Незабываемая встреча

Маргарита Драгина вспоминает о своей поездке в Свято-Троицкий Творожковский монастырь, о погибшей в автокатастрофе монахине Анне (Ткач).

17 октября в автокатастрофе погибла настоятельница Свято-Троицкого Творожковского монастыря Псковской епархии монахиня Анна (Ткач). Рассказать читателям о погибшей монахине Анне мы попросили давнего друга нашей редакции сотрудницу самарской службы «Паломник» Маргариту Анатольевну Драгину.

Царствие Небесное новопреставленной монахине Анне!

Листаю информационные сводки: «Один человек погиб и несколько ранены в ДТП с участием маршрутки под Псковом… 17 октября около 10.30 на 278-м километре федеральной автодороги Р-23 в Псковской области столкнулись легковой автомобиль и маршрутное такси… В ДТП погибла настоятельница Творожковского Свято-Троицкого монастыря Анна (Ткач). Тяжелые травмы получили две сестры — монахиня Феодора и инокиня Феона»…

Читаю, глотая слезы, все эти страшные подробности случившегося, а память невольно относит меня в то лето 2013 года…

Все мы знаем мультфильм про Дядю Федора — «Каникулы в Простоквашино». А для меня стали незабываемыми каникулы в Творожково… Летом 2013 года мы вдвоем с подругой наконец-то смогли собраться и отправиться в Псковскую область в паломничество.

Конечно, все наши помыслы были устремлены в Псково-Печерский монастырь. Туда и только туда мы мечтали попасть, но Милостивый Бог приготовил для нас нечто иное.

И нет теперь для нас милее места на земле, чем Свято-Троицкий монастырь, что находится в деревне Творожково Струго-Красненского района Псковской области, куда мы стремимся приехать опять.

К слову сказать, Псково-Печерский монастырь мы тоже посетили, но позже. Совершенно удивительным образом и благодаря настоятельнице Творожковской обители монахине Анне.

Я знала ее всего неделю. Но никто и никогда, ни до, ни после этой встречи не производил на меня такого удивительного впечатления.

Она была доброй и строгой одновременно. Я сильно робела перед ней, чувствуя цельность натуры, силу, высокие устремления и безграничную любовь к обители и сестрам.

Мы видели ее редко, урывками. Матушка уезжала на целый день, возвращалась поздно. Но, поскольку в ту пору стояли белые ночи, а мы с моей Татьянкой трудились на послушании, консервируя огурцы, мы видели, как, возвратившись, уставшая матушка долго беседует с благочинной, прогуливаясь мимо окон летней кухни.

Вскоре нам посчастливилось побыть с ней подольше, когда она позвала нас к себе в келью на беседу, когда пригласила в поездку в Санкт-Петербург и когда отвезла нас в Псково-Печерский монастырь.

Я не могу пересказать всё. В келье мы говорили о личном. В конце беседы матушка подарила мне книгу «Путь спасения» совершенно немыслимой толщины в 1256 страниц, включающих в себя и православный катехизис, и духовные наставления, и жития святых, и историю монашества, и учебник церковнославянского языка.

Держу ее сейчас в руках и скорблю о тебе, дорогая матушка Анна!

Твержу: «Царствие Небесное!» — а сама представляю, как она заживо горела в машине, не имея возможности выйти. Плачу и надеюсь, что после лобового столкновения на встречной полосе матушкина душа уже отлетела к Господу, потому и выбраться из машины она не смогла.

Вспомнилось…

Матушке нужно было поехать в Санкт-Петербург в Военно-медицинскую академию, навестить одну из сестер обители. Она взяла нас с собой, пообещав показать несколько святынь, что и исполнила.

Подъезжаем к Александро-Невской Лавре. Из ворот выходят люди, видимо, со службы. Несколько женщин стягивают с головы платки, прячут их в сумочки, встряхиваются и идут по своим делам. Матушка, со скорбью глядя на них, вздыхает: «Что же мы делаем? Это же лицемерие!»

Как часто я вспоминаю ее слова, когда, выходя за ограду храма, снимаю платок…
На фотографии из мирской жизни она — молодая и красивая — в платочке... 

Спрашиваю: «Матушка, ваши родители живы?» Отвечает: «Слава Богу, нет!» — и тихо улыбается. Думаю: «Конечно, слава Богу! Ведь у них такая молитвенница есть!»

А матушка все смотрит на меня и улыбается.

«Матушка, у вас есть дети?» — «Есть, много!» И опять смешливые искорки в глазах. Тогда ведь и не дошло, что имела она в виду не родных детей, а сестер обители. И только сейчас, после ее смерти, нашла в интернете сообщение, что монахиня Анна до прихода в монастырь, овдовев, поднимала на ноги четверых детей, двое из которых были приемные.

Едем из Санкт-Петербурга. Впечатлений столько, что хватило потом на несколько лет воспоминаний. Сердце поет и разрывается от радости. Сижу сзади, ликую и говорю: «Хорошо нам здесь быть. Построим здесь три кущи…» (см. Лк. 9, 33.) Матушка поворачивается, строго смотрит на меня и произносит: «Нельзя употреблять Евангельские слова просто так, в суете. Не делай так больше!» Сижу пристыженная…

В один из дней матушка засобиралась в лес за грибами. Перерабатывать огурцы оставили меня, а Татьянку она взяла с собой. Остальные сестры были на послушаниях. Мне очень хотелось составить им компанию, но в монастыре, как говорит мой духовник, есть только два слова: «простите» и «благословите». Но матушка Анна разрешила мне доехать с ними до святого источника, что находится в нескольких километрах от обители.

Мать Феона села за руль, и мы отправились. Вообще эта инокиня Феона ломала все стереотипы представлений о монахинях. Она любила посмеяться, вкусно и вовремя покушать, была открыта для общения, с радостью и легкостью делилась своими знаниями. Смех ее был настолько заразителен, что даже обычно сосредоточенная и молчаливая матушка улыбалась, глядя на нее. (Инокиня Феона сейчас в реанимации, как и монахиня Феодора, которая была с ними в машине. Прошу всех помолиться об их здравии!) Ах, если бы мать Феона была осторожнее за рулем, не так быстро водила машину, — может быть, и трагедии не произошло бы…

Источник святого пророка Илии показался мне очень древним, прямо живое воплощение первых веков Христианства на Руси. Откуда-то сверху, с горы, шли желоба, выдолбленные из половинок стволов. Над купелью, которая была сколочена из темных, толстых, мшистых досок и поставлена прямо на землю, последний желоб нависал выше человеческого роста, и из него постоянно лилась вода в эту купель-сундук. Там она, не скапливаясь, вытекала через отверстия в углах и питала собой небольшой ручей, исчезавший в чаще. Кругом было темно и, казалось, пахло не мхами и грибами, а временем.

Мы надели рубашки и встали под ледяные струи. Матушка нас не торопила. Она нашла несколько опят и показывала нам, как по полоскам на шляпке отличить ложный опенок от настоящего.

В обитель они вернулись с большим ведром лисичек. Матушка зашла в трапезную и сказала нам: «Не мойте грибы сразу, они хрупкие и поломаются, если вы их станете тормошить. Вы их сначала сварите, тогда они станут резиновенькие-резиновенькие и вы их легко вымоете в нескольких водах, ничего им уже не сделается!»

Этот ценный совет я отложила в свою копилочку, впредь решив так поступать со всеми пластинчатыми грибами.

После поездки в лес Таня рассказывала, что матушка взяла с собой «не того человека». Грибы собирать моя подруга, в отличие от меня, не любит, в упор их не видит и даже не огорчается по этому поводу. Одно ее только тревожило: как бы не потеряться! Она хвостом ходила за матушкой, явно путаясь у нее под ногами, а потом спросила: «Я, наверное, вам мешаю?» Настоятельница тепло посмотрела на нее и просто ответила: «Разве может ребенок помешать своей матери?»

И еще один урок преподнесла мне монахиня Анна.

Сейчас в монастыре построена новая трапезная, а четыре года назад сестры кушали в цокольном этаже каменного Свято-Троицкого храма. Этот этаж был со сводчатыми потолками и нефами, с просторным залом и довольно большой кухней.

Одна беда — из-за сырого климата и постоянной влажности стены кое-где покрывала черная плесень.

Наш приезд в монастырь был в конце июля, а 5 августа, на престольный праздник деревянного храма в честь иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость» с грошиками, ждали Владыку, и матушка благословила одну из сестер очистить скребком стены от плесени.

Мы в это время были в трапезной, готовили обед. Сестра пришла, сказала нам, что скоро будет работать, спросила, не помешает ли.

Буквально за несколько недель до этого я прочла в интернете полезную, на мой взгляд, информацию о том, что черную плесень ни в коем случае нельзя снимать на сухую. Споры этих грибков распространятся по помещению, попадут в дыхательные пути и легкие и могут вызвать у человека аллергию, а то и еще что похуже. Всем этим я охотно поделилась с сестрой, сказала ей, что уксус и белизна в борьбе с этой напастью самые первые помощники.

Мой рассказ произвел, видимо, сильнейшее впечатление на мнительную женщину. Через полчаса она появилась на пороге в шапке, надвинутой до бровей, и в трех платках, обвязанных вокруг. Поверх двух медицинских масок, надетых одна на другую, на нас глядели испуганные глаза. Увидев ее, мы обомлели!

Она призналась, что очень боится надышаться этой заразой, но мужественно отправилась выполнять послушание, натирая стены растворами.

Когда сестры пришли на обед и увидели влажные разводы, до нас донеслись возмущенные голоса. Я услышала, как старшая выговаривает виновнице, что во влажном помещении ни в коем случае нельзя было разводить дополнительную мокроту. Шум нарастал. Я стремглав вылетела из кухни в общий зал и поведала всем, что это я научила сестру так сделать, потому что... Далее шел рассказ об авторитетном источнике из всемирной сети. На удивление быстро все успокоились, и сестры приняли решение никому ничего говорить.

Я ждала матушку весь вечер. Потом ждала и караулила, когда она поговорит с благочинной. Уже поздно вечером я наконец-то подошла к ней и рассказала все начистоту, ожидая всего что угодно за самочиние. Но матушка лишь грустно сказала: «Напрасно вы нарушили мое благословение».

И всё. И всё. И всё...

Вчера созванивались с Таней. Передала ей печальную весть о гибели монахини Анны. И подруга рассказала мне о мимолетной встрече в Санкт-Петербурге. Была сделана остановка у большого магазина, чтобы купить продукты в монастырь. На какое-то время матушка и Таня остались вдвоем и вдруг увидели, как им навстречу идут несколько парней, в шортах, без футболок. На груди одного из них на толстенной цепочке висел крест. Каждый из них в руках держал пиво, они громко смеялись и разговаривали. «Даже смотреть неприятно!» — высказалась вслух Татьяна. Матушка ответила, не осуждая: «Может быть, в минуты опасности он будет отстаивать свой крест, как убиенный воин Евгений Родионов».

Вот так учила она нас всегда и во всем оправдывать людей.

Мы в Печорах. Сидим в монастырском саду на скамейке. Вокруг тишина, никого нет, кроме нас. Матушка вспоминает: «Я была в гостях в одной женской обители. Там у игуменьи был говорящий попугай, который наловчился с точностью воспроизводить голос настоятельницы. Сидим мы с ней в трапезной, попугай тут же. И вдруг он как заголосит: «Се-е-е-стры-ы!!!» Слышим топот, вбегают монахини, всё понимают, смеются… Очень и мне хочется говорящего попугая! Может быть, кто-то и пожертвует…»

Яркий солнечный день. Мать Евфимия, благочинная, просит нас с Таней пройти на монастырский погост, что сразу за храмом Пресвятой Троицы, там сейчас работает матушка. Она хотела бы с нами познакомиться.

Идем и не замечаем ее за кустиками. Подходим ближе и видим — матушка на коленях стоит у могилки блаженной Олюшки, руки у нее в огромных запачканных землей перчатках, вся освещенная солнцем, и сажает на могилу рассаду цветов. Она поднимает светлое лицо, поправляет неловко простенький цветной апостольник и, радостно улыбаясь, встает.

Легкая, худенькая, сияющая, заботливая, милая матушка! Такой помню тебя, такой останешься в моей душе, в моем сердце. Царствие тебе Небесное! Прости, что больше не приехали к тебе, не выбрались, не приложили для этого силы. Помним при прощании твои раскрытые для объятий руки на вокзале во Пскове. Мы сами выпросили проститься именно так, и ты «за послушание» согласилась и крепко обняла нас. Знаю, что ты ждала и молилась о нас. Прости, что не привезли тебе попугая.

Верим, что ты теперь с Господом и в райских селениях будешь слушать пение небесных птиц, поющих нескончаемую славу Господу!

Маргарита Драгина.