Хлебодар Анна

Трагически оборвалась жизнь работницы самарского Покровского собора Анны Алексеевны Лукьяновой.

Анна Алексеевна Лукьянова родилась 28 февраля 1937 года в деревне Андреевка Кутузовского (ныне Кошкинского) района Куйбышевской (ныне Самарской) области. Сведений о ней сохранилось немного, хотя сама она много лет проработала в архиве. Известно, что несколько лет прожила в Прибалтике, в Эстонии, а затем ее семья вернулась в родные края. Муж Анны Николай Александрович и двое сыновей Александр и Геннадий уже умерли, из родственников мне удалось связаться только с ее снохой Натальей Лукьяновой, женой внука Валерия. От нее и узнала крупицы сведений об этом удивительном человеке.

17 марта, на 82-м году жизни, под колесами трамвая оборвалась жизнь Анны Алексеевны Лукьяновой. Но в памяти священнослужителей и работников Покровского кафедрального собора она осталась как живая…

Хлебодар - профессия по нашим временам редкая, необычная. Пришла она к нам из давних времен, когда церковная община не только вместе молилась, но и, можно сказать, жила единой семьей. Сегодня хлебодары есть только в больших соборах. Хлебодар распределяет продукты «с кануна» между священнослужителями (как известно, с древних времен и по сегодняшний день «питающимися от алтаря») и работниками храма. Много лет хлебодаром в нашем Покровском соборе был известный духовный писатель Владимир Иванович Данчук. Потом его на этом служении сменила Анна Алексеевна Лукьянова.

Клирик собора протоиерей Евгений Зеленцов, которому раба Божия Анна как духовнику открывала свою душу, отозвался о ней как об очень верующем человеке. И все в Покровском соборе говорят об Анне Лукьяновой в один голос: очень хорошая, добрая и простая женщина. Именно так - словно не выговаривается печальное слово «была». Словно она и сейчас - с ними. Знавшими и любившими ее.

Спрашиваю в соборе:

- Где бы мне фотографию Анны Алексеевны найти?

- Да вот в трапезной, как зайдете в обеденный зал, направо.

А в трапезной сразу увидела: перед стоящим на полочке портретом погибшей склонилась лицом к лицу - и будто разговаривала с этой светлой и такой радостной на фотографии женщиной - певчая собора. Да, - припомнила, - это Ольга Александровна Икомасова, хорошо известная самарским верующим певчая и регент от Бога.

- Очень уж захотелось постоять так вот близко, поговорить с Анной, - извиняющимся тоном сказала Ольга Александровна.

- Вы ее хорошо знали? Расскажите о ней!

- Ей было уже за восемьдесят лет, она в последнее время иной раз тихонечко, кротко говорила, что устает. Но через силу продолжала работать. Приходила рано, хотя жила неблизко.

Очень была внимательная, дотошная в работе, очень ответственная. Переживала: «Ой, что же я положу батюшке, хочется что-то вкусненькое дать, а всё такое обычное, стандартное… Маловато сейчас ходит людей, побольше бы ходили!»

Так вот она попереживала вслух, и подружка ее Любушка помолилась, - и вот идет какая-то женщина и несет большой кулек закрытый. «Это, - говорит, - Владыке!» Ведь Митрополит Самарский и Тольяттинский Сергий - настоятель нашего Покровского кафедрального собора. Ой, как Анна обрадовалась! И обе они с Любой не сговариваясь подумали, что это, возможно, Ксения Блаженная! Это и было не так задолго до ее гибели.

- Кто знает, а может, и в самом деле святая пришла, чтобы утешить и укрепить Анну Алексеевну перед тяжким страданием? Там же рядом с кануном фреска Блаженных Матроны Московской и Ксении Петербургской.

- А ведь может быть! Она потом говорила: «Ко мне приходила Ксения Блаженная». Мы спрашивали: «Какая она?» - «Не знаю. Но приходила Ксения Блаженная. Вот так подошла - и подала кулек для Владыки».

Анна всегда была вот такая, как на этой фотографии, - радостная, веселая. Двоих сыновей уже взрослых похоронила, но не было у нее не то что уныния, а даже тени раздражения. Никому она не жаловалась на какие-то трудности или скорби, не плакалась в жилетку. И нас всегда подбадривала. Такой Божий человек была. Даже если что-то не ладится, она только посмеется так легонько. Она этот смех как бы дарила Богу. Относилась ко всем невзгодам с благодарностью: слава Богу за всё! А благодарила тоже по-особому. Вот здесь у нее место было в трапезной, она поест и всегда говорит: «СпасиБО!» - подчеркивала то, что обращается к Богу.

Когда после панихиды было много продуктов, ей помогали относить их в хлебодарку. Очень давно она работала в соборе - лет пятнадцать, да больше, больше! И никогда не забывала ни большой, ни малый хор. Корзины с куличами, с яйцами, с конфетами-угощениями передавала на все праздники. Никого не забывала. Я - что: пришла, попела да и ушла, - а она: «Зайди ко мне!» И прихожан даже - знала же, кому живется плохо, кто голодный, - старалась оделить чем-то, заботливая была. Иной раз сама подойду: «Ань, у тебя нет ничего?» - «Ой, ничего не осталось! Ну пойдем, посмотрим». И достанет булочку, еще что-то в закромах найдет. «Хочешь лука?» - ну вот и лука найдет.

А уж когда знает, что у нее остались в хлебодарке какие-то запасы несъедаемые, она зовет, набирает в мешочки и раздает и мне, и другим людям. Очень добрый человек, сердечный, мягкий, тепло от нее такое шло! Я вот встала у ее портрета и стою, отойти не могу.

В последний свой день, 17 марта, Анна тоже очень рано шла в собор. Была родительская суббота, служба должна была начаться в полдевятого, а она в семь часов попала под трамвай. Хотела как можно раньше прийти…

- Это произошло в четвертую седмицу Великого поста, - уточнила повар Елена. - Анна в пятницу стоит здесь и говорит: «Ну вот, четыре недели, почитай, прожили. Еще три осталось». Пасху ждала…

Ольга Александровна продолжила:

- Недалеко от храма Преподобного Серафима Саровского, что на Красноармейской, - она обычно там переходила улицу, - это и случилось. На остановке стоял трамвай, она стала обходить - и вдруг трамвай пошел. Ноги у нее попали в колеса, ее протащило несколько метров… А была погода плохая. Ночью был страшный буран, метель. Идти скользко. И что произошло: или она испугалась чего-то, или ее ветром под колеса качнуло. И умерла-то не сразу. Еще мучилась, страдала, кричала от боли…

Мы были в шоке, когда эта беда случилась. В каком-то оцепенении я была, не могла осознать случившееся. Потом, когда уже через недельку дошло, что нет ее, я начала плакать.

За что, почему Господь ей такое страдание послал? Она же в Покровском соборе работала, под Покровом Матери Божией. А потом недоумение прошло. Ведь не всякому Господь дает такую мученическую смерть. Он ее так любил, что уготовал ей крест, который она смогла понести. Чтобы очиститься от малейшего пятнышка и пред Богом предстать в райском месте. И вот стою около нее, и мне тепло. Она для меня как святой человек. А может, и не «как»…

Никогда Анна лишних слов или прибауток не говорила и не юродствовала. Просто была всегда радостной и приветливой. Она для всех находила доброе слово. И в крестильню зайдет, и в магазин, и там всем поклонится. Здесь был ее дом, самые близкие люди.

Бывало, спросит: «Ты домой? Ну пойдем!» Сядем на остановке, посидим, поговорим, помолчим… Она и ходила с палочкой не потому, что ноги старые, больные, а чтобы не споткнуться и не упасть. А палочка не уберегла…

Вот никогда со мной такого не было, а вдруг так захотелось постоять, словно бы и обнять ее, побыть с ней, как с живой. А тут - вы…

- Господь и вас, и меня сюда привел именно в это время - для того, чтобы вы рассказали о ней.

- А вы еще в собор пройдите, если Любушка там - она всегда запивку после Причастия подает, - ее расспросите. Любушка хорошо ее знала.

Любушка - Любовь Колпакова - рассказала:

- Мы часто вместе с Аней ездили на автобусе домой в церковь и из церкви. Она жила на улице Советской Армии - вниз к Волге, а я наверх.

Анна очень помогла моему брату. Он был невоцерковленный, а у него было онкологическое заболевание уже в последней стадии. Знали уже, что он туда уйдет. И мама говорила: да ладно, вот врачи, больница… А Анна говорит: «Не слушай ничего, позови батюшку, причасти!» И я ей настолько благодарна - она моего брата просто спасла своим советом! Я вызвала батюшку, и он исповедал и причастил его прямо за три дня до смерти.

Анна улыбчивая такая, приветливая, вот на этом месте сидела всегда…

Мы с ней буквально дней за десять шли вместе на работу. Идем, разговариваем… И вдруг спохватились, что идем на красный свет! Машина перед нами в последние мгновения затормозила. Я говорю: «Да ведь так и задавить может! Анна, ведь это нам с тобой предупреждение!» И так хотелось, чтобы она причащалась еще чаще. В тот день она как раз хотела причаститься…

И вот смотрю на нее - старенькая, слабенькая уже, я запереживала за нее. Купила красный пояс «Живый в помощи», принесла ей. У нее уже был такой, только зелененький, она его носила. 90-й псалом на нем по-церковнославянски написан. Но взяла она мой подарок и надела на себя красный поясок.

- Говорят, было у вас вроде бы явление Ксении Петербургской?

- Наверное, было. Однажды она запереживала: ой, ну что же Владыке Митрополиту положить? Праздники прошли, народу в собор ходило мало, и мало клали на канун. А я слушаю это да и думаю: эх, и ведь денег-то у людей нет… Ну бывают же чудеса - вот пришла бы Ксения Петербургская и принесла бы что-то достойное Владыке. И сказала бы: «Владыке!» Или - «Митрополиту!..» Не знаю даже, моя ли это мысль была… Конечно, Анне я об этой мысли и не сказала. Прошло буквально несколько дней, и приходит женщина. Я рядышком была и услышала, как она говорит: «А это Владыке!» Тут я и вспомнила о своем пожелании, чтобы Ксения Петербургская пришла с гостинцем для Митрополита Сергия и сказала вот так. Думаю: подойти посмотреть? Глянула издали: вроде женщина как женщина. А ближе подойти и посмотреть неудобно. Она ушла, а я думаю: ну, если это была Ксения Петербургская, пускай Аннушка мне сама об этом скажет. Анна сразу-то промолчала. Проходит немного времени, и она мне: «А ты знаешь, это ведь Ксения Петербургская была!» Я спрашиваю: «А почему ты так считаешь? Что, она на Ксению похожа?» - «Ну вот Ксения Петербургская, и всё». И она ничего мне не объясняла, не показала на иконе, а вот именно - «Ксения Петербургская была!»

- Что-нибудь из последних ее дней можете припомнить?

- Из последних… Обычно я к ней в хлебодарку не заходила, а тут она сама меня позвала и говорит: «Вот, это тебе за хорошую работу!» И вручила пакетик конфет-батончиков «Рот фронт». Мы эти конфеты здесь разделили, всем по три батончика досталось. А ее спрашиваю: «Ты себе-то оставила?» Она улыбнулась: ой, да вот у меня есть две конфетки… Всё раздавала, а сама конфетке или двум была рада. Скромная была. Улыбчивая…

Практически с утра и до вечера она была в соборе. Времени много, надо бы идти домой. А она не идет: «Митрополита жду! Надо ему продукты отдать». И в другой раз: «Я на акафист остаюсь!»

- А почему ее в Зубчаниновке похоронили?

- У нее там похоронены и муж, и оба сына.

Всем нам ее очень жалко. И когда отпевали, так и казалось, что она тоже тут, рядышком. Лежит радостная, улыбка на лице. Анна у меня в мыслях - живая, радостная. Мне даже сейчас не верится, что ее нет.

Мария Сергеевна Сырцова по работе ближе всех была с Анной Лукьяновой. Мария - за канунным столом, Анна - в хлебодарке. Когда так давно и вплотную работаешь, случаются меж людьми и какие-то трения.

- Никогда ничего плохого меж нами не было, - возразила Мария. - Мы с ней очень долго проработали и даже голоса не повышали друг на друга. Никогда! Анна очень добрый человек. Добросовестная, очень даже хорошая. Мы с ней работали - как две сестрички! Она намного раньше меня пришла сюда, сначала уборщицей, а потом ее перевели в хлебодарку.

Сейчас таких людей, как она, уже и нет, наверное. Она очень верующая, а верующий плохим не бывает. С неверующими очень тяжело работать. А с Анной совсем другое дело. Никакого даже вот… не могу я… - Мария не договорила, не удержала слезы. А потом продолжила:

- Она часто причащалась. Вот пособороваться собиралась, спрашивала, когда будет соборование.

Я другой раз зимой уходила пораньше, а она еще оставалась. «Ань, - говорю, - как же ты не боишься - ноги больные, с палочкой - и ночью идешь!» Зимой-то рано темнеет. А она все равно оставалась и на помазание.

Уставала, конечно. Перед этим днем попросила меня подменить, взяла два выходных. Пенсию получила, отдохнула. А в пятницу вечером 16 марта пришла, поработала. Родительская уже начиналась.

Утром жду ее, продуктов много. А ее нет! Да где же она?! Всех спрашиваю - никто не видел, не приходила. Уже батюшка панихиду отслужил, а ее всё нет! «Да не может быть, чтобы Анна не пришла, - говорю. - Она где-нибудь здесь». У нее и давление бывало высокое, и хоть как болела, никогда не задерживалась. Не предупредив, не могла остаться дома. Никогда!

Пошли мы в трапезную - Анны там нет. Вернулись, я пишу записки и слышу - говорят: «Ой, такой случай сегодня был страшный - трамвай задавил женщину!» У меня мысль мелькнула: «Не нашу ли Анну задавило?» Я даже испугалась этой мысли: ой, нет, нет, нет! И тут подходит одна наша, храмовая женщина и говорит: «Анну нашу трамваем задавило!» И я неделю не могла в себя прийти. У меня даже ребятишки ее знали. Они на машине иногда за мной приезжали, а она в том же районе жила. И я скажу: ну беги, внучек, позови тетю Аню! И она с нами, бывало, ездила.

Мы с ней на одной остановке, «Братьев Коростелевых», выходили, только я пораньше приезжала. Иной раз тоже вот трамвай стоит, а я прохожу. И мысль такая: «Тебя же задавят, куда ты идешь!» Водитель-то не видит нас. Надо отойти на метр или хоть на полметра, чтобы увидели. И я теперь после Анниной гибели прохожу только по пешеходному переходу. Посмотришь - там нет машин, тут - и идешь спокойно.

У меня сестра завучем работает, а у одной их учительницы сын как раз в это самое время ехал мимо на машине. И видел, как страшно это произошло…

Но лицо у нее, когда лежала в гробу, было очень хорошее, нигде не поцарапано. Совсем как живая.

Не надо бы об этом и писать, но так само собой получилось, что после разговора в трапезной я отдала певчей пачку чая со словами: «Это вам от Анны Алексеевны!» И она чуть не заплакала:

- Хлебодаром она была при жизни, хлебодаром и осталась…

А поговорили мы с Марией и Любушкой, и Мария вдруг насыпала мне пригоршки конфет. И для меня это тоже стало не только гостинцем от добросердечной Марии, но и подарком Хлебодара…

Ольга Ларькина.