Мысли на морозе

Новые крупинки писателя Владимира Крупина.

ТАКОЙ МОРОЗИЩЕ в такой обжигающе солнечный день - это теперь такая редкость. Летят вспыхивающие алмазики снежинок. Снежинки сухие, просушенные морозом. Слеза течет по щеке и превращается в льдинку. Так хорошо и трогательно вспоминаются такие дни детства. И обувка, и одежонка были плохонькими, а мы на лыжах, катаемся со снежных склонов. И не час, не два, целый день. Ибо по случаю морозов занятия в школе отменили. И ничегошеньки с нами, кроме хорошего, не происходит.

Летит сверху, взлетает на трамплине, хлопается с размаху на склон Вовка Шишкин, поднимает фонтан снежной пыли. В нем на мгновение возникает сине-красная радуга.

ПОЧЕМУ ИМЕННО России дал Господь такое пространство? Потому что в России не умолкает молитва. Как солнце, продвигаясь с востока на запад, освещает пространство, так и молитвы: Неусыпаемая Псалтирь, Проскомидия, Часы, Литургия, Водосвятие.

ЯЗЫК У КОЛОКОЛА назвали языком очень точно: без языка колокол не говорит. Воду, которой обливали колокольный язык, давали пить детям, которые долго не говорили или говорили косноязычно. Интересно, что мне мама в детстве говорила: «Болтаешь, как из колокольчика напоенный». Потому что я очень быстро и безостановочно говорил. То есть, оказывается, еще и так использовали колокольчики.

Язык Пушкина, язык Гончарова, язык Тютчева - какой чистый звук. А язык улицы, тюрьмы, жаргоны - то хрип, то бряканье.

ДНЕМ, в предбаннике, на даче, достал старые записи. Одну, давнишнюю, показал Наде. Как мы еле-еле смогли послать её в санаторий, оттуда она звонила каждый день, ходила на вокзал к московскому поезду, плакала. Я не выдержал, рванул к ней. Весна, жгли костёрик в мокром лесу, стояли в церкви на вечерней службе. Я засобирался обратно, она со мною. «Я ни за что не останусь!»

Показал запись, спрашиваю: «Куда её?» - «Никуда». - «Хорошо, заведем ящик, назовем его «В никуда».

А в самом деле, всё и уходит в никуда. Может, это даже хорошо.

СОХРАНИЛАСЬ СТРОФА из стихотворения, которое, помню, сочинилось после того, как мы семьей ходили в Никольский лес. Разложили костерок на опушке. Надя чего-то обижалась на меня. И вот тогда написалось. И уцелело в памяти только это: «…тогда, тогда не будет ссор на этом свете. Но разве мало - был костер, был наш сердечный разговор. Играли дети. Играл наш сын, играла дочь. А мы старели. И как, и как нам превозмочь судьбы качели? Туда - оттуда. И опять туда-оттуда. Ушли за счастьем поезда. Они вернутся к нам тогда, когда…» (Не дописано.)

ГРОЗА УСТАЛА. Гром, затихая, ходит вверху по сфере шатра небесного, ищет выхода, не находит, замолкает. Копит силы, возобновляет поиски. Ему подсвечивают слабые молнии.

До грозы хотел записать две фразы, которые когда-то благотворно подействовали на меня, гром и молнии отвлекли, и боялся забыть. Нет, помню.

Одна: человек начинает умирать с момента своего появления на свет. Первым своим криком, а этот крик необходим, чтоб легкие заработали, убивает он часть нервных клеток. Но клеток этих столько дает Бог, что их и за всю жизнь не израсходовать. Их дается четырнадцать миллиардов, а расходуем чуть-чуть процентов. Так что смиримся с правилом: раз мы родились, значит, умрем.

Вторая: к трем годам жизни ребенок постигает больше девяноста процентов знаний о жизни, остальные проценты добирает в жизни остальной.

Опять надо мной гром. Видимо, у него последняя попытка уйти за пределы неба. И вот думаю, глядя на церковный купол, освещенный закатным, ушедшим от меня солнцем: что же я познал в этих процентах? Понял главное - Господа, сотворившего миры видимый и невидимый, и Его власть надо мной и над подобными мне… То есть понял главное.

ПЛЕНАРНОЕ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ заседание конференции на Родосе (открывая его, председатель зачитывает, готовился): «Парадигма и аспекты самоидентификации являются доминирующей моделью постсоветского пространства, в котором сейчас происходит деформация инноваций».

И до чего же всё понятно, и всё скоро будет озвучено звяканьем бокалов и оживлено переменой блюд. И обсуждением животрепещущей темы: где проводить следующую конференцию?

Зачем я здесь?

В АЛТАРЕ. Много раз приглашали на службах в алтарь, и всегда я как-то стеснялся: вроде не по чину. Но когда благословляли надеть стихарь, когда подавал кадило, выносил свечу, помогал при Причастии, то было чувство, что нужен.

ПЕКАРЬ НОВОГО ТИПА. Закупил линию выпечки в Германии. На ней предусмотрен контроль. Если буханка меньше весом или как-то искажена форма, то специальная механическая рука эту буханку выдергивает и отправляет в брак.

Предпринимателю это дело очень не понравилось: он привык в свои изделия недокладывать муки. Смотрел-смотрел на эту руку да взял и прикрутил её проволокой. И вот линия пошла. Брака нет. А привязанная рука только отчаянно машет в пустом воздухе.

ВОСКРЕСНАЯ СЛУЖБА. Воскресенье от того и названо воскресеньем, что напоминает Воскресение Христово. Каждое календарное воскресенье - это малая Пасха. Гремят, зовут на службу колокола церквей, и вспоминается строчка поэта: «Золотое сердце России мерно бьется в груди моей». Именно в православном храме особенно ощущается непобедимость России.

Ударил утренний воскресный колокол. Как говорится: «Первый звон - с постели долой. Второй звон - из дому вон. Третий звон - в церкви поклон».

Зовут на службу колокола.

«Утренюет дух мой ко храму святому Твоему!»

ВОЗВРАЩАЛИ ЦЕРКОВНЫЕ пристройки. В разрушенном храме начали служить. А рядом, в сторожке, жили бомжи. Жили здоровенные парни-пьяницы и по-наглому не уходили. Их и милиция опасалась. Батюшка, выпускник семинарии, раз их поуговаривал, два, безполезно. Даже и ему угрожали. Тогда собрал из тех, кто уже стал ходить в храм, мужчин, объяснил задачу. Ранним утром отслужил молебен с водосвятием, окропил всех святой водой. Приложились к Кресту.

- Ну, братья, побили бесов - врагов невидимых, пойдем бить врагов видимых.

Пришли к сторожке, вышибли дверь. Те вскочили. Батюшка запел молитву, его поддержали: «Царю Небесный».

И сдались, и не сопротивлялись. И ушли. Потом некоторые даже стали ходить в храм. «А чего вы нас тогда испугались? Вас же много, да у вас и оружие было». - «Не знаем. Непонятно. Страшно стало, вот и всё».

УДИВИТЕЛЬНО ТОЧНО заметила моя мама, прямо как формулу изрекла: «Раньше меньше знали, а всё понимали. А сейчас много знают, да ничего не понимают».

ЛАСТОЧКА. В открытую форточку квартиры влетела ласточка. А обратно не могла вылететь, металась. Хозяев не было. Приехали. Зажгли свет. Ласточка выползла из угла. Они вначале испугались её черного цвета. Но разглядели - ласточка. Совершенно обезсилевшая. Стали выхаживать. Молоко не пьет, крошки не клюет. Стали смотреть в интернете о ласточках: питаются мошками, комарами, мухами. Стали ловить. Водичку закапывали в клювик пипеткой. О ласточке узнали знакомые и их дети. Приходили смотреть.

Сделали ей гнездышко. Даже ночью вставали поглядеть, жива ли. Была жива, слабо царапалась крохотными коготками. Но ходить долго не умела, падала набок, она же до этого больше была в воздухе, чем на земле.

Вскоре от любви и заботы ласточка окрепла. А тут подошло время осени, птицы улетают. И она рвалась лететь. Взмывала под потолок, пачкала крылья об известку, кидалась к окну, ударялась о стекло. Выпустить боялись - вдруг упадет, там её кошки съедят.

Но вот, кажется, она успокоилась. Решили - пусть зимует.

Утром мама семейства почувствовала, что с ласточкой что-то не то. Взяла её на руки. Ласточка выгибала головку вверх, и вниз, и вбок. Тихонько пискнула и замерла. Женщина сказала старшей дочери, и они вдоволь наревелись. А младшему сыну, когда отец привел его из детского садика, сказали, что ласточка улетела на юг с другими ласточками.

И он долго расспрашивал: «А что она сказала, когда улетала? Сказала спасибо, да? И сказала, что прилетит, да?» И выходил на балкон и глядел в сторону юга. Он уже знал, где юг. Папа научил. Говорил: «Откуда появляется солнце, там восток, а вправо от него юг». И мальчик показывал в ту сторону друзьям. И дома не давал разбирать гнездышко. «Она же сказала, что прилетит».

РУССКИЙ ДУХ, думаю, это запах кадильного дыма, запах церковного ладана, которого боятся бесы. Даже не помню, когда впервые ощутил его счастливый аромат. Старался всегда, и сейчас, встать поближе к дьякону при водосвятном молебне, литии и стараюсь надышаться воспарениями ладана из кадила. Уверен, что после этого дышится легче, даже физически.

НА ЗЕМЛЕ ДЕРЖАТ нас не правительство, не экономика, а молитвы друг за друга. (И чего умничаю, будто в этом какая новость.)

НЕ УХОДИ ОТ МИРА, он сам от тебя уйдет. Вот такие слова произнеслись во мне вдруг, когда стоял на прощании с хорошим человеком. Может, надежды на уединение могут сбыться и в обычной жизни? Можно же идти в толпе и быть одиноким. Можно же и не бежать с другими за раздачей благ. Конечно, этому помогает радостное чувство возраста. Да, обещают хороший заработок, но надо же и заработать его, то есть угробить часть из оставшейся невеликой жизни. И зачем? Машину не покупать, на Канары не ехать. То есть старый уже. И к сединам соблазны пристают, но уже легко с ними бороться, когда вооружен Крестом и молитвой. Душа и здоровье охраняются Причастием. Вот еще бы так и у родных и близких.

Живешь, живешь и однажды чувствуешь, что мира, в обычном смысле окружающей жизни, нет. Звуки и виды его есть, люди из него приходят и телефоны трещат, но это как-то помимо. И люди уходят, и звонки заканчиваются, а ты опять один. И переставляешь ноги, идешь к окну. Солнце какое сегодня. Или: дождь, снег. Ветер качает ветки. Вчера были они голые, а сегодня уже в новеньких бледных листочках.

А недавно сутки был вне зоны действия сети. Вне зоны. Это звучит.

Владимир Крупин.