‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Соловки в 1913 году

Соловки в 1913 году переживали пик своего расцвета. Это был зрелый плод русского монашества как в духовной сфере, так и в материальной. И ничто пока еще не предвещало, что через каких-то пять всего лет Соловки превратят из монастыря в большой концлагерь

Описание паломничества в Соловки Наталии Александровны Ивановой (1854 — 1921), по первому мужу Панчулидзевой, урожденной Корольковой, с мужем Павлом Валентиновичем Ивановым.

Долго, до самых почти что 1980-х годов, «достижения народного хозяйства» в СССР все сравнивали и сравнивали с годом 1913-м. Последним счастливым, благополучным годом Имперской России. Через год всего начнется Германская, как ее тогда называли, Первая мировая война, а потом, после свержения монархии, начнутся смута и гражданская война… А пока — пока Россия на пике своего благоденствия и могущества. Железные дороги опоясали безконечную Державу, продвинулись с запада страны на самый Дальний Восток. Зерно из черноземных областей России и Поволжья продают в Европе. Строятся храмы и монастыри. Прославляются новые угодники Божии… Молится Русь, и это делает ее счастливой, богатой, несокрушимой для врагов. Соловки являлись в ту пору могущественным оплотом Православия на Севере страны. Туда по обету, по зову сердца устремляются паломники со всех уголков России.

Мы не знаем, что именно повлекло русскую дворянку, представительницу провинциальной знати Наталию Александровну Иванову с ее мужем покинуть обжитую Пензу и отправиться в дальнее и небезопасное (как потом оказалось) паломничество на Соловки. Но что паломничество это у них удалось, принесло пользу не только лично им, но и всем, кто прочтет ее взволнованные строки, вы убедитесь и сами, познакомившись с воспоминаниями.

Было и нечто пророческое в этом паломничестве. Когда на обратном пути они на пароходе попали в страшную бурю и пережили ночь на краю гибели, — всё это описывается в эпичных тонах, с жуткими подробностями. И есть что-то неслучайное в этом. Вскоре всей стране, всему Православному народу русскому, который словно был олицетворяем этим корабликом во главе с Архиереем посреди бушующего моря страстей, пришлось пережить в истории XX века нечто подобное. Уже всю страну, а не кучку паломников, рвало и метало, вздыбливало на волнах, и казалось, еще немного — и кораблик этот вот-вот погрузится в пучину вод. И никто не спасется в черной бездне.

Соловки в 1913 году переживали пик своего расцвета. Это был зрелый плод всего русского монашества как в духовной сфере, так и в материальной. И ничто, конечно же, пока еще не предвещало, что уже очень скоро, через каких-то пять всего лет, Соловки превратят из монастыря в большой концлагерь, сделают местом мучений и гибели для тысяч и тысяч не вписавшихся в новую кошмарную действительность людей. Даже не верится, что те же святые стены Соловецкого монастыря уже так скоро опояшутся колючей проволокой и станут страшным символом неволи и унижений для тех, кто не по своей воле здесь окажется.

Но это будет потом. А пока — читайте о тех Соловках, которые вымолил у Бога русский народ. Обжил и обустроил как одно из великих достижений страны. Как одно из дивных «чудес света» России, которая у нас была до 1917 года. И которую мы потеряли ровно сто лет назад, в феврале-марте 1917 года.

Мы благодарим Алексея Михайловича Олферьева (г. Москва) за предоставленные нашей редакции тексты дневниковых записей его прабабушки Н.А. Ивановой. Благодарим его и за большой кропотливый труд по подготовке текста к печати.

Антон Жоголев.

11 июля 1913 г. Утром решили ехать большим пароходом в Соловки. П.В. билеты взял на пароход «Кереть», который отправлялся в четыре часа. Мы уложились и к двум часам поехали на пристань, где думали обедать. Но обед нам не дали, говоря, что есть на пароходе можно после отхода. Отдельных кают не было, пришлось поместиться в общих. Но рубка была очень хорошая и просторная — мы все время в ней сидели.

Я пошла смотреть пристань и нагрузку товаров. В первый раз в жизни видела сухую треску, сложенную в тюки, даже без рогожи. Просто тюк, перевязан веревками — представляет ровный четырехугольник (куб) аршин высоты и ширины. Треска в тюках была вся без голов. Головы распластанные и высушенные также были отдельно связаны в тюки. Мне сказали, что головы идут по дешевой цене бедному люду на варево. Довольно противно было смотреть на эти головы — они черные, сухие и пахнут нехорошо. Удивляешься, как их будут варить и есть. Наша прислуга наверное отказалась бы от такой пищи. Тут же я видела шкуры моржей и тюленей, сложенные и перевязанные тоже в тюки. Вид их отвратительный, какой-то серо-зеленый, и они лоснятся от жира. Запах на пристани и на пароходе при погрузке рыбы был невыносимый. Из трюма тоже отдавало чем-то ужасным, какой-то гнилью!

Архангельск. Отход Соловецкого парохода.

В четыре часа отвалил пароход, и мы двинулись по Двине. Плоты и шхуны мимо нас шли. Мы вошли в рукав Двины Маймаксуль (река Маймакса, или Маймаксанский рукав), не очень широкий, но глубокий. По сторонам начались лесные пристани и лесопильные заводы. Ничего подобного я себе не представляла. Громадные склады бревен, их поддерживают с боков штанги тоже из бревен. Подходят к берегу плоты, и бревна с плотов машиной поднимают кверху и скатывают в груды. Тут же нагружаются пароходы, пришедшие из-за границы. Какое количество леса здесь уничтожается и перевозится в чужие края — страшно подумать, и жалко делается, что так рубят и изводят наши заповедные северные леса. Скоро все повырубают.

Обедали мы на пароходе, ели уху из щуки и солонину. Пришлось ехать долго мимо пристаней лесных, и даже проезжали мимо большого пожара — сгорела одна пристань лесная, мы видели уже конец пожара. Громадное пространство выгорело, и было черное место с дымом и с остатками огня. Стояло несколько пароходов, которые тушили пожар и заливали остатки горевших бревен.

Выйдя из Маймаксулы, мы вышли в «бар», то есть взморье, прошли мимо двух маяков на берегу и подошли к плавучему маяку — просто пароход на якоре, окрашен в красный цвет. Тут с парохода отошла шлюпка и подошла к нашему. От нас четыре лоцмана (два старых и два ученика) сошли по веревочной лестнице в шлюпку и поехали к плавучему маяку. На этом маяке всегда есть дежурные лоцманы, которых вызывают подходящие большие пароходы, чтобы они их провели со взморья по рукаву Северной Двины в Архангельск.

Качки на нашем пароходе не было, и мы благодушествовали. Но чем дальше шли мы от берегов и вступали в открытое море, делалось нехорошо — качка усилилась. К тому же и ветер поднялся небольшой. Когда же мы вступили в так называемую трубу Белого моря, качка очень усилилась. Кое-где на палубе стали пассажиры нагибаться за бортом. Я крепилась довольно долго, но не выдержала и в три приема отдала Белому морю весь обед, уху и солонину. До тех пор меня рвало, пока наконец не пошла желчь. Тогда кончилось — я пошла в каюту, улеглась на койку и скоро уснула, чувствуя большую слабость и головокружение. П.В. чувствовал себя очень хорошо и не болел. Он говорил, что качка прекратилась часов в 12 ночи. Я уже не вставала и осталась лежать в каюте всю ночь.

12 июля. Утром меня позвал П.В.и сказал, что видно Соловки. Я встала и смотрела на приближающиеся к нам церкви и строения монастырских келий. С нами ехал исправник из Кеми. Этот пил и ел, чувствует себя превосходно. Был еще какой-то помор, который все жаловался, что его место в каюте отдали члену суда, а его поместили в курильной.

Остановился пароход верстах в двух от пристани монастыря, и дали две шлюпки. Море было тихо и ясно — мы отлично в шлюпках доехали. На пристани встретили монахи и понесли багаж в гостиницу. В каменной, хорошей, новой гостинице мы не нашли номера отдельного, а потому пошли в другой корпус: Петербургский, старый, деревянный. Дали номер. Мебель — пять диванов дер[евянных] с жесткими сиденьями, четыре стула и стол. Умывальников и в помине нет. Диваны покрыты грязными простынями и подушки в красных наволочках. Никаких удобств не было, все устроено примитивно. Перед местом уединения сделан общий умывальник — большая деревянная колода из досок и сверху ящик дерев[янный] с поднимающимися кранами. С одной стороны моются женщины, с другой мужчины. Вода из ящика грязная после умывания стекает в деревянный желоб, а монах метлой в ящике вычищает. Что может быть примитивнее этого. Я не решилась мыть лицо и мыла только руки. Лицо уж в номере из самовара вытирала. Запах в этой уборной ужасный от мест уединения. И очень везде грязно.

Мы как приехали, тотчас же пошли к обедне в главный храм: Преображенский собор. Из гостиницы надо идти до ограды вдоль берега моря, и это довольно красивое место. Видны монастырские стены, сложенные из громадных диких камней. Стены высоки, по углам башни — имеют вид крепости. Перед воротами, не доходя до них, две лавочки с образами, картинами и т.д. Мы прошли Святыми воротами, в которых наверху висят две небольшие модели кораблей, на которых приезжал в Соловки Петр I, и пошли двором в церковь. Множество чаек наполняет двор — они ручные, кричат, летают, кружатся, наполняя двор шумом, и весьма грязнят тротуары. Тут же и молодые, и старые чайки. Эти чайки меня просто оглушили.

Богомольцев было много — все шли в церковь. Перед входом в церковь над дверями большой образ Знамения Божией Матери, пробитый в углу ядром с английских судов, осаждавших монастырь во время Севастопольской войны. На стенах собора тоже в двух местах повреждения от ядер — тут есть надписи об этом событии — написано на стенах большими буквами по-славянски.

Когда в Пензе мы собирались ехать на Соловки и говорили об этом с Сабуровой (Шеншиной), то она мне рассказала про схимника отца Зосиму[1] и его различные предсказания. Я боюсь всех предсказателей и в душе решила в Соловках к нему не ходить. И вот когда мы взошли по лестнице в коридор перед церковью, который идет в трапезную, нам навстречу из других дверей вышел старик монах в невиданной мною раньше одежде. На нем было черное одеяние, вышитое белым с крестами и мертвыми головами. На голове колпачок, тоже вышитый белым. Я остановилась в нерешительности, старик также остановился. Я не знала, идти под благословение или нельзя этого делать. Потом вижу, он кого-то благословил, тогда я, а за мной П.В. тоже подошли. Он нас благословил, мы поцеловали руку. Он обнял П.В. и сказал: «Пойдем со мною к мощам, пойдем!» И повел нас в другую, Троицкую церковь, стоящую рядом с Преображенской, с ней соединенной коридором. Идя по коридору, старик спрашивал, откуда и когда мы приехали. Потом спросил, где служит П.В., и, узнав, что он доктор, стал ему на свои глаза жаловаться. Лицо у него очень приятное, худое, старческое и добрые глаза. Мне глядеть на него было приятно, и стало весело на душе. Когда мы пришли к мощам, стали прикладываться, и старик опять еще раз нас в толпе нашел и благословил. Это, оказывается, и был схимонах Зосима — прозорливый схимник. Какая судьба! Я его боялась и не хотела к нему идти, а он первый нас встретил и сам повел к мощам. Я шла за ним, не зная, кто он. Удивительная судьба — точно он знал, что я его боялась и не хотела видеть.

В церкви отстояли обедню. Я осмотрела храм довольно подробно — много старых икон и много серебра и золота. Иконостас древний и, к счастью, не испорченный новыми красками. Строгие иконы на старообрядческий вид, темные лики, темные краски одежд. Головы святых все в одну сторону к Царским вратам. Очень хороши складни, стоящие на колоннах наверху иконостаса — древние, русские. У староверов есть такие. Пел хор монахов — громко и просто. Напев самый обыкновенный. С тарелками ходили трое. Вид монахов угрюмый и неприветливый, речь обрывиста и груба. В глаза избегают смотреть, сведения дают неохотно. Один старец Зосима и ласков, и приветлив, и глаза добрые. Настоятеля не было в церкви.

После обедни мы пошли вместе с богомольцами в трапезу. Мужчины шли отдельно от женщин. Длинные столы, на которых были расставлены оловянные тарелки, около них большие куски черного хлеба. Посредине миски с квасом оловянные и тарелки с накрошенной соленой рыбой (треской) и луком. Тарелки все вдоль покрыты суровым длинным холстом. Прочел монах молитву, и стали есть. Брали из мисок квас на тарелки, клали рыбу и лук. Полотенцем вытирались. После кваса дали щи из рыбы, это было невкусно. После щей дали уху из селедок свежих — это было недурно! Наконец подали ячневую кашу с постным маслом. Кашу я ела с удовольствием, она мне понравилась. Во время обеда послушник читал что-то — разобрать было трудно. Мы, конечно, разговорились с сидящими рядом дамами, они приехали из Полтавы, — и нас монах раза два останавливал. Говорить нельзя во время еды.

После обеда зашли купить белого хлеба и пошли к себе пить чай. После чая спали, вставши, пошли осматривать монастырь. Попался нам молодой послушник, который показал нам весь двор. Он был из годовиков, то есть из тех, кто работает год на монастырь по обещанию своему или родителей. Таких рабочих в монастыре 900 человек, есть и мальчики по 12-13 лет. Одеты они как послушники. Мы обошли вокруг монастыря вдоль стен, по коридору внутри стен. Видели сквозь стеклянную дверь оружейную палату с старинным оружием и пушками. В коридоре на стене видели ядро, пробившее крышу во время осады. Потом осмотрели больницу, устроенную из прежней тюрьмы и казармы. Там был монах аптекарь и монах доктор. Больница довольно грязно содержится, о гигиене понятие малое. Зашли в лавку с рыбой, купили палтус и семги. С этим припасом пошли в пекарню и заказали себе пирог с рыбой на завтра. Посетили место, где скончался Святитель Филипп[2], и смотрели гробницу Авраамия Палицына. Видели монастырскую мельницу. В кельи монахов не заходили. В пекарне было очень чисто, и массу просвир пекли в это время. Пекари все в белых скуфьях и фартуках. Наш провожатый все просил, чтобы мы ему доставили какое-нибудь место, говоря, что год уже отслужил и не хочет оставаться в монастыре — говорит: «мир меня к себе тянет». После осмотра во дворе монастыря осмотрели пристань и часовни около нее. В одной три громадных креста, в вспоминание о посещении монастыря Царем Александром II, Великими Князьями Алексеем и Владимиром[3].

В это время ударили ко всенощной, и мы пошли опять в церковь. Во время всенощной мы пошли служить молебен у мощей святых Савватия и Зосимы[4]. Отслужили с водосвятием и опять подошли под благословение отца Зосимы. Я просила его помолиться о своих. Он был приветлив к нам, спросил, сколько П.В. получает жалованья, и сказал: «Ну, вот хорошо, на старость кусочек иметь будет, а теперь спасайтесь, спасайтесь». Меня благословил и дал свечку от икон. Он дает иногда кресты (чего я очень боялась), иногда ладан, а то маслом из лампады иногда поит. Купили образа, ложки, виды монастыря и после всенощной пошли к себе и улеглись. Спать не могла долго — очень жесткий был диван.

13 июля. Утром пошли к обедне. После обедни поехали в скит Муксала в монастырских дрогах, запряженных тройкой небольших крепких лошадок, осмотреть птичий и скотный дворы[5]. Дорога шла мимо Святого озера лесом. Растительность очень чахлая, мелкие березки, ели небольшие, осинка и какой-то кустарник. Часто попадались болотца и озера. Болота покрыты каким-то особенным мохом белесоватым. Очень много кустарничка, как мне показалось, лист, похожий на листья клюквы или черники. Лошадьми правил очень плохо мальчик-годовик, который ничего не мог нам объяснить и рассказать. Напрасно монахи не посылают более опытных и знающих возниц. Ехали по дамбе, проложенной от главного острова до второго Максульма (Муксала) по мелкому морю. Надо удивляться искусству монахов-строителей. Громадные камни положены в основании этой дамбы — каким только способом они их тащили. Осмотрели скит скоро, удивились чистоте птичника и молочной избы. Помещение телят также замечательно чисто. Надо удивляться, почему монахи держат скот и птицу в таких чистых, прекрасных помещениях, а для нас, богомольцев, ничего не делают в смысле опрятности и чистоты. Пошли в церковь, отслужили молебен и пили чай.

Обратно отправились той же дорогой — только заезжали осмотреть келью Святителя Филиппа[6] и часовню у источника. Видели камень, служивший изголовьем Святителю, — большой, темный. При нас одна женщина, положив камень на голову, обошла кругом церковь. Есть поверье, что этим исцеляется головная боль. Дорогой я набрала несколько растений для гербария Павлика[7].

Приехавши домой, пили чай и ели пирог с рыбой — только он не был вкусен, совсем постный. Немного отдохнувши, пошли к вечерне. Так как мы говели и должны были вечером исповедоваться, то нас всех говеющих послали в церковь Святого Филиппа. Церковь небольшая и довольно мрачная. Молились только исповедники и монахи в мантиях. После всенощной стали исповедовать. Два иеромонаха отдельно в небольших исповедальных комнатках исповедовали богомольцев. В числе богомольцев были три самоеда и две самоедки[8], но костюмы на них были обыкновенные — пиджаки, а на женщинах какие-то платья с чужого плеча. Видимо, их кто-то одел, чтобы не поражать народ. Они ничего не понимали по-русски. Какая-то женщина их толкала и водила. Они все были очень малы ростом и некрасивы. Монах, у которого мы исповедовались, в разговоры не вступал, а спрашивал по требнику, причем довольно грубо велел мне отвечать: «грешна перед Богом», а П.В. велел говорить: «грешОн (с ударением на о) перед Богом». Моя знакомая дама из Полтавы не пошла исповедоваться и свое говение прекратила, говоря, что не хочет исповедоваться у грубых мужиков-монахов.

Все в Соловецком монастыре уж чересчур просто и грубо — по-народному и мужицкому. Привилегий никому и никаких — все равны. Да оно и лучше — может быть, от этого народ простой так льнет к этому монастырю. Это твердый оплот Православия на Севере. Богомольцы все больше из простых, мещан и купцов. Кроме нас были только дамы три из Полтавы, да еще четверо молодых людей — две девицы с американским пошибом и два молодых, очень молодых человека, скорее подростки, в каких-то костюмах туристов. В коротких панталонах, куртках и чулках. Желтые башмаки и каскетки — ну, одним словом, туристы из Швейцарии. Говорили хорошо по-русски и перебрасывались фразами на английском языке. Держались от всех отдельно и видимо желали порисоваться перед нами изяществом костюмов и английскими фразами. В церквах я их не видела, а по скитам они ездили всюду вчетвером.

После исповеди приложились мы еще раз к мощам и ушли в свою гостиницу спать. Шел дождь.

Епископ Подольский Борис (Шипулин).

14 июля. Встали в три утра. Пошли в церковь Святого Филиппа, отстояли обедню и приобщились Святых Тайн. Самоеды тоже причащались, оказывается, их исповедовал священник, знающий язык самоедов. Перед Причастием у нас отбирали квитанции от иеромонаха, нас исповедовавшего, без квитанций не причащали. Обедня отошла рано, мы еще зашли потом в Преображенский собор, где служил позднюю обедню викарный Архиерей Подольской губ[ернии] Борис[9].

Потом пришли к себе, пили чай с просвирами и, уложивши вещи, пошли на пароход, который в два часа должен был идти в Архангельск. Это шел монастырский пароход, старый «Соловецкий». Новый пароход «Вера» монахи только что выкрасили для приезда ожидаемой сюда Великой Княгини Елизаветы Федоровны[10]. С нами на пароходе должен был ехать и Преосвященный Борис. Так как у нас не было обратного билета, то мы не могли достать себе каюты первого класса и остались с билетами третьего. Но эконом нам дал места сносные на пароходе — простые скамейки, и места было много, не тесно. Наши туристы тоже ехали с нами, и дамы из Полтавы тоже, но у них были обратные билеты с каютами. Время было хорошее, море тихое и дождик перестал.

В два часа отошел молебен, и стал на пароход собираться народ. Мы же забрались очень рано. Пошли послушники, принося разные вещи Архиерея, пришли певчие, дьякон и священники. Оказалось, что все они ехали сопровождать Архиерея. Им всем отвели каюты, а рубку предоставили в распоряжение родных Архиерея, ехавших с ним вместе. Теснота была большая. После молебна повалили на пароход богомольцы — тут уж прямо сделалась давка, человек триста привалило, а пароход небольшой. Сидели на полу, на палубе — всюду.

Архимандрит Иоанникий (Юсов), наместник Соловецкого монастыря.

К двум часам подъехал в коляске на паре хороших небольших буланых лошадок Архиерей с настоятелем монастыря архимандритом Иоанникием[11]. Это толстый монах с живыми, порывистыми движениями. Архиерей молодой, 35 лет, весьма симпатичный — высокий, худой блондин с тихим говором и мягкими манерами. Он всех благословил — монахов его провожало много, что-то пропели, и когда он взошел на пароход, запели певчие: «испола эти деспота!» Пароход отчалил — это была очень красивая картина. Архиерей стоял на палубе, благословляя монахов и народ на берегу.

Сначала ехать было очень хорошо, качки не было. Дождик перестал, но стал дуть ветер. В шесть часов на палубе служили всенощную. Служил священник, хор пел — регентствовал сам Преосвященный Борис. Богомольцы усердно молились. Ветер все больше крепчал, стало холодно. Под конец всенощной ветер рвал книги и разметывал волосы монахов. Но несмотря на это служба шла торжественно и душа умилялась. Мы отошли от берегов и вступали в открытое море. Архиерей читал молитву Божией Матери и Святителю Николаю о благополучном по морю путешествии. Читал внятно и прекрасно, с большим чувством. Кругом море, начинающее волноваться, розовое от заката небо и толпа, молящаяся на палубе, — очень хорошо и трогательно. Молились на восток. После всенощной разошлись по местам.

Мы вошли в «трубу», и началась довольно сильная качка. Первым заболел какой-то монашек, за ним две-три бабы, и пошло! Один за другим бегали и болели. Угол, где все столпились, был уже буквально весь запачкан, стали стонать и даже кричать. Дети бледнели, и тоже их стало рвать — прямо на пол, где сидели. Качка стала сильнее и сильнее. Я долго крепилась, но не выдержала и почувствовала дурноту. Хорошо, что успела снять и спрятать шляпку и надеть картуз на голову. Побежала скорее на палубу, на свежий воздух, так как сидеть в третьем классе не было возможно — почти все стали болеть, многие бабы уже не стали бегать в угол, а лежали на полу, и их рвало тут же. На палубе было не лучше — там тоже все стояли у борта, который весь был забрызган и испачкан. Я видела, как наши туристы из каюты выскочили и тоже побежали к борту, у одного модное пальто было уже испачкано, одна барышня была уже зеленая. Забыли всю свою корректность и английские фразы. Меня несколько раз принималось рвать — боль под ложечкой была очень сильная. К несчастью, негде было ни сесть, ни лечь. П.В. чувствовал себя хорошо и не болел.

Соловецкий монастырь в 1916 году. Фото С.М. Прокудина-Горского.

Ветер все крепчал. Поднялись волны, стало наш пароход кидать с волны на волну — стоять на ногах было невозможно, а сесть негде. Море стало сильно волноваться. Началось что-то кошмарное! Я никогда не забуду эту ночь. Волны хлыстали — поднимался вал, расступался, и мы с пароходом прямо падали в глубокий овраг. Качка была так сильна, что людей бросало из стороны в сторону, нельзя было удержаться на ногах, надо было держаться за что-нибудь. Стали кричать, плакать. Какая-то «Маня» все кричала при новом набегающем вале: «Тонем, тонем!» Кто-то ее уговаривал. На палубе ползали на коленях и буквально обливались сами и всех обливали извержениями. Меня тоже рвало немилосердно — подбегая к борту, я должна была схватывать веревки, чтобы не упасть. Спасибо П.В., который меня все время держал. На палубе оставаться не было возможности, в третий класс идти также нельзя было — там прямо можно было задохнуться. Мы вошли в маленькое помещение перед рубкой с лестницей, ведущей вниз в каюты, и с двумя дверьми. Сесть нельзя — не на что, да и места не было. Тут уже находились муж и жена — она сидела на чемодане, он стоял. Помещение было так мало, что повернуться тесно было. Я стала у стены и держалась за ручку двери. Вдруг меня опять затошнило — я бросилась в дверь к борту. В это время набежал вал — пароход куда-то точно в пропасть упал, перед глазами моими расступились волны, черная бездна оттуда выглянула — у меня душа замерла, думаю, кончено, погибаем, тонем. Крики раздались — кого-то водой захлестнуло. Я стала плакать и кричать: «Что с нами будет? Мы утонем!» П.В. утешал, говоря, что опасности нет, что это только качка. Но я видела, что он врет и сам волнуется. Господи, думала я, вот где придется погибнуть, в Белом море, в черной, холодной воде — и так не хотелось умирать, да еще такой ужасной смертью. Конечно, как и всегда во всяких горячке и бедах, вспомнилась мать, и я стала причитать: «Мамаша, чует ли твое сердце, что погибаю, мамашенька, слышишь ли ты, что я тебя зову!» П.В. меня силой втащил опять в помещение около рубки. Тут же ползала на коленях какая-то женщина — от жалости ее втащил в наше помещение господин, который был с нами. Она уже только мычала, и как ее втащили, так уже и не поднялась с полу. Какая-то оказалась учительница — ехала с девочками на экскурсию. Я все стояла у стены, П.В. сидел на первой ступени лестницы. Прямо перед лестницей внизу было отхожее место, и как только туда отворялась дверь, к нам шел ужасный запах — меня от этого еще больше рвало. Я вся тряслась, ноги дрожали, рвало только одной желчью с страшной болью. При этом страх, что мы погибнем, меня терзал и мучил. Говорить уже никто не мог, все молчали или стонали.

А ветер все крепчал и крепчал — качка ужасная, бросало из стороны в сторону. Стало очень холодно. Наконец я стоять уже не могла — села на пол возле учительницы. В это время господин, с нами бывший в помещении, лег на пол тоже, положив голову на колени жены, которая стонала ужасно. Я воспользовалась этим и положила ему на ноги свой мешочек, а на мешочек свою голову. Ноги у меня скрючены были, протянуться за недостаточностью места нельзя было. Лежать было неудобно, но и этому я рада была. На мне была тальма П.В., я в нее завернулась и старалась не слушать и не думать, но, конечно, этого не достигла. Стала мысленно прощаться с детьми: «детки мои милые, прощайте, погибнем в этой ужасной холодной воде». Слезы у меня бежали без конца. Наконец стала читать «Отче наш», повторяя эту молитву без конца, не давая мысли ни на чем кроме этого останавливаться. Вероятно, я забылась — тошнить и рвать перестало — должно быть, я задремала. Проснулась оттого, что моя голова с мешочка упала. Это мой господин старался перевернуться на другой бок. Когда ему это удалось, под моей головой очутились уже не ноги, а нечто совсем другое, более мягкое и обширное. Я покрыла это нечто опять своей тальмой и положила на нее свою голову. Лежать было прекрасно, я прямо испытывала блаженство, под плечо сунула свой мешочек, а ноги положила на учительницу. Вероятно, я сделала ей больно, потому что она что-то замычала. Но мне было все равно — я с наслаждением закрыла глаза и не думала уже ни о чем. Так намучилась, что и страх прошел — было положительно все равно, тонуть или не тонуть. А пароход трещал и трясся, то взбираясь на вал, то падая куда-то в бездну. Где-то кричали, что-то стукало, кто-то выл и плакал. Отворяли к нам дверь — еще кто-то вполз к нам со стоном (оказалось, какая-то баба), я не поворачивала головы со своей подушки и не понимала, что творилось. Кто-то говорил, что проезжаем самым опасным местом в открытом море и что скоро будет меньше качать, я уже не слушала. Несколько раз так толкало пароход, что П.В., сидевший все время на лестнице, чуть не упал вниз. Кто-то выходил из рубки и немилосердно давил и жал мне дверью ноги — я почти не сознавала и не чувствовала. Ужасная ночь, вспоминаю о ней как о каком-то кошмаре. И такое мученье пришлось испытать (пропуск) часов, пока не подошли ближе к берегу и вышли из открытого моря.

На этом записи обрываются.

Соловки в 1968 году

Промыслом Божиим на тех же Соловках побывал в 1968 году правнук Натальи Александровны Ивановой — Алексей Михайлович Олферьев. И вот какая картина ему открылась (печатается в сокращении).

20 августа. После того, как мы закончили сплав на байдарках по Кеми и сделали вылазку на речку Охту, я и Лерочка Орлова отправились на Соловки, а все остальные ребята из группы вернулись в Москву, т.к. они осмотрели эти места еще в прошлом году.

Проплыли Заячий остров, и наконец-то показался Большой Соловецкий и его знаменитый монастырь. Катер идет в бухту, а мы фотографируем и снимаем на кино этот потрясающий вид. После высадки бежим быстрее в магазин и очень удачно отовариваемся, с продуктами проблем на Соловках нет. Затем отправляемся на другой берег Святого озера, где разбит палаточный «городок» туристов со всех концов нашей страны.

21 августа. Часам к двенадцати пришли в монастырь. Сдали вещи в камеру хранения, которая у входа, и пошли осматривать эту жемчужину нашего Севера. Монастырь впечатляет, основу стен составляют огромные гранитные валуны, которые могут выдержать любой обстрел из орудий, что и было во время нападения английской эскадры в 1854 году. Когда-то величественный собор в новгородском стиле теперь пуст и обезглавлен. На колокольне вместо креста красуется пятиконечная зеленая звезда, сваренная из водопроводных труб. До революции в монастыре содержался знаменитый протопоп Аввакум. Не миновала «чаша сия» и Патриарха Никона. После гражданской войны на Соловках, как и в большинстве монастырей России (стены-то крепкие), была устроена тюрьма для «врагов народа». Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). Для строительства Беломоро-Балтийского канала заключенных с острова забрали, а взамен устроили военно-морскую базу, позднее — школу юнг и морской учебный отряд. И камеры для заключенных, и казармы для матросов и юнг располагались в монастырских кельях и в храмах, для чего соорудили многоярусные нары. В эти времена сгорел знаменитый иконостас, сгорела почти полностью библиотека с рукописными церковными книгами дониконовского периода, сгорели и главки соборов. Роспись всюду уничтожена, все выбелено чистенько, как и положено для казарм по морскому уставу. Несколько лет назад начались работы по реставрации, в которых активное участие принимают студенты из стройотрядов, в том числе и МГУ. О многом рассказали местные жители и сотрудники музея. В стенах монастыря есть и турбаза, где можно и переночевать, и питаться. Однако платить надо чуть ли не рубль в сутки. Лазили по стенам, по башням, спускались в каменные мешки, что было небезопасно из-за ветхости древних деревянных конструкций.

Соловецкий монастырь в 1960-е годы.

Насытившись руинами, часа в три вышли из монастыря и собирались отправиться в Савватьево, но оказалось, что камера хранения откроется только в шесть вечера. Делать нечего, решили прогуляться до дамбы, соединяющей Большой остров с Муксалмой. По пути зашли в столовую, где Валерия Федоровна накинулась на творожок — молочного-то не видели с Москвы. Пошли налегке на дамбу, до которой порядка восьми километров, да еще и назад не меньше. Но сначала заглянули на знаменитый водопад — уступ, через который вытекает вода из Святого озера. В бьющей струе воды монахи раньше стирали свои подрясники. Рядом док, в котором стоит военно-морской флот: тральщики и сторожевики, а в бухте небольшой миноносец. Но их фотографировать нельзя. Дорога на дамбу грязноватая, но вполне приличная, вымощенная еще в XVI веке. Кругом лес, а в лесу озера. Очень красиво. Дамба — сооружение впечатляющее, как и все на Соловках. Собрана она из огромных гранитных валунов и имеет дугообразную форму, в середине дамбы проход для воды (мост), так как тут приливы и отливы довольно большие. Все это строили монахи и крепостные мужики в XVI-XVII веках[12]. Посидели на дамбе, посмотрели, как журчит вода под мостом (течение довольно сильное), попробовали водичку Белого моря — солоновата. Вдалеке в море плещутся какие-то зверушки: то ли тюлени, то ли белухи, кто их там знает. Погода к вечеру ухудшается, с моря дует и тучки надвигаются. Пошли назад в монастырь.

22 августа. Пятница. Встали довольно рано, погода прекрасная, солнышко светит и жарко. Поели, быстренько собрались и ушли в начале одиннадцатого (рекорд). В программе дня Савватьево. В монастыре подкупили жратвишки и хлебушка, в свежей газете прочитали об интервенции Чехии нашими войсками. Военный билет при мне, договариваемся с Лерой, что в случае мобилизации ей придется добираться до дома одной. Но пока все спокойно, под ружье меня не зовут, и мы шагаем в Савватьево. Кто говорит, что туда 20 километров, кто говорит, что 12. Ровная, местами песчаная дорога, кругом величественный лес и озера. Прошли километра четыре, и нас подхватила машина — тут принято гостям помогать. В ней уже тряслись два парня и две девицы — байдарочники из Саратова, которые прошли карельскую «двойку» и полны впечатлений. Болтаются, подобно нам, по Соловкам и жалеют, что не смогли попасть на Анзер. Но на Анзере — охотоведческий и лесной «запасник», а значит, въезд туда строго по пропускам. Лера, естественно, загорелась желанием туда попасть, топнула ножкой и заявила: «Хочу на Анзер». Хотеть не вредно, я внутренне тоже хочу, но шансов на успех очень мало. Вместе с саратовцами доехали до Секирной горы, где, как известно, ангел бабу высек, чтобы не мешала Савватию молиться. Тут и перекусили. На вершине — храм-маяк, который исправно светит по ночам. Вид с Секирной горы потрясающий — кругом дремучие леса, среди них озера, а вдали угадывается море. На небе ни облачка, воздух какой-то удивительный, и лесной и морской одновременно. Встретили тут и вполне солидных дам из «организованных» туристов, от которых узнали, что на Ребалду[13] дорога ужасная, пройти-проехать невозможно, но туда будет экскурсия в воскресенье. Нас это не устраивает, но посмотреть, как добывают ламинарию и варят знаменитый агар-агар — интересно.

Спускаемся с горы по лесенке, построенной чуть ли не в XVI веке, столь ветхой и опасной, и идем в Савватьево. Здесь был построен первый монашеский скит на Соловках, который превратился в большие монастырские постройки и церковь, рядом несколько домов местных жителей. Тут тоже была страшная тюрьма, а теперь сплошное разорение и руины, хотя часть помещения и отремонтирована под турбазу. Местные жители в перерыве спора о сене ответили нам, что до Ребалды можно дойти по берегу моря, всего километров 12. Саратовцы пошли прямо к морю, а мы, обрадовавшись столь малым расстоянием, поперли на Ребалду. Соловки — это вода, камень и лес. Много черники и грибов. Однако воды, пожалуй, больше всего. Весь остров пересекает цепь озер, соединенных каналами со Святым озером, для обезпечения чистейшей питьевой водой монастыря. И все это создано в Приполярье в XVI-XVII веках. К счастью, не все успели загубить в ХХ веке.


[1] Иеросхимонах Зосима (Феодосиев Варлаам Павлович, 1841 — 1920), из крестьян Архангельской губернии, в Соловецком монастыре с
1865 г., в 1908 г. пострижен в схиму. «Примерный инок во всех отношениях», обладал даром прозорливости.

[2] Неточность. Святитель Филипп скончался в Тверском Отрочь монастыре.

[3] Император Александр II посетил Соловецкий монастырь в 1858 году во время его инспекционной поездки по северным губерниям России.

[4] Преподобный Савватий (†1435), инок Кирилло-Белозерского монастыря, искал место уединения на Севере и в 1429 г. прибыл на Соловецкий остров, где и провел несколько лет отшельником, но перед смертью вернулся на материк. Преподобный Зосима (†1478), услышав про отшельничество святого Савватия, прибыл на Соловецкий остров в 1436 году и основал монашеское братство. В 1465 г. был инициатором перенесения на остров мощей преподобного Савватия, канонизированного в 1547 году.

[5] В 1558 году при настоятеле Филиппе на острове Муксала был организован коровий двор. В XIX веке Большой Соловецкий остров был соединен с Муксалой каменной дамбой с мостовым пролетом, в 1876 г. построена церковь во имя Преподобного Сергия Радонежского и образован Сергиевский скит.

[6] Святитель Филипп II Московский (Феодор Степанович Колычев, 1507 — 1569), из рода бояр Колычевых, приближенный юного Царя Ивана IV, в 1537 году тайно бежал в Соловецкий монастырь, а в 1547 г. стал игуменом монастыря. В 1566 г. по настоянию Царя возглавил Московскую Митрополию. Противостоял опричнине, что привело к его отставке и заточению в Тверской Отрочь монастырь, где он был, по наиболее распространенной версии, задушен Малютой Скуратовым. В 1591 году его мощи перенесли в Соловецкую обитель, а в 1652 году, после канонизации, — в Москву.

[7] Горсткин Павел Сергеевич (1900 — 1969), внук автора.

[8] Самодийская группа народов Севера (лопари, ненцы, селькупы), близкая к финно-угорской группе народов, самоназвание их «самееднам», что превратилось в русское «самоед».

[9] Викарный Епископ Борис (Шипулин Владимир Павлович, 1874 — 1938) родился в г. Вельске Вологодской губернии. В 1900 году окончил Московскую Духовную Академию, кандидат богословия, и пострижен в монахи. В 1906-1909 гг. — настоятель Новоспасского монастыря в Москве, в 1909 г. — ректор МДА, 1912-1915 гг. — викарный Епископ Подольский, с 1915 г. — викарный Епископ Чебоксарский. В 1918 г. Правительством Комуча назначен управляющим Пермской епархией, а с 1922 г. — Епископ Уфимский. Позднее неоднократно подвергался арестам. Последнее место служения — с 1936 г. — Епископ Среднеазиатский. В 1938 г. арестован и расстрелян в Ташкенте.

[10] Святая преподобномученица Великая Княгиня Елизавета Федоровна совершила паломничество на Соловки всего лишь через несколько дней после описанных событий — с 24 по 30 июля 1913 года.

[11] Архимандрит Иоанникий (Юсов Иван Филиппович, 1849 — 1921), из крестьян Архангельской губернии. В 1867 г. прибыл на Соловки трудником, в 1880 г. пострижен в монахи. С 1895 по 1917 гг. настоятель Соловецкого монастыря. По его инициативе была создана озерная судоходная система, в 1912 г. построена гидроэлектростанция, создано собственное пароходство, построены новые скиты и гостиницы для паломников, радиотелеграфная станция и 8-классная семинария. В 1913 году часть монахов выступила против нововведений настоятеля, что привело к его отставке при Временном правительстве. Умер в Савватиевском скиту.

[12] Дорога на Муксалму, как и дамба, была построена в XIX веке.

[13] Ребалда — поселок на северо-восточном побережье Большого Соловецкого острова, основной промысел населения рыбалка и заготовление ламинарии. В поселке есть завод для приготовления агар-агара. 

См. также

564
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
2
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru