Спасительный путь покаяния

Интервью с духовником Троице-Сергиевой Лавры Архимандритом Варфоломеем (Калугиным).

Давно это было! Летом 1991 года из Троице-Сергиевой Лавры в Самару приехал духовник Лавры Архимандрит Варфоломей (Калугин). Приехал он тогда погостить у младшего брата — самарского священника Михаила Калугина. Как раз в те жаркие июньские дни вышел в свет первый номер Православной газеты «Благовест». Мне помогал в его выпуске по благословению отца Михаила его сын, тогдашний лаврский семинарист Сергей Калугин. Он отнес только что отпечатанную газету к своему именитому дяде. Отец Варфоломей проявил к нам благосклонность. Прочел мою редакторскую статью, пролистал первый номер газеты и только сказал: «Православно написано!» А Сергей передал мне эти важные, такие обнадеживающие слова. С той поры я заочно считаю отца Варфоломея человеком близким и молитвенником за нашу редакцию. Но лично с ним встретиться мне все эти годы не доводилось. Да и шансов увидеться становилось все меньше. Умер отец Михаил Калугин — он похоронен в ограде Петропавловской церкви, рядом со своим зятем отцом Михаилом Фроловым. Умер и Сергей Калугин, ставший иеромонахом Серафимом.

Но все же суждено было встретиться с человеком, когда-то давшим мне доброе напутствие.

Архимандрит Варфоломей спустя много лет вновь приехал в Самару. По печальному поводу. Отошла ко Господу его старшая сестра — инокиня Валентина. И вот я вхожу в гостеприимную квартиру вдовы священника Михаила Фролова Елены Кузьминичны. Прохожу в комнату и наконец встречаюсь с отцом Варфоломеем... Беру у него благословение, потом спрашиваю:

— Отец Варфоломей, сколько лет вы не были в Самаре?

— Давно не был, — отвечает он. — Наверное, с 1994 года. Но на похороны сестры, инокини Валентины, я обязательно должен был приехать. Она ведь старше меня и даже успела меня понянчить в детстве. Я так и говорю теперь: «Нянька моя умерла...»

Слышать это от убеленного сединой старца, которому недавно и самому-то исполнилось восемьдесят лет, непривычно, удивительно. А младшая сестра отца Варфоломея Елена Кузьминична Фролова между тем поясняет: «Нас с ним теперь только двое в живых осталось — из одиннадцати братьев и сестер...»

И вот я задаю отцу Варфоломею первый вопрос для интервью.

— Ваш брат протоиерей Михаил Калугин мне рассказывал, что в детстве вы с ним окормлялись у последнего оптинского старца иеромонаха Даниила (Фомина). Это он дал вам благословение на монашество?

— Я знал отца Даниила еще со школьных лет, он часто приходил к нам домой. Официально он не благословлял меня на монашество, но я об этом однажды услышал от него, не знаю уж, что это было — предсказание или напутствие... Мой знакомый спросил у него благословение на поступление в Саратовскую семинарию, а отец Даниил вдруг сказал обо мне: «Анатолий (мое имя в миру) будет монах». Я тогда учился в семинарии на первом курсе и еще не определил свой дальнейший путь. А на втором курсе я уже его хоронил. Нес на кладбище гроб с телом отца Даниила из села Ивановка, что в 18-ти километрах от Сорочинска.

Он много рассказывал нам об Оптиной пустыни, о ее старцах. А еще мне запомнился его рассказ про Льва Толстого. Он видел писателя в Оптиной. Толстой туда приезжал верхом. Привяжет коня своего, сядет и думает свои тяжелые думы... Душа его искала духовного утешения. Но старец Амвросий Оптинский сказал про него: «Толстой не покается — гордый очень». Так все и случилось.

Однажды отец Даниил к нам пришел, стал рассказывать об Оптинских старцах, — смотрю, а брат мой младший, Михаил, сидит за печкой-голландкой и плачет... Отец Даниил любил повторять нам поговорки Оптинских старцев. Одну из них я запомнил: «Не ищи у Бога дара чудес, а ищи дара слез».

Рассказывал он и такой случай. Когда он был в Оптиной, один монах ушел из монастыря — решил жениться, хотя уже принял постриг, был насельник обители. Старцы собрали всю братию в храм. И вот его из храма выводили спиной, как отступника. Старец возгласил: «Да будет путь твой — тьма», — такое было страшное «напутствие» этому человеку за измену монашеству.

— Тяжело было в советские годы сохранить веру?

— Я был всегда одиночка такой. Не сливался с окружением. У нас был своеобразный скиток, монастырек был семейный. Папа с мамой были верующими, нас всех, одиннадцать детей, растили они в вере. Жили мы в селе Спасском под Сорочинском, а по-народному звали село Осьминка. Потому что на восьмой версте от города стояло наше село. Не был я ни пионером, ни комсомольцем. Меня не привлекали, потому что я открыто ходил в храм, в храме даже надевал стихарь. Как такого в пионеры принять? Однажды только вызвал меня директор школы, говорит про стихарь: «Ты чего там бабью юбку надеваешь?»

Я как-то внутренне выбивался от всех. Спросят только: «Верующий?» — «Верующий», — отвечу. Все же знали, что мои родители в церковь ходят. Они были еще прежней, царской закваски. Папа был 1900 года рождения, мама — 1905 года. Я с пяти лет дома пел «Царице моя Преблагая...». Вера была мне привита с молоком матери. Не было у меня перехода от неверия к вере, сколько помню себя — всегда был верующий. У меня есть знакомый протоиерей, а у него отец был революционер, безбожник. И вот этот будущий священник в двадцать лет сам крестился, встал на духовный путь. Отец его болел, и сын убеждал отца покаяться и присоединиться к Церкви... Когда я ему рассказал, что вера мне досталась как будто в наследство от родителей, он всплеснул руками и с болью воскликнул: «Как это хорошо! Слава Богу, что так...» У него-то был совсем другой опыт.

После четвертого курса семинарии отслужил я три года в армии, в стройбате. Служил в Рыбинске Ярославской области. И там все знали, что я верующий, из семинарии. Но никто не относился ко мне плохо. Наоборот, как верующему мне доверяли. Идут все в баню, а деньги мне оставляют для сохранности. Я им кричу: «Вы хоть пересчитайте, сколько денег отдаете». А они рукой машут: «Верующий — значит, не украдешь!» Такое было доверие с их стороны. Только однажды замполит попытался со мной дискутировать. Говорит мне: «Вот пусть Бог совершит чудо, чтобы я тоже уверовал». — «А какое вам чудо надо?» — спрашиваю его. Он отвечает: «Такое чудо, чтобы уж никаких сомнений не оставалось. Вот пусть бы Бог нашу землю разорвал на несколько кусков. А потом бы снова соединил... Тогда уверую!» — «Э, говорю ему, много ты хочешь... Ведь неизвестно еще, мы-то с тобой на каком из этих кусков окажемся. Лучше уж не надо об этом просить...»

Чудеса настоящие — это не забава, не какой-то поразительный эффект. А милость Божия, утешение Христианам за их верность. И потому чудеса подлинные чаще всего бывают тихими, простыми, едва приметными...

— Когда вы стали духовником Троице-Сергиевой Лавры?

— В Троице-Сергиевой Лавре я одно время водил экскурсии с иностранцами, и мной сразу заинтересовались «органы». Начали меня вербовать. Их привлекало не то, что я такой уж очень умелый, а то привлекало их, что люди мне доверяют. КГБ ведь хотелось знать настроения верующих людей. Стали меня вызывать на беседы. Это закончилось конфликтом. Характер у меня мягкий, не слишком решительный. Но тут я не мог пойти навстречу. А они всё не отставали, требовали сотрудничества. Мои силы иссякли. И я в отчаянном состоянии взмолился к Богу о помощи. И вот меня вновь вызвали на встречу для окончательного решения. Мне предстояло ответить окончательно, да или нет. Попросил духовника сугубо обо мне помолиться. И стал ждать, уповая на Бога.

Божья помощь пришла! Оперативник на меня за такую твердость разозлился (потом мне шепнули, что это был генерал). Пообещал неприятности за нежелание сотрудничать. Я тогда поехал с каким-то поручением в Переделкино, на Патриаршее подворье. И вот мне туда сообщают, что от меня требуют покинуть Лавру в течение 72 часов! Тогда было очень строго с пропиской, а у меня постоянной прописки в Лавре не было. Мне десять лет продлевали временную прописку только на один год, чтобы я чувствовал свою зависимость от «органов». А за это время меня проверяли, не соглашусь ли с ними сотрудничать. И вот отсутствием прописки воспользовались — приказали мне уехать!

Я хотел встретиться с Патриархом Пименом, рассказать о своей беде. Попросился к нему на прием. Он передал мне, что знает, о чем я хочу его просить, — о прописке в Лавре. И он написал обо мне в Совет по делам религии, попросил оставить меня в Лавре. На обращения Святейшего Патриарха Совет по делам религии всегда обязательно реагировал. В конце концов меня прописали в Троице-Сергиевой Лавре, и я там остался. Это было в 1973 году. Вскоре мне дали послушание исповедовать паломников монастыря и братию. Духовником Лавры был и по сей день остается известный старец Архимандрит Кирилл (Павлов). В последние годы он сильно болеет, почти не говорит. Но все равно он у нас духовник, а я его только замещаю. Мы с отцом Кириллом внешне чем-то похожи, паломники нас раньше даже путали иногда...

Быть духовником — это считается в монастыре самое трудное послушание. Оно требует много времени и сил. Чтобы сегодня до души кающегося по-настоящему добраться, нужно около часа времени. А сколько паломников к нам отовсюду едет... И вот уже почти пятьдесят лет я несу это послушание духовника: «Прощаю и разрешаю...»

— Потом вас направили на Святую Землю. Как это произошло?

— В 1983 году нужен был духовник Горненскому женскому монастырю в Иерусалиме. В Отделе внешних церковных связей обсуждали разные кандидатуры, но никак не могли ни на ком остановиться. Возглавлял Отдел Архиепископ Филарет (Вахромеев), будущий Митрополит Минский (он только недавно ушел на покой). И вот ему говорит протодиакон Владимир Назаркин: «Владыка, а может быть Калугина туда направить?» Владыке этот вариант пришелся по душе. Но когда мне предложили ехать в Израиль, я сразу сказал: «Да кто же меня туда пропустит?» Одно время меня выдвигали в кандидаты на Архиерея, но руководитель Совета по делам религии Куроедов мою фамилию категорически вычеркнул. Даже вмешательство Патриарха не помогло! И вместо меня поехал на Архиерейскую кафедру Владыка Варнава. Сейчас он Митрополит Чебоксарский и Чувашский. Это сильный молитвенник и настоящий монах. На все Божья воля!

Чтобы начать обсуждение моей кандидатуры на поездку в Израиль, нужно было мое согласие. И я согласие дал. А дальше было вот что. Вызвали Архиепископа Филарета на заседание куда-то в Серебряный Бор, там у Совета по делам религии была резиденция. И вот ему сказали: «Калугина не выпустим». Владыка встал, ударил об пол посохом и воскликнул: «Или вы дадите мне возможность работать, или я снимаю с себя обязанности!» Им пришлось уступить. Так я поехал на Святую Землю.

Я приехал в Израиль 24 февраля 1983 года, мне тогда было 49 лет. Я впервые оказался за границей. И там мои недостатки, то, что я такой необщительный, молчаливый, вдруг оказались «плюсом» в глазах соглядатаев. Причем не только советских. Израильскую разведку это тоже устраивало. Иврита я не знал, значит, не буду общаться с местными жителями, решили они. Веду себя тихо, общаюсь только с монашествующими. Значит, не буду вести в Израиле прозелитизм, то есть не буду стремиться обращать евреев в Христианство. А для них это очень важно. И наш КГБ тоже мной оказался доволен оттого, что никаких претензий ко мне со стороны израильских спецслужб не было. Вот такая запутанная история! А я этим воспользовался и тихо жил себе и жил на Святой Земле целых восемь лет. Много раз сослужил Патриарху Иерусалимскому Диодору на Гробе Господнем. Молился у великих святынь, окормлял монахинь Горненского монастыря... Это были самые лучшие годы моей жизни!

— Отец Архимандрит, скажите, можно ли мирянам творить Иисусову молитву? Или умное делание должно быть уделом только монахов?

— Думаю, все могут читать эту молитву, не только монахи. Раньше ведь и миряне ее творили. А еще раньше даже Византийские Императоры были делателями Иисусовой молитвы («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного»). Нужно помнить слова Преподобного Серафима Саровского: «Без Иисусовой молитвы монах — черная головешка». Но и мирянам в этом надо брать с монахов пример («свет мирянам — иноки»). Так что молитву всем надо стараться творить.

Я не большой делатель внутренней молитвы, но все же с детства старался читать Иисусову молитву. Помню, иду с коромыслом к реке Самарке и при этом Иисусову молитву шепчу...

— За те годы, что вы принимаете исповеди в Лавре, изменился народ? Изменился сегодня характер исповеди?

— Конечно, бывают и сейчас такие исповеди, которые даже нас, священников, учат покаянию. Но все реже и реже! Если раньше людей действительно трогали духовные проблемы, если раньше прихожане искали ответ на вопрос, как спасти душу, то сейчас все больше приходят к духовнику с житейскими нуждами. «Как денег заработать? Какому святому свечку поставить, чтобы квартиру купить?»

Очень много плотских грехов! Очень... Обо всем приходится выслушивать, вплоть до извращений, до противоестественных падений. Иногда кажется: мир растлился весь, ничего чистого не осталось... Как перед потопом... «Они суть плоть»...

В 1813 году на Святой Горе Афон было откровение святого Нила Мироточивого, Афонского. Он еще тогда сказал, что наступает период конца времен. И вот прошло уже двести лет. Я так думаю: тогда было начало конца. А сейчас, наверное, уже конец этого конца. Хотя у Бога все времена и сроки. Покаяние может все изменить. И если бы не эта надежда на покаяние... Смотрите: кровь льется на Украине... Детей развращают... А эти компьютеры, эта техника как пленяет душу... Приходят матери, плачут: их дети попали в компьютерную сеть (сами-то дети их не могут от компьютера оторваться, чтобы в храм прийти). А от этого у детей изнашивается нервная система.

Дьявол прельщает даже избранных. Своими силами измениться нельзя, исправиться самим нельзя. Только с Божьей помощью. Только через покаяние.

— Сейчас все мы переживаем о том, что происходит на Украине. А как вы воспринимаете эти события?

— У меня нет телевизора, компьютера, нет и радио. Есть, правда, телефон, но он используется только для звонков братии монастыря. Там у меня записаны имена насельников. Звоню иногда, приглашаю на исповедь, на беседу... Но всё же и до монастыря нашего доносятся трагические вести с Украины. У нас есть монахи-украинцы. Они понимают духовный смысл происходящего на их родине. Но вот им в монастырь звонят их родители, братья. Кричат им: вы предатели, вы с Путиным, вы с Россией... Так им сильно там искорежили мировоззрение! Сместились все представления, сбился фокус... Только церковное сознание способно этому как-то противостоять. Православные на Украине понимают суть происходящих там событий. Влияние пропаганды на них не имеет столь катастрофических последствий. А те, кто не в Церкви, безоружны перед этой тотальной лживой пропагандой. Потребуются годы, чтобы все это как-то поправить.

Как было с советской властью? Она продержалась ровно 70 лет. А ведь Вавилонское пленение израильского народа тоже длилось 70 лет. И вот во времена советской власти мало кто ждал, что будет освобождение. А я все время ждал, все же надеялся, что что-то такое неожиданно может произойти к этой дате.

И точно — через 70 лет эта власть пала. Вавилонское пленение не может же быть вечным.

— Что такое покаяние?

— «Придите, поклонимся и припадем к Нему, и восплачем пред Господом, сотворившим нас!» (Пс. 94, 6) — так говорит о покаянии Царь Давид. Покаяние — это изменение. Признай свой грех и не повторяй его. С покаяния началась для нас Благая Весть: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Божие». Первый шаг: выверни свою жизнь наизнанку, со всеми ее грехами, страстями, падениями.

Однажды в храме ко мне подбегает заплаканная девушка. Говорит, что у нее уныние, страшная депрессия. Ищет она отца Германа, чтобы попасть к нему на отчитку, считает себя одержимой. А здесь же рядом ее «партнер» — молодой человек, с которым она не расписанной живет. Такие молодые, а уже растленные оба. Какая же она одержимая? Ей надо прекратить грешить. Душа ее мучается от греха, отсюда и уныние. Я ей говорю: «Зачем тебе на отчитку? Тебе нужно покаяние». Она мне поверила, зарыдала.

Сейчас растлились и мужчины, и женщины. Но если бы женщины сохранили целомудрие, это бы хорошо сказалось на всей атмосфере нашей жизни. Все-таки от женщины в духовном отношении сейчас больше зависит, как мне кажется.

Исповедь — это самое трудное, но и самое нужное для победы над грехом. Раньше считалось, что русский народ имеет особую способность каяться в грехах. И вообще ему «от природы» свойственны доброта, щедрость, великодушие... Все это так, конечно. Но о каком русском народе идет речь? Русского человека создала и воспитала Церковь, вывела его на благодатную дорогу. А без Церкви русские люди стали совсем не те... Нужно вернуться в Церковь, нужно покаяться. А это значит — изменить образ жизни.

Начинать нужно с осуждения самого себя и изменения своего образа жизни. Кто искренне кается в своих грехах, сокрушается о них, очень легко идет вверх. Первый признак правильного покаяния — это когда грех становится мерзким, отвратительным для них. Это значит, Господь прощает им грехи. И совсем другое дело, когда остается сочувствие греху. Если люди грешат целенаправленно, им будет тяжело подняться. Самое опасное состояние грешника — сознательное противодействие Божьим повелениям, заповедям. Одно дело упасть, согрешить по слабости и в этом раскаяться. И совсем иное — сознательно идти по пути противления Богу. Однажды пришлось услышать такое: «Да, вы всё правильно говорите, но я не хочу быть с Богом, не хочу следовать Его заповедям. Я больше в Церковь не приду никогда!» Это по-настоящему страшно.

— И все же хотелось бы закончить наш разговор на оптимистической ноте.

— Сегодня идет церковное возрождение. Церковь количественно увеличивается. И это хорошо.
А что с духовной стороной — покажет время. И сейчас, как во все времена, много плевел растет вместе с пшеницей. И то, и другое Господь оставляет до жатвы. Плевелы — для огня, и пшеницу — для житницы Господней. Мое мнение такое: нам всем, каждому из нас, поможет только покаяние.

Записал Антон Жоголев

Фото автора
и из архива Е.К. Фроловой.