‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Трагедия на Эльбрусе

Раздумья писателя Сергея Жигалова о ценности и смысле человеческой жизни.

Раздумья писателя о ценности и смысле человеческой жизни.

Об авторе. Сергей Александрович Жигалов родился в 1947 году в с. Кандауровка Курманаевского района Оренбургской области. Окончил филологический факультет Куйбышевского госуниверситета. Работал заместителем редактора в «Волжском комсомольце» и «Волжской коммуне», собственным корреспондентом «Известий» по Куйбышевской области. Автор романа «Дар над бездной отчаяния» - о безруком иконописце Григории Журавлеве, «Царская голгофа» и других книг. Член Союза писателей России. Живет в Самаре.

Ничто не предвещало беды?..

Вглядываюсь в документальные кадры сентябрьской 2021 года трагедии на Эльбрусе. Пурга. Мороз. Штормовые порывы ветра. На горном склоне из клубящейся белесой мглы в полосах мощных фонарей проступают оранжево-желтые фигуры спасателей. На снегу темнеют тела погибших «коммерческих» восходителей. Летящие заряды снега разносятся в электрическом свете веером сверкающих искр. Зрелище не для слабонервных. Будто некое незримое призрачное существо с душераздирающим визгом на бешеных оборотах полосует громадным алмазным диском скалы, выжигает у копошащихся на склоне людей силы, покрывает лица ледяной коркой, обезкровливает руки и ноги. Лишает способности принимать верные решения. Вымораживает волю бороться за жизнь…

«Ничто не предвещало беды…» Эта столь часто употребляемая оправдательная фраза только что не краснеет от своей лукавой сущности. Так уж и «ничто не предвещало»? Да не бывает так! Всегда после гибели людей вспоминается чья-то халатность, вещее слово, разбитая ваза, тьфу ты, «черная кошка» какая-нибудь по пути в аэропорт. Наверняка нечто подобное было и тут. Одно шутливое название, придуманное себе «коммерческой группой» чего стоит: «Слабоумие и отвага».

Вглядываюсь в фотографию молодой милой женщины с миндалевидными глазами: виделся ли ей какой-то предупреждающий знак? Скорее всего. Но в спешке не придала значения, отмахнулась… А если бы насторожилась, испугалась. Сдала билет на самолет или уже тут, у подножья вершины, отказалась от восхождения… И тогда до глубокой старости наслаждалась бы жизнью, писала картины, радовала близких…

Из базового лагеря она, назовем ее Лена, в составе «коммерческой группы» вышла глубокой ночью. Так заведено. Ночной мороз делает жестким фирн (так называют многолетний слежавшийся снег) - по нему легко идти, не проваливаясь, как по асфальту. Итак, четырнадцать восходителей и четверо инструкторов двинулись к вершине Эльбруса. Заспанные лица холодит легкий мороз, хрустит под качественными зарубежными подошвами - вибрамами - наст, сверкают над головами веселые звезды. Мужчины и женщины - разные по возрасту, убеждениям, интеллекту и состоянию здоровья, неделю назад прилетевшие и приехавшие сюда в Приэльбрусье, - устремились к горной вершине. Зачем? Самоутвердиться, доказать себе, друзьям, завистникам, что вот смог(ла) подняться на самую высокую вершину в Европе? Бегство от серых будней? Жажда экстрима - адреналин? Или же всего понемногу?

Восхождению предшествовали поспешные недельные тренировки. Участники группы под руководством инструкторов совершали тренировочные восхождения на крутые склоны близлежащего Чегета, поднимались к водопаду «Девичьи косы». Проходили акклиматизацию по принципу «зубьев пилы» - как можно выше подняться в горы, разбить там бивак, а потом спуск и отдых как можно ниже. Выслушивали инструкции по технике безопасности, учились ходить на кошках, в связках, обретали элементарные навыки обращения с ледорубом и альпинистской веревкой, словом, готовились. Но всё это бегом. Больше для проформы. Помню, во времена нашей советской юности мы, новички, готовились к первому горному походу целый год.

…К вершинному плато они должны были подняться в девять. Опоздали на час. Погода в горах меняется быстро. Прогноз передали неутешительный. Но до непогоды прогнозировалось двухчасовое «окно». Хотя уже начинался снегопад, мело. Вот оно, одно из «ничего не предвещало». Но гиды определяют погоду как «ходячую», решение «идти - не идти» выносят на усмотрение группы. Можно отказаться от восхождения, перенести на другой день. Но у большинства участников сроки: билеты на поезда и самолеты. А вершина вот она, кажется, рукой подать. «Тихоходы», как назовут их позже за часовое отставание от графика, дружно решают продолжать восхождение. «Слабоумие и отвага» в действии.

Между тем снег валит всё гуще, злится мороз, звереют порывы ветра. Видимость ухудшается. Снежная пелена укрывает горы. Но они продолжают подъем - вот скоро, совсем скоро «стою на вершине и счастлив и нем…» Наступает момент, и та милая женщина с миндалевидными глазами обезсиленно садится, почти падает на снег. Ей плохо. Гиды принимают решение о сбросе высоты. Один из помощников гида, назовем его Дмитрий, начинает спуск заболевшей. Остальные упрямо продолжают движение к вершине. Двое уходят вниз. Частые вешки, веревочные перила на крутых участках не дают сбиться с тропы. Но спуск происходит медленно, очень медленно. Ветер теперь дует от подножья к вершине навстречу, снег залепляет глаза. Елена всё тяжелее обвисает на плече Дмитрия. «Мне холодно! Замерзаю!.. Мне очень холодно!.. - стонет она. - Больше не могу!» Дмитрий уговаривает потерпеть. Почти волоком продолжает спуск в надежде, что с потерей высоты ей станет лучше. Но этого не происходит. На седловине он переносит пострадавшую в затишье, пытается привести в чувство. Скоро у Елены перестает прощупываться пульс даже на шее. Снежинки выбеливают глаза и губы…

Он пытается позвонить, но сотовая связь на этой высоте не работает. Парень хватается за рацию - карман пуст. Выронил, когда наклонялся к Елене. Возвращается по следу… О, радость! - знакомая коробочка чернеет в снегу. Это связь с группой, с МЧС - надежда на помощь. Но забитая снегом рация мертва - разрядился аккумулятор. К счастью, есть запасной. Вставляет его, обледенелая крышка не закрывается. Прижимает ладонью. После нескольких попыток удается связаться с группой: «Мы спускаемся, но ей всё хуже!»

К моменту этого разговора Елена уже мертва. Первая жертва. Дмитрий потрясен, раздавлен: девушка погибла у него на руках и он ничем не смог помочь. Ждет группу. Проходит полчаса, час... Время течет, как кровь из раны. На склоне никого. Дмитрий в отчаянии начинает спускаться в одиночку. Внизу ему удается связаться с координатором восхождения, с водителем ратрака - снежного тягача…

Зачем описываю все мелкие подробности? Именно из них, из потерянных в бездействии минут и часов складывалась трагедия. В это время разыгрывается настоящий шторм. Мокрый снег залепляет очки, рот, ледяной коркой стынет на лице, смерзаются ресницы. В панике члены группы, растерялись и сами гиды. Теперь не до вершины. В начале спуска связанные веревкой двое мужчин срываются на крутом участке - кувыркаются по склону. Один ломает ногу. Для спуска пострадавшего нужны как минимум четыре человека. Его тащат волоком, не наложив почему-то даже элементарную шину из ледоруба. На глазах у всех умирает от переохлаждения еще одна женщина. После многих часов на высоте, в ледяном аду туристы теряют силы и надежду. Многие обезсилели и отказываются двигаться, садятся в затишье и стынут, заносимые метелью. Еще несколько часов и все погибнут.

Информация о бедственном положении группы поступает в МЧС. Но руководство запретило в такую непогоду во избежание жертв среди сотрудников вести спасательные работы в горах. В нарушение приказа спасатели выходят на склоны. Полосуют темноту мощными прожекторами. Слабое мерцание фонарика в ответ позволяет зафиксировать местоположение группы. Спасатели обнаруживают группу в плачевном состоянии. «Как Вас зовут?» - склоняются они над одной из ослабевших женщин. «Ирина», - шепчет та и закрывает глаза. Ее тормошат, растирают, пытаются поить чаем, но тщетно... Через несколько минут умирает от переохлаждения третья участница группы. Один из горе-восходителей Н. вдруг бьет спасателя по голове ледорубом. Хорошо, что удар приходится вскользь по шлему. Н. явно не в себе. Дико кричит, размахивая руками, бежит к обрыву. Догоняют, валят на снег…

Ситуация критическая. Еще час-два пребывания на высоте и погибнет вся группа. У спасателей и их добровольных помощников из числа гидов достанет опыта и мужества. В этом ледяном аду, рискуя жизнью, они грамотно организовывают спуск группы вниз. Несмотря на все их усилия, при транспортировке погибнут мужчина и еще одна женщина. Тоже от переохлаждения…

Не берусь судить об истоках и причинах трагедии, о действиях гидов, возглавивших группу. Уклонюсь и от рассуждений о технике безопасности «коммерческих восхождений». Задумаемся вот о чем. В современном языке появилось понятие «социальный хвост». Звучит довольно холодно, если не сказать, цинично. Он, этот «хвост», есть у каждого из нас: родители, жены, дети, друзья, коллеги...

После эльбрусской трагедии в разные города и веси полетят родственникам пять телеграмм с известием о гибели их дочерей, жен, сестер и братьев. Жутко представить великое горе близких: рыдания, обмороки, а следом гробы с телами погибших. «Но кто мог подумать???» Ведь ехали приятно провести время. Хватить адреналина… «Да если бы знать…» «Никогда, ни за что!!!» Но тех пятерых не поднять, не вернуть.

Не знаю, известно ли было участникам того трагического восхождения, что каждый год на Эльбрусе погибает больше людей, чем при восхождении на Эверест. К слову, немногие знают, что один из двух альпинистов, первыми поднявшихся на Эверест, Норгей Тенцинг приезжал сюда на Кавказ, планировал восхождение на вершину Эльбруса. Желая сделать приятное великому восходителю, житель гор сван, выдающийся советский альпинист Михаил Хергиани ночью поднялся на вершину и ледорубом выбил на леднике приветствие: «Да здравствует Тенцинг!» Но утром при восхождении испортилась погода. Начался снегопад, метель. Говорят, Хергиани настаивал на восхождении. Но Тенцинг со словами: «Бог не велит!..» - повернул вниз. А ведь ему так хотелось внести в свой «послужной список» восхождение на самую высокую вершину Европы. Но он и на этот раз разумно преклонился перед высшими силами надземного бытия. Для гидов и членов группы «Слабоумие и отвага» поступок первого покорителя Эвереста не стал уроком. Да и знали ли они вообще о Тенцинге?

Сколь же мы, люди, беззащитны перед этой смертельной жестокой стихией. Безумно безстрашны и легкомысленны. «Слабоумие и отвага». Почему так безоглядно идем на смертельный риск в браваде и слепой уверенности, что беда в горах, да где угодно, может случиться с кем угодно, но только не со мной. Будто при игре в рулетку ставим на «зеро» не тридцать тысяч рублей - такова примерно цена коммерческого восхождения, - а свою жизнь. Нет, не рулеточный скачущий шарик случайностей, но Промысл Господень определяет нашу судьбу. Бога, по словам святого Василия Великого, «творящего присно с нами великая же и неисследованная, славная же и ужасная, их же несть числа…»

Цена восхождения? Цена жизни? Зачем этот риск? Эти жертвы? Ради чего? Затем, что: «Стоишь на вершине и счастлив, и нем // И только немного завидуешь тем, //Другим - у которых вершина еще впереди…» Но кто позавидует навечно сметенным лавинами, сорвавшимся в пропасти, замерзшим и пропавшим без вестей восходителям?

И нет конца лавине моих мучительных раздумий… В числе многих приходит простая мысль, не мудрствуя лукаво, в назидание просто рассказать о случаях в горах, участником которых был сам, знаю от друзей, из книг, написанных кровью восходителей. Пусть неискушенный в горной теме читатель заглянет за невидимый скальный да и житейский «перегиб» риска. Ведь наша жизнь так коротка и уязвима…

Может быть, ценой своих жизней погибшие могут оградить нас, живых, от новых трагедий. Заставить задуматься о цене жизни, праве на риск, о смысле земного бытия.

Если бы знать?! Так ведь знаем! Как уже говорил, на том же Эльбрусе погибает больше альпинистов, чем при восхождении на самую высокую вершину мира Эверест (8848 м).Вспоминаю, некогда наша группа горных туристов с умирающим товарищем на руках оказалась на тех же склонах, что и представители группы «Слабоумие и отвага». Погодная ситуация была почти один к одному. Укутанного в спальные мешки, упакованного сверху в полиэтилен, обвязанного альпинистскими веревками пострадавшего мы волоком тащили через Эльбрусскую седловину (самый высокий перевал в России 5416 метров) к приюту Одиннадцати. Останавливались, склонялись над Николаем, прислушивались: дышит - не дышит?..

До сих пор помню удары в спину порывов штормового ветра, пронизывающий до костей холод. От уходящего с периферии тела от рук и ног живого тепла начиналась внутренняя паника. Нависали мохнатые от снежных вихрей скалы в сгущающихся сумерках, как стенки нашей общей могилы... Теперь, многие годы спустя, пытаюсь воображением и памятью погрузиться в ту ледяную темень Эльбруса, где некогда оказались и мы.

В снежной пещере

«А ты, ты-то сам, отправляясь в горы, вспоминал о доживающей век в деревне матери, о молодой жене с двумя малыми детьми? Только честно! - приступил ко мне судья в мантии Совести. - Ты задумывался, что бы с ними стало в случае твоей гибели?»

«При чем тут «задумывался - не задумывался», - тут же объявился и мой внутренний адвокат. - Молодость эгоистична и самоуверенна!.. Она верит, что беда может случиться с кем угодно, только не со мной…»


Альпинисты из Красноярска на вершине Эльбруса.

Во времена, когда не существовало интернета и сотовых телефонов, мы, друзья по походам на Кавказ и Памир, решили в майские праздники подняться на Эльбрусское седло, пройти в сторону приюта Одиннадцати. Если получится, «сбегать» на вершину Эльбруса и спуститься в поселок Терскол. Нашей группой руководил мастер спорта по горному туризму Коля Войтех.

Помню, на подступах к горам в долине лил дождь. Струи воды заливали стекла автобуса. На зеленых склонах паслись мокрые блестящие лошади. Бурлила, кипела белой пеной река. Дождь в долине означал снегопад наверху. Выгрузившись из автобуса и разобрав рюкзаки, мы сразу двинулись вверх. Решили, что будем подниматься медленно и так потихоньку акклиматизируемся. Но где, когда и кому спешка приносила пользу? Через несколько часов подъема раздался первый тревожный «звонок» - у Володи Графа вдруг хлынула из носа кровь. Не закапала, не потекла, а именно хлынула, забрызгивая девственно-белый наст. Граф хватал горстями снег, запрокидывал голову, прижимал к носу…

Передохнули и продолжили подъем. К вечеру пожаловался на боли в сердце Коля Войтех. Валидол и нитроглицерин не помогли. Что делать? При серьезном заболевании на высоте рекомендуется спуск вниз. Но, как и те «коммерческие», мы не захотели прерывать восхождение. Все взоры на Николая. Выглядел он, надо сказать, нездорово: серое лицо, вялые замедленные движения, одышка… «Давайте переночуем здесь, а утром посмотрим, - предложил он после долгой паузы. - Утро вечера мудренее…»

…Для ночлега мы вырыли в снегу глубокую и просторную пещеру. Разожгли два примуса, принялись готовить ужин. От тепла «потолок» пещеры оплавился и заледенел. Температура поднялась градусов до двадцати. Разделись до маек. Николай лежал в углу на спальных мешках с закрытыми глазами и дремал или делал вид… На небритом враз осунувшемся лице проступало столь для него необычное выражение смущения, вины и недоумения: как такое могло случиться с ним, командиром и вожаком. Замечу, за плечами Николая огромный опыт горных походов.

В январе 1973 года он участвовал в поиске десяти куйбышевских туристов, погибших на Кольском полуострове. Ту трагедию отделяет от сентябрьской на Эльбрусе почти полвека, но как похоже. Шквальный ветер. Голое плато, негде укрыться. Резкое похолодание до минус 28 градусов. И на перевале Чивруай, и на Эльбрусе туристы совершили одну и ту же роковую ошибку - попытались проскочить в погодное «окно». И погибли все до одного. Пятерых участников того лыжного похода обнаружили другие туристы по торчавшей из снега руке. Руководитель группы так и заледенел с зажатым в руке краем палатки, которой старался прикрыть товарищей…

Два месяца до самой весны вместе с местными спасателями и солдатами откомандированный из Куйбышева Войтех вел поиски погребенных под снегом тел погибших. Николай рассказывал мне об этих долгих выматывающих силы и душу «спасработах». Привозили даже кинолога с овчаркой. Но собака скоро изранила лапы об острые камни и отказалась искать. Несколько тел «обнаружил» приземлявшийся вертолет - винтами размел над ними подтаявший снег. Еще двоих нашли под обрывом в трех километрах от основной группы. Видимо, искали спуск с плато…

Тогда ему пришлось вести душераздирающие объяснения с родителями погибших, организовывать опознание в морге, транспортировать гробы в Куйбышев. Теперь же Войтех сам оказался в роли пострадавшего.

…К утру лаз в нашу пещеру замело снегом. Сделалось душно. Откопали, выбрались наружу. Пасмурно, серо, холодно. За ночь Николаю лучше не стало. Одни предлагали вернуться по пути подъема вниз, другие транспортировать больного через Эльбрусское седло в Терскол, где есть больница. Сам Николай, а с ним и большинство участников похода проголосовали за последнее предложение. Мы упаковали его в положении лежа на спине в спальные мешки, сверху замотали в полиэтилен, обвязали альпинистскими веревками. Получился некий «саркофаг». И мы волоком потащили этот «саркофаг» по снегу. После полудня вышли на седловину. Справа отчетливо была видна вершина Эльбруса. Казалось, вот она - рукой подать, ничего не стоит взойти, даже взбежать на нее. В минуты отдыха подходили к Николаю: «Ну как ты? Не холодно?..» Он одаривал нас деревянной улыбкой, мотал головой. При одной из остановок попросил: «Распакуйте меня, хочу в туалет». На морозе при сильном ледяном ветре развернуть «кокон» было нереально. «Давай так», - посоветовали ему.

Горы - это серьезно, очень серьезно. Для них мы, люди, все равны. Будь то новички из группы «Слабоумие и отвага», мы, тянущие по снегу «саркофаг», или покорители высочайших вершин в Гималаях.

…После обеда усилился мороз. Ветер дул снизу вверх прямо в лицо. Начали мерзнуть ноги в промокших вибрамах. Остававшийся за нами глубокий след в снегу походил на некую «кардиограмму». Утреннее залихватское «проскочим через седловину» оборачивалось черепашьими темпами. Сил становилось всё меньше, подступала ночь. В сумерках снежные вихри на скалах всё больше походили на призрачных злых плясунов. Подступало отчаяние. Набухало чувство вины перед Николаем. Каково ему долгие часы недвижимо лежать на спине. Через спальные мешки он всё равно чувствовал телом каждый камень.

В темноте мы сбились с маршрута и вышли на незнакомые скалы к обрыву. Можно сказать, к порогу драмы. Осталось перешагнуть. И, быть может, перешагнули, если бы начался снегопад и шквальный ветер, как при недавней сентябрьской трагедии. Не в пример гидам «коммерческой группы» мы без промедления послали одного из наших ребят вниз за помощью. Он налегке спустился в приют Одиннадцати. Там из-за непогоды скопилось несколько групп восходителей. Первыми на помощь к нам ринулись ростовчане. Засидевшиеся без дела, полные сил парни подхватили «саркофаг» с Николаем. Мы едва за ними поспевали. Там, в приюте, Николая поместили на кровать, обложили бутылками с горячей водой, стали потчевать таблетками и уколами… Нас отпаивали горячим чаем, накормили горячей вкусной кашей с мясом.

Наутро засияло солнце, сделалось тихо и тепло. Горы - будто раскапризничавшийся ночью ребенок, который теперь после сна сиял улыбками. Николаю стало лучше. Мы раздобыли у спасателей акью (сани-волокушу) и на этих «санях» стали спускать Николая на станцию Мир. Сияло утреннее солнце, слепил белизной свежий снег. Самые умудренные из нас надели марлевые маски. Те, кто не поостерегся, жутко обгорели. На станции Мир нас то и дело обгоняли жизнерадостные горнолыжники. Если бы не лежащий в акье бледный, закутанный в спальники Николай, вчерашнее прохождение через седловину на фоне множества веселых и стремительных лыжников показалось бы страшным сном.

В Терсколе Николай пошел своими ногами. Мы с ним направились в военный госпиталь. Я ушел разыскивать дежурного врача (майские праздники были в разгаре), а Николай остался у входа. Вернувшись, увидел поистине экзотическую картину. Мой товарищ, обросший седоватой щетиной, в порванном анораке (легкой ветрозащитной куртке) и валенках, разомлев, дремал, сидя, на ступеньках госпиталя. Шапка-ушанка свалилась с головы - лежала у ног вверх дном. Хорошо, место было не бойкое, не то прохожие набросали бы в шапку монет. Рядом кружил однорогий мышиного окраса козел, собирал и жевал валявшиеся окурки…

Веселый, в легком подпитии доктор измерил Николаю давление, потыкал в грудь и спину стетоскопом и заверил, что больной будет жить до ста лет. А пока ему нужно отлежаться. Удалось пробить двухместный номер в гостинице. Куда мы с ним и поместились. Вечером ребята организовали прощальный ужин с шашлыками и вином на берегу горного ручья. На другой день несколько участников похода, и Николай тоже, улетали в Краснодар. Когда стемнело, за нами прибежал гонец. Николай отказался, чувствовал себя еще не совсем крепким. Я же быстренько собрался. «Не уходи, - взмолился вдруг Николай. Не попросил, а именно взмолился. - Мне одному страшно!..» Подумалось, шутит. Позже понял - там, на седловине, он ощутил дыхание смерти…

Прошло несколько лет, Николай оказался проездом в Самаре. Встречали на скорую руку в моей только что полученной новой квартире с черновой отделкой. Ни мебели, ни посуды. Стол из газет на полу. Консервы, колбаса, сало, соленые огурцы. Не нашлось даже стакана. Открутили в ванной плафон… Ближе к утру кто-то из гостей углядел в углу среди завезенных уже вещей самодельный жумар, тормоз для спуска по веревке. Заспорили о его надежности. Загорелись опробовать прямо сейчас. Квартира находилась на шестом этаже. Закрепили к балконным перилам альпинистскую веревку, сбросили конец вниз. Желающие спускаться заспорили, кому спускаться первому. Только представить: ночью по стене многоэтажки один за другим спускаются… кто - грабители? Предки киношного человека-паука?

Слава Богу, Аксакал, как звали мы Николая, отговорил от этого опасного хмельного эксперимента.

Зачем рассказываю не красящий нас эпизод? Да затем, чтобы вы тоже вспомнили свои моменты бездумного риска, которые могли стоить жизни. Каждый, наверное, играл в салочки со смертью…

«С горы скатившись, камень лег в долине…»

От переохлаждения умерли пятеро восходителей из «коммерческой» группы «Слабоумие и отвага» на Эльбрусе. Во время морозной бури опять же от переохлаждения погибли туристы на перевале Чивруай. Десятки, если не сотни альпинистов замерзли при восхождении на Памире, в Гималаях… Разве не уподобляются самоубийцам альпинисты, которые из самых последних сил устремляются к вершине, осознавая, что спуститься уже не смогут? Да, такие честолюбивые авантюристы были, есть и будут. А остальные, обуреваемые жаждой покорить высочайшие вершины, пройти перевалы, где не ступала нога человека? Не несут они в себе черты, так сказать, жизнелюбивых авантюристов вроде нас, попавших в передрягу на Эльбрусском седле? О чем мы думали, поднимая заболевшего Николая вверх вместо того, чтобы сразу начать сбрасывать высоту? О степени риска? Не слишком ли самочиннораспоряжаемся божественным достоянием, отправляясь в горы?


Восхождение.

Случилось это, вспоминаю, довольно давно, во времена Советского Союза. Проводились тренировочные сборы куйбышевских горных туристов на Памире. В основном студентов-новичков. Наша группа приехала вместе с ними. Задача была найти и пройти новый перевал через один из памирских хребтов. Из базового лагеря на берегу быстрой горной речки мы отправились на маршрут. Участники сборов остались внизу на завидно зеленой травке. На второй день пути мы вышли на ледник в огромном цирке (не путайте с местом зрелищных представлений! Ледниковый цирк - это котловина в горах в виде амфитеатра, замыкающая верхний конец ледниковой долины - ред.). Теплым тихим вечером поставили палатки, приготовили ужин. Наевшись до отвала, оставили как есть: каски, ледорубы, примусы, чашки-ложки - и завалились спать. Утром очнулись по колено в снегу. Наверное, археологи не радовались так своим находкам древних времен при раскопках, как мы выкопанным из-под снега ледорубам и примусам. Провозились до обеда. Позавтракали и стали держать совет. Выпавший ночью снег создал лавиноопасную обстановку. Идти - не идти вверх? Самые благоразумные предлагали вернуться, другие настаивали на продолжении похода. Последних оказалось на одного больше. Для перехода через ледник привязали к вибрамам стальные кошки. Принялись паковать рюкзаки, снимать палатки. «Мужики, к нам ночью гость приходил! - вдруг закричал наш завхоз Витя Бочкарев. - Вот, смотрите!» На снегу, куда он указывал, были огромные следы босых ног некоего существа прямоходящего. Солнечные лучи несколько оплавили следы, лишив их первозданной четкости. Но все равно углядывались следы, оставленные босыми ступнями…

Несколькими годами раньше многие из нас были участниками экспедиции на Памиро-Алай - искали неуловимого «снежного человека». А теперь йети пришел к нам сам… Правда, вскоре догадались, что это солнце оплавило следы от кошек, превратив их в следы «босых ног»… В самом веселом расположении духа мы начали подъем на крутой скальный лоб, на котором не удержался выпавший ночью снег. Лоб сверкал зеленовато-сизым льдом, пугая своей неприступностью. Не вспомню, кто из ребят в красной рубахе навыпуск с ледорубом в каждой руке пошел на этот лоб. Это надо было видеть. Он поочередно с размаху вонзал клювики ледорубов в лед. Разлетались, сверкали на солнце серебряные искры льда. Трепетала на спине и в глубине льда красная рубаха. Восходитель, кажется, это был Володя Граф, удивительно легко преодолел этот скальный лоб, вкрутил шлямбур и закрепил страховочную веревку. Один за другим мы поднялись следом. И увидели узкий кулуар, уходящий вправо за небольшие скалки. Что за ними - не было видно. Стали карабкаться к этим скалкам. Подъем был так крут, что мы почти касались склона лицом. Время от времени сверху сыпались снежные сырые катышки. Мы ложились на склон и наклоняли головы - комья снега стучали по каскам. Замирало сердце: вдруг это первые предвестники лавины? Внизу слева склон обрывался стометровой пропастью. Случись, лавиной снесло бы туда, нас бы и через сто лет не нашли…

Уже в сумерках мы из последних сил вскарабкались на острие хребта. Стали искать площадку для ночевки. Ничего лучше скальной полки метра полтора шириной не присмотрели. Края ее слегка нависали над отвесной стеной, которая уходила в безконечную темень. Вбили крючья, для страховки привязались к ним. Завхоз Бочкарев сжалился и поднес нам по наперстку спирта. Поужинав на сухую и накрывшись сверху палаткой, мы провели на полке в сидячем положении долгую и холодную ночь. С рассветом, окоченевшие от холода и от неудобного положения, мы быстренько надвязали две веревки по тридцать метров и один за другим спустились по стенке вниз на ледник. Только здесь нам удалось связаться по рации с базовым лагерем. Ни при подъеме, ни во время ночевки связаться не удавалось - сквозь треск разрядов голоса были едва различимы. Мы доложили, что прошли перевал, ночь провели на стене и теперь вышли на ледник. Нас поздравили и на вопрос: «А как у вас?» - огорошили: «У нас ЧП!.. Подробности при встрече». Это «ЧП» подействовало на нас будто грохот сорвавшейся лавины. Мы за минуты съехали на рюкзаках, как на санках, по пологому снежному склону и, спустившись на плато, бросились бежать в сторону лагеря. Каждый домышлял на ходу, что могло означать «ЧП»: массовое отравление, сердечный приступ? Кто-то сорвался и получил серьезную травму?.. О самом страшном боялись и думать - и всё же думалось. Во время передышек связывались с лагерем, пытались узнать, что случилось. «Спуститесь - расскажем».

Никогда ни до, ни после я не видел, чтобы спальный мешок - его всегда располагаешь в рюкзаке к спине - насквозь промок от пота так, будто уронили в ручей. По траурным лицам ребят поняли, случилась трагедия: «Кто?» - «Оля…»

…Тем самым утром, когда мы выкапывали из-под снега примусы и ледорубы, группа новичков пошла на тренировочное восхождение. Возглавил группу опытный восходитель, выпускник авиационного института Виктор Л. Участок маршрута проходил под скальной стенкой. Пригревало солнце, и сверху изредка летели оттаявшие камни. Прохождение под стенкой организовали грамотно. По обеим сторонам опасной зоны для контроля за ситуацией были выставлены смотрящие. Опасный участок проходили по одному. Оля дошла до середины участка, когда смотрящий закричал: «Камень!!!» Вместо того, чтобы прижаться к скале, Оля вскинула голову - и летящий со скоростью пушечного ядра здоровенный камень ударил ей в лицо. Брызнувшая кровь густо окропила лицо и анорак стоявшего в трех шагах от нее Виктора. Оля покатилась вниз по склону. Виктор прыгнул за ней, пытаясь остановить падение. Непонятно, как он не изувечился, кувыркаясь среди каменных и ледяных глыб. Он настиг ее на снежнике уже неживой. Смерть от жуткого удара наступила мгновенно.

К моменту, когда мы прибежали в лагерь, тело Оли покоилось в снегу в ущелье. К концу этого печального рассказа мы стали посматривать по сторонам, ища глазами Виктора. Сказали, что он во всем винит себя. Прошли по палаткам - нигде его не было. Встревожились. Нашли его в стороне от лагеря. Он сидел за выступом на плоском большом камне, обхватив голову руками. Мы наперебой взялись утешать. Но на наши доводы, что если бы девушка вопреки предписаниям техники безопасности не вскинула голову, осталась бы жива, он слушал и постоянно твердил, что во всем виноват он и только он. Что из лагеря надо было выйти раньше, пока не поднялось солнце, и пройти этот участок до камнепада. Просил оставить его одного. Мы отступили…

Долгое время я считал движение Оли, вскинувшей голову на крики «Камень!» ошибкой новичка. Но позже в документальной книге известного альпиниста Владимира Шатаева «Категория трудности» наткнулся на похожий эпизод. Автор пишет, как он и его товарищи при восхождении на Ушбу ночевали на скальной стене. Один из восходителей оказался «в самом низу, где «доска» смыкалась со стеной, на последней ледовой ступеньке… Этот камень пролежал здесь тысячелетия, но так случилось, что именно в тот момент истек срок одного его качества и наступило другое… Камень лежал метрах в пятнадцати правее нас и немного выше… Он находился точно на одной вертикали с Володей Вербовым, и измерить ее можно было длиной альпинистской веревки… Володя был в каске. Но мы заорали всем скопом во всю мощь своих глоток: «Камень!» Он поднял голову и камень пришелся ему прямо в лицо… Несколько минут мы еще питали надежду. Но спустился Эдик Мысловский и увидел, что Володя мертв… Утром несчастье стало снова наглядным… Он так и стоял, откинувшись на петле, развесив руки, запрокинув голову назад, словно наблюдал за нами».

Как поразительно схожи эти две трагедии, приключившиеся с неопытной девушкой и с одним из опытнейших альпинистов Советского Союза. Кого винить и в том и в другом случае: людей, камень, случай? Но если мы, Православные, верим, что и волос с головы, и воробей с кровли не упадет без воли Божьей, то тем более камень, «пролежавший здесь тысячелетия».

С горы скатившись, камень лег в долине -
Как он упал? никто не знает ныне -
Сорвался ль он с вершины сам собой,
Иль был низринут волею чужой!..
Столетье за столетьем пронеслося,
Никто еще не разрешил вопроса… (Ф.И. Тютчев)

По утверждениям святых подвижников, воля Божья не останавливает, не пресекает волю человеческую. Допускает полную свободу творить добро и зло, распоряжаться своей жизнью. Хотя сама жизнь каждому из нас дарована Богом. И тут мы вступаем «на тонкий лед» соотношения воли человеческой и воли Божьей. На «лед», под которым подобно глубинным речным струям текут многовековые толщи человеческой памяти, вобравшей множество неподдающихся нашему разумению примеров сочетания Божественного и человеческого.

Продолжение трагедии с Олей разворачивалось уже с нашим участием. Вертолет обещали прислать наутро. Вечером мы все сгрудились у большого костра. Говорили мало. Смотрели, как из языков пламени взметываются искры и гаснут в темной вышине. Не так ли и души человеческие? В ста метрах в ущелье лежало тело девушки, не успевшей вкусить все радости и горести жизни. Может, мятущаяся душа ее подобно огненным искрам летела над горами. Уносилась к родному дому, где ждала ее мать, для которой она, единственная дочь, была светом в окошке.

Утром прилетел вертолет с красными крестами на борту. Мы извлекли окоченевшее тело из снега, занесли в кабину и положили на подрагивающий от вращавшихся винтов рифленый металлический пол… Потом был город Душанбе. Опрос следователей, морг. Встреча с патологоанатомом, подтвердившим, что смерть наступила мгновенно. Во время короткого разговора врач с профессиональным цинизмом заметил, что погибшая осталась девственницей. Под сводами морга это звучало дико… От суеты с заказом билетов на самолет и цинкового гроба осталась в памяти встреча здесь же при морге с усатой жирной старухой. Шлепая толстыми мокрыми губами, она заговорила о каком-то бархате, который хотела бы у нас купить. Оказалось, на гроб полагалось несколько метров дефицитнейшего тогда бархата… Чума!

Но самая мучительная, рвущая душу и сердце встреча нам еще предстояла. Что мы могли сказать матери Оли, ожидавшей встретить родную кровиночку радостной, загоревшей под южным горным солнцем, но никак не в цинковом гробу…


Молитва на вершине Эльбруса.

Горы - радость и горе. Любовь и проклятье. Самый дорогой подарок в день рожденья мне преподнесли не жена, не дети, не друзья, а… горы. Подарок ценою в жизнь. История эта похожа на две вышеописанные трагедии. В то утро на Памире мы проходили по карнизу под огромной скальной стеной. Даже не проходили - пробегали. Время близилось к полудню. Сверху посыпало камни. Пришла моя очередь - рванул с тридцатикилограммовым рюкзаком. Крик «Камень!» настиг меня метрах в десяти от края «простреливаемой» зоны. Помня недавнюю трагедию с Олей, я что было сил вжался в скалу. Не удивлюсь, если на ней до сих пор сохранился отпечаток моего бренного тела. Через мгновение за моей спиной раздался оглушительный грохот. Ноги до колен больно осыпало осколками. Повернулся и увидел в метре от себя наполовину раскрошившуюся зеленоватую глыбу льда. Промедли я секунду, и не довелось бы писать этих строк. Много бы чего не пришлось сделать. Не дано было мне, тогда борзому атеисту, «углядеть» спасшего меня Ангела-Хранителя с израненными этой глыбой крылами…

Каждый, кто много раз ходил в горы, расскажет вам о случаях вот такого удивительного везения. Вот рушится и дробится огромная скала, и каменная лавина обрушивается на пересекающего ледник восходителя. Мгновения и лавина накроет, похоронит, размелет на муку. Спасаясь, парень прыгает в пропасть ледовой трещины - может быть, глубиной в сотни метров. И тогда ему грозит неминуемая смерть. Но рюкзак на спине заклинивает в стенках трещины, и счастливчик на лямках повисает над бездной. Видевшие снизу из базового лагеря друзья, мысленно похоронив его, поднимаются к месту «гибели» и… вытаскивают его из трещины живого и лишь поцарапанного…

…Связка альпинистов остановилась на склоне попить чаю. Разводят примус. Бензин через минуту кончается. Чаепитие не состоялось. Удрученные, они собирают вещи и продолжают подъем. Через несколько минут то место, где они останавливались, накрывает большая лавина…

Но хватает примеров и обратного порядка, когда горы, будто живые существа, изощренно жестоки и коварны. Так они «подкараулили» одного из самых известных советских альпинистов Михаила Хергиани. На тренировочном восхождении перед международными соревнованиями по скалолазанию, кажется в Италии, он проходил скальную стенку. И тоже сорвался камень, в падении он перебил страховочную веревку. Но опытный восходитель Хергиани подстраховался второй веревкой. Этот же камень перебил и ее. Альпинист полетел вниз и разбился насмерть.

Одолевают горькие мысли: «Пропади пропадом этот альпинизм со всеми его Памирами, Эльбрусами и Эверестами! Кому нужны эти покоренные вершины, где цена - жизни молодых полных сил мужчин и женщин… Что все эти «штурмы» сродни «русской рулетке». Когда в стародавние времена вслепую крутили у виска револьверный барабан с одним патроном. Лавины, ураганы, камнепады не есть ли тот самый единственный патрон в «револьвере» вселенной? Никакое мастерство и опыт не могут противостоять катаклизмам природы. Не потому ли так похоже погибают от сложных метеоусловий новички из «коммерческой» группы «Слабоумие и отвага» на Эльбрусе и опытные альпинисты с многолетним стажем?

Кому-то вдруг захотелось совершить восхождение на одну из высочайших вершин! Без опыта. Без должной подготовки, без какой-либо необходимости… Мало ли кому что захочется! Мне вон захочется завтра к зверю в клетку войти. Пустят меня туда? Не пустят. И не потому, что зверь моими косточками может подавиться, а ради меня же, не ведающего, что творю, и какому безумному риску себя подвергаю.

Кредитная карточка риска

Поставил точку в этом горьком повествовании. Но мысли не прекращают свой жестокий бег - о человеческих возможностях, о пределах риска в небе, в горах и на равнинах. Взвихривают всё новые воспоминания по «заданной теме». Имена людей профессионального риска. Вот мы на том самом перевале на Памире. Высшая категория сложности 3 Б. Первопроход. По правилам тот, кто открывает новый перевал, имеет право назвать его. Мы назовем перевал именем самарского летчика-испытателя, семикратного чемпиона мира по высшему пилотажу Игоря Егорова. Прикрепим на скале металлическую пластину с выгравированным именем и фотографией: Игорь сидит с гитарой на летном поле у винта спортивного самолета. Человек постоянного риска.

Английские журналисты назовут его «сильнейшим летчиком планеты». Русский парень, исполнявший в небе фигуры высшего пилотажа, вызывавшие зависть не только у спортсменов, но, кажется, у ласточек и стрижей. Игорь тысячи раз рисковал жизнью. Испытывал, поднимал в небо - учил летать новые, только что сконструированные аппараты. Мечтал попасть в отряд космонавтов…

Он погибнет при испытаниях самолетика, построенного на станции технического творчества завода «Прогресс». При развороте на небольшой высоте откажет двигатель - самолет сорвется в штопор и рухнет на бетонку заводского аэродрома…

В больничной палате у кровати испытателя в изголовье поставят включенный магнитофон в надежде, что он что-то скажет о причине аварии. Но на многокилометровой ленте запишутся всего два слова: «Я не понял». И всё…

«Я не понял». Что ты не понял, дорогой мой человек? Отчего прервался полет? Не понял свалившихся на голову семейных неурядиц? Не понял жизни без Бога?..

Высота неба. Высота гор. Высота риска… Мысли бегут по кругу. Великое множество раз он в мгновение ока находил выход из «штопора» в опаснейших положениях, а тут погибает в простой ситуации?..

Да он ли один из всемирно известных людей, так сказать, небесной группы риска? В этом трагическом списке и первый космонавт планеты Земля Юрий Гагарин. Сколь велики были его шансы сгореть при старте ракеты. Погибнуть на орбите. Обратиться в пепел в спускаемой капсуле. (Я видел ее на пьедестале обугленно-черную.) Сто восемь минут полета - 108 минут высочайшего «космического» риска. Осознавал ли степень этого риска космонавт номер один?

Да, осознавал и улыбался покорившей мир лучезарной русской улыбкой. Перед полетом в космос Юрий Алексеевич оставил родным прощальное письмо. Но вручили его жене через годы после его гибели. «…В технику я верю полностью, - написал Гагарин. - Она подвести не должна. Но бывает ведь, что на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это не верю. Ну а если случится, то прошу вас, в первую очередь тебя, Валюша, не убиваться с горя. Ведь жизнь есть жизнь, и никто не гарантирует, что его завтра не задавит машина…»

Избежал множества смертельных опасностей. Вызвал умиление миллионов людей развязавшимся шнурком ботинка на Красной площади. Танцевал с английской королевой Елизаветой. Покорил весь мир гагаринской улыбкой… Вернувшись из космоса живым и здоровым, первый космонавт вместе с пилотом-инструктором Героем Советского Союза Серёгиным погибнет через семьлет «на ровном месте» в тренировочном полете на учебном самолете.

Несть числа версиям этой потрясшей мир гибели любимца всего человечества. По аналогии с легендой об уходе с престола Царя Александра Первого под видом святого старца Федора Кузьмича, твердили, что Гагарин сломался под бременем славы - имитировал катастрофу, а сам удалился в таежную глухомань. Отметем в сторону легенды и байки и прислушаемся к версиям, озвученным авторитетными учеными и исследователями аварии.

По одной из них в полете произошла разгерметизация кабины - летчики потеряли сознание… По другой истребитель, уходя от столкновения с метеозондом, стаей ли птиц, в крутом повороте сорвался в штопор. Причиной катастрофы называют и бушевавший во время их полета атмосферный фронт. «Уходя от этого ада, пилоты пойдут на крутой разворот, сорвавшись, вероятно, в крутую спираль, а это похлеще штопора…»

Сторонники еще одной версии предполагают, что в полете у Владимира Серёгина случился сердечный приступ. Потому, де, всего через 12 минут с начала полета Гагарин запросил: «Разрешите выход на точку?» - «Разрешаю», - отозвался диспетчер. «Вас понял», - ответил Гагарин. Его последние слова. Сторонники этой версии предполагают, что Серёгин успел отстегнуть ремни, потерял сознание и навалился телом на рычаг управления. Это, якобы, помешало Юрию Алексеевичу вывести машину из штопора. Через высчитанные комиссией секунды после «вас понял» самолет на скорости 750 километров врезался в землю и взорвался.Прибывшие на место катастрофы службы не обнаружат ни пилотов, ни парашютов. Вспыхнет надежда, что Гагарин и Серёгин катапультировались. Но когда в воронке от взрыва обнаружат искореженные кресла катапульты, надежда угаснет. Выяснится, что парашюты срезали какие-то типы из ближайшей деревни. По периметру взрыва обнаружат вскинутый взрывом на дерево обрывок гагаринской куртки с талонами на обед в кармане и неподалеку в снегу пачку серегинских сигарет… Бережно соберут фрагменты тел пилотов… Долгие годы выводы комиссии о причинах катастрофы были засекречены. Но и после их обнародования доводы туманны, причины неясны.


Летчик-испытатель Игорь Егоров.

«Я не понял», - шепчет перед смертью Игорь Егоров... «Вас понял», - отвечает диспетчеру Гагарин и срывается в убийственный штопор...

До слез, до аритмии сердца жалко этих мужественных красивых молодых людей. Сколько раз, благодаря хладнокровию и смекалке, они выходили из немыслимо рискованных ситуаций живыми. Но почему-то погибают в до обидного простых ситуациях.

Прошлым летом погиб мой добрый товарищ Володя Колычев (я о нем писал в «Благовесте»). Полковник ФСБ, командир группы «Альфа» прошел многие «горячие точки». Сколько раз рисковал жизнью при огневых контактах, при схватках с наркодельцами… Но надо же такому случиться. Через несколько лет после ухода со службы в ФСБ, он вместе с водителем попадает в автомобильную катастрофу. От столкновения со встречным большегрузом их «тойота» вспыхивает, дверцы заклинивает - салон автомобиля превращается в крематорий. Владимира опознают по уцелевшему в огне искусственному сердечному клапану...

Тяжело писать, а каково близким! Бегу от письменного стола на берег Волги. Весна, паводок. Кружатся в водоворотах льдины - растают, сольются с широким водным пространством. Не так же ли и мои герои, и все мы? Но это произойдет своим чередом. Не в один миг, как пообрывалась жизнь моих героев… И нет конца мыслям о трагической бренности бытия. Кружат, как льдины в водовороте. Как приблизиться к пониманию, так сказать, места и смысла риска в нашей жизни?

Волен ли человек распоряжаться своей жизнью или это прерогатива Творца? Вопрос этот имеет смысл в поле религиозного православного миропонимания. Если Бог даровал человеку полную свободу поступков, значит и страдания, и право распоряжаться жизнью? Судя по тому, что рука Создателя не останавливает даже самоубийц, то так оно и есть. Мы можем использовать дарованную Свыше «шагреневую кожу» жизни, как нам вздумается. Тратить на пустое и злое. Не замечая, как она умаляется, мы с пугающим легкомыслием танцуем над пропастью. И вот уже зашкаливает стрелка на спидометре гоночного болида, летит в лицо горнолыжнику сумасшедшая крутизна склона, свиваются в ринге-клетке окровавленные тела бойцов без правил… Глядишь на это безумие и подступает жуть. Кто спасет нас от падения в смертельную бездуховную бездну?

Святое Писание доносит до наших времен слова Господа Иисуса Христа перед двенадцатью Апостолами: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц» (Мф. 10: 29-31).

Если малая птица ценой в ассарий не падает на землю без воли Божьей, то может ли рукотворная стальная птица с созданным по образу и подобию Божьему человеком за штурвалом упасть на землю? Как видим, иногда падает. Господь не сковывает волю человека. Дает свободу распоряжаться жизнью, наполнять ее смыслом в силу человеческого разумения.

Удивительное дело, почти все герои этого повествования почему-то погибают в самых простых для них ситуациях. Семикратный чемпион мира по высшему пилотажу разбивается на самолетике прямо на взлетной полосе. Юрий Гагарин погибает в обычном тренировочном полете. Но увы, несмотря на горькие уроки, мир продолжает жить страстями.

Что к этому добавить? Сказать, что жизнь прекрасна? И что даже неотягощенная игрой в салочки со смертью она так немилосердно коротка?..

Сергей Жигалов.

124
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
4
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru