Паломничество в Творожково

«Как только они вошли в монастырские ворота, время как будто перестало существовать».

Об авторе. Маргарита Анатольевна Драгина родилась в 1964 году в городе Феодосия в Крыму.Окончила Днепропетровское театральное училище, затем ГИТИС. Работала в Херсонской филармонии, Криворожском театре драмы и музыкальной комедии, преподавала актерское мастерство в школе искусств в Феодосии. После переезда в Самару окончила катехизаторские курсы при Самарской Духовной семинарии. Преподавала в общеобразовательных школах Самары и в воскресной школе Крестовоздвиженского храма Основы Православной культуры. Сейчас работает репетитором по риторике и руководителем паломнической службы «Киммерия».

— Давай уедем куда-нибудь в глубинку, где мы еще никогда не были. Будем переезжать с места на место, останавливаться в монастырях, платить за кров и за стол, а потом ехать дальше. Так мы много новых мест увидим. Я так устала на своей работе!

— Я не против. Тем более отпуск у нас в июле, нужно выбираться из города. Куда поедем?

— Валаам очень далеко и дорого. Отложим на лучшие времена. В Питер я, конечно, хочу больше всего, но и это нам пока не по карману. Может, в Оптину? Нет, поехали в Печоры. Мы давно хотели. Только не трудниками, а паломниками! Тем более что в Псковской области много монастырей.

— Около трех лет назад мы с моей духовной сестрой, которая теперь уже монахиня, хотели приобрести дом в Псковской области. Искали такую деревню, которая была бы недалеко от женского монастыря, в глубинке. Перекопали в интернете тонны информации и наткнулись на милое название Творожково. В этом селе есть одноименный монастырь. Он основан в середине XIX века, не такой уж древний, и находится в стороне от туристических троп. Но именно это нас в нем и привлекло. Я давно собиралась на него посмотреть. Давай туда съездим?

Эти разговоры повторялись чуть ли не ежедневно. Они перезванивались вечерами и напоминали птиц, готовящихся к перелету. Дорога манила, новые, никогда не виданные русские монастыри неудержимо звали к себе, а город, в котором жили подруги, раскалялся июльским зноем. Из него хотелось бежать — как можно скорее.

Когда они сели в вагон и, умостившись, провожали глазами перрон, мост через Волгу и душный город, Татьяна рассмеялась:

— Все люди как люди — летом в отпуск на море едут, а мы с тобой который год по монастырям мотаемся. А ведь тянет! — и, помолчав, строго добавила:

— На этот раз едем, как Православные туристы!

Два года назад вышла книга Архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». И Печоры стали для очень многих людей, еще ни разу не побывавших там, мечтой, маяком и магнитом. Туда хотелось непременно съездить и своими ногами пройти по древним каменным мостовым, увидеть Богом зданные пещеры, поклониться отцам, лежащим там, и приложиться к чудотворной Успенской иконе Божией Матери.

Не стали исключением и Татьяна с Алевтиной. Предвкушение встречи с Псково-Печерским монастырем перекрыло по эмоциональности даже несколько часов в столице. Они побывали в Богоявленском Елоховском соборе, радостно и благоговейно приложились ко всем святыням, еще раз поражаясь его величию и красоте.

Но сердце влекло дальше. Хотелось поскорее сесть в поезд и ехать, ехать на северо-запад.

Количество людей на Ленинградском вокзале слегка остудило их пыл. Подруги оказались в плотной толпе, ожидавшей, как и они, поезда на Псков. Школьники, студенты, дачники, иностранцы…

— Ага, вот и наши, в длинных юбках, платочках — паломники, видишь? — шепнула Татьяна.

Она редко теряла присутствие духа, всегда была весела, смело смотрела на мир и была готова вступить в разговор с любым человеком. Более того, она ждала этих встреч, любила и умела слушать и выносила из них полезное, нужное и радостное. Алевтина не уставала удивляться этому дару и, наблюдая, сожалела о том, что не умеет так же пытливо всматриваться в человека и всегда находить темы для бесед.

Наконец толпа дрогнула, и началась посадка. Казалось, что добрая половина Москвы решила выехать во Псков. В вагоне не было ни одного свободного места. Люди рассаживались, ужинали, знакомились, разговаривали. Очень приятная моложавая дама, ехавшая с дочкой-десятиклассницей, говорила Татьяне о том, как удачно выйти замуж. Надо учиться там, где вероятность встречи с будущим мужем приближается к 100%.Кроме того, будущая мать должна быть образованна, чтобы иметь возможность как можно больше дать своим детям. Ведь главным предназначением женщины и является семья. … Мы недавно вернулись из Африки… — начала новую тему женщина.

«Молодец, Татьянка! И тетенька тоже молодец!… » — подумала Алевтина, засыпая.

Следующим утром псковский вокзал сильно напоминал потревоженный муравейник. С привокзальной площади один за другим отправлялись туристические автобусы, а люди все не убывали.

— Что-то мне подсказывает, что в Печорах не только в монастырской гостинице, но и в самой обычной мест не будет, - покачала головой Аля.

— Давай позвоним, телефоны есть, - предложила Татьяна.

Как и следовало ожидать, свободных мест не оказалось. Женщины на миг растерялись. Алевтина приняла решение:

— Мы поедем сначала в Творожковский монастырь, остановимся там. А в воскресенье, когда туристы разъедутся, переедем в Печоры.

И они, слегка встревоженные неизвестностью, заспешили к пригородным кассам. Успели все же прочесть на мемориальной табличке на здании вокзала, что «2 (15) марта 1917 года в 15 часов 05 минут в салон-вагоне царского поезда на станции Псков император Николай II отрекся от престола Государства Российского».

«Бедный, бедный наш Царь!… Оторванный от семьи, брошенный друзьями, преданный своими генералами, одинокий, терзаемый «доброжелателями», знающий о восстании в Петрограде, куда его не пускали, знающий также и о своем «кресте», как он мог всё это выдержать? — думала Алевтина. — Царю Страстотерпче Николае, моли Бога о нас!»

Струги Красные, где женщины вышли, оказались небольшим районным центром с двух — и одноэтажными домиками, тихими улочками и вполне приличным рынком. Там подруги купили гостинцы в монастырь.

Маленький автобус, на который они сели, повез их по сельским дорогам, заезжая в небольшие деревеньки и радостно показывая в свои окошки лесочки и рощицы, цветущие луговины и пригорки. Постепенно пассажиров становилось всё меньше.

— Знаешь, Тань, я прочитала, что вокруг Творожково заброшенные деревни, а места здесь красивые, озерные. Вот бы купить домик поближе к монастырю, приезжать на лето и, отрезая воздух на куски, завтракать, обедать и ужинать им…

— Одной бабе жить в деревне трудно, даже если питаться воздухом, — отрезвила подруга.

Когда вдоль дороги показалась монастырская стена, в автобусе уже никого не осталось. Водитель высадил последних пассажиров и уехал. Перед двумя паломницами открылся белоснежный храм на холме, навалилась тишина, настоянная медвяным запахом иван-чая. А вот и он сам окружает монастырь густыми розовыми зарослями. Проселочная дорога привела их к открытым монастырским воротам.

На территории не было ни души. Они шли вдоль двухэтажного срубового дома, тревожно оглядываясь и одновременно радуясь, что здесь нет туристов, а значит, наверняка найдется место для ночлега. Когда приблизились к крыльцу, входная дверь открылась и на пороге появилась миниатюрная, сухонькая, с улыбчивыми глазами пожилая монахиня, как будто поджидавшая их.

- Мир вам! — поклонились подруги. — К кому нам обратиться? Мы паломницы. Хотели бы пожить у вас несколько дней до воскресенья. Мы заплатим за всё.

Услышав последние слова, монахиня улыбнулась:

- А поработать, девоньки, все-таки придется! Пойдемте, я отведу вас в гостиницу. Только покажите мне сначала ваши паспорта.

Алевтина с Татьяной достали документы и, сопровождаемые матерью Евфимией, пошли вниз по дороге к красивому белому дому, стоящему на берегу озера.

- Мать Евфимия, — обратилась к благочинной словоохотливая Татьяна. — А это у вас не бывшая дворянская усадьба? Очень похоже.

- Нет, милые. Это нам благотворители построили гостиницу. Она новая, очень уютная, вам понравится. Сейчас отдохнете, а потом поможете в трапезной рыбу чистить.

Когда они поднялись по резной деревянной лестнице на второй этаж, расположились в номере на двух человек с удобными широкими кроватями и выглянули в окно, то несколько секунд не могли промолвить ни слова от радостного удивления. Перед глазами раскинулась спокойная тихая гладь, в которой отражались подступившие вплотную к воде деревья, не спеша плавали утки у берега, лавируя между кувшинками и камышом.

- Аль, а в городе сейчас жара-а-а…

- Здесь тебе тоже не холодно будет. Слышала — помогать нужно? Переодевайся, пойдем рыбу чистить.

Оказалось, что монастырская трапезная находится в цокольном этаже храма. И хотя там было сыро, но очень уютно и чисто. Сестры трудились там по очереди.

Недавно одну сестричку положили в больницу. Из-за этого пришлось сделать перестановку в послушаниях, стало трудно, ведь в монастыре каждая пара рук на счету.

Помимо чистки трески нужно было собирать, консервировать и солить огурцы, сушить лук, перерабатывать яблоки, готовить сестрам и рабочим еду. Замелькали дни в трудах и заботах. Еще стояли белые ночи, солнце садилось поздно в этих краях. И когда Таня с Алей выходили из трапезной, где несли послушание, не верилось, что скоро полночь. Стояли тихие прозрачные вечера, напоенные уставшим летним солнцем, ароматом луговых цветов и душевным покоем.

Это трудно понять и объяснить, но в монастырях труд не изнуряет. Господь дает много сил, и они тратятся легко и незаметно. Порой кажется, что и вовсе не тратятся.

За это время женщины успели познакомиться с игуменией Анной, со многими сестрами, побывать на службах и на святом источнике Пророка Божия Илии в лесу.

И пока Алевтина солила огурцы, самозабвенно доверившись, как она сама говорила, своему «синдрому белочки», Татьяна съездила с матушкой Анной в лес за грибами, ходила за ней «хвостиком», боясь потеряться, а потом жарила картошку с великолепными рыжиками.

Службы в монастыре правились каждый день. По праздничным и воскресным дням в Свято-Троицком соборе, по будням в деревянной, похожей на терем, церкви в честь иконы «Всех скорбящих Радость». Большим утешением для Алевтины стало Причастие в день ее именин.

В храмах много святынь, в том числе и частицы Животворящего Древа Креста Господня. Но не было заметно паломников, да и прихожан в воскресенье набралось всего-то три человека.

- Литургия служится каждый день, Святые Дары выносятся каждый день, Господь всех зовет каждый день — терпеливо, заметь, зовет, — а где люди? — сокрушалась Алевтина.

- А в городах, думаешь, лучше? — возражала Татьяна. — Приди в будни — ладно, не в будни, в субботу — в любой приходской храм, много увидишь там причастников?

- Мне здесь рассказали, — грустно ответила Аля, — что отец Николай с острова Залита говорил прежней почившей игумении этого монастыря: «Строй, строй, матушка! Придут времена, люди в глубинку спасаться побегут и у вас там в монастыре народа будет столько, что не будете знать, куда селить».

- Вот, — подхватила Татьяна, — ничего нового. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. В скорбях все к храмам и монастырям прижимаются.

Службы начинались в семь утра. На рассвете подруги с великой радостью смотрели на стелющийся клубами туман над озером, на тихо скользящие в дымке лодочки рыбаков, на спешащих в храм насельниц.

- Какая картинка встает у тебя перед глазами, когда ты вспоминаешь Творожковский монастырь? — спросила уже дома Алевтина.

- Сидит на ступенях под деревьями мать Афанасия с книгой, и закатные лучи солнца освещают ее. А у тебя?

- Я вспоминаю матушку Анну в светлом подряснике на коленях перед могилкой, где она сажает цветы. Руки в перчатках перепачканы землей… Помнишь, какой царский подарок она сделала нам?…

В субботу вечером матушка поздно вернулась в монастырь, зашла в трапезную, где уже заканчивали послушание Татьяна с Алевтиной, и сказала:

- Я знаю, что вы завтра собрались уезжать.

- Да, матушка, мы еще не были в Печорах.

- Я предлагаю вам остаться. В понедельник я еду в Санкт-Петербург по делам на машине. Беру вас с собой. Мы побываем в Александро-Невской Лавре, на Карповке у праведного Иоанна Кронштадтского, заедем на Смоленское кладбище к блаженной Ксении.

- Но уже в среду вечером у нас поезд домой…

- В среду утром мы поедем с вами в Печоры. Все посмотрим и привезем вечером вас к вокзалу.

Алевтина посмотрела на Татьяну, взглядом спрашивая совета.

- Зачем мы вам нужны, матушка? Возись с нами! — растерялась Таня.

- Значит, нужны, раз предлагаю.

Игумения ждала ответа, и Алевтина решилась:

- Спаси вас Господи! Мы, конечно, совсем этого не ожидали. Но считаем ваше предложение от Бога.Поэтому не смеем отказываться и благодарим за всё.

Это путешествие стало еще одной историей в истории их паломничества.

Матушка исполнила свое обещание, и везде они побывали. Даже больше, много больше дала им эта поездка.

Роль экскурсовода взяла на себя келейница игумении и по совместительству водитель - образованная и веселая мать Феона.

Тихая, сосредоточенная, внимательная матушка и улыбчивая, быстро откликающаяся на любые вопросы келейница подарили паломницам незабываемый день.

Ранним утром выехали из монастыря. Утреннее правило читали по очереди. Но поскольку в машине ехали монахини, правило было монашеским.

Аля не любила рано вставать. Подъем в пять утра расценивался ею как подвиг. Вот и сейчас глаза слипались, и бдительная Татьяна не раз толкала подругу в бок, когда та закрывала глаза:

- Читай, твоя очередь!

Машина легко шла по песчаному грунту. Проехали Струги Красные, выбрались на Ленинградскую трассу.

- Матушка, благословите поспать! — взмолилась Алевтина.

Когда она открыла глаза, машина стояла в огромной очереди на железнодорожном переезде.

- Поедем через Гатчину, так ближе, — сказала мать Феона.

Аля вздрогнула. Когда-то давно она жила в этом городе, выйдя замуж за гатчинца. Там крестила своего единственного сына и крестилась сама. Там и рухнуло нежданно-негаданно ее счастье. Там она прошла всё самое страшное, что можно себе представить, когда свекровь и невестка становятся врагами. И в результате оказываешься с малышом на улице.

- Я жила там, — пробормотала она, еле вынырнув из горестных воспоминаний, — очень красивый город.

- Да? — отозвалась мать Феона. — Там жила и мученица Мария Гатчинская. Слышали о такой?

- Позже узнала. А в то время я слышала только о «мученице Алевтине», — горько пошутила о себе Аля. — Неужели увижу Гатчину вот так неожиданно, через двадцать лет?

- Нет, не увидите, — решила инокиня. — На переезде авария. Ждать не будем, поедем другой дорогой.

От сердца отлегло. Лучше не бередить старые раны.

Подъезжая к Санкт-Петербургу, мать Феона сказала:

- На проспекте Обуховской обороны есть Троицкий храм. В нем находится чудотворный образ Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость» с грошиками. А у нас в монастыре в одноименном храме есть список с этой иконы. Думаю, надо заехать. Матушка, благословите.

При Екатерине II здесь еще не было города, а находилось село Александровское, принадлежавшее генерал-прокурору Александру Вяземскому.

Многократно доказывавший преданность Императрице и прекрасно справлявшийся со своими многочисленными обязанностями, Вяземский был обласкан наградами и подарками. На деньги Императрицы и началось в имении Вяземского возведение храма. Князь Вяземский, служивший по ведомству юстиции, вложил в храм такой смысл: ротонда храма символизирует храм правосудия, а «твердая призматическая пирамида - неколебимую купность трех добродетелей: Истины, Человеколюбия и Совести».

Обычному люду эти высокие мотивы были неведомы, зато метко было подмечено сходство архитектуры зданий с символами праздничного пасхального стола. С тех пор и пошло название: «Кулич и пасха».

В храме заканчивалась Литургия. После нее сразу начался молебен перед чудотворной иконой.

Подруг не оставляло ощущение, что Кто-то большой и сильный посадил их на ладошку и бережно и любовно показывает им Свой мир. Ощущение присутствия Божьего сопровождало всю поездку и крепло с каждым часом.

Мы недостойны, Господи, за что нам всё это? Радуемся, благодарим, славим!

За всю человеческую жизнь таких моментов может быть всего несколько, но тем сильнее потом жажда испытать эти чувства опять.

Потом была Александро-Невская Лавра. Ее огромный собор, аллеи, здания, зелень парка, слепящее золото куполов вплетались в тихие воды реки Монастырки, где вчетвером они, смеясь, кормили уток хлебом, оставшимся от обеда в Лаврской столовой.

А потом был монастырь на Карповке. Рака праведного Иоанна Кронштадтского, его вещи и фотографии в расположившейся тут же экспозиции.

Молитва и горячие слезы соединялись с летним ветром на дорожках Смоленского кладбища, часовней блаженной Ксении Петербургской, стрелкой Васильевского острова и удивительно синими в этот час водами Невы.

День, казалось, сделался длинным-длинным, как в детстве. И таким же чудесным и беззаботным. Когда все за тебя решали взрослые, а ты доверчиво и смело принимал это, даже не понимая, что оказывается, именно здесь и сейчас ты счастлив.

Обратный путь был неблизким, и дорога располагала к беседе. Говорили о вере, о монастырских приютах, о благотворителях, о книгах и даже о театре.

В салоне автомобиля сразу образовалось два лагеря «за» и «против». Матушка и Алевтина категорически не принимали этот вид искусства. Мать Феона и Татьяна защищали его.

- Вы утверждаете, — горячилась Алевтина, — что театр (если, допустим, он ставит только духовные и нравственные спектакли) способен привести человека к вере, так?

- И способен, и приводит! — отвечала инокиня. — И это главное!

- Нет, не это. Не может цель оправдывать средства. А средством здесь являются души актеров. Вы о них думали? Или вы берете в расчет только тех, кто придет, посмотрит спектакль, дрогнет и пересмотрит всю жизнь? Но для этого нужен «инструмент» — актеры! Они должны выворачивать сердце наизнанку и тратить время, данное Богом, для того, чтобы «добрый зритель в четвертом ряду» стал, возможно, чище и лучше? А этот зритель книжечку не хочет в руки взять и испытать катарсис самостоятельно? И потом, где вы видели театр, который ставит только духовные произведения? Сегодня актер играет в «Братьях Карамазовых», а завтра подонка без имени и штанов. А откажется — профнепригоден, до свидания! Ну разве это мужицкий труд — зайцами в ТЮЗах прыгать, когда земля непаханая стоит? Но они упорно будут получать нищенскую зарплату, зато работать «по призванию».

- Да, об актерах я как-то не подумала, — призналась мать Феона.

Матушка, долго не говорившая ни слова, подвела итог:

- Даже если взять идеальный Православный театр с Православными актерами, всё равно всё это обман. Выдуманные истории, выдуманные чувства, выдуманные судьбы. Другие смотрят, переживают, плачут над выдумкой, а это грех.

Из уст монахини эти слова прозвучали органично. Но для мирских людей всё не так однозначно.

Не доезжая нескольких километров до Творожково, мать Феона попросила:

- Матушка, давайте покажем, где находится наш приют.

Игумения Анна пояснила, что в селе Гаврилова Гора в здании бывшей школы находится приют для престарелых Православных людей, и Творожковский монастырь окормляет этот приют. Сейчас там только пять человек, но со временем обязательно будет больше. Вот только отремонтируют спонсоры дом для обслуживающего персонала, чтобы можно было пригласить людей жить и трудиться.

- Мне очень нужны помощники, грамотные, неравнодушные, — добавила она.

- С медицинским образованием? — уточнила Аля.

- Совсем не обязательно. Те, кто желал бы поработать Господу на этом поприще и на кого я могла бы положиться. Одной мне трудно. Посмотрите, — и матушка указала в окно на двухэтажный нежилой дом. — Здесь будут жить наши сотрудники, хоть семейные, хоть одинокие. Мы всем будем рады.

Поздно ночью в гостинице Таня продолжила эту тему:

- Ну что еще человеку надо? Работай Богу, живи на природе, старикам помогай, сажай себе огород — земли много, монастырь рядом. Земля, воздух какой! Вон аистов сколько, а они где плохая экология не живут! Да еще и зарплату получать будешь.

- А голос Божий тихий, — отозвалась Алевтина, — его слышать нужно. Второго раза, может, и не представится.

- Так, нужно с мужем поговорить, — сказала Татьяна. — Пойдем на пенсию, переедем в деревню…

- Давай доживем.

И, утомленные переживаниями этого нескончаемого дня, они уснули.

А еще через день нужно было уезжать. Жаль было расставаться с этой гостеприимной обителью, прикоснувшейся щекой к тихому лесному озеру и изливающей на каждого столько Божьей любви, что было очевидно: никогда уже не забыть этих длинных прозрачных вечеров, Крестных ходов, храмов и, конечно, матушку с сестрами.

- Тань, я полна по горлышко. Куда Псково-Печерский монастырь девать, не знаю.

Могли ли они предположить тем летним утром, что ждет их впереди?

Благодаря Архимандриту Тихону (Шевкунову) и его книге монастырь раскрывал свои страницы как иллюстрации к уже знакомым сюжетам.

Как только они вошли в монастырские ворота, опять произошла метаморфоза со временем. Мало того, что оно как будто перестало существовать. Время опять стерло прожитые годы, оставив шагать по брусчатому спуску совсем юных, чистых, радостных девчонок, доверчиво и открыто смотрящих вокруг.

Они с удивлением и восторгом показывали друг другу монастырскую площадь, балкон наместника монастыря, многочисленные храмы, коров, возвращающихся с пастбища, древние стены с бойницами, монахов, несущих противни с буханками длинного вкуснющего монастырского хлеба.

Благодаря монахиням подруги имели возможность посетить Дальние пещеры, так как в этот день обычных паломников туда не пускали, а только организованные группы по предварительному согласованию.

Зажгли свечи и вошли в холодный темный коридор-улицу. Ноги погрузились в песок, сзади хлопнула и закрыла мир тяжелая железная дверь. Алевтина шла последней. Вздрогнув, она заспешила за огоньками свечей, боясь отстать. Матушка Анна уверенно вела их к братским захоронениям, чтобы показать последнюю юдоль подвизавшихся здесь монахов, а также благодетелей монастыря.

Одну из подгорных улиц перегородила икона-дверь. Свет свечи выхватил надпись на табличке: «Братское захоронение до XVII в.».

Можно вложить руку со свечой в одно из многочисленных узких окошек в стенах и увидеть гробы, стоящие друг на друге. Нижние, древние, уже рассыпались, но запаха тлена не чувствуется. Нет страха, нет времени, нет и мира с его грохочущими городами и бедами. «Мы были такими, как вы. Вы будете такими, как мы», — всплыла в памяти фраза, виденная Алевтиной на дверях костницы Свято-Климентовского монастыря в Крыму. Именно так.

Когда они вышли из пещер, матушка повела их наверх, в монастырский сад. Там можно было отдохнуть, посидев на скамейках или в одной из многочисленных беседок. Они поднялись и на стены монастыря, оглядывая окрестности из бойниц. В своем стремлении увидеть как можно больше не заметили, что игумения утомилась, лицо ее сделалось бледным, под глазами легли темные тени, а дыхание участилось.

- Носится с нами, как с писанками, а ведь ей тяжело! Пора ехать в Псков, отпустим ее пораньше! — прошептала Татьяна.

Медленно истекал последний час перед расставанием. Мать Феона не торопясь провезла их мимо Псковского Кремля, многочисленных храмов, удивляющих своими асимметричными, но такими гармоничными линиями, и припарковалась у вокзала.

«Всего неделя, неделя, — думала Алевтина, — а мы уже не сможем жить без этого монастыря, его монахинь и без этой неброской русской красоты!»

Татьяна в это время, вынимая сумки, от всей души благодарила, улыбалась, но, как заметила Аля, глаза у нее были совсем невеселые.

- Матушка, благословите обнять! — бросилась к игумении Алевтина.

- Не положено нам. Ну разве что за послушание, — и матушка раскрыла объятия, приняв в них Алевтину и Татьяну.

Не оборачиваясь, чтобы не броситься обратно, женщины заспешили к вокзалу.

- Ты помнишь, как по приезде мы, затравленно озираясь, тащили сумки к пригородным кассам? Куда едем, как примут и примут ли? А теперь нас, как боярынь, на это же место с почестями доставили, — невесело улыбнулась Аля.

- Болтать любишь, — отрезала Таня. — Но и работать тоже. Именно за это с тобой так и нянчились.

- Да и ты там не пряники кушала, — засмеялась Алька. — Нет, Тань, не за труды праведные мы это получили, а за любовь. Вот Бог нам ее втридорога и вернул. Господь в должниках не ходит.

Ранним утром они вновь шагали по Москве, рассуждая, на что потратить шесть часов перед поездом.

- Поехали в Третьяковку, я давно туда хочу! — решила Татьяна.

- Мы обязательно зайдем в храм при галерее. В нем много старинных икон, но главная святыня — Владимирская икона Божией Матери, — подхватила Аля.

И вот оно — Замоскворечье: просторное, широкое, под голубыми небесами, в обрамлении золотых куполов.

Музей был еще закрыт, и у них появилось время прогуляться по одному из пешеходных маршрутов Замоскворечья.

Перейдя мост Влюбленных, женщины оказались на Болотной площади. Ранним утром людей было мало. Москва только-только пробуждалась, распахнув свои светлые глаза. Вышли на набережную Москвы-реки, которая бережно обнимала Кремлевский холм. На той стороне во всем великолепии сверкали белоснежные храмы Кремля.

- Я знаю, Таня, ты любишь Питер. А я очень люблю Москву. Но Москву русскую, богатую храмами, монастырями, святынями и этим необыкновенным простором, ширью и умением внушить всем любовь к России. А вот недавно увидела в новостях по телевизору кадры с видами Москва-Сити и испугалась. Не дома, а монстры. Пойдем обратно, полюбуемся на архитектуру Третьяковки, она уникальна.

Не спеша, они отправились в обратный путь. Третьяковская галерея поглотила оставшееся время до поезда без остатка. Конечно, зашли в храм, где каждая икона «с историей».

Так же, не торопясь, обсуждая увиденное, долго и пристально вглядывались в лик Пречистой на Владимирской иконе, от всего сердца благодаря Её и Спасителя за оказанные милости.

Потом, стараясь не расплескать переполненное сердце, молча поехали на вокзал.

В поезде Татьяна, как бы продолжая прерванный разговор, произнесла:

- Да, Господь в должниках не ходит.

Июль — декабрь 2013 г.

Маргарита Драгина