‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

​Нечаянное паломничество

«Год шел за годом, я помнила о данном Богу обете, но выполнить его не было никакой возможности…»

Об авторе. Виктория Витальевна Белькова живет в селе Балухарь Черемховского района Иркутской области. Работала учителем, воспитателем в детском саду, сейчас с мужем ведет небольшое фермерское хозяйство. Мама четверых детей. Прихожанка храма Благовещения Пресвятой Богородицы г. Свирска Иркутской области.

Обет

Было плохо. Настолько плохо, что я с трудом цеплялась за реальность. В квартире из взрослых никого — кто на учебе, кто на работе. Вокруг меня и по мне ползали дети — двое внуков и маленькая дочка. Они предлагали мне свои игрушки, рисунки, книжки, что-то лепетали на своем детском языке, а я смотрела на них как будто через перегородку, будто из другого уже мира. И я поняла, что ухожу.

Ухожу в другую реальность, вот так вот буднично, никого не предупредив.

Едва дети оставили меня на несколько минут одну, я сползла с кровати и из последних сил стала молиться, глядя на иконы в изголовье кровати. Такой горячей молитвой мы, наверное, должны молиться каждый день. Но когда все хорошо, то и молитва скорая, прохладная, мимоходом.

Слезы заливали лицо, а просьба моя шла из глубины сердца:

— Господи, пощади! Не готова я, Господи, смилуйся! Дай время на покаяние! Не ради меня, ради близких и родных, которые во мне нуждаются, ради малолетней доченьки. Если поправится здоровье мое, съезжу поклонюсь мощам Преподобного Сергия Радонежского…

Выплакала море слез, колени ныли от напряжения, совсем уже обезсиленная вползла в кровать. Тут дети ввалились гурьбой в комнату:

— Бабушка Люда пришла!

Свекровь, едва увидев меня, всплеснула руками:

— Ой-ё-ёй! Я сейчас! — и захлопотала по хозяйству. В считанные минуты дети были накормлены, посуда перемыта, а для меня приготовлен супчик на печеночном отваре.

Я пила питательный бульон и чувствовала, как с каждым глотком мне становится легче. Не иначе Бог послал ко мне свекровь в нужную минуту.

Дал обет — выполняй!

С Божией помощью я выкарабкалась из своего болезненного состояния, и жизнь пошла своим чередом. Год шел за годом, я помнила о данном Богу обете, но выполнить его не было никакой возможности. Где Сибирь и где Москва! Семья, хозяйство, домашние заботы, опять же здоровье не ахти. Как-то в руки мне попала книга, одна из строчек запала в душу: «Если дал Богу обет, то выполняй, а если не можешь выполнить, то лучше бы и не давал». Думаю:

— Мамочки! Да это же для меня написано! И книга эта не зря мне в руки попала!

К этому времени семья старшей дочери переехала в Подмосковье — к месту службы зятя. Дочка говорит:

— Приезжай, мама, с Настюшей к нам. Внуков повидаешь, а главное — обет свой исполнишь.

Легко сказать. Путешествовать я не привыкла. Поэтому легкомысленно подумала: как-нибудь в другой раз.

Мужу вечером говорю:

— Наташа в гости нас с Настей зовет. От них до Троице-Сергиевой Лавры — рукой подать. Мне бы к Батюшке Сергию…

Муж немного помолчал, потом выговорил:

— Ну поезжай.

Вечером созвонились с дочерью:

— Папа вроде бы не против. Я тебе данные паспорта вышлю, посмотри билеты по интернету, а то у нас инет совсем плохо работает.

Слышу на том конце — ликование дочери и внуков.

А утром муж говорит:

— Да пошутил я! Ты что, вот так меня здесь одного оставишь?

Я думаю: и правда, как его одного оставлять? Хотя почему одного? Средняя дочь уже в выпускном классе, по дому полностью меня заменяет. Что поездка отменяется, я даже не расстроилась, потому что и не настраивалась еще никуда ехать. Звоню дочери в Подмосковье:

— Доча, папа говорит, что пошутил, не хочет нас отпускать.

Дочка в слезы:

— Мамочка, приезжайте! Мы уже так размечтались!

Я ей:

— Не реви! А то молоко пропадет! Не расстраивайся, может, как-то в другой раз…

А сама чувствую, что другого раза может и не быть. Вечером того же дня опять звонок от дочери:

— Мама, папа, наверное, будет сердиться, но мы вам с Настей билеты взяли. Прилетайте.

Мужу ничего не оставалось делать, как смириться и отпустить нас с младшей дочкой.

В дорогу!

И вот день отъезда назначен. Самолет из Иркутска через неделю. Сразу же начались искушения — заболели все домочадцы, ОРВИ или ОРЗ. А я заболела позже всех, за день до вылета, когда другие домочадцы уже уверенно шли на поправку. Да так сильно заболела! Шатаюсь, но сумки собрала почти. Осталось немного — кое-какие вещи и гостинцы внукам сложить. А потом — банька, лекарства и спать пораньше, так как утром нужно выехать затемно.

Но я забыла, что собираюсь не просто в гости, а, можно сказать, в паломничество к святому месту. Что искушения только начинаются. Внезапно замела поземка, да с такой мощью! Подобное явление я видела впервые в жизни — на чистом февральском небе сияло склонившееся к западу солнце, а по земле в метр высотой стремительно неслась снежная река. Дорогу переметало прямо у нас на глазах. Еще немного, и прощай завтрашний самолет в Москву!

Первым опомнился муж:

— Быстро собирайтесь! Нужно ехать прямо сейчас! Еще успеем на последнюю маршрутку.

— А как же банька? И вообще я еще не готова…

В экстренных ситуациях муж как бывший военный (хотя бывших военных не бывает) всегда принимает правильные решения. И главное — своевременные!

— Выезжаем через тридцать минут!

Быстро покидала все в сумку и разревелась. Недомогание к вечеру усилилось. И я не знала, от чего реву: из-за болезни, из-за предстоящей неизвестности или тревожилась за остающихся дома мужа и среднюю дочь? Скорее всего, из-за всего вместе взятого.

На последнюю маршрутку, идущую в Иркутск, успели вовремя. Хотя по дороге машина порой просто прорезалась в завалах снега. Быстрое прощание, и мы с шестилетней Настей уже покачиваемся в уютном теплом салоне машины. В дороге позвонил муж:

— Вы где? А я, представляешь, кое-как домой пробился. За тридцать минут дорогу полностью перемело. Хорошо, что знакомый на двухмостовом газике ехал, взял меня на буксир и протащил по метровым заносам мимо стоящих в снегу «Нив» и УАЗов. Если бы мы выехали чуть позже — не смогли бы пробиться через сугробы. Я сыну позвонил, он встретит вас в Иркутске.

Муж дома! Слава Богу! Остаться ночью зимой на занесенной дороге — что может быть страшнее?

Немного успокоившись и разомлев от тепла, я думала, как хорошо будет принять ванну, выпить горячего чаю. И еще мне казалось: все, что со мной происходит в последнее время — все не случайно, а промыслительно. И бушующий уже настоящий буран — это не просто природное явление, а легионы нечистой силы, которые не хотят меня пускать к Преподобному Сергию. Но будто кто-то невидимый взял надо мной попечение и ведет к святому месту, туда, куда я должна во что бы то ни стало прийти по обету, который дала Богу.

* * *

Настюшка спала, склонив голову мне на колени. А я вспомнила сон, который приснился мне незадолго до описываемых событий.

Снится коридор, светлый, с большими окнами, похож на школьный. Вдоль коридора по обеим сторонам стоят топчаны или кровати. На них лежат люди, похоже, больные. Я тоже лежу на таком же топчане, укрыта одеялом.

Вдруг в конце коридора показались две женщины. Одна из них одета по-простому: в длинную темную юбку, темную же рубашку свободного покроя с длинным рукавом. На голове повязан белый платок с узелком под подбородком. Вторая женщина была монахиней в клобуке и мантии и шла позади. Видно было, что она во всем слушается впереди идущую. Лица первой женщины я не запомнила, помню только, что оно было немолодое. А лицо монахини мне показалось знакомым, у нее были светлые и очень добрые глаза.

Мне было видно, что женщины, шествуя по коридору, подходили то к одному, то к другому больному, склонялись над ними, что-то говорили. Но подходили они не ко всем. Я лежу и жду, подойдут ли ко мне. А когда они почти поравнялись со мной, стало ясно, что женщина в белом платочке проходит мимо меня, не останавливаясь. Я умоляюще посмотрела на монахиню. И тогда монахиня осторожно взяла за локоть женщину в платочке и показала ей на меня глазами и кивком головы. Та склонилась надо мной, быстро просунула руку под одеяло и положила руку на мой живот:

— Ой да ты, голуба… — женщина в платочке замолчала на полуслове.

Вместе с монахиней они отошли в сторону и, поглядывая на меня, о чем-то стали совещаться.

На этом месте я проснулась. Жалко было, что не запомнила лица «главной» моей посетительницы. Но зато монахиня со светлыми глазами мне снилась уже не первый раз.

…Однажды мне приснился храм. В храме стояли люди в очереди на благословение. И я встала в очередь. Когда пришло мое время подойти, я подняла глаза и увидела сидящую женщину в монашеском облачении. У нее были удивительно добрые небесно-голубые глаза, она смотрела на меня с такой любовью и состраданием! Я не выдержала и расплакалась. Я плакала, уткнувшись ей в колени, а она гладила меня по голове.

В самолете

Самолет набирал скорость. Настя вертелась у окна, не скрывая своего восторга. Шепчу ей на ушко:

— Помолись, чтобы у нас все было хорошо в дороге. Знаешь, как Бог слышит детскую молитву!

Настя сосредоточилась на минуту и опять закрутила головой. Я перекрестилась: «Господи, благослови! Мати Богородице, покрой нас Своим омофором! Святитель Николай, отче Сергий, все святые и Ангелы Хранители, молите Бога о нас!»
Самолет оторвал шасси от взлетной полосы, и земля стремительно стала удаляться в овале иллюминатора. Я откинулась на спинку кресла. Недуг не оставлял, бронхи разрывались от боли, страшный по силе кашель просто душил меня. Кошусь на соседей, мысленно прошу у них прощения.

Вспоминаю теплый прием в семье сына, глубокий, но короткий сон, молитву у иконы Николая Чудотворца в часовне аэропорта. Свеча наша у иконы, должно быть, еще горит…

Внизу видны картины тайги в черно-белых зимних красках. Белые извилистые русла рек, как кровеносные сосуды, прорезают просторы тайги.

— Какая красота! — ахает Настюшка.

А мне вспомнился третий сон накануне отъезда.

* * *

Снится, что еду в автобусе. И еду не просто так, а поклониться святым мощам. Чьим? Не знаю. Какого-то старца. Автобус останавливается на окраине города, в частном секторе, и все пассажиры выходят подышать свежим воздухом. Из калитки дома напротив хозяин выгоняет рыжую-рыжую корову. Корову зовут Апельсинка. «Какая странная кличка», — подумала я.

Пока я разглядывала корову, автобус тронулся без меня. Я забарабанила по уходящему боку автобуса, но тот только прибавил скорости. На чем же мне теперь уехать?

Не помню, как очутилась в месте, где люди идут потоком, снуют туда-сюда. Глянула в окно, а там здание необычное в несколько этажей. Я спросила, как мне туда попасть. И мне показали лестницу на второй этаж. Лестница была вертикальная, а вместо ступенек — переворачивающиеся продолговатые лопасти. То есть с любой ступеньки можно рухнуть вниз.

Как я преодолела эти ступени — не знаю, только оказалась сразу наверху. Увидела стол, за которым сидели многие из моих одноклассников и муж с младшей дочерью — пассажиры уехавшего от меня автобуса. Они по-домашнему пили чай и меня пригласили к столу. Я достала из пакета вафли и зефир, часть сладостей выложила на стол. А часть приберегла для дома — детям. После чая стала прощаться, засобиралась домой. И тут муж мне говорит:

— А ты что, к мощам старца не пойдешь?

И тут я вспомнила, зачем сюда добиралась! Ну конечно! Мне же нужно святым мощам поклониться!

Муж с Настюшкой пошли меня проводить. Мы вышли во двор, пересекли его и очутились перед небольшим двориком, огороженным невысоким забором, в котором была калитка. Я заглянула через заборчик, в маленьком дворике стояла грузовая машина — полуторка времен Великой Отечественной войны. Только раза в два уменьшенная ее копия. Я подумала, что старец, возможно, воевал.

Мы миновали маленький дворик и оказались возле двери, рядом с которой стоял юноша. Одет он был в обычную для молодых людей одежду, только вид у него был светлый-светлый, и было понятно, что он охраняет. Юноша сделал шаг в сторону и открыл перед нами дверь кельи. Мы вошли в полутемное помещение с одним окном.

Внутри царил полумрак. Келья была маленькая, практически пустая. Слева, у единственного оконца стояла лавка, на которой головой к двери лежал старец. Лицо его, обрамленное редкими седыми волосами и такой же белой бородой, было слегка повернуто к окну, поэтому видна была только правая часть лика. Старческие руки сложены на груди. Одет он был в темный серый подрясник и черную жилетку.

Мы втроем встали рядком — я ближе к голове, рядом Настя, потом муж. Пока мы рассматривали келью, старец зашевелился и, потихоньку опустив ноги на пол, сел на лавке. Удивительно, что не было никакого страха, нас охватило чувство необыкновенной радости. Старец смотрел на нас с любовью. Стало видно, что вся левая сторона его лица изуродована ударом чудовищной силы, отчего левого глаза практически не было. Так вот почему он лежал с повернутой к окну головой — не хотел пугать нас.

Старец заговорил с нами тихим старческим голосом, обращаясь ко мне:

— Ты же Вика Манькова?

— Да, батюшка. (А Манькова — это моя девичья фамилия.)

— Тебе не надо купаться.

Я не знала, что означают эти слова, но поняла, что выполнить их нужно непременно. Склонила голову и сложила руки под благословение:

— Благословите, батюшка!

И старец благословил меня большим иерейским крестом, коснувшись поочередно моего лба, груди, правого и левого плеча.

Муж, стоявший рядом, стал толкать меня локтем, говоря с восхищением:

— Всё знает! Даже твою девичью фамилию назвал!

А старец между тем стал что-то говорить Настюше, улыбаясь и немного играя с ней, как это обычно делают старики. Настя застеснялась, спряталась за мой подол и выглядывала оттуда, тоже играя со старцем, который сказал ей:

— Не смотри на мой глазик, деточка. Не надо смотреть тебе на мой глазик.

Мы с мужем зашикали на дочку:

— Не смотри! Тебе сказали — не надо смотреть!

А старец между тем так же тихонечко положил ноги на лавку, сложил ручки, закрыл единственный глаз и слегка отвернул лицо к окну. Мы стояли все еще ошарашенные и смотрели на мощи старца. Вдруг я увидела на подряснике надписи синей шариковой ручкой. И, как это бывает только во сне, откуда-то стало ясно, что оскверняли мощи старца мальчишки-школьники, сами не ведая, что творят. И я даже почувствовала их издевательское настроение, с каким они делали это варварство. И так мне стало от этого горько и обидно за старца, что я разревелась, как маленький ребенок. Рыдания не давали мне вздохнуть, от чего я проснулась. Поднесла руки к лицу и поняла, что оно мокрое от слез.

Кто этот старец? Он назвал мою девичью фамилию. Может, это мой прадед священник, арестованный в начале тридцатых годов прошлого века в Воронежской области, да так и сгинувший в неизвестность? Как знать, как знать. Помню наставления святых отцов, что снам верить нельзя, потому что нечистый любит через сон нас искушать. Читала, что отличить сны, посланные от Бога, можно по двум признакам: один и тот же сон повторяется трижды в течение некоторого времени. И второй признак — если во сне присутствует крестное знамение. Лукавый креста выдержать не может. Но ведь в моем сне старец благословил меня, перекрестив, как это делают священники! Мысли роились в моей голове, не давая больше уснуть в ту ночь.

Лавра

После благополучного перелета семья дочери встретила нас радушно и тепло. Объятия, поцелуи, радость от встречи, длинные разговоры. Мы успели вовремя — как раз на крестины. Мне еще и крестной пришлось стать у новорожденного внука.

Троице-Сергиеву Лавру называют сердцем России.

В Лавру пообещал свозить зять. Хотя как у человека военного на поездку времени у него почти не было — всего несколько часов, львиная доля которых ушла на дорогу. Наконец машина въехала в Сергиев Посад. Я представляла, сколько веков паломники ножками добирались по нескольку недель и даже месяцев, чтобы поклониться святыне, помолиться у мощей Батюшки. Они шли, наверное, вот по этим самым улочкам. А мы, слабые и немощные, всё на колесницах норовим передвигаться.

Троице-Сергиева Лавра — сердце Святой Руси. Сколько раз я представляла тебя, но твоя грандиозность, твое величие не может сравниться ни с какими моими ожиданиями! Невозможно словами описать ту благодать и красоту, которая разлита, кажется, в самом воздухе.

И вот я у раки Преподобного Сергия. Верю и не верю! Душа ликует, а тело изнемогает от болезни и, наверное, от тяжести грехов. Настя устала за дорогу, не дает молиться, тянет на улицу:

— А когда мы будем кушать? А что мы будем есть? А где мы будем есть?

Из сувенирной лавки ребенка вообще невозможно было вытащить. А я скорбела о том, что так бездарно трачу отведенные мне на посещение Лавры уже не часы даже, а минуты. Отправляю зятя с дочкой через посещение трапезной в машину, а сама возвращаюсь к мощам Преподобного.

Сил из-за болезни и усталости и у меня остается немного. Я подпеваю словам молебна, непрерывно совершаемого иеромонахами у раки Батюшки Сергия, а сама чувствую, как по лицу текут то ли струйки пота, то ли слезы. Моя грудь сипит, как меха сломанной гармоники, от слабости пот уже ручьем льет между лопаток. Одежда намокла полностью, и я с ужасом думаю, что на улице февраль, а мне нужно добираться домой, к детям. Воспаления не миновать. Изо всех сил отгоняю мрачные мысли и пытаюсь молиться за всех моих любимых и близких людях и за себя, грешную:

— Дорогой Батюшка! Прости, что так дерзко называю! Исполнила я свой обет, помолись за моих родных и за меня перед Господом нашим Иисусом Христом!

Одержимый

После молебна успеваю зайти в часовню над святым источником. Перед часовней вижу группу паломников. Среди них внимание привлек мужчина лет тридцати пяти. Лицо можно было бы назвать нервическим и, наверное, красивым. Но что-то было в нем неприятное — это я отметила про себя мимоходом, делая несколько снимков чудесной по красоте часовни. Мужчина говорил что-то паломникам, а они смущенно улыбались и отводили взгляды.

Когда я вошла внутрь, паломники, которых я встретила у входа, набрали святой воды и уже выходили мне навстречу. В часовне слева от входа за небольшой отгороженной кафедрой сидел дежурный монах. А у источника остался только человек с нервическим лицом.

Я набираю воду в одну из двух приготовленных бутылок, и вдруг этот мужчина у источника произнес очень длинную фразу из нечленораздельных звуков. Сначала я не придала этому значения. Но когда через несколько секунд он повторил фразу точь-в-точь, не ошибившись ни в одном звуке, мне стало не по себе. Покосилась на монаха, сидевшего в углу. Он был невозмутим, что-то читал, а на аналое перед ним лежала Псалтирь. Видимо, монахи и не такое здесь видели. Мужчина с нервическим лицом повторил без ошибки свою белиберду в третий раз, и меня охватил настоящий ужас. Хотелось немедленно убежать, но вторая бутылка наполнялась невыносимо медленно. В это время мужчина зачерпнул кружку святой воды, сделал глоток и произнес совершенно внятно:

— Фу! Какая гадость!

Наверно, этот человек болен одержимостью, подумала я, косясь на монаха. Тот по-прежнему был невозмутим. Стараясь не смотреть в сторону болящего, я стала читать про себя Иисусову молитву. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь явно одержимых нечистой силой людей. Мужчина вышел из часовни, и страх сразу прошел.

Письмо старцу

В сумке у меня лежало письмо старцу Науму, которое я написала накануне поездки. Конечно, когда приезжаешь в монастырь на пару часов, наивно думать, что вот так сразу сможешь встретиться со старцем. Хотя и такие случаи бывают. Но я почему-то не верила, что такое может произойти со мной. Мне было бы достаточно просто передать батюшке Науму письмо.

Сень-часовня над источником в Троице-Сергиевой Лавре.

В Успенском соборе Лавры я спросила у послушника, нельзя ли как-то передать архимандриту Науму мое письмо. Послушник сделал страшные глаза и замахал на меня руками:

— Что вы! Что вы! Где старец, и где мы! Такое просто невозможно!

Я приуныла. Почему невозможно? Я же не прошу о личной встрече. Наверное, послушник именно так и понял, что я хочу передать письмо при личной встрече.

Вспомнила о монахе в часовне над святым источником. Как-то я прониклась к нему доверием. Вернулась в часовню:

— Скажите, пожалуйста, как можно передать письмо отцу Науму?

— Сейчас пойдете по этой тропинке, там будет проходная в братский корпус. В проходной у дежурного можно оставить письмо.

— И всё? — моему удивлению не было предела, — так просто? И письмо передадут?

— Да, конечно, — уже монах с удивлением стал посматривать на меня.

— Спаси Господи!

Я вышла из часовни, все еще мысленно благодаря монаха, которого зауважала еще больше. В проходной действительно приняли письмо и пришпилили его прищепкой к веревочке с другими записками напротив окна проходной. Мое письмо по размеру оказалось самым большим, этаким приметным. Я счастливо улыбнулась и зашагала к машине, где меня заждались зять и Настюшка.

До свидания, Преподобный отче Сергие! До свидания, Лавра! Как хочется еще побывать здесь, неторопливо помолиться, поразмышлять о жизни сегодняшней и жизни вечной!
На обратном пути проезжаем поворот на Радонеж — родину Преподобного Сергия. Зять, зная мое желание побывать в Радонеже, решительно сворачивает с главной дороги. Времени очень мало. Я еду, смотрю на мелькающие за окном машины пейзажи и пытаюсь угадать в них схожесть с сюжетной картиной Нестерова о Преподобном Сергии.

Храм в Радонеже небольшой, с внешней стороны обнесен строительными лесами. Женщина в свечной лавке показывает нам дорогу в Хотьково, в женский Хотьковский монастырь. Успеваем на вечерней службе поклониться мощам преподобных Кирилла и Марии — родителей Сергия Радонежского. А теперь — домой, где заждались дочка с внуками.

К Матронушке!

Быть в Москве и не побывать у Блаженной Матронушки?! Час езды на электричке, и мы на Белорусском вокзале. Настюшка в восторге от метро, едва за ней успеваю. Болезнь не отпускает, с трудом передвигаю ноги. Если после поездки не попаду с осложнением в больницу, то придется несколько месяцев лечить мой хронический бронхит дома, как это обычно у меня бывает. Ждать лета, когда солнышко, пригрев покрепче, изгонит эту болячку до следующей зимы.

Покровский монастырь встретил нас табличками «Снимать на фото и видео запрещено». А я, прежде чем увидела таблички, уже успела сделать пару снимков. Святая Матрона, прости!

Раньше в столице были нескончаемые очереди в мавзолей, а теперь ничуть не меньше очереди к Блаженной Матроне Московской. С детьми можно пройти вперед. Очень хотелось постоять не торопясь, но сейчас даже боюсь думать об этом. Идем с Настей мимо длинной вереницы людей. Успокаиваю себя мыслями, что сама больна, да к тому же ребенок со мной, а все равно стыдно идти без очереди.

Позже моя Настя утянула меня в трапезную, где, тыкая пальцем в витрину, упросила вместо супа купить ей бутерброд с красной икрой. Тихонечко уговариваю ее на супчик, но Настена непреклонна:

— Хочу это! Хочу это! — скандировала она все громче, привлекая внимание. Люди улыбались, и я сдалась. Настя ела свой бутерброд, я ела грибной суп, и было ощущение, что святая Матронушка нас сама угощает.

Потом мы долго сидели в сквере, сожалея, что так и не попали на службу. По дороге назад думала о том, что та женщина в белом платочке из моего сна очень похожа на блаженную старицу Матрону.

Всё промыслительно

До отлета домой оставалось несколько дней. Сижу как-то и размышляю вслух:

— Сколько святынь на Руси! Особенно в ее европейской части! И все рядом — рукой подать.

Дочь говорит мне:

— Мама, может, хочется тебе куда-нибудь еще съездить? Есть услуги паломнических служб по интернету.

— А можно и так? Ой, мне очень хотелось бы побывать в Оптиной пустыни! Поклониться мощам Оптинских старцев: Амвросия, Льва, Нектария, убиенным оптинцам иеромонаху Василию и инокам Трофиму и Ферапонту. И очень хотелось бы помолиться в Дивееве.

Дочь подсаживается к компьютеру:

— Конечно, можно. Вот смотри, есть поездка в Оптину на два дня.

— Отлично! Бронируй! Самочувствие? Главное — не хуже, чем вчера.

Выезд завтра. Настю решаю оставить дома. И дальше происходит все как в поговорке: мы предполагаем, а Бог располагает. Началось все с душа. Обычно я шла в ванную перед сном, поздно вечером. А тут думаю: «Схожу-ка я в душ днем, а то в доме полно народа, детей только всех пока накупаешь, а их четверо».

Только из душа вышла, звонок из паломнической службы:

— Простите, поездка отменяется, мы не набрали группу. Примите наши извинения.

Я извинения приняла и расстроилась. Ведь уже всеми мыслями была в Оптиной. И опять выручила моя старшенькая:

— Мама, не переживай! Есть поездка в Дивеево на три дня. Тебя возьмут при наличии свободных мест. Пока места есть…

Дивеево — Четвертый удел Богородицы. Кто же не мечтает там побывать! Но выезжать нужно прямо сейчас, чтобы успеть на автобус, отходящий из Москвы поздно вечером. И я кидаюсь, как в прорубь с головой, в ночную Москву, еду совершенно неизвестным мне маршрутом. А заблудиться — нельзя, слишком высока цена, если я собьюсь с пути! По дороге думаю: «Как я вовремя приняла душ! Не иначе Ангел Хранитель мне внушил». Господь знал, что такая малость, как непринятый душ, могла стать причиной моего отказа от поездки. И я еще раз удивилась промыслительности всего, что со мной происходило за последние две недели.

Электричка, двойная пересадка в метро, и я почти у цели. И тут я все-таки заблудилась. Улицу нашла, а нужного номера дома найти не могу. Несколько раз в свете ночных фонарей изучила нужный мне отрезок пути — нет дома с таким номером! Звоню дочке и чуть не плачу, потому что времени на поиски уже не остается, и телефон в спешке оказался почти разряженным:

— Не могу найти нужный дом!

Спасибо интернету, дочь смотрит мой путь по специальной программе:

— Мама, поликлинику видишь?

— Я стою возле нее.

— Это и есть нужный адрес!

Сразу после этих слов дочери я увидела на здании поликлиники табличку с нужным мне номером. Как будто пелена спала. Я готова была дать честное слово, что еще несколько минут назад никакой таблички на доме не было! Чудеса в решете! Я вспомнила метель, которая не хотела выпускать меня из дома, и такой же холодок пробежал у меня по спине.

Две женщины в платочках и длинных юбках с огромными дорожными сумками переминались на обочине дороги.

— Вы в Дивеево?

— Да.

— И я с вами!

В считанные минуты набралось несколько десятков человек. Подошел автобус. С огромными тонированными окнами «немец» гостеприимно распахнул двери. Экскурсовод сразу объявила, что не сможет принять в салон всех желающих, свободные места ограниченны. У меня сжалось сердце. Стою, молюсь, страшно даже подумать, если лишней окажусь я. Где коротать ночь, ведь электричек не будет до утра?

Слава Богу, я вошла в салон предпоследней. Автобус не смог вместить всего двух-трех человек. Мне было очень жаль этих людей. Успокоила меня экскурсовод, ровный и приветливый голос которой раздался в динамике. После положенных приветственных слов она сказала:

— Вы думаете, вы едете в Дивеево к Божией Матери? Ничего подобного! Это Богородица вас Сама позвала к Себе. И те люди, которым не хватило места в нашем автобусе, возможно, не готовы пока к встрече со святыней. Так давайте помолимся, чтобы Божия Матерь не изменила о нас своего промыслительного решения. Я вожу экскурсии уже много лет, и, поверьте, далеко не все экскурсии доезжают до Дивеева.

Автобус плавно покачивался на ухабах под пение тропарей и величаний. А я никак не могла удобно устроиться в кресле, подумала, что немцы, славящиеся своим добротным отношением к делу, явно сэкономили на конструкции кресел. Насколько комфортнее были кресла в венгерских «Икарусах»!

За время дороги познакомилась с двумя молодыми женщинами, ровесницами моей старшей дочери. Каждая ехала в паломничество со своей нуждой. Москвичка Катя молилась о ребенке, которого никак Господь не посылал ей с мужем. Белоруска Таня просила у Бога суженого. Легкая в общении и смешливая Таня раскидывала руки в стороны:

— Ну посмотри на меня! Какая красота пропадает!

У источника

Едва рассвело, подъехали к святому источнику. Это я позже узнала, что в Дивеево много источников. Но паломников традиционно возят к одному — источнику Батюшки Серафима Саровского. Всё здесь было приветливым и родным. Тишина стояла необыкновенная. И хотя было раннее утро, торговцы сувенирами и купальными сорочками были на месте. Мы купили у них пластиковые бутылки для воды и спустились к источнику.

Виктория Белькова на источнике Преподобного Серафима.

Трудяга-дятел приветствовал нас раскатистой дробью. Таня с Катей ушли в раздевалку. Многие паломники уже окунались — кто с молитвой и крестным знамением, как положено, а кто просто так. Вода в источнике была темная от хмурого неба, но в то же время очень ласковая. Меня так и тянуло окунуться. Не могу сказать, что я привычна к этому делу. Но окуналась же я несколько раз в источнике Святителя Иннокентия Иркутского, однажды даже в начале апреля. И в Ангарской иордани на Крещение в сибирский мороз. Но на этот раз что-то меня останавливало. С одной стороны свербело: приехать за столько тысяч километров и не окунуться в святом источнике! С другой стороны, так и слышались слова старца из сна: «Не надо тебе купаться». Попив целебной водички, умывшись, я помазала крестообразно на груди место, где болели мои несчастные бронхи, и, набрав святой воды, пошла к автобусу.

Дивеево

Мы устроились в гостинице, прослушали экскурсию по монастырю, отобедали в монастырской трапезной, где безплатно питают паломников по завету Батюшки Серафима, набрали земельки и помолились на Святой канавке Пресвятой Богородицы, пожертвовали именные кирпичики на строительство Благовещенского собора внутри Канавки. По местному преданию, в конце времен, когда антихрист завладеет всем миром, земля внутри Канавки будет единственным местом, куда не ступит его нечистая нога.

Дорога наша из гостиницы в монастырь пролегала мимо исторической лиственницы, возле которой установлен поклонный крест. Это лиственница Царевича Алексея — сына Царя Николая Второго, и посажена она была в год рождения Цесаревича. Сейчас лиственница превратилась в огромное дерево, которое отгорожено оградкой, так как паломники норовили унести с собой хоть щепочку, хоть кусочек коры.

Неожиданно позвонил муж:

— Ты в Дивеево? Вот здорово! Найди, пожалуйста, могилу Николая Мотовилова, «Серафимова служки», поклонись ему от меня, и Батюшке Серафиму, конечно, поклонись.

Хожу ищу могилку Мотовилова. Кого ни спрошу — никто не знает, где искать. И только одна работница храма указала мне верный путь.

Вечером были на праздничной службе в честь Торжества Православия в Преображенском соборе монастыря. Народу — море, и так, говорят, каждую службу. Вместе со всеми поклонилась мощам Преподобного Серафима. Отче Серафиме, моли Бога о нас! Вот милость! — хожу по земле, где каждый день Свой удел обходит Богородица! Чувствую себя самой счастливой на земле! И за что мне все это?

Литургия

Девчонки блаженно вытянулись на гостиничных кроватях, готовясь ко сну. А я попросила разрешения не гасить пока свет.

— Ты что, каноны читаешь? На исповедь собралась, что ли? Ты что, не слышала, что экскурсовод сказала? Что попасть на исповедь практически невозможно. Столько народа! Нет, я лучше дома схожу.

— И я, — вторила Тане Катя, — я так спать хочу, лучше выспаться хорошо перед дорогой. Мы же не успеваем на позднюю Литургию. Автобус в девять уже отходит от гостиницы. Вы что, на раннюю службу собираетесь?

Я кивнула головой:

— Девочки, вы простите, я ненадолго задержу свет.

А про себя подумала: «Как раз выспаться-то я и дома успею. Быть на Литургии в Дивеево и даже не попытаться попасть на Исповедь и Причастие? Буду готовиться, а там как Бог даст. На все воля Божия».

Будильник прозвенел в четыре утра. Тихо оделась и выскользнула из номера, спустилась на первый этаж, где встретила еще одну женщину, которая спешила к ранней Литургии. Обрадовались друг другу, как родные. Все-таки страшновато идти ночью одной.

Мы шли почти в темноте по знакомой уже тропинке и были у калитки первыми. Калитка была заперта, охранник вышел из домика и сказал, что калитка будет открыта ровно в пять утра. Мы с моей спутницей повернулись в сторону храма и стали читать по памяти утреннее правило.

Когда охранник открыл калитку и мы заспешили к храму, то увидели, что снизу, наперерез нам, от главного входа, поднималась уже целая река людей. Почти бегом, вместе с этой людской рекой поднялись по ступеням храма. Успела спросить у охранника на входе:

— Где здесь исповедь?

Охранник махнул рукой в сторону левого придела. И едва мы встали у перегородки, за которую пока не пропускали, как за нашей спиной выстроилась очередь, занимая половину пространства огромного храма.

Началась служба. Вскоре на исповедь вышли два иеромонаха и встали каждый у своего аналоя. Людей запускали группами. И хотя мы стояли в самом начале очереди, нас все время оттесняли в сторону, а работать локтями я вообще не привыкла, тем более в таком святом месте.

Наконец и мы прошли за заветную перегородку. На исповедь вышли еще два иеромонаха. Один подошел к аналою, а четвертому батюшке аналоя не хватило. Он вынес два стула, на один сел сам, другой застелил тканью, на которую положил крест и Евангелие. Людям, которые подходили на исповедь к этому батюшке, приходилось вставать на колени. Наверное, не всем этого хотелось, потому что очередь возле этого иеромонаха была самая маленькая. А я подумала: «Никогда в жизни не исповедовалась на коленях. А ведь это очень правильно!» И встала в очередь к этому батюшке.

После исповеди очень кратко рассказала сон про старца, виденный мной накануне отъезда, его слова: «Не надо тебе купаться», — и то, как старец благословил меня по-иерейски. Я замолчала, и монах молчал. Наверное, молился. Потом он сказал:

— Значит, не надо было вам окунаться в источник. Наверное, для вас достаточно было испить воды и умыться.

И он благословил меня на Причастие. Мне стало легко-легко, будто камень противоречий свалился с моей души. Шла на Причастие и не верила в происходящее. Как милостива ко мне, грешной, Богородица! Как любит меня, недостойную, старец Серафим!

Муром

Дорога казалась легкой, и даже кресла автобуса уже казались вполне приличной комфортности. На обратном пути заехали в Муром, где многовековой древностью пропитан каждый камень.

Муром — родина святого воина преподобного Илии Муромского, мощи которого хранятся в Киево-Печерской Лавре. А в Муроме хранится частица его святых мощей. На берегу Оки не так давно установлен памятник, напоминающий об этом былинном богатыре.

Виктория Белькова в муромском Благовещенском монастыре.

В небольшом городке Муроме целых четыре монастыря! Мы побывали в двух из них. В одном из этих монастырей хранятся мощи благоверных князя Петра и княгини Февронии, в иночестве Давида и Евфросинии, Муромских чудотворцев, покровителей семьи.

Из всех моих припасенных финансов осталось сто рублей с небольшим. Стою в иконной лавке и никак не могу решить, на что лучше их потратить. Монахиня за свечным ящиком обратилась ко мне:

— Вам помочь?

— Да вот никак не могу выбрать, на что потратить сто рублей, они у меня последние… Хочется семье дочери привезти святого масла, или свечу святым Петру и Февронии купить?

Монахиня решительным жестом выставила на прилавок бутылек с маслом:

— Вот, берите масло, а свечку я вам и так дам.

— Ой, спаси Господи! Ну разве что самую маленькую…

— Зачем же маленькую, — и монахиня выложила на прилавок две большие свечи.

Я, не веря своему счастью, еще раз поблагодарила мою благодетельницу и направилась к раке с мощами святых Петра и Февронии, где и затеплила эти свечи.

Уже прощаясь с гостеприимной Муромской землей, у входа в монастырь заметила монаха в скуфейке и черной куртке, надетой на подрясник. Через шею был перекинут поясок, на котором висела кружка для сбора пожертвований. Руки монаха посинели от холода, и весь он имел очень жалкий вид. Невозможно было пройти равнодушно, и я спросила:

— Вы священник?

— Да, я иеромонах Антоний.

— Тогда благословите, батюшка.

И отец Антоний рассказал, что восстанавливает храм в отдаленном вымирающем селе. Но средств нет не только на восстановление храма, но порой и на пропитание. Вот и приходится ему иногда, по разрешению и благословению игумена монастыря, добывать средства вот таким способом — на паперти храма. Нас окружили другие паломники. Помогли батюшке кто чем мог. А я досадовала на себя, что потратила уже все деньги и не могу помочь бедному иеромонаху так, как хотелось бы. Я пересчитала свои финансы, отложила на обратную дорогу сумму с точностью до рубля и небольшую горсточку мелочи ссыпала в кружку отца Антония. Батюшка до того растрогался, что со словами «я сейчас» бросился бегом в келью, откуда принес свечи собственного изготовления, которые предложил нам по очень дешевой цене. Сама я уже не могла купить свечей, но радовалась, глядя, как это делают другие.

Погода стояла морозная и солнечная. Великолепный вид монастыря с его белоснежными сияющими стенами, голубое небо, теплый прием монахов — всё благостным елеем изливалось на нас. Девчонки устроили фотосессию. У Тани не было с собой хорошего фотоаппарата, и она попросила меня выслать ей фотографии по электронному адресу, который по памяти нацарапала на клочке бумаги:

— Правильно написала или неправильно? Кажется, правильно…

А оказалось, что адрес неверный. И я не смогла выполнить обещание. Искала Таню в соцсетях, но как найти человека, если не знаешь даже фамилии! Мы были опьянены благодатью, изливающейся на нас, и, наверное, поэтому плохо соображали. Чего проще — обменяться телефонами! Но даже такая простая мысль не пришла нам в голову!

Поэтому обращаюсь к Тане из Белоруссии, с которой в конце февраля 2015 года я ездила из Москвы в паломническую поездку Дивеево — Муром: Танечка! Я не забыла про тебя и про свое обещание выслать тебе фотографии. Просто не смогла это сделать по вышеописанным причинам. Прости меня.

Послесловие

На второй день после возвращения из Дивеевской поездки, проснувшись утром, я не сразу поняла, в чем дело. И только к вечеру осознала — я больше не кашляю, у меня ничего не болит! Бронхи дышат свободно и легко, как будто и не было еще вчера разрывающего грудь кашля и невыносимых болей! Потрясающе! Но я излечилась сразу, вдруг и без остаточных последствий. И для меня это было маленьким чудом.

До отлета домой я успела встретиться с любимой подругой, с которой не виделись двадцать семь лет! И это тоже было счастье!

А дома, спустя три недели, почтальон принес конверт с обратным адресом из Сергиева Посада. Из Троице-Сергиевой Лавры — мне?! Не может быть! Конверт был подписан быстрым молодым почерком. «Наверное, почерк батюшкиного келейника», — подумала я и с замиранием сердца открыла конверт. Внутри был маленький — поместится на ладошке — листок, на котором сверху был нарисован крестик и крупным неторопливым старческим почерком написано: «р.Б. Виктории. Больше читай Евангелие и чаще ходи в храм. Снам хорошо не верить». Внизу стояли буквы, означающие сокращенное написание — архимандрит Наум.

Я поцеловала крестик в верхней части письма. Ведь это было благословение от старца на всю мою жизнь.

P.S. Спустя месяц наша корова принесла рыжую-рыжую телочку, которую я назвала Апельсинкой. Странная кличка для коровы, однако! 

841
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
25
2 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru