Семья Зубовых вырастила пятерых детей, мама пишет стихи, а папа много плавал по морям-океанам…

… Потом уже припомнила: да ведь я встречала их обоих в храме. Нечасто встречала. Но лица запомнились. А тогда — в редакцию вошел смутно знакомый человек и сказал: «Это я вам звонил. Моя жена пишет очень хорошие стихи… » Ну кто же хоть когда-то не писал стихов?… И уж конечно, для близких они — верх совершенства…

А Борис Михайлович Зубов продолжал говорить о том, что жена его очень светлый, чудный человек, хранительница большой семьи — у них с Ольгой пятеро детей. Награждена медалью святых Петра и Февронии…

Последние слова и решили все. Надо встретиться с Ольгой. Да и стихи, оставленные мне Борисом, понравились. Не профессиональные, да. Но написанные с живым сердечным чувством:

Поет душа, ликует и трепещет,
Из церкви не идешь, а мчишься!
И благодать, захлестывая, плещет,
Когда со страхом Божьим причастишься.

О, как прекрасно и светло мгновенье!
Его мне хочется надолго удержать.
Со мною Бог и крестное знамение,
Я от греха хочу долой бежать!

Как жаль, надолго не хватает
Святых мгновений и минут,
И благодать, как дымка, тает,
Ее греховный гонит кнут…

«Они просто хотели жить!»

Ольга начала с самого сокровенного:

— Как-то после очередной исповеди пришла из храма. В грехе аборта я давно покаялась, а ведь говорят: если не повторяешь грех, то и не нужно в нем больше каяться. И в этот раз на исповеди батюшке я ничего об этом своем грехе не сказала. А отец Сергий Гусельников сам спросил: «О убиенных младенцах молишься?» Эти его слова меня как током пронзили. Пришла домой, слезы текут, боль в душе… И как будто само из меня льется стихотворение о нерожденных детях:

Они не скажут плохого слова,
И хорошего тоже не скажут.
Нет у них ни семьи, ни крова,
Страх и боль они не покажут.

Они просто хотели жить,
Играть, плакать, любить и смеяться.
Мы решили, что им не быть,
И без них нам есть чем заняться.

И отвергнут от Бога дар,
Мы прервали святую нить!
Пусть пылает раскаянья жар:
Они просто хотели жить!

И не узнать уже никогда,
Какими бы эти дети были.
Лишь будет душу жечь всегда,
Что мы когда-то их убили!

После этого дня я молитву нашла и стала молиться. Хоть и стыдно было перед строгим батюшкой, но я так рада, что он мне это сказал. Там гораздо строже спросят… Ведь и 40 дней читала покаянный акафист, и на молебен Вифлеемским младенцам ходила. Но потом уже посчитала, что теперь уже всё, можно больше и не ходить на молебен, и не думать об этом. А теперь и ежедневно молюсь о своих нерожденных деточках.

— И еще хочу сказать, — завершила эту историю Ольга, — о чем я в своей жизни жалею. Об одном жалею — что тех двоих не родила!

— Так вы бываете в Кирилло-Мефодиевском соборе?

— Сегодня тоже была, причащалась…

Подзатыльник… во спасение

— Стихи давно начали писать?

— Еще в школе писала, даже отправляла в «Пионерскую правду», там их печатали. Ну а потом уж стала писать только когда нахлынет, когда слова из сердца рвутся. Маме посвящение писала — плакала. Сейчас хочется больше писать о главном, о Боге…

Хоть и в советское время, а я ведь росла не без веры. Обе бабушки были верующими, у одной даже сестра в церкви работала. И я знала короткие молитовки, читала их время от времени про себя, но, конечно, не на должном уровне это было. Все приходит с годами. Как-то маму упрекнула: «Что же ты ничему не учила меня!» А она ответила: «Да я же сама-то стала в храм ходить, только когда на пенсию ушла!… »

Ну а у меня в 35 лет переворот в душе произошел. У нас были друзья — мы на одной лестничной площадке жили, дверь в дверь, и очень были дружны. И вот молодой человек — ему было всего 29 лет — разбился на машине. Мы с его женой Леной очень тяжело это пережили и стали после этого довольно часто ходить в храм.

Вспоминаю с ужасом случай из своего детства. Дело было на Пасху. Учительница целый урок говорила о том, что верят в Бога только невежественные старухи, что всё это мракобесие. И я прихожу домой, а на столе крашеные яйца, куличи. Встала я с гордым видом и давай мать поучать: «А ты знаешь, что всё это выдумки?… » И тут она мне такой подзатыльник отвесила! Зато я сразу замолчала. Ох и стыдно до сих пор…

В училище у меня по атеизму пятерка была. Не из-за того, что не верила, а просто — учила всё, чтобы не было плохих оценок. А ведь тоже, наверное, и за это отвечать придется.

Да, время было такое. Но если только на времена кивать, душу не спасешь. Мало ли какие времена еще впереди будут? Пока есть возможность, надо сейчас в храм ходить, молиться.

Я что-то знаю такое,
Чего не опишешь словами.
Оно лишь мое, родное,
Но я поделюсь этим с вами.

Сама поняла недавно
И стала такой счастливой,
Пусть выгляжу я забавно,
Возможно, кажусь наивной.

В душе изменилось что-то,
Сравнить можно с трепетной жилой.
Во мне поселился Кто-то
И греет с такою силой!

И куда бы меня ни носило,
Через чей ни ступила порог, -
Защищает меня эта сила,
И она называется — Бог!

Испытание

Родом я из Ивановской области. Родители ходили по Волге на пассажирских теплоходах «Советский Союз» и «Иван Сусанин». Папа был боцманом, мама проводницей.
И я с ними тоже была в плаваниях. Помню, в каких городах побывали, какая красота была за бортом, какие просторы. Мама удивляется: как ты можешь это помнить, тебе же всего три годика было!

— Ваши родители были речники?

— И родители, и муж. И четверо детей окончили речной техникум. Правда, сейчас никто из них не плавает, получили и другое образование.

— А у вас образование сухопутное?

— Медицинское. Не то чтобы это была мечта. Просто подружка позвала поступать в медучилище. Если, мол, и не станешь работать по специальности, все равно в жизни пригодится. Ну я и пошла. А на практике в роддоме мне так понравилось, и я там много лет работала. Потом уже работала в женской консультации, там попроще.

— Но ведь в консультацию приходят и за направлением на аборт…

— Приходили. Старалась отговорить.

Одна молоденькая девушка пришла за направлением, и врач дала его. А я что — акушерка, не будешь же врачу противоречить. Смолчала. Но когда девушка вышла из кабинета, я следом за ней! Остановила ее и стала убеждать рожать ребеночка. А вскоре я перевелась на работу в роддом — и через некоторое время ее там встретила! Она меня узнала, подошла и очень благодарила: «Ольга Михайловна, спасибо вам большое! Если бы не вы, я бы не родила сыночка!» У нее такой хороший карапуз родился, на четыре килограмма. И с молодым человеком, отцом ребенка, все наладилось.

Ольга рассказала о том, как саму ее вскоре после того, как она впервые покаялась в грехе аборта, посетило тяжелое искушение. Впервые за несколько лет вдруг появилось подозрение на беременность. День, другой… неделя… Сама она была акушеркой, и было бы просто «избавиться от проблемы». Ведь в семье уже пятеро детей, и времена были не самые легкие. Но — убить нерожденного младенца?!

Плакала, переживала. А если муж не захочет шестого ребенка, оставит ее одну со всеми тяготами? Что ж, значит, пусть будет так. Она сказала мужу: «Ты как хочешь, а я рожу». Борис усмехнулся: «Ну твое счастье, что шесть мое любимое число». А если бы у них уже было шестеро, сказал бы, наверное, что любимое число — семь… В тот же день ситуация сама по себе изменилась.

Беременности не было. Было испытание. Одно дело, когда покаялась устами, рассказала о своем грехе. А другое, когда ситуация требует выбора: согрешить ли снова, чтобы облегчить жизнь, или принять всё, что посылает Господь.

«На всё Его святая воля»

— Недавно приехала ко мне подруга. Наговориться не могли. Она очень верующая, ни одну воскресную службу не пропускает. А дочь у нее — горе от ума! Окончила институт, вышла замуж, а он некрещеный. И теперь что ей мать ни говорит, она всё наизнанку выворачивает. Считает, что в Бога верят только невежды. Сын хороший, да тоже проблема: полюбил мусульманку. И подруга уже не знает, как еще молиться о детях.

— Да ведь на что равноапостольная Ольга была крепка в вере, а ее сын князь Святослав и слышать о Христе не хотел. Зато внук, князь Владимир, стал крестителем Руси. В нем проросло посеянное в сыне…

— Вот и подруга моя смиряется: на все воля Божия.

Да и у кого в жизни все гладко? Как-то Наташа через меня подарила моему внуку-первокласснику книжечку «Научи меня, Господи, молиться». Он полистал ее и вернул: «Спасибо, конечно, тете Наташе, но мне это не надо». А ведь его еще месячным младенцем моя мама каждый день на Причастие носила!

— Ну вот бывает такое. Ребенок смотрит, что его ровесники в церковь не ходят, а он «чем хуже»? Но если есть в нем искра Божия, то все равно придет время и душа оживет. А вы ему расскажите такой случай. В Крестном ходе к Табынской иконе Божией Матери в Башкирии пришли мы в село Петровское, там нас разобрали по домам на ночлег.
И хозяйка с нами поделилась: «Заболел мой дед. Рак у него. Плохо ему, в больницу увезли. Мне сказали: готовьтесь к похоронам, надежды никакой. Приехала я, плачу, дочери говорю. А маленькие внук с внучкой рядом крутились. Ушли в другую комнату. Ушли и ушли — играют, наверное. Захожу — а они на коленочках стоят перед иконами и плачут: Господи, спаси нашего дедушку! Пожалей его, Боженька, вылечи!… Вымолили — выздоровел дед!» Мы его видели — ходил, занимался домашними делами.

— У Наташи, подруги моей, муж тоже заболел, онкология. Ему делали операцию на голове — и тоже не обнадеживали. Наташа везде, где могла, заказала о нем обедни и молебны, Неусыпаемую Псалтирь, сама всю ночь молилась. Слава Богу, операция прошла удачно. Он уже работает, и даже машину водит. В церковь с женой ходит на Исповедь и Причастие. Пришли к нам в гости. Я спрашиваю: «Саш, ты постишься?» — «Наталья заставляет… »

С Богом жить хорошо! Любые искушения легче преодолевать. И даже смерти не так боишься. Потому что веришь в жизнь вечную и уповаешь на милость Божию.

В один прекрасный день до глубины души дошли слова молитвы: «Какие бы я ни получал известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душою и твердым убеждением, что на все Твоя Святая воля». И насколько стало легче! Как будто камень тяжелый свалился с плеч.

Не тяготит меня земная доля,
Я принимаю всё как есть.
На всё Его святая воля,
Я знаю: Бог со мной! Он здесь!

И теперь когда что-то плохое происходит, — на всё воля Божия. Значит, так надо. Значит, это для меня тоже.

Никто из нас в тот день не знал, что пройдет меньше года, и у Ольги Зубовой тоже найдут онкологическое заболевание. И Ольга примет это как Божью волю о себе. Перенесет операцию на поджелудочной железе, потом четыре мучительных сеанса химиотерапии…

Но, конечно, не хотелось уходить рано. Олино стихотворение «Встреча» заканчивалось словами:

Я знаю, встреча неизбежна,
Умру и я кому-то на беду.
Увижу: свет в конце забрезжил.
Меня встречайте, я приду!

Не желая торопить неизбежное, она дописала еще четыре строки:

Слова такие вам скажу не скоро.
Надеюсь, долго буду жить.
Прекрасна жизнь в Раю, вне спора,
Но и земною надо дорожить.

— Очень люблю читать «От Меня это было», — сказала Ольга. — Так всё там мудро и утешительно сказано… В Евангелии сказано: «Претерпевший же до конца спасется» (Мф. 10, 22).

Как тесен мир!…

Ну а пока мы говорим о делах обыденных.

— У дочери вылетело плохое слово. Я ее остановила: «Что ты делаешь, нельзя так. Твое тело — вместилище для благодати Божией, для Духа Святаго. А сквернословие загрязняет и душу, и тело, и благодати не остается места!» — «А как же тогда разрядиться? Что — и «блин» говорить нельзя?» Я не нашла ответа. Что же ей, так и «печь блины»?

— Но как же оскверненными, обруганными «блинами» поминать предков, которые за нас Богу молятся!

— Вот и я думаю, что надо помогать потихоньку-полегоньку избавляться от грубых слов, а там, даст Бог, и сами дети поймут, что лучше не ругаться, а помолиться.

Заговорили о трапезе, а тут и Борис заглянул к нам:

— Давайте чайку попьем. Под хороший разговор и чего покрепче можно бы малой мерой… Я не пью и не курю, но хорошее вино найдется. Привозил из-за границы… Гости очень-то не ходят, и когда мы все это осилим? Не понимаю тех людей, которые, как бездонная бочка, всё никак не наполнятся.

— Борис Михайлович, а вы много путешествовали по свету?

— Изрядно. Я учился в мореходке в Астрахани на судоводителя… Это, как говорили, дворник с дипломом. Потому что если на берег уйдешь — куда, кем? Диплом есть, а работы нет.

— Мой брат тоже в Астрахани мореходку окончил. Помню, писал, как они на паруснике «Товарищ» ходили в море…

— Ходили и мы на «Товарище». У меня где-то и фотография есть, где мы по вантам лазили… 1968 год, аврал на уборке парусов. Нас в это время покачало. Самых здоровых, высоких и крепких ставили на нижнюю рею. Потому что там самые тяжелые паруса. Одного курсанта сдуло, он болтался на карабине, за ним лазили, подняли. Не то было бы как в одном моем стихотворении:

В Астрахань вернемся мы не скоро,
Ждет нас Каспий, хмурый и седой,
И возможно, что кого-то в море
Смоет за борт бешеной волной…

Я ведь тоже кучу тетрадок извел, только у супруги моей стихи духовные, а я про жизнь, про мореходку, про друзей писал…

Мы уезжали из мореходки на моря — Черное, Каспийское, Средиземное… Выпустился я мичманом, послужил в Феодосии, потом уже офицером в Кронштадте служил. С 1972 года был в торговом флоте и до 1982 года ходил по морям — по океанам.

А как фамилия вашего брата? Чердинцев? Так это — Пашка? Прекрасно его помню! Даже мурашки по коже… Вот ведь как тесен мир!

У меня распределение было в Петропавловск-Камчатский. Мы вместе с другом, он из Ульяновска, уже готовились там служить. А потом посмотрели фильм про Северный Ледовитый океан — э, думаем, вот затрет где-нибудь во льдах, что тогда! И попросились в Куйбышев, на суда «река — море». Хотя и за Полярным кругом довелось побывать, в Баренцевом море.

Судьбу решила Решма

А вот рассказать, как мы с Ольгой встретились? Нет, это не случайность была!

И за границей, и у нас в разных краях я много живописных пейзажей повидал. И вдруг на Волге увидел одно место — ой, такое прекрасное, такое одухотворенное, просто притягивает! Село Решма рядом с Кинешмой Ивановской области. Церквушечка обыкновенная, простенькая, на самом холме стоит, внизу домики. Сады вишневые. Вот и девушка идет, кораблю рукой машет. Может, она это и махала, и у меня сердце екнуло. И как Решму увижу, мне надо на берег выйти. Как глоток воздуха свежего глотнуть. Уже и капитан это приметил. Зовет:

— Борис Михайлович, поднимайся, к Решме подходим.

Я выхожу на мостик, стою, любуюсь заветным селом. Когда и сойду на пристань.

И надо же: в тот день мы с другом стоим как раз у домика Зерновых
(я Олю так и звал Зёрнышкой), а мать ее за хлебом послала. Она не хочет: «Куда я пойду ненакрашенная… » — «Иди, магазин на обед закроется!» Она и пошла. А мы с другом возле ее дома стоим.

Она уже прошла! Глазами своими брызнула — и прошла. И я не знаю, как ее остановить. Крикнул ей вслед: «Девушка, вы Валя?» Она: «Нет, не Валя я». Я на ни в чем не повинного друга: «Ну вот, а ты — Валя, Валя! А как вас зовут, девушка?» — «А что, очень интересно?» — «Конечно!» — «Олей меня зовут… »

Ольга:

— В Решме я родилась и до четырех лет жила. И потом туда приезжала отдыхать, будто заранее готовилась к встрече со своим единственным.

Борис:

— Мы эти места на кинокамеру снимали. И есть такой кадр: рядом растут сосна и ель, стоят, обнявшись, прильнули друг к другу. Я показываю Оле: смотри, как мы с тобой!…

Я могу часами на нее любоваться — как на воду, как на огонь. Она не любит, когда я такое говорю, тут же: «празднословие!… » А я смотрю на ее носик маленький, на эти ушки, и никогда не надоест. Когда иной раз поссоримся, так это настолько напрягает! Скорее хочется помириться.

И дети у нас все хорошие. Нельзя Бога гневить — не пьют, не курят, работящие. Сейчас сыновья отдельно живут, так с ностальгией вспоминают: как хорошо было раньше, всем вместе! Родство душ! Машина была «Волга-универсал». Двое маленьких и собака спят, старшие сидят. Остановимся где-то в хорошем местечке, отдохнем. Неугомонные. Все люди удивлялись на нас: чего на месте не сидится?

Ольга:

— И каждый год мы обязательно ездили в Дивеево.

Борис:

— Каждый год! Поэтому и все складывалось хорошо. И в дороге, и вообще по жизни.

Уже мы три года прожили, я потребовал: пиши мне расписку, чтобы потом не винить, как другие: я всю жизнь с тобой загубила… И она написала: «Сия расписка дана моему законному мужу, драгоценной половине Борису Михайловичу Зубову, в том, что прожила я с ним с 1979 года с сентября месяца до 1982 года (это когда она писала), как у Христа за пазухой. Если не считать последних месяцев с материальной стороны». Мало тогда получал, сто рублей всего. Вот, видите, и печати нарисовала.

А вот — я писал грамоту «своей любимой, нежной прекрасной верной половине Ольге Михайловне… » Семейное обязательство: «Сей документ дан моей лучшей половине, жене и другу, Ольге Михайловне, если проще — моей любимой Зёрнышке. 22 лет от роду, русская по документам, на лицо чистая нанайка… »

А вот не показывал — наше семейное дерево со всеми фотографиями. Это ей на 50-летие дети сделали. Старший Дениска, потом Ванюха, за ним Наташка, потом Анечка, младший Мишутка. Он у нас 8 марта родился. И всякий раз как отмечали 8 марта, начинали с поздравления Мишутке с днем рождения. Сестры обижаются: затесался в наш праздник!…

Вот и я в ваш разговор затесался, уж простите. Чайку еще налить? Ну тогда оставлю вас.

«Хочу я жить и исправляться… »

— А как получилось, что вас медалью святых Петра и Февронии наградили?

— Всё потому что у нас пять детей. Я сказочно богатый человек, у меня и стихотворение есть с такой строчкой… Собрали мы документы, что дети у нас хорошие, и в июле 2012 года нас наградили. В Самарской области тогда в первый раз награждали этой медалью. И еще холодильник нам подарили.

— Вы после этого у Петра и Февронии в Муроме не были?

— Не были. Надо бы, конечно… Может быть, еще и съездим. А еще раньше, в 2007 году, я получила медаль «За материнскую доблесть».

Дети и правда хорошие. Ваня никогда мимо нищих не пройдет, милостыню подает. Душа нараспашку. Если у него будет заказ выгодный и в это же время какая-то бабулька попросит табуретку отремонтировать, он сначала сделает для нее, хоть и заказ может «уплыть».

Как близок Бог, только попроси! Я вот всё никак не могла Бориса уговорить причаститься. Пришла в церковь и заказала молебен о вразумлении от Бога. И что вы думаете: уже вскоре мы сразу впятером причащались, не только Борис, но и трое детей. Старших только не было. «Как-нибудь в следующий раз». Просто не смогли подготовиться, а без этого как идти к Святой Чаше.

Хочу я жить и исправляться,
Я жить хочу в ладу с собой.
Душа готова очищаться,
А это значит — Бог со мной!

… Я теперь в храме с тревогой вглядываюсь в лица — и радуюсь, когда вижу улыбку Ольги Зубовой. Помолитесь о здравии Ольги! О муже ее, верном Борисе. О детях, которым так нужна их неунывающая мама. Пусть будут новые светлые, добрые стихи!…

Ольга Ларькина