История одной монахини

Писательница и врач монахиня Евфимия (Пащенко) встретилась с читателями на Православной выставке в Самаре.

В воскресный день 30 августа гостем выставки «Благословенная Самара» стала монахиня Евфимия (Пащенко), Православная писательница, автор нескольких книг, многих рассказов и статей.

Родом я из Архангельска

Творческую встречу с читателями матушка Евфимия начала словами:

— Здравствуйте, жители Богоспасаемого града Самары! Я — монахиня Евфимия, в миру Елена Владимировна Пащенко, врач-невролог, Православный писатель. Последние годы живу в Москве, работаю в поликлинике. Рада приветствовать вас в Самаре, где я впервые. Большое спасибо директору издательства «Воскресение» Владимиру Станиславовичу Мельникову, который организовал мой приезд в Самару.

Ваш город очень известен в России, прежде всего — по происшедшему здесь в советское время чуду, Стоянию Зои. И я счастлива, что нахожусь на земле, где Святитель Николай явил милость свою и мощь, вразумил нечестивых и поддержал веру в народе.

Родом я из Архангельска, из врачебной семьи, предки мои далекие тоже были врачи. Дед моего деда Афанасий был крепостным сельским фельдшером в Тамбовской губернии. Вольноотпущенный крепостной господ Матвеевых. Про него я пока не написала рассказ, но вот — был такой человек. Медицинская линия протянулась и до наших дней: и я, и брат мой врачи.

Иначе как чудом это не назовешь, что я приехала на выставку именно тогда, когда здесь находится икона Святителя Луки Крымского с частицей его мощей.

Дело в том, что Святитель Лука три года отбывал ссылку в нашем городе Архангельске, куда он был отправлен в связи с известным «делом» профессора Михайловского. Сошедшего с ума богохульника, самоубийцы, пытавшегося техническими ухищрениями воскресить своего умершего сына… Владыка Лука из христианского милосердия дал письменное разрешение отпеть Михайловского. И как ни странно, именно за это Владыка Лука был осужден по тяжелой статье и отправлен в ссылку на Север, к нам в Архангельск. То есть Архангельскую землю и вашу Самарскую объединяет память о Святителе Крымском и Симферопольском Луке.

Писать меня учила родная бабушка, хотя она была не писателем, а хирургом. Мать ее, Анна Степановна, была глубоко верующей, набожной женщиной, но она, как нередко бывает, воспитывала дочь в традициях Православия из-под палки. И, к сожалению, это привело к тому, что бабушка стала атеисткой. Но именно от нее я впервые услышала о Святителе Луке Крымском задолго до его канонизации. Она, конечно, в первую очередь рассказывала о нем как о выдающемся хирурге, поскольку сама была хирургом и пользовалась его книгой «Очерки гнойной хирургии» 1950-х годов издания. По линии матери у меня был замечательный дедушка. Коммунист. Но если он находил выброшенную икону, то приносил ее домой, отмывал и вешал на стену. А бабушка моя (другая бабушка, не хирург) говорила: «Ты что! Сними немедленно! Люди увидят, ты же коммунист!» Дедушка снимал икону и вешал в гардероб, подальше от чужих глаз. От этого коммуниста мне достались в наследство Библия с гравюрами Доре, Казанская икона Божией Матери — одна из тех, которые он подобрал на улице, — и икона Преподобного Серафима Саровского. А дедушку моего звали Серафимом. Он родился вскоре после канонизации саровского старца и в крещении был назван в его честь. Мало того, дедушка мне рассказывал еще в советское время, в начале 70-х годов — насколько он, конечно, мог, — о том, как его мама, Мария Афанасьевна, возила его в Саров на поклонение мощам Преподобного Серафима (они тогда находились не в Дивеево, а в Сарове). Так вот память о Преподобном Серафиме, почитание саровского старца в моем дедушке жили несмотря на то, что он был коммунистом. И он первым рассказал мне и о Батюшке Серафиме, и, как ни странно, о праведном Иоанне Кронштадтском.

Да, странные у нас в семье были традиции. С одной стороны, неверующие люди, и мои родители неверующие, я крестилась уже в 1985 году, будучи студенткой мединститута. Но тем не менее в людях жила и не умирала вера. Вроде и верующими назвать нельзя, а с другой стороны — крайне уважительное отношение к вере как к памяти.

Четверть века, с 1986 по 2012 год, я была чтецом и певчей в Соломбальском (Соломбала — это район Архангельска) храме Святителя Мартина Исповедника. Пострижена в рясофор в 1993-м, в мантию — в 1996 году. 15 лет назад заочно окончила Свято-Тихоновский Богословский институт.

Ну а писать я начала с детства — сперва это были маленькие статьи в местной газете, в «Северном комсомольце», в «Медике Севера». Потом я занималась литературной критикой, публиковалась в московском журнале «Детская литература».

Как раз это был период моего воцерковления, и я написала тогда статью, которая вышла лишь семь лет спустя, потому что в 1985 году по идеологическим соображениям она не могла быть опубликована. Это была статья о книгах, героями которых были Православные святые. Как ни удивительно, но были такие книги и в советское время — например, «Сказание об Ольге» Веры Пановой, две книги Юрия Вронского: «Юрьевская прорубь» о мучениках града Юрьева, которые были утоплены в Крещенской проруби за отказ принять католичество, и вторая его книга — «Необыкновенные приключения Кукши из Домовичей». С этой книгой вы могли познакомиться по экранизации ее первой части в фильме «И на камнях растут деревья». И вот в этой книге представлены святые, причем именно они положительно влияют на судьбу главного героя.
И возвращение к Богу становится для Кукши началом возвращения на Родину, на Русь.

В начале 1990-х годов в Архангельской епархии начало возрождаться Православное краеведение. И я стала одним из первых авторов, которые писали краеведческие книги. А потом постепенно перешла на писание беллетристики. Поначалу это были разрозненные, отдельные рассказы, но исподволь они оформились в некую эпопею, которая разбросана по моим книгам, где описывается житие-бытие в некоем городе Михайловске. Почему Михайловск: его прототип город Архангельск назван в честь Архистратига Божия Михаила. Интересно, что Архангельск в советское время несколько раз пытались переименовать, но все эти попытки окончились ничем. И на карте Советского Союза был город, названный в честь Архистратига Божьего Михаила.

У меня целый цикл рассказов про город Михайловск и Михайловскую и Наволоцкую епархию. Условно эти рассказы делятся еще на два цикла. Героиня детективных рассказов — обычная женщина, как мы с вами, врач, зовут ее Нина Сергеевна. В силу определенных обстоятельств ей приходится заниматься распутыванием сложных детективных историй. Нина Сергеевна еще и пишет статьи в «Михайловском епархиальном вестнике». И вот рассказ «Свидетели» описывает реальную историю, только она достаточно изменена. Нине Сергеевне поручают написать статью о священнике, который пострадал в 1920-е годы. Героиня начинает собирать сведения. И первый свидетель утверждает, что священник пострадал за организацию протеста против закрытия храма. Но второй свидетель говорит, что, вообще-то, батюшка пил по-черному! У Нины сразу сомнения: она пишет об исповеднике веры, он должен быть без страха и упрека, — и вдруг его называют горьким пьяницей. Это сказал ей водитель — со слов своего дедушки, которого звали, между прочим, Иудой. Был же не только Иуда Искариот, но и Апостол Иуда Иаковлев, брат Господень по плоти, сын Иосифа Обручника, был и ветхозаветный Иуда Маккавей. Вообще это имя очень распространено в Израиле.

Третий свидетель рассказывает что — да, батюшка пил, но он был очень порядочным и жертвенным человеком.

По мере того, как Нина Сергеевна узнаёт все новые сведения о герое своей статьи, у нее меняется отношение: от благоговения до антипатии, потом — недоумения. Наконец она находит последнего, четвертого свидетеля. Это племянница самого этого священника. И она рассказывает, что батюшка действительно пил. Мало того, он был сослан за это в глухое село. Но запил он после смерти своей жены. Детей у них не было, они с матушкой воспитывали вот эту племянницу. А что касается крестьянской сходки, то всё было намного проще и трагичнее. Священника в селе не воспринимали, крестьяне издевались над ним. Это реальная история из жизни разных архангельских священников. Однажды батюшку напоили и в пьяном виде повезли на телеге по селу. Племянница предлагала ему уехать, но, как ни плохо ему было, священник отказывался покинуть село. Он считал себя в ответе за души прихожан. Ведь если он уедет, у них и такого священника не останется. И вот крестьяне организовали сельский сход. Но не против закрытия церкви! Это просто была стихийная сходка, вызванная протестом против того, что крестьян насильно загоняли в колхоз. И зачинщиков сходки — среди них был и тот самый крестьянин по имени Иуда, который больше всего над священником издевался, — их арестовали. А священник решил пожертвовать собой. Он пошел в сельсовет и сказал, чтобы мужиков отпустили, потому что это он один во всем виноват, он организовал эту сходку. Чтобы его одного наказали, а их отпустили. Но, конечно, не отпустили никого…

И вот облик этого батюшки предстает совершенно в ином виде. Это то, о чем говорится в 15-й главе Евангелия от Иоанна: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя».

Во втором цикле рассказов героем (а точнее, наверное, сказать о нем — главным действующим лицом, отнюдь не героем!) является антиквар Борис Семенович Жохов по прозвищу Жох. Естественно — Жох. Преступник. На его совести даже убийство. И он пытается не просто перехитрить того или иного человека, но и Самого Бога. По сути, это лукавый. Но он не может понять, почему все его хитрости в конце концов оказываются безрезультатны. Да потому что нельзя перехитрить Бога!

Путь к Богу

— Расскажите, матушка, как вы пришли к Богу, — интересуются из зала.

— Сколько себя помню — в детстве у меня была странная игра: я крестила своих кукол. «Крещается раба Божия…» Откуда такая игра у ребенка, у девочки, выросшей в советской семье? Среди моих предков священников, насколько мне известно, не было. Но были и певчие, и дьячки — церковные чтецы. Глубоко верующие люди. К тому же была еще у меня — и сейчас она есть — книга 1960-х годов «Из жизни слов», автор Эдуард Вартаньян. В этой книге объяснялись значения библейских выражений, например — «манна небесная», «труба иерихонская», «притча во языцех»... И это была одна из первых книг, благодаря которым я узнала о Священном Писании.

Возможно, кто-то из вас прошел такой же путь, как и я — в пору моего воцерковления те, кто хотел хоть что-то узнать о Православии, узнавали из атеистических книг. Не было того великолепия, как сейчас мы видим на Православных выставках и в церковных магазинах. Все, что было — это самиздат, переписанные от руки или отпечатанные на машинке рукописи или чудом уцелевшие экземпляры церковных книг.

В городе моего детства мало что можно было найти. Это же не Москва, а Архангельск. Город, в котором уцелело всего три церкви. А кафедральный собор… В Самаре кафедральный собор был взорван, и на его месте стоит театр оперы и балета. Да, это тоже роднит Архангельск с вашим городом: на центральной площади, где прежде стоял Богоявленский Свято-Троицкий кафедральный собор, построен Архангельский драматический театр. Все постановки в нем провальные. И может ли быть иначе, если театр — на месте храма?

Ну а дальше… я сама не знаю, как пришла к Богу. Бог привел. Первый раз я попала в храм в Вологде, когда была там на врачебной практике. Пришла и поняла, что здесь мне быть.

— Вот вы врач. Не было ли сомнений: наука, и вдруг — Господь Бог. Вы ощущали помощь Божию в работе?

— У меня никогда не было противоречий между медициной и верой. Пример Святителя Луки всегда был перед глазами. И ведь не было такого противоречия и у дореволюционных врачей, которые веровали в Бога и лечили людей.

Единственное «но»: жизнь моя небогата на чудеса. Бог не балует. У меня было всего одно чудо, которое я действительно считаю чудом Божиим. Но чтобы рассказать об этом случае, мне придется употребить режущую слух Православного человека формулировку: «Религия — опиум для народа». Надо знать: опиум в старину использовался в медицине как болеутоляющее и успокоительное средство.

Это было в 1986 году. В далеком лесопункте человек умирал от рака легких с метастазами в лимфоузлы. Боли были так сильны, что инъекции промидола помогали ненадолго, и больной требовал еще уколов, а в таежном лесопункте с промидолом было не так хорошо. К тому же этот человек уже имел перед своими глазами опыт знакомого, который тоже страдал похожей болезнью и, не выдержав боли, повесился.

И я этому своему пациенту стала рассказывать о Рае. До сих пор не знаю, был ли он крещен. Но я ему говорила, что если он вытерпит эти страдания, то после смерти его ждет вечное блаженство. Оправданно ли это было, не знаю, я не священник, но я говорила это. А потом говорила ему: идите ложитесь спать. Он шел и ложился. Без промидола.

Чего мне это стоило? Руководитель местной амбулатории донес в облздрав, что врач занимается религиозной пропагандой. И меня отозвали. Я не знаю, что потом произошло с этим больным, но то, что происходило тогда, я считаю явным чудом. Когда надежда на жизнь вечную, надежда на блаженство после смерти оказывалась сильнее боли и смертного страха. Это чудо я буду помнить, пока жива.

— А что привело вас в монашество?

— Меня еще часто спрашивают: а в каком монастыре вы живете. Ни в каком. В ту пору, когда я постригалась, еще не было у нас в епархии монастырей. Их возрождение началось в нашей епархии в 1996 году. Но тогда в Архангельске еще доживали свой век последние монахини в миру. У меня есть книга, названная по одному рассказу в ней: «История одной монахини». Это воспоминания о реальном человеке, которого я знаю, монахине в миру, которая стала послушницей в 1937 году, а в монашество была пострижена только в конце 1980-х. Представляете, какой долгий послушнический искус? Невероятно долгий! Такого не было даже в дореволюционных монастырях. Молодая красивая девушка, очень общительная, она могла выйти замуж — но сохранила себя от брака ради Христа. Отчасти знакомство с матерью Елевферией и привело меня к монашеству.

Я могу о себе ответить просто: Господь призвал. Призвал к Себе — и я окрестилась. Призвал к Себе — постриглась. Призвал — и стала вроде как даже писательницей. Здесь стоит просто смиренно склонить голову и сказать: Господь призвал. Господь сказал — и стало, повелел — и произошло.

Как в 148-м псалме Давидовом: «Да восхвалят Имя Господне: яко Той рече, и быша, Той повеле, и создашася».

— Ваша книга «История одной монахини» начинается повестью «Сети красивой жизни». Откуда у вас, монахини, такое знание страшных реалий современной жизни? — задаю и я вопрос. — Сегодня сети раскинуты повсюду и самые разные — несть им числа!..

— На самом деле именно такой фирмы, как в моей книге, — «Белла вида», что значит «красивая жизнь» — нет. Но мне многое рассказывал человек, который на самом деле работал в подобной фармацевтической компании. Что я хотела показать и что у меня не совсем вышло? Антихристианская по сути организация, система, которая культивирует антихристианские ценности и которая порабощает человека. Главному герою удалось вырваться из сетей красивой жизни. Можно было написать подобную повесть, например, о криминальной группировке. Главное не конкретная фирма, а сама система. Конечно, у меня есть люди, которые консультируют меня, рассказывают о той жизни, с которой сама я не знакома. Так, в моем родном Архангельске коллекционер и краевед Дмитрий Дмитриевич Иванов — один из плеяды первых наших епархиальных краеведов — тоже мне много чего подсказал. И не случайно книга «Драма из приходской жизни» посвящена ему.

«Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат»

— Используете ли вы в своей медицинской практике народные средства, травы?

— Я выученик старой врачебной школы, советской школы, и травы не использую. Эти методики используют те, кто их хорошо знает. А я самый обыкновенный врач. Единственное, что я стараюсь использовать старые традиции. Когда врач не только назначает больному ту или иную таблетку, ту или иную инъекцию, но еще и пытается выяснить духовные причины заболевания. Кстати, это тоже из медицинской практики Святителя Луки. Собственно, не только Православный опыт это доказывает. Психотерапевт Виктор Франкл, который прошел фашистские концлагеря, на основе собственного опыта сделал вывод, что в концлагерях выживали те, кто знал, для чего он живет.

В концлагере заключенный утрачивал всё: свободу, человеческое достоинство… — всё! Он превращался фактически в раба. Оставалось только — вера и убеждения. Люди, которые имели это, выживали. Кто этого не имел, ломались. Но опять-таки надо сказать: крепкая вера и крепкие убеждения. Некрепкие ломаются. Помните у Пушкина: «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат».

— Вам легко пишется?

— Не знаю, как другие писатели, я пишу не по вдохновению. То, что вы прочтете в моих книгах, это плод моего труда. Труда многодневного, бывает — многомесячного. И редкие эпизоды вдохновения являются наградой за тяжелый труд.

По вдохновению у меня было написано немногое, в частности повесть «Память его да будет незабвенна» — о священномученике Иларионе, Архиепископе Верейском, новомученике Соловецком. Рассказ ведется от лица украинского мальчика-подростка, который угодил в Соловецкий концлагерь за то, что вступился за икону. Местный коммунист-безбожник, напившись, стал выплясывать на иконе, а мальчик кинулся и толкнул его в грязь, и пока тот барахтался, схватил икону и унес в свою хатку. Коммунист донес, будто мальчик набросился на него с топором, грозил зарубить. И в Соловках мальчик встречается со Святителем Иларионом. И видит как раз то, о чем писал Франкл, о чем говорил Владыка Лука Крымский, — что человек, имеющий глубокую веру, не ломается. Он и в лагере остается собой.

Второй рассказ Соловецкого цикла был посвящен Архиепископу Петру (Звереву). Вот этот рассказ я писала два года. Два года пыталась найти главного героя, рассказчика, который сидел в Соловецком лагере и встречался с Архиепископом Петром (Зверевым). Потом я нашла. Не иначе как Бог послал! И был это врач, притом человек неверующий, который в лагере сломался, потому что веры не имел, а медицинская рукопись, которую он писал всю жизнь, погибла при обыске. Утратил всё: семью, свободу, труд своей жизни — и встретился с человеком, чье имя Петр означает камень. С человеком, который несмотря на физическую немощь (он ведь умер в Соловках) был несокрушимым носителем Православной веры.

Меня в свое время потрясли воспоминания комиссара Панкратова, который стерег Царскую Семью в Тобольске. Мы видим святую Царскую Семью глазами человека, который находился в другом стане. Это был революционер, враг Самодержавия, он и на каторге побывал за антиправительственную деятельность. Но когда он увидел Царскую Семью в ссылке, то понял, что это действительно люди, которых стоит уважать, перед подвигом которых стоит преклониться.

По нам судят о нашей вере

— Но мы-то часто в обычной жизни видим совсем другие примеры. Порой даже в церкви.

— Не секрет, что зачастую люди уходят из церкви именно потому, что видят что-то не то. Или плохих верующих, или плохих, по их мнению, батюшек. Шумиха в прессе немало тому способствует. Всегда были люди, которые вносили соблазн. Да ведь церковь и называют духовной врачебницей. Естественно, каждый из вас, когда приходит в поликлинику, прежде всего видит больных. Да и врачи, медсестры — взъерошенные, куда-то несутся… Поликлиника — зрелище не для слабонервных. А когда человек впервые приходит в храм, обычно его встречает такая же взъерошенная старушка, которая первым делом кричит: куда ты — здесь стоять нельзя, там не ходи…

Кстати, и жизнеописание свое Святитель Лука начинает словами о том, что отец его был глубоко верующий католик, ходил в костел, а Православная мать хотя и верила в Бога и подолгу молилась дома, но в церковь не ходила. И объясняет, почему: ей попались на глаза священнослужители, которые вели себя недостойно. Вот смотрите, какой сразу пример. Женщина не ходила в храм, потому что увидела отрицательные примеры. Я не берусь судить, правда ли это так и было.

В монашеской аскетической литературе сколько угодно примеров того, как враг спасения нашего, дабы отвести человека от веры, показывает ему не то, что есть на самом деле. Так, один монах увидел издали своего собрата, который прилюдно занимается блудом с женщиной. Возмутившись, он подошел и пнул негодяя… — и увидел, что это вовсе не монах и женщина, а два снопа.

Ну и фильм «Марья Искусница» помните? Бабушка Кривда колдует: правда, правда, покривись! — и вот уже героиня твердит, как зомби: «что воля, что неволя, всё одно…» Такие вещи творит диавол. Он и еще более страшное творит, когда подстраивает наши встречи с такими православными людьми, которые ведут себя недостойно. Но мы же люди, мы не ангелы! Ошибочно думать, что в храме все сплошь праведники. И тем соблазнительнее, и тем страшнее наши грехи, потому что по нам другие люди судят о вере: «Ах, эти православные, раз они такое делают, значит, сама вера такая!» Поэтому и говорят, что лучшие миссионеры не те, которые выступают на радио и телевидении, не те, которые неустанно говорят о духовном, но те, которые живут по-христиански. И другие, глядя на их жизнь, говорят: «Ах, какие они хорошие, какие порядочные, честные — это, наверное, потому что у них вера такая! Это ж, пожалуй, и мы окрестимся!» Вот это самая лучшая миссия — делами. Но, к сожалению, кто-то из нас наверняка может припомнить в своей жизни совсем иные примеры. Когда из-за него кто-то отошел от Бога. И только Бог может вернуть их. Потеря трагическая, порой безвозвратная…

Я помню тот интерес, который был к Православной Церкви в конце 80-х — начале 90-х годов. Люди тянулись к Церкви как к источнику воды живой. Где сейчас эти люди? Очень многие из людей — где они?

Ладно, что уж... Давайте лучше прочту вам свою сказку.

Мобильник под спудом

Лежал на клиросе мобильный телефончик. И, пока певчие службу пели, про себя такую думу думал:

— Вот он какой я! Не то что другие мобильники! Да меня как только купили, сразу святой водой окропили! И заставка у меня — с нашим храмом! И звонок у меня — не какое-нибудь «тили-тили», а настоящий колокольный звон! А в телефонной книге у меня только православные записаны, и даже сам батюшка! А живу я в бархатном мешочке, на котором шелком ангел вышит! И каждую службу в храме бываю, и не где-нибудь, а на самом клиросе, по соседству со свечками. Да не с парафиновыми, а с настоящими восковыми! И ни звука не пророню, не то что те мобильники, что прямо во время службы пустозвонят. Или моя хозяйка, которая с другими певчими норовит пошушукаться… Да других таких, как я, в целом свете нет!

И так тут телефончик разобрало, что решил он о себе по всему миру раззвонить. Да ка-ак задребезжит на весь храм! Насилу его выключили да в сумку от греха подальше засунули…

…Вот лежит там мобильник и на весь мир злится:

— Да, видно, не зря говорят, что все хотящие благочестиво жить — гонимы будут. Только захочешь о своих подвигах миру поведать — сразу рот заткнут да и сунут под спуд… У-у-у, фарисеи…

У меня и другие сказки есть, только наизусть я их не помню, не обезсудьте…

И снова вопросы из зала:

— Скажите, вот если человека ни за что прокляли, может ли это проклятие пасть на того, кто его наслал?

— Знаете, что по-настоящему страшно? То, что нередко страх перед дьяволом сильнее, чем страх перед Богом. Нельзя забывать о том, что миром правит не дьявол, а Бог. И что любые бесовские козни Господь может пресечь. В катехизисе Святителя Филарета (Дроздова) сказано (я сейчас неточные слова приведу, но смысл такой): Бог правит миром, и если в мире существует какое-то зло, то лишь потому, что Господь либо пресечет это зло, либо направит на добрые дела.

Ведь почему Жох все время оказывается в дураках, почему дьявол всегда бывает посрамлен? Да потому что он всего лишь дьявол. Всего лишь падший ангел. А миром правит Бог!

— А если человеку «на смерть сделано»? — с тревогой спрашивает монахиню-врача хорошо знакомая многим в самарских храмах не очень уже молодая девушка Елена. Болящая Елена…

— А Бог как же?! Больше, чем Бог попустит, сделать человеку не могут. Когда на нас обрушивается несчастье или болезнь, мы вопрошаем: за что? Но одна Православная писательница предлагает другой вариант ответа: для чего? А может быть, для того, чтобы человек осознал свои грехи? Может быть, для того, чтобы он понял, что находится на ложном пути, и вернулся на путь истинный? Многим людям посылается тяжелая болезнь, чтобы показать им: то, чего лишает их болезнь, не главное в жизни! Вот, кстати, вернемся опять к Луке Крымскому — он ведь в последние годы своей жизни был полностью слеп. Это страшно. И естественно, что он мог бы вопросить: за что, Господи? Ведь я для Тебя столько трудился, за Тебя столько страдал в ссылках, тюрьмах и лагерях… А он вспоминал историю об одном русском князе, которого ослепили его политические противники. Но князь Василий Темный не роптал, а говорил, что Господь оставил ему время для покаяния. Это, наверное, даже больше, чем когда поют «Слава Богу за скорбь и за радость». Сложно славить Бога, когда слезы в сердце и в душе… Но для чего-то это же было надо! Ответ на этот трудный вопрос дан в Священном Писании: «Претерпевый же до конца, той спасен будет» (Мф. 10, 22).

Вижу, что вы испуганы своими мыслями о том, что кто-то вам мог сделать зло. Пойдите к священнику и скажите об этом. И что батюшка скажет, то и примите, как волю Божию. Господь через батюшку может дать вам совет, как быть. Но, опять-таки, есть тут такая хитрость, что зачастую один и тот же вопрос задают разным священникам — и получают разные ответы. Это неверно. Спросите одного священника и действуйте так, как он скажет. Его устами говорит Господь.

— Сейчас по телевидению без конца показывают всяческие битвы экстрасенсов. Но ведь это не от Бога?!

— Мне уже до начала встречи был задан сегодня подобный вопрос. И прежде всего задумайтесь над таким вопросом: веруют ли в Бога бесы? Ответ на этот странный вопрос мы находим в Соборном послании Апостола Иакова. Там говорится: «И бесы веруют, и трепещут». Сатане свойственно притворяться. Он очень поднаторел в искусстве обмана. Каждый из нас в свое время был им обманут. Понятно, что если человек говорит: «Я верующий», — это еще не всегда так. Вот как раз критерий дает Апостол Иаков: «покажи мне веру от дел твоих».

Проверка вашей любви

— Родственница угодила в секту. Можно ли с ней общаться?

— Конечно, можно. Потому что и у вас, и у нее есть скорби. И если вы и не обратите свою родственницу к истинной вере, то, может быть, зароните в ее душу семя истинной веры. Я не знаю, порвет ли она с сектой — с сектой порвать всегда сложно! — но хотя бы то, что она не будет относиться с ненавистью к Православным, это будет точно. Если вы будете относиться к ней по-человечески, если не станете ненавидеть ее только за то, что она сектантка, есть шанс, что она изменит свое отношение к Православным и, может быть, даже окрестится. Но это уж как Господь даст… Единственное, от чего хочу предостеречь, чтобы вы сами не прониклись ее заблуждениями.

— Дети ходили в церковь, а как подросли — перестали…

— По-разному это бывает. Одна из причин, о которой я уже говорила, — когда ребенка из-под палки заставляют ходить в церковь. Что ж, здесь одно утешение: дети крещены, в них уже заронено семя веры. Бог даст — и прорастет в свое время. Может потеряться наносная, неискренняя, невыстраданная вера. То, во что мы верим искренне, остается несмотря ни на что. И оно напомнит о себе. В тот день и час, когда Господу Богу будет угодно.

— Можно ли молиться о усопшем родственнике, который жил нецерковно, выпивать любил?..

— Вот об этом лучше спросить священника — и будьте готовы к тому, что он резко отзовется о вашем усопшем. Но это будет испытанием вашей любви. Вспомним Евангельскую хананеянку, которая шла за Спасителем и просила исцелить ее дочь. На что Спаситель ответил такими словами, что скажи Он их нам, мы бы с гневом ушли прочь: «Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф. 15, 26). А хананеянка лишь возразила: «Так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их» (Мф. 15, 27). Спаситель похвалил ее за великую веру и исцелил ее дочь. Так что молиться ли о падшем близком человеке — живом ли или усопшем — решать вам. Это проверка вашей любви.

— Что вы можете сказать об одержимости?

— Одержимые, бесноватые… Я таких, слава Богу, не видела. Но если считать бесноватыми пропагандистов атеизма — таких видела. Да что — я: приведу известную историю 1920-х годов. Лектор-атеист заявляет: «Вот верующие считают, что за богохульство Бог накажет. Ну и что — я вот стою перед вами и богохульствую — Он же меня не покарал!» А один простой человек встает и говорит: «Да покарал уже!» — «Как это покарал?» — «А ум отнял!» Это ведь, помните, в Псалтири 13-й и 52-й псалмы начинаются словами: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог».

А в XVIII веке в Россию приехал знаменитый французский писатель и философ Дидро: Императрица Екатерина II привечала вольнодумцев — Вольтера, Дидро и иже с ними. Дидро захотелось блеснуть умом перед тогдашним Митрополитом Московским Платоном. Уверенный в том, что все русские неотесанные невежды и древних языков не разумеют, он сказал Митрополиту по-латыни: «Бога нет». Но Митрополит на чистейшем французском ответил ему, что об этом еще задолго до него говорили. Дидро удивился: «Кто, кто говорил?» — «Да тот безумец в Псалтири!» Дидро и сел в калошу.

— Некоторые батюшки считают эпилепсию проявлением одержимости…

— Вопрос сложный. Но монахиня Елевферия, о которой я вам рассказывала, она страдала эпилепсией. Это был посттравматический синдром: ее жестоко избили, и после этого она заболела. Может ли у меня повернуться язык назвать ее одержимой? Здесь нужно, как во всем, рассуждение.

— У верующей женщины случился инсульт. И она возроптала: где же Бог!

— Оптинский старец Варсонофий (Плиханков) утешал свою духовную дочь, впавшую в уныние, строками из повести Гоголя «Тарас Бульба». Когда Остапа, истерзанного страшными пытками, ведут на казнь, он кричит: «Батько! где ты? Слышишь ли ты?» И вдруг из толпы раздается громкое: «Слышу!» Действительно, любой из нас в страшную минуту может воскликнуть: где же Ты, Господи! Ведь даже Сам Господь наш Спаситель, вися на кресте, умирая, воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил» (Мф. 27, 46). Это самый страшный, пожалуй, момент в Евангелии. Сам Господь, Сын Божий, испытал богооставленность. Здесь безсмысленно говорить о том, что Бог нас никогда не оставляет — да, Он нас никогда не оставляет, прощая нам даже отчаянные злые слова и мысли. Прощает, потому что знает нашу слабость. Он знает, что потом мы бы сами со стыдом отреклись от этих слов. А еще Он знает о нас страшную истину: мало кто способен вытерпеть страшные пытки. Не обязательно физические; бывает, что сильнее страдает душа. И человек в этот час не ведает, что творит, что кричит. Мне это понятно — и понятно любому, кто испытывал в своей жизни нестерпимые страдания.

Но Бог-то знает нашу немощь. Бог-то ведь на сердце смотрит.

У русского поэта Алексея Кольцова есть строки в стихотворении «Молитва»:

…Чиста моя вера,
Как пламя молитвы!
Но, Боже, и вере
Могила темна!..

Сомнения, отчаяние у любого из нас могут быть. Благо тому, кто их не испытывал никогда. Но кто испытывает, тому не надо отчаиваться. Бог милостивее, чем мы представляем. И строже, чем мы представляем себе иногда.

И вот как звучат заключительные строки кольцовского стихотворения:

…Прости мне, Спаситель!
Слезу моей грешной
Вечерней молитвы.
Во тьме она светит
Любовью к Тебе…

Насколько свята, насколько сильна вера, нельзя судить по людям, потому что люди немощны. Другое дело, что Господь в любой миг может повернуть эту немощь на силу. Не судите по худшим о нашей вере, судите по лучшим. Наша вера правая, вера Православная. И будет стоять во веки веков! Аминь.

…Когда уже закончилась встреча, я задала монахине Евфимии еще лишь один вопрос — в надежде услышать историю со счастливым концом:

— Матушка, а ваши родные вразумились вашим примером, пришли к Богу?

Но ответ был горьким:

— Увы, нет. Здесь именно тот случай, когда по плохой христианке судят о вере…

...Это она-то — плохая христианка?! Все бы мы были такими «плохими христианами»! Ведь за плечами у нее сотни вылеченных пациентов, несколько книг, непрестанная молитва к Богу... Что ж, видимо, счастливый конец этой истории — еще впереди. И может быть, мы прочитаем о нем в одной из новых книг монахини Евфимии (Пащенко).

Записала Ольга Ларькина.