. Всё проходило само собой, а точнее, по Божьему велению. Они стали подругами, теперь уже можно сказать, на долгие годы. Когда в пятом классе Марусю Грязнову перевели в другую школу, я попросил классного руководителя посадить Анну с Мариной Скороумовой. Чтобы смягчить горечь разлуки. А оказалось, и смягчать ничего не пришлось. Их дружба с Марусей к тому времени настолько уже окрепла, что даже перевод девочки в другую школу существенной роли не сыграл.

Лидия Николаевна мне рассказывала, что в первые годы учебы дочь моя ходила на переменах «по стеночке» - тише воды, ниже травы, а вот где-то к классу шестому стала расправлять плечи. Стала появляться уверенность, желание общаться, как-то заявить о себе. Потом эти же самые девочки (плюс известный теперь уже всей стране тенор - солист Большого театра Валера Макаров, он был из младшего класса) играли в спектакле, посвященном Царской семье (Святые Царственные Страстотерпцы - покровители школы № 54). Дочери моей справедливо выпало играть святую Ольгу - старшую дочь святого Царя. Потому как она к тому времени оказалась в чем-то даже взрослее и серьезнее своих замечательных подруг. К их компании добавилась еще Катя - внучка учительницы английского языка.

Во время спектакля, посвященного святым Царским детям.

Учительницей в начальных классах была строгая и опытная «ветеранша». Ей можно бы попенять за не всегда оправданную строгость («Галина Петровна, можно в туалет?!» - «Жди звонка»). Но не стану этого делать. За один только ее совет. Опытным педагогическим глазом она сразу «усекла», что дочь моя слабенькая, и строго-настрого повелела мне купить ей поясок «Живый в помощи» и следить за тем, чтобы дочь его неукоснительно носила. Совет был не в бровь, а в глаз. Дочь носит такой поясок по сей день. И после свадьбы, я спросил, тоже носит.

С благодарностью эту учительницу вспоминаю.

10.

Только в одном случае я передавал Анну «из рук в руки» и как бы снимал с себя ответственность и контроль. Это когда дочь уезжала на пару летних месяцев в Кинель-Черкассы, к бабушке. Моя мама Наталия Борисовна вместе с мужем, выйдя на пенсию, продали городскую квартиру и купили дом в самом крупном селе России, как это считается. Хотели заняться пасекой, но с ней что-то не пошло, и просто обосновались в селе на пару десятилетий. Там летом бывали дети моего старшего брата Алексея. Там росла и моя дочь. У нее с бабушкой особые отношения. Во-первых, они очень похожи. И внешне, и по устроению души. А во-вторых, и это главное, бабушка во внучке, а внучка в бабушке души не чают. Отношения у них райские. И вот я отвозил туда Анну, как бы оставлял на поруки маме. Ей доверяю. Только ей.

А там была обычная деревенская летняя жизнь. Были обычные деревенские дети, вовсе не собиравшиеся подстраиваться под нравы и обычаи моей семьи. Там были гуси (Анна их боялась). Там была овчарка Джек. Там была речка Кинель. И там была малина в саду. Там мою дочь соседские дети прозвали… (прости, Господи!) - «Христосиком». Не знаю, почему такое необычное прозвание (его, наверное, можно считать наградой). Надеюсь, за кротость и незлобивость моей дочери. Но звали ее так недолго. Там дочь довольно-таки освоилась. По крайней мере, в селе у нее остались подруги, с которыми связь до сих пор не до конца прервалась.

А еще там был старинный Вознесенский храм, никогда не закрывавшийся, намоленный многими поколениями, туда ее часто водила моя мама. Ну и там, в Кинель-Черкассах, у нее был настоящий дедуля. Евгений Федорович, мой отчим, дочь мою искренно полюбил. Стал ей добрым дедушкой. Скажу не в упрек ее кровным дедам - замечательному поэту Борису Сиротину и известному журналисту Евгению Жоголеву, - из них троих только он один реально ей занимался. Его образ деда в ней и запечатлелся больше всего.

Кинель-Черкассы - удивительное село. В нём постучалась в мир моя жена Людмила (семья ее отца-поэта начиналась в Кинель-Черкассах). И вот всё как будто вернулось на круги своя. В этом селе много лет жила блаженная старица Мария Ивановна, предсказавшая рождение моей дочери. Молившаяся о ней. И как-то вот всё необычно закольцевалось.

11.

В 2003 году в Самару прибыла Глава Российского Императорского Дома Государыня Мария Владимировна. Мы встречали ее на набережной у речного вокзала. Она приплыла на теплоходе «Николай Некрасов». И вот когда Великая Княгиня, окруженная народом, торжественно и просто (она это как-то умеет совмещать!) шла по набережной, я подвел к ней мою шестилетнюю дочь. И попросил Государыню ее благословить. Она с улыбкой перекрестила Анну. Это благословение, я считаю, на моей дочери так и осталось. А еще мне важно, что дочь о благословении Государыни не забыла.

Архиепископ Самарский и Сызранский (ныне Митрополит Самарский и Новокуйбышевский) Сергий и Великая Княгиня Мария Владимировна. Самара встречает Государыню. 24 июля 2003 года.

Когда через десять лет Государыня вновь посетила Самару, я снова подвел к ней Анну, уже повзрослевшую, и напомнил Великой Княгине о ее тогдашнем благословении моей дочери.

Когда пришло время выбирать профессию, я, конечно, хотел, чтобы она пошла по моим стопам. Дочь и тут спорить не стала. И целый год послушно ходила в университет в школу юного филолога. Когда-то я сам ходил в эту самую школу филолога, и было интересно наблюдать, как всё там изменилось, и ничего не поменялось по сути. Вместо яркой, эпатажной, дымившей папиросами Абрамович со школьниками занимался теперь интеллигентный, сдержанный Перепелкин. Но дух остался прежним, как бы светского монастыря.

Дочь узнала там много всего интересного. Но вскоре мы оба почувствовали, что это совсем не ее. И я не стал упираться. Анна выбрала свой путь сама.

Впрочем, и краткая ее прогулка в филологию привела к одному очень резкому противостоянию. Это было зимой. Анна училась в десятом классе, и тут ее пригласили в университет на конференцию школьников. Предложили выступить перед преподавателями филфака с докладом. С поиском темы для выступления проблем не было. Конечно, ее крестный отец Владимир Осипов, его православная поэзия. Как могла, рассказала о своем крестном, прочла стихи. Ей даже поаплодировали в конце. Откуда же знать ей, «благовестовской» барышне, что у нас в Самаре имя поэта Осипова давно стало олицетворением Православной поэзии, и не всем это в радость. Далеко не всем. И тут, разрывая какие-то свои незримые путы, которые есть у каждого (культуры, этики, отношения к подросткам), вскочила, как ошпаренная, известная в «демократических» (беру в кавычки) кругах преподавательница университета. С перекошенным злобой лицом стала кричать исступленно, что это всё не нужно культуре - и Осипов, и Православная поэзия… Что поэзия не может быть религиозной, а культура не должна быть Православной… И сам Владимир Осипов вызывал у нее нескрываемую неприязнь. Дело дошло до оскорблений в его адрес («мальчик с Безымянки», «долговязый в джинсах» и т.д.). Володя в ту пору уже скончался, так что крестной дочери пришлось защищать его честь. Анна, как могла, держала удар. Хотя возражать опытному преподавателю было не так-то просто! Но расплакалась она уже дома, рассказывая мне о случившемся, а там, закусив губу, спорила, возражала… Впервые почувствовала себя не за святыми и крепкими стенами «Благовеста», а словно на передовой… Глотая слезы, дочь согласилась с тем, что мне придется вмешаться, чего раньше никогда не делала. Для моей девочки это удивительно все же! С ранних лет уступчивая, избегавшая всяких ссор, вдруг твердо сказала отцу, что если бы обидели только ее, это еще можно было бы так оставить. Но оскорбили Православную культуру - и ее крестного отца. Тут нельзя молчать. И я поехал к декану филологического факультета разбираться в случившемся. Потом и статью написал. В итоге получил от той преподавательницы, и от декана тоже, пусть и, скорее всего, вымученные (со стороны обидчицы), но все-таки извинения. И то уже хорошо. А дочь моя справилась с первым таким испытанием.

Черногория, Котор. У храма, где покоятся святые мощи мученика Трифона. 2010 г.

Анна с отличием окончила художественную школу. Ходила туда не из-под палки, конечно, но как-то без огонька. И только в последний год что-то в ней пробудилось по-настоящему. Но искра только едва успела вспыхнуть…

Чтобы навык и любовь к рисованию не пропали, я договорился с иконописцем Евгенией Летучей, она тогда трудилась при храме Божией Матери Умиления. И она год перед поступлением в вуз занималась с моей дочерью рисованием, а больше просто рассказывала об иконописи. В итоге дочь поступила и окончила магистратуру Самарского института культуры. Стала дипломированным художником и преподавателем.

Теперь у нее уже есть свои ученики. Ее зовут Анной Антоновной, к ней записываются на занятия (причем, не только дети, но и взрослые). Ее имя звучит, занятия с ней входят в моду. К ней на уроки рисования в художественной студии «Колокольчик» при Православном магазине на улице Пушкина привозят детей счастливые родители. Приводят потом своих друзей и знакомых. Порой не хватает стульев, чтобы всех рассадить. Проводит она и мастер-классы для взрослых. Также она работает в центре внешкольной работы «Творчество» на Безымянке. Недавно ее куратор сообщила, что многие родители стремятся отдавать детей именно к ней на занятия. На нее уже «конкурс» - родители спорят, грозятся забрать детей, если те не попадут непременно к Анне Антоновне… И это всего за три сезона работы! (А после окончания магистратуры прошел лишь один сезон.) Трудно не считать это успехом. Анна любит детей и любит свою профессию педагога. Потому и получается.

Икона святой Наталии.

Недавно Анна написала первую свою икону - святой Наталии (покровительницы ее любимой бабушки). На это ее благословил иерей Максим Пожидаев из нашего Борисоглебского храма. Он и освятил икону. А икона получилась замечательная! (Вы видите ее на второй странице цветной обложки нашего журнала.) У Анны и к этому лежит душа. Смотрю на лик святой мученицы, заглядываю ей в глаза, и понимаю - это именно икона. На нее хочется молиться. Было даже что-то вроде видения. Когда дочь везла икону на доработку в деревню, то сложила холст с еще не законченной работой, и конечно же не освященной, в сумку вместе с другими книгами и холстами. Без должного благоговения, что ли. И вот во сне увидела, как эта икона у нее… мироточит! Был ей урок: даже не законченный иконописный образ - уже святыня.

Вообще, сны моей дочери снятся удивительные. Иногда эти сны как бы предназначены больше для меня - она даже не всегда их сюжет понимает. А мне этот смысл как на ладони! Утро начинаю с расспросов, что ей опять такое приснилось. Думаю, этому способствует ее художественная «тонкость» натуры. Ну и чистота души.

...не зря ее деревенские дети дразнили «Христосиком» (прости, Господи!).

12.

Вот ведь как было в то утро… Сначала бракосочетание в загсе. Всё там торжественно, красиво, со вкусом. Перед лицом государства Российского стали Андрей и Анна мужем и женой. Ни лишних каких-то слов, ни лишнего пафоса, всего в меру. А как вышли из загса, чтобы ехать в храм на венчание, пред Лицо Бога предстать, ну, тут и началась... болтанка. «Еще бы! - скажет потом мне мама. - Как ты хотел? Невеста чистой идет к венцу. И жених тоже. В наш-то век. Как врагу такое выдержать? Вот и ударил».

Жара тяжелая, самый душный день лета. Скорее бы под кондиционер в лимузине… Почему-то не видно рядом в лимузине маму жениха, где она? Мне объяснили: ее племяннице плохо… А девочке-то всего от роду годика четыре. Не с кем было оставить, больной привезли. И вот… Что с ней? И тут меня как огрели поленом… «У Лизоньки температура 45 градусов!» - «Сколько?!» - изумляюсь. - «Сорок пять». Это вот известие про 45 градусов у ребенка судорогой пробежало по свадебному длинному лимузину. «Как? 45? Да разве такое возможно?!» Но думать и сопоставлять времени не было. Меня прошиб озноб (в тридцатипятиградусную жару!). Стал вырисовываться коварный и страшный замысел лукавого. Сейчас с ребенком что-то страшное произойдет (при такой-то температуре - не мудрено). И венчание не состоится, и радость превратится в плач. Какое уж тут венчание. Глаза залил холодный пот. Перекрестился. Не попустит Господь!

- Не сорок пять, зачем вы напрасно? - кто-то из лимузинной «камчатки» возражает принесшему весть. - А сорок и пять. Сорок с половиной. Это тоже очень много. Но не смертельно всё же, особенно для детей. Да и не бывает такого, чтобы сразу сорок пять было.

Чуточку отлегло. Кажется, этот приступ отбили. А вот и Елена Георгиевна появилась. И ребенка не увезли. Тут она, даже и улыбается, Лизонька. Едем в храм.

...А тем временем машину с сотрудниками «Благовеста», спешащими на венчание дочери редактора, резко «завернул» и заставил изменить маршрут отчаянный звонок продавца нашего Православного магазина: продавец молила к ней срочно приехать - никак не может открыть входную дверь! Приехали, теряя драгоценные минуты, и увидели такую картину: продавец тычет в замочную скважину ключ вовсе не от магазина, а от своей квартиры!.. Потеряли на этом немало времени. Чуть опоздали к началу. Так что искушения шли по всему фронту.

А тут еще племянница дочери, трехлетняя Настя, громко шлепнулась прямо в храме - удар об пол был такой силы, что у меня сердце замерло: что же будет?! А девочка поднялась и лишь чуточку захныкала. Обошлось!

Ну а самый тяжелый приступ был уже на венчании. Его тоже с Божьей помощью удалось отразить. Но рать была лютая. Даже не ожидал такого. Рубашка прилипла к спине.

Зато потом… Хлопушки, шампанское, улыбки, цветы. Жених и невеста - теперь уже муж с женой - выходят из храма. Всё как во сне: лепестки роз сыплются им под ноги… Ну точно на коронации… «А где отец Андрей? Пригласите отца Андрея!» Вот он, вышел из храма на церковный «пятачок». Тоже улыбается, как после непростой вахты. Которую с честью удалось отстоять. Ему тут же влагают в руку фужер с шампанским. «Победители заслуживают его, побежденные нуждаются в нем». Так Наполеон когда-то сказал об этом волшебном напитке. А тут как раз все победители. Все ликуют. И «Благовест», все мои сотрудники вместе со мной. В такие минуты надо нам быть вместе!

Победа! «Славою и честию венчай я». Неужели и правда всё это не во сне?

Был ребенок-«благовестенок», стал благовестовский человек. Дочь ведь мою и молитвы читателей тоже воспитывали. Да и росла она, и училась на деньги, полученные за подписку от наших читателей. Откуда же в моей семье другим средствам взяться? Потому и рассказываю так подробно. Как бы отчет о проделанной работе. А вы теперь помолитесь о рабах Божиих Андрее и Анне, решившихся в наши сложные времена создать настоящую Православную семью. Пусть у них всё получится! Вот почему на венчании демон так злился. Едва корону с головы не сорвал… Но мы помогли ее удержать.

Теперь она вышла замуж, у нее начинается своя большая взрослая жизнь. Это как в русской сказке, свадьба подводит какой-то важный итог. Теперь остается самое главное: жить-поживать и добра наживать. Просто «добро» здесь надо понимать шире, чем лишь только стяжание вещей и материальных благ. Добро - это же добро! А настоящее добро - это стяжание Духа Святого! Именно этого желаю я от всего сердца супругам Андрею и Анне.

Мы с дочерью после ее свадьбы еще толком и не виделись даже. Надо привыкать нам жить поодаль друг от друга. Но для меня она всегда останется папиной дочкой.

Антон Жоголев.
Июль 2022 г.