Заметки на полях

ТЫ ОСУЖДАЕШЬ кого-то? Твое осуждение - это прямое указание на тот недостаток (грех), который есть в тебе. «Да она такая завистница. Он такой жадный. Он и в церковь-то не любит ходить». И тому подобное. Трудно это правило на себя перевести. Но надо стараться. Дергает тебя нечистый за язык, спохватись: это же ты о себе говоришь.

Это я еще и самому себе говорю. Ибо принадлежу к цеху пишущих, рисующих, сочиняющих, играющих, ваяющих: «Да какой он писатель! Да разве это поэзия? И это, вы думаете, актер? Актриса? Это художник? Да это Леонардо недовинченный. Он - а вы что, не знали? - такой бабник. Да она на всех мужиков вешается».

Осуждение в мире искусства сближает бездарей. «Против кого будем дружить?»

САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ, САМОУВЕРЕННЫЙ. Широко шагал по жизненным ступеням, наступая на разбросанные по ним грабли.

- ЛЮБИ САМОГО себя, чтоб тебя другие полюбили.
- Но они такие же себялюбцы. Как они тебя полюбят?

- НАШИ ВРАГИ - в пост пироги. А малый пирожок и в пост дружок.

НА ДАЧЕ СВИРИДОВА праздновали его концерт в Колонном зале Дома союзов. Надо сказать, что это была не его дача, он это подчеркивал. Аренда. Среди гостей Елена Образцова. Вошла такая статная, веселая, шумная. Помогаю раздеться, ощущаю в руках льющуюся тяжесть золотистых мехов. Ищу вешалку. Смеется: «У такой шкуры вешалки нет». Хладнокровно отнимает у меня шубу и швыряет ее на стулья. Проходит в переднюю, смотрит на стол: «О, шампунь!» (шампанское)

Садится между мною и Василием Беловым. Он сразу начинает ее ругать за развод с мужем, за новое замужество с дирижером Альгисом Жюрайтисом. Она совершенно хладнокровно отбивается: «Это не измена, это для работы нужно. Мы же с Альгисом всё время в совместных выступлениях, поездках». Вздымает бокал.

Видно, что Эльзе Густавовне (жене композитора Свиридова) не очень нравится вольное поведение великой певицы. И то, что она называет великого Свиридова на ты.

А вот уже все они ушли. Но как много доброго и нужного оставили. И мы их поминаем. А Эльзу надо поминать как Тамару. Она в крещении Тамара.

УПУСТИМ ШКОЛУ - упустим страну. Да уже и школу упустили почти. Меж жизнью, родителями и школой - охранники. Это «для безопасности учащихся». Имеется в виду угроза терроризма. Но духовная опасность в том, что многие дети воспитываются без Закона Божия.

Никак не возьмут наши руководители пример руководства страной от предшественников. Для тех школа была наиважнейшей.

Екатерина II. «Наказ»: «Чтобы нравственно возвысить народ, надобно ему дать надлежащее воспитание, построенное на началах разума, проникнутое духом христианской любви».

Николай I. «Манифест» от 13 июля 1826 г.: «Паче же всего да будет страх Божий и твердое отечественное воспитание юношества основой всех надежд к лучшему, первою потребностью всех состояний».

«Закон Божий» как учебный предмет был введен именно Николаем I.

ЗАПАД ОТ ТОГО отстал от нас в организации школы как учреждения не только образования, но и воспитания, что совсем нами не интересовался. Но мы-то поглядывали на них. И брали что получше. Но учили по-своему. Доселе плохо изучен пример церковноприходских школ, когда даже читать учили по Псалтири, то есть одновременно с грамотностью шло и нравственное обучение.

Но недолго была такая радость: тогдашние либералы убедили государство создавать земские школы. А они были обезбожены. Отсюда всё: падение нравов, воспитание недовольства порядками в стране, то есть близкая революция.

И сейчас опять во все источники информации, печать, интернеты, айфоны всеваются семена пошлости, издевательства над историей, вливается яд зависти к богатству. О любви к родине, о ценности семьи - где это? В насильственном забвении.

ОБРАЗ НАШЕГО времени. Сижу за ноутбуком, пишу о страданиях России, вдруг на экране всплывает надпись: «А вы сегодня чистили зубы своей собаке?»

УМЕЛИ РУССКИЕ ЦАРИ оставлять о себе благородную память. Как не вспомнить Александра III, ловившего рыбу, и прибежавшего к нему дежурного офицера с известием, что прибыл английский посланник. Царь хладнокровно насадил червяка на крючок, поплевал на него, закинул в воду.

- Европа подождет, когда Русский Царь ловит рыбу.

А вот о Царе Петре. В русской армии служил серб. Очень отличился в баталии и был вызван для награждения к Императору. А серб был ростом два метра восемь сантиметров. А Петр два метра три сантиметра.

Петр воскликнул:

- Впервые вижу человека выше себя.

Серб тут же ответил:

- Выше Русского Царя может быть только небо.

НЕ ТО СТРАШНО в старости, что скоро умрешь, а страшно, что именно в старости настигает тягчайшее осознание того, что сделал мало и плохо. И многих огорчил, обнадежил, а не успел загладить вину.

ЛИЦА БЕЛЫЕ, ГЛАЗА КРАСНЫЕ. То, что дедушка Семен Ефимович георгиевский кавалер, мы и знать не знали. А еще были, тоже родня, дедушки, мне прадедушки, Андрей и Тимофей. Кто-то из них даже был матросом с крейсера «Аврора».

- Ничего же не следили, - говорила мама. - Ну, матрос и матрос. Только что сильно помню - Мелеть наша и туда и сюда переходила. То белые, то красные. Все дедушку к себе тащили. Красные - вроде как на «Авроре» был, белые - Царю служил, медаль Георгиевская.

- А чем белые от красных отличались?

Мама долго молчит, вспоминает.

- А больно-то и ничем. Нервные все были. Нервенные. И все пили. И все считали, что будет их верх. И все всё забирали: сено, муку. Бражку требовали, самогон. Пили. У всех лица белые, а глаза красные. И люди из-за них переругались, делились. Кто за кого хватался. За детей, главное, боялись. Я же тебе рассказывала, конечно, как тятю расстреливали?

- Рассказывала. Только не помню, кто расстреливал.

- И я не помню. Одна только лошадь осталась, и ту пришли отбирать. А нас мал мала меньше. Тятя воспротивился: «Как семью-то кормить?» Ему сразу: «К стенке!» Да. Мама всех нас к отцу вытолкала, младший на руках, тятю заслонила: «Всех стреляйте! Всё равно с голоду помирать!» Тогда офицер пожалел. Но брата Васю старшего заставили с ними идти, в обоз. Потом и отца забрали. Тоже в обоз. Но тут я не помню, сбиваюсь, кого куда. Только запомнила, что они у разных были. Важно, что они потом встретились и как-то смогли вернуться. Вася даже на лошади.

- А как дедушка георгиевским кавалером стал?

- Тоже плохо помню. Это же еще задолго до гражданской. Освободил пленных. Их заперли в хлебном амбаре. Замок. Часовой ходит. Дедушка говорит: «Я его маленько по голове кулаком погладил». Сильный был. А как, какие подробности, не знаю.

Владимир Крупин, г. Москва.