На Казанскую

Рассказ.

Началась праздничная Всенощная. Иеромонах Варлаам обходил с каждением храм, настоятелем которого был уже полгода. Подошел к храмовой иконе — Казанской, память которой праздновали сегодня, и застыл в благоговейном поклоне. Всего несколько секунд простоял священник перед образом Богородицы, но для него это означало целую прожитую до этого времени жизнь. Все главные события его жизни были связаны с днем 4 ноября.

Теперь отец Варлаам знал, что это — день Казанской иконы Пресвятой Богородицы, один из самых любимых его праздников. А тогда, в детстве, даже не догадывался об этом. Но на всю жизнь запомнил именно 4 ноября.

Маленький провинциальный городок, в который иеромонах был направлен по благословению Правящего Архиерея, был очень красив. Настоящие деревянные домики с резными наличниками, какие невозможно теперь встретить в областном городе, тихие улочки без рекламных щитов — всё это теперь приводило молодого священника в умиление. За годы, прошедшие в большом областном городе, он и забыл, как хороша провинция. Вообще-то в этом городке прошла часть его детства: с самого рождения и до четвертого класса прожил мальчишка в доме своего деда, Павла Петровича, который занимался воспитанием внука. А потом, когда мама забрала сына в областную столицу, то стала привозить его на все каникулы в этот городок, в котором все было родным и любимым: и тихая речка, и старый парк за окном, и друзья.

Мать забирала его перед самой школой и увозила до следующих каникул домой, где Валерка был никому не нужен, предоставлен сам себе. Скучал по деду и с нетерпением ждал очередных каникул и радостной встречи с тем, что было так дорого маленькому сердцу.

Павел Петрович был веселым, интересным человеком. Он редко бывал дома: то на даче, то на рыбалке, то в храме. Многое знал и умел. Хорошо играл на гитаре и учил этому внука. Пел в церковном хоре. Вот это последнее и не нравилось Валерке. Ведь в ту пору верующих людей считали какими-то почти изгоями, и вера в лучшем случае вызывала саркастическую усмешку у многих.

— Какой Бог? Нам в школе говорили… — говорил деду внук.

Дед только вздыхал и больше ничего не отвечал внуку. А однажды предложил:

— Пойдем со мной в храм. Посмотришь, как там красиво. Тебя в этом храме крестили.

Внук не соглашался. А когда вернулся к матери, то закатил по этому поводу скандал:

— Как ты могла меня покрестить? — кричал он.

Мама ему рассказывала, что не хотела этого, но дедушка уперся: «С некрещеным сидеть не буду». Ольга тогда была студенткой, ей надо было учиться, и она, атеистка, согласилась, уговорившись с отцом, что тот будет об этом помалкивать.

— Что было делать? — вздыхала, рассказывая об этом сыну. — Не отдавать же было тебя в детдом.

Сейчас, вспоминая этот разговор, священник сгорал от стыда, в душе благодарил покойного деда за такую мудрость.

В тот год Ольга привезла сына к деду на несколько дней раньше осенних каникул — 4 ноября. (В те далекие теперь уже времена каникулы начинались позже.) Оставила и, даже не попив чайку, уехала домой, чмокнув Валерку в затылок. И только бросила на прощание отцу:

— Ты еще не убрал ее? — мотнула головой в сторону Казанской иконы Божией Матери, которая стояла в доме на своем обычном месте. — Сколько раз просила: убери икону.

— И не подумаю!

Однако спешила в тот день не только Ольга, но и Павел Петрович: ему нужно было петь на праздничной службе.

— Пойдешь со мной? — спросил он внука.

— Ты же знаешь, что нет, — резко ответил Валерка.

— Как твои успехи в музыкальной школе? Продолжаешь заниматься гитарой?

— Ой, — обрадовался перемене разговора внук, — первое место на конкурсе получил. Давай сыграю?

— Вернусь со службы, и сыграешь. Споем с тобой что-нибудь.

На том они в то утро и расстались.

Оставшись дома один, мальчишка не знал, чем заняться. Потренькал на дедовой гитаре, полистал какую-то книгу, походил по квартире. Вдруг его взгляд остановился на иконе Богородицы. В голове замелькали какие-то отрывки мыслей и вспомнились слова мамы: «Ты еще не убрал ее?» Еще не осознавая до конца, что собирается сделать, Валера подошел к столу и взял в руки образ. Хотел вынести на улицу и выкинуть, но дед запер его в квартире снаружи, а ключей у внука не было. Тогда Валера вышел на балкон и выкинул икону с третьего этажа. Слышал стук о землю и звук разбившегося стекла. Вернулся в комнату и даже какое-то время считал себя героем, но потом страх стал заползать в душу, все сильнее и сильнее разливаясь в ней.

Нет, испугался не того, что натворил, поскольку не знал еще тогда страха Божия или понятия о кощунстве. Испугался предстоящего разговора с дедом, ожидая его с великим страхом.

Тот молча выслушал внука и побежал во двор. Икона лежала на сухой листве, еще не убранной с газона, она и смягчила удар. Разбито было только стекло.

Валерка по пятам с рыданиями бежал за дедом и вдруг увидел, как тот опустился перед святыней на колени и, вытирая слезы одной рукой, другой бережно поднял ее с засохших листьев.

— Пресвятая Богородице, Матерь Божия, — шептал Павел Петрович, обливаясь слезами и прижимая образ к груди.

Впервые между дедом и внуком состоялся серьезный разговор. Всегда такой добрый и ласковый, Павел Петрович был в этот раз очень строг. А ночью парнишка слышал, как дед молился, стоя перед образом на коленях:

— Пресвятая Богородица, прости его, несмышленого. Ведь не ведает, что творит.

Желая как-то загладить вину, Валерка поднялся с дивана, подошел и встал рядом с ним на колени, кланяясь до земли. И вдруг мальчик почувствовал легкость и еще что-то большее. Это уже потом, много лет спустя, он поймет, что впервые почувствовал тогда Благодать.

А наутро Павла Петровича увезли с сердечным приступом в больницу, из которой в родной дом он уже не вернулся. Это было самым большим горем в жизни Валеры.

— Это всё из-за меня, — плакал внук. — Прости, дед!

Как самую дорогую память о детстве и тех событиях берег Валера две вещи: ту икону Пресвятой Богородицы и дедову гитару, которая была очень дорогая во всех смыслах: и как память, и по цене, поскольку была ручной работы.

Прошло время, Валерий вырос и, как хотел когда-то, поступил в музыкальное училище по классу гитары. Была теперь у него и электронная гитара, но почти на все конкурсы он ездил с дедовой. Вот и на дачу к другу приехал с ней. На самом деле ехать туда он не хотел, потому что как раз 4 ноября было. Сокурсники и друзья собирались на даче еще и порепетировать перед очередным конкурсом. А потом, конечно же, намечалась веселая вечеринка. Валера не любил вечеринок и избегал, как мог. Но в этот раз отказаться было сложно. И он скрепя сердце согласился.

На даче было холодно. Дрова, конечно же, никто на зиму не заготавливал, так как дача была обитаема только летом. Но печка в доме все-таки была.

— Что у тебя так холодно? Пригласил в гости, так мог бы и об отоплении подумать, — шумела подвыпившая компания.

— Я и подумал, — оправдывался хозяин, ставя на стол очередную бутылку. — Чем не отопление?

И тогда поступило предложение:

— Давайте на чердак слазаем: там всегда разного хлама полно. Может, мебель какая поломанная осталась.

— Да нет там ничего. Мы летом с батей крышу ремонтировали, так все оттуда выкинули. Хотя...

И Игорь, сорвавшись с места, понесся на чердак. Вернулся довольно быстро, неся перед собой что-то большое. Когда он перевернул доску, Валерий ахнул: это была Казанская икона Божией Матери, с которой, казалось, с такой любовью смотрела на всех присутствующих Сама Пресвятая Богородица с Предвечным Младенцем. Приложил образ к стене и еще раз зачем-то полез наверх. Вернулся с топором:

— Сейчас будут дрова.

— Не смей! — Валерий вырвал из рук приятеля топор. — Не смей!

Началась потасовка.

— Я... — парень на секунду замялся, еще раз глянув на лик Пресвятой Богородицы, — отдам за нее свою гитару. Ту, дедову. Я знаю, она тебе нравится, возьми, пожалуйста, Игорь.

Все присутствующие знали, как дорожил Валера этой гитарой.

С пьяной ухмылкой протянул руки Игорь и издевательским тоном произнес:

— По рукам.

Молодой гитарист при всех опустился на колени и, прикладываясь к образу, прошептал:

— Пресвятая Богородица, слава Тебе! — прошептал он, тщетно пытаясь скрыть набежавшую слезу. — Прости меня, дед. Теперь я понял всё. Прости, что так поздно.

Потом поднялся с колен, взял в руки икону и пошел к выходу. От дачи друга до дома было всего две станции, но электричек до утра уже по расписанию не было: последняя до города ушла полчаса назад. Но — чудо! — электричка стояла на станции. Бегом понесся к платформе с дорогой теперь его сердцу ношей и успел. Редкие пассажиры косились на подвыпившего, распаренного, запыхавшегося от бега парня: не украл ли у кого икону? И никто даже не подозревал, что сейчас творилось в душе молодого человека, которого одновременно раздирали сожаления о потерянной навсегда дедовой гитаре и чувство того, что поступил он единственно правильно. И вдруг, как когда-то в детстве, когда стояли они с дедом на коленях перед поруганной внуком иконой, Валерий вновь испытал то забытое им чувство благодати. Уставший, ненадолго задремал и вдруг во сне увидел деда, который смотрел на него с улыбкой и говорил: «Ты сделал правильный выбор, внук».

Кто-то тряс его за плечо:

— Молодой человек, приехали.

Через несколько дней, уже после конкурса, как всегда заняв первое место, хотя играл теперь на обычной гитаре, Валерий отправился на могилу деда. Взял с собой и икону, поскольку решил отдать ее в храм, в котором в свое время пел дед.

— Возьмите, пожалуйста, икону на память, — и студент рассказал батюшке, как все было, умолчав, правда, про гитару.

Старенький священник внимательно присмотрелся к парню:

— Никак внук Павла Петровича? Глаза-то его. Помню-помню. Верующим стал?

— Да… нет… не знаю… — смутился тогда тот.

— А почему тогда? — батюшка внимательно посмотрел на парня.

— Жалко, красивая очень Богородица на иконе. Красивая и грустная.

С тех пор эта икона и находилась в храме. А сам Валерий зачастил в город, где прошло его детство. Окончив музыкальное училище, поступил в семинарию. Принял постриг, став отцом Варлаамом, и теперь шел с каждением по храму, на секунду застыв перед этим образом Богородицы, который когда-то спас от поругания. И который спас его от безверия.

Светлана Хорькова, г. Тверь.

Рис. Ильи Одинцова.