Моя соседка Нина

Записки матушки.

Об авторе. Матушка Марина Захарчук живет в селе Новенькое Ивнянского района Белгородской области, где служит в Михаило-Архангельском храме ее супруг, протоиерей Лука. Они воспитали пятерых детей. А еще матушка пишет глубокие и поэтичные рассказы, воспоминания…

Нина?! Умерла!!! Как!!! — хотелось крикнуть мне ее сыну, принесшему скорбную весть. Но я сдержалась: за тридцать с лишним лет в «должности» жены священника научилась любые известия встречать спокойно. По крайней мере — внешне.

Но Нина?! Нет, не принимает разум. Хотя за эти тридцать с лишним лет на нашей небольшой улочке в каждом доме помнятся мне соседи уже бывшие. По двое, трое, четверо — в каждом доме. Как-то начала считать — сбилась. Но Нина! Как же я, да и вся улица — будем без нее?

А ведь ей было уже хорошо за семьдесят. И давление зашкаливало. Когда совсем худо станет, придет-прихромает: «Померяй!» Да я и без меренья знаю: как в розетке, 220/127.

— Нина, ну что же вы! В больницу надо. Вот вам таблетка под язык, полежите пока.

Какое там!

— Огород зарос, полоть надо! А у тебя вон штукатурка на потолке обвалилась, гляди! Ночью приду подмажу. Ты мне только стол освободи да табуретку на него приготовь. Не удалась я ростом, не достану.

И безполезно отговаривать, отказываться. Все равно придет, уже после полуночи, и полезет на сооружение из стола и табуретки и будет непослушными, скрюченными то ли полиартритом, то ли подагрой пальцами шлепать на потолок деревенскую «штукатурку» — смесь глины, соломы и конского навоза.

— Дня за два подсохнет — приду забелю, поняла? — скажет на прощанье.

Утром, когда я открываю дверь, на пороге стоит банка молока, заботливо укрытая от солнца листьями лопуха. Это тоже Нина — с рассветом подоила корову, отогнала в стадо и принесла моим малышам парное молоко на завтрак. А сама, верно, уже на середине огорода окучивает картошку.

Это, конечно, память уносит меня назад. Последние лет десять Нина корову не держала, теперь уже я завела коз и пытаюсь «отдавать долги». Но получается плохо. Стоит мне занести Нине литр молока или миску творога, как тут же у меня под дверью или возле огородной калитки появляется ведро картошки или огурцов, которые у Нины всегда поспевают раньше, бывают крупнее, зеленее и вкуснее.

…Она появилась у нас в доме, как только мы в него вошли. Хозяйка, пустившая нас на квартиру в начале зимы, жила у сына в Подмосковье, а ключ от ненужного зимой дома хранила… ну конечно, у Нины. Дом встретил ледяным холодом и пустотой. Только голодные мыши носились по лавкам, не обращая внимания на людей.

Первым делом Нина притащила из своего двора охапку дров, растопила отчаянно дымящую печь. Поставила на нее старый таз со снегом и вымыла талой водой пол, постелила какие-то половички, связанные из полосок старого тряпья, принесла два ведра воды на коромысле из очень далекой колонки, снова сбегала домой и вернулась с горячим ужином, а пока мы ели, притащила свою кошку. Кошка всю ночь ловила мышей и каждую приносила мне показать. К утру кошка была похожа на маленький бочонок меда, а под половичком у моей кровати топорщилась еще одна горка. Я приподняла половик и завопила на всю улицу: это были дохлые мыши, не поместившиеся в кошку.

То ли на мой вопль, то ли увидев по свету в окошке, что мы уже проснулись, снова пришла Нина — на этот раз с тремя ребятишками-погодками — и попросила меня посмотреть за ними, пока она «сбегает проведать больную мать». Детишки были в одинаковых пальтишках и шапках (сельские магазины в то время не отличались разнообразием товара), под которыми оказались три остриженные наголо головенки, на одной из них красовался розовый бант — его лента проходила под подбородком. Я усадила малышей за кухонный стол, дала бумагу и карандаши и предложила порисовать. Но рисовать они не стали, а на все мои вопросы молчали, как партизаны.

Нинино «сбегать проведать мать» затянулось. Уже и обед готов, а ее все нет. Малыши так же молча поели мои «щи да кашу», выпили компот с печеньем… «Ну что, наелись или еще будете?» — Молчание… Мою посуду и вижу, что они толкаются и перешептываются. Но теперь уже молчу я. И вдруг — видимо, самый смелый — четырехлетний Юрчик произносит: «А Наташка каже, что Сережка каже, чтоб ты ему дала печенье!» От собственной смелости Юрчик даже зажмурился. Но на столе опять появляются печенье, конфеты, компот, и вот уже все трое наперебой рассказывают, что мамка работает «на доярне», а «мамкина мамка» живет «в Богатой», и мамка каждый день бегает к ней между дойками (в начале зимы коровы доятся меньше и реже). Тут уже я открываю рот от удивления и молчу. Богатое — это соседнее село, километрах в семи от нас. Автобус туда не ходит, так что Нине приходится бегать в прямом смысле слова. Она и бегала — до самой смерти матери. А по ночам обихаживала свое хозяйство да к соседям заглядывала, ища тех, кто нуждался в ее помощи.

Сначала мне казалось, что Нина все свободное время проводит у нас, потому что я, городской житель с университетским образованием, оказалась абсолютно безпомощна в деревенском быту. Но потом увидела, что Нинины руки нужны в каждом доме. Заболел кто-то — она с травами, настойками; родился ребенок — она на соседском огороде (не пропадать же урожаю, пока хозяйка в роддоме). А уж одинокие старики и вовсе на ее попечении.

Жила у нас на улице бабка Харитониха. Злющая-презлющая. Уж на что грубы деревенские нравы, но от Харитонихи отвернулись все соседи. Начнут, бывало, обсуждать ее очередную выходку, возмущаться, а потом махнут рукой: «Ну, Харитониха — что возьмешь! Одно слово — Харитониха». У Харитонихи была клептомания — она не могла пройти мимо чужой вещи. Чуть не каждый день соседи находили у нее на дворе свои тяпки, топоры, прищепки, детские игрушки, не говоря уже о «проверенных» грядках: выйдешь на огород, а она там, быстро бросает на землю содержимое фартука, приговаривая: «Проверяю вот — чи у меня помидоры гниют, чи у всех?»

Эта Харитониха ненавидела все живое, даже и растения. Ходит по огороду с тяпкой и бормочет: «Нечистая сила!» Затеют дети игру на улице — она на них с палкой: «Ах вы, нечистики!» А если к ее двору подходила чужая курица или индюшка — убивала сразу, тою же палкой, метнув ее как при игре в городки. Ни разу не промахнулась. Своих собственных собак и кошек лупила, ломая лапы и спины, а потом вешала на деревьях. Да что собак! — поговаривали, что родную сестру, а затем и мужа уморила голодом, чтоб
не лежали, больные, долго, не мешали жить. Но и сама Харитониха оказалась не вечной, слегла. И целый год за ней ухаживала соседка Нина — носила еду, убирала, стирала… Схоронила и отслужила в храме все положенные панихиды. Хотя, признаться, мне очень не хотелось петь на них «Со святыми упокой».

— Да ты пойми, это ж… Харитониха, — говорила мне Нина. Но звучало в этой привычной фразе не осуждение, а — жалость: мол, такая вот она, вроде инвалида, только не телом, а душой.

К покойникам соседи тоже первой звали Нину. Знали: не побрезгует, обмоет, оденет, снарядит в последний путь.

Вот так и шла-катилась Нинина жизнь. С «доярни» пришлось уйти — распухли суставы на руках. Потом была «свинарня», и там оборвалась какая-то механическая линия, и на Нину упало что-то очень тяжелое, разбило коленные суставы, досталось и позвоночнику. Долго лежала в больнице, но выжила, а работать уже не могла. Ну а дальше — вы знаете. Жила, отдавая себя другим, ничуть об этом не задумываясь: просто по-другому не умела.

Откуда-то взялась в селе безродная старушка. Ладно бы просто безродная, так нет, сын у нее был и есть. Названия города, где она жила прежде, старушка то ли не помнила, то ли боялась сказать. По ее словам выходило, что сын привез ее сначала на поезде в Белгород, потом на автобусе в деревню, оставил на остановке и уехал. Увидела баба Мария храм и пошла к нему. Как раз служба закончилась. Народ обступил ее, расспрашивают, охают. А Нина взяла за руку и повела к себе.

Так и осталась Мария жить у Нины. Памяти у нее не было, а так — крепенькая еще старушка, без палочки, в отличие от Нины, ходила. Но… Полет Нина огород (с ее-то суставами и давлением!), а Мария на скамеечке сидит тут же, греется на солнышке. И на службе в храме Мария с утра, а Нина — к «Херувимской», а то и к «Милость мира» приползает, ноги-то совсем не идут, а до храма — километр в горку.

А тут вдруг и сын Мариин приезжает. Оказывается, старушка ребенком была узницей фашистского концлагеря, ей какая-то компенсация от немецкого правительства положена. Еще и отчитал Нину, что до сих пор не оформили. И пенсию за те месяцы, что жила Мария у Нины, стребовал. Нина и рада б отдать, да не видела она денег, Мария их получала и куда-то прятала. Стала искать в своем тайнике — нет денег. Уехали со скандалом, да еще и слух по селу прошел: забрала Нина деньги; хотя, возражали другие, отчего ж не забрать, Мария-то на всем готовом у нее жила. А потом Нина делала в своей хате какой-то ремонт и нашла деньги: перепрятала их Мария и забыла.

А вскоре история повторилась: снова сын привез Марию на автобусную остановку (чем уж так приглянулось ему наше село — Бог весть). Снова пришла Мария в храм. Оказалось, компенсацию от немцев получить не удалось, поздно обратились, вот и снова стала не нужна мать сыну.

А у Нины к старости только болячек прибавилось, а забот-хлопот не убавилось. Мужа схоронила, сын женился, дочь замуж вышла, внуки пошли. Все лето под крылом у бабушки, и на огород с ней, хоть и малыши еще, и в храм. Отстоят обедню, причастятся и убегут. А Нина сидит на скамеечке, ждет. «Отвези меня, батюшка, домой, не дойду. Буду ждать, пока все дела закончишь». Ну как не отвезти — отвезем, конечно. И утром бы привозили к службе, да не успевает Нина «упораться» по хозяйству, ноги-то не бегают, как прежде, — ковыляют, руки не хватают — цепляют… Только глаза смеются по-прежнему и темно-русые волосы почти не тронуты сединой.

Умерла она внезапно. Инсульт. Лежачих больных соседей досматривала, дохаживала, а сама никого не обременила, умерла на ходу. Только и успели до больницы довезти.

Как тихо стало на улице. Нет там веселой Нининой малышни. И ко мне в дверь поздно вечером никто не стучит, хоть потолок на кухне снова обвалился. А из двух моих коз одна почему-то этой осенью не отгулялась, значит, и молока от нее не будет. Ну и ладно, кому мне теперь молоко носить? Баба Мария перебралась в соседнее село, там есть дом престарелых. Я часто записываю Нину на панихиды в нашем храме. После того как батюшка поминает ее имя, «Со святыми упокой» петь так легко! Только почему-то набегают слезы…

Марина Захарчук. На поповских хлебах. Рассказы матушки. Рязань: Зёрна, 2014 г. Допущено к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви.

В рассказах матушки Марины Захарчук дышит живое человеческое чувство, слышится её взволнованный и убежденный голос. Говорить о самом волнующем, причем говорить с неподдельной искренностью и сознанием высокой ответственности за каждое сказанное слово, ей позволяет деятельная любовь к ближним и дальним. Матушка Марина знает церковную жизнь не по благолепным кафедральным соборам, а по приходу в белгородской сельской глубинке, где служит уже больше трех десятилетий ее муж, протоиерей Лука. Ей есть что рассказать людям, есть чем поделиться с нами — рассказать о светлом и добром и о тяжелом, нерадостном. Но в каждом случае это будет живой голос настоящей русской матушки, заботящейся о прихожанах храма как о своих родных. Над страницами ее книги можно и улыбнуться, и сопереживать, и погоревать. И порадоваться. Произведения матушки Марины помогают задуматься о собственном духовном состоянии, утвердиться на пути добродетели и покаяния.

Многие рассказы из этого сборника в разное время публиковались на страницах «Благовеста» и «Лампады». Но есть и новые, те, что мы еще не печатали. К тому же, собранные вместе под одной обложкой, они еще сильнее трогают душу и дарят благодатное чувство читателям. Эта книга расскажет вам о таких сторонах жизни верующего человека, о которых писалось не много. Но знать о которых нужно всем.

Книгу можно приобрести в Православном магазине на Радонежской. Магазин работает ежедневно с 10.00 до 20.00 по адресу: г. Самара, ул. Радонежская, д. 9. Вход с улицы Радонежской, в районе Семинарии. Телефон для справок в Самаре: (846) 334-69-28.

Редакция может выслать эту книгу почтой. Для этого вам нужно позвонить по телефону редакции (846) 932-78-06 и сделать заказ. Можно направить заказ письмом на почтовый адрес редакции: 443010 г. Самара, а/я 243. Или по электронной почте: blago91@mail.ru. Заказанная книга будет выслана вам наложенным платежом. Цена книги без учета почтовых расходов 240 рублей.