‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

«Она спешила делать добро… » (Окончание)

Жила на Урале тихая праведница — схимонахиня Сергия (Скурихина).

Жила на Урале тихая праведница — схимонахиня Сергия (Скурихина).

Окончание. Начало см.

Схимонахиня Сергия (Скурихина).

Схимонахиню Сергию мне посчастливилось знать еще когда она была монахиней Ольгой и только приезжала в башкирское село Ира, где настоятельницей в Марфо-Мариинском женском монастыре ее сестра, игумения Серафима. А потом и осталась в монастыре навсегда. В нем 2 января 2008 года приняла схимнический постриг. Мы виделись мало, во время моих редких приездов в Иру, но душа тянулась к этой тихой матушке. И весть о ее кончине 27 августа отозвалась в сердце личной болью…

«Жила для Бога и людей»

Я попросила сестер Марфо-Мариинского монастыря рассказать о последних месяцах жизни схимонахини Сергии.

Рассказывает схимонахиня Сосанна:

— Тяжеловато мне, я сейчас мало хожу, но о матушке Сергии расскажу, что смогу. Она такая была внимательная, слушала все — никогда тебя не перебьет. А уж какая была самоотверженная, какая деликатная!… До последнего — так и умерла — ходила, трудилась… Настолько хранила заветы Христианские, что и сподобилась благой кончины.

Вспоминаются два случая. Я попросила привезти мне из города курагу. Матушка Сергия принесла курагу, и я хотела отдать ей деньги, но она не взяла. Тогда я, улучив момент, тайно положила деньги ей в карман ее одежды, которая висела на вешалке. Она очень тонко во всем разбиралась и не стала ничего говорить. Матушка Сергия мне делала уколы, приходила часто. И вот она приходит каждый вечер ко мне и молча приносит гостинцы.

Однажды я ей говорю: «Матушка, я вот в июне и июле помяну отца духовного и духовную мать, а 24 августа мой День Ангела — тогда, наверное, пора мне собираться… Мне же 85 лет». Она в ответ: «Нет, ты еще поживешь!»

На Преподобного Сергия, 18 июля, я поздравила ее и сказала: «Мамуся, а можно, я вместо подарочка тебе копеечку какую-то дам?». У меня же здесь ничего нет, и подарить я ничего не могу. Она не отказалась, чтобы не показать, какая она нестяжательная, — это тайна духовная, кто ее понимает! — она приняла. А в мой День Ангела приходит, дает пакетик и говорит: «Вот тебе гостинчик, а подарок еще не готов. Завтра будет готов».

Оказывается, она для меня заказала платок пуховый к моему Дню Ангела. И на следующий вечер принесла мне платок: «Вот, он тебя будет греть, и тебе всегда будет тепло!».

Она себя забывала, а сколько нас лечила, и сколько всяких послушаний несла — в ее-то возрасте и при таких болезнях. Говорит: «Я сегодня закатала 65 банок яблок на зиму». И в церкви на службе никогда не присядет, хоть и в такие моменты, когда можно сидеть. Столько трудится целый день, сама уставшая донельзя, больная, а вечером нас всех обходит: кому давление померить, кому перевязку, кому укол, кому таблетку… — безотказная! Но главное что: вот если болеешь, уже не такое напряженное состояние ума, чтобы все слушать внимательно, осмыслить и понять, как должно. А у нее, как ни болела, всегда это было. Дослушает до конца — и: «Хорошо, я скажу, чтобы так не делали… ». Или спрошу ее совета, она рассудит: «Нет, так нельзя. Надо — вот как». И утешала: «Ты не расстраивайся, матушка тебя любит, она только этого не показывает. Она тайненько так, издалека тебя любит, чтобы к смирению тебя приучить». Всегда — успокоит, уговорит, что от нее зависит — поможет. Никогда не оставит без внимания. И знала, что и как сказать любому человеку.

Когда я первый раз повязала ее платок, я его весь слезами облила. Сколько заботы!

Тоже было: зимой пришла она в келью ко мне. А в келье были щели большие, сквозняк. Она посмотрела: «Ой, какой у тебя пол холодный!». Принесла со склада старую шубу, сама расстелила ее, расправила — «Вот теперь тебе под ножками будет хорошо!».

Я даже не могу всего рассказать, сколько она мне сделала добра. Четки ей прислали с Афона — на 500 и на 300, она на 300 мне отдала. Эта одежда на мне сейчас схимническая будничная, параман, — она мне все это свое отдала. А спать — еще одна одежда, тоже ее. Говорит: «Ты как приехала, я тебя в первый день в поминание записала». А ее все мои друзья сразу оценили: «Какая матушка!… ».

Ее же все прихожане любили. Только не совсем понимали духовный смысл ее жития. Это было тайной, скрытой от всех. Кто бы мог догадаться, что в ней такое сокровище хранилось!

Первые двое суток после ее кончины я не переставала плакать. И не о ней плачу, о себе. Потому что нет у меня больше такой старицы. Она именно была не просто схимница — старица! Такая, как раньше были, — что могли помочь и духовно, и телесно.

Когда она умерла, я попросила у матушки игуменьи, можно ли мне почитать о матушке Сергии Псалтирь. Она благословила, и я смогла помолиться о ней у гроба…

Очень многое хочется рассказать, но чувства эти нельзя выразить. Спаси вас Бог, что спрашиваете о матушке, что ее молитвенная и подвижническая жизнь не забудется.

Таких, как она, теперь больше нету. Может, и есть где-то, но сокрытые у Бога, тайные, которых никто не знает. Я читала в житиях святых киево-печерских об отце Парфении, духовнике лаврском: он был таким, как сказано, что в последние времена будут рабы Божие избранные, но только тайные, их подвигов никто не увидит, они не будут совершать никаких великих дел на виду у народа, но будут жить для Бога и для людей. Вот такая и наша матушка Сергия была. Мамусечка моя родная…

… А мне в память о матушке Сергии тоже достался пуховый платок. Матушка Серафима долго сокрушалась, что подарить-то мне на помин и нечего: почти всё разобрали в дни похорон. И вдруг осветилась изнутри радостным светом: «А, знаю: я тебе отдам ее пуховый платок! — он почти новый… »

Да в том ли дело, что — почти новый. Мне в нем тоже будет всегда тепло!…

А еще дал Господь провести ночь в келье матушки Сергии, где до нее несколько лет прожила монахиня Моисея (Астахова), ставшая впоследствии схимонахиней Рафаилой ( 9 ноября 2007 г.). И мирно спать на намоленной двумя схимницами кровати…

«Кто нас теперь обогреет и утешит!… »

Схимонахиня Маркиана была немногословна:

— Что могу я сказать — это была моя духовная мать! Наставница моя… Всем она любовь дарила, все наши скорби и немощи несла. Доброе слово говорила.

В великую схиму меня постригли на Радоницу. И она, восприяв меня как духовная мать, всегда помогала духовным советом.

Однажды на Литургии вдруг в душе моей поднялась духовная брань. И не унимается. Я уж к Чаше готовилась идти, а тут… Подошла к матушке Сергии: вот что, говорю, со мной происходит. Она: «Да ты что! Это же такой грех… » Она со своей любовью Христианской во мне увидела скрытый грех и все мне разъяснила, а я же до этого стояла и не понимала, что творю, хотела вот такая — идти к Святой Чаше. Тут же я скорее пошла к батюшке, исповедала этот грех. И в душу вернулась тишина…

Матушка Сергия как жила — так и ушла, спокойно, мирно. Праведная кончина. На ногах, всем помогая. До последнего… Даже во вторник утром просфорник Сергий ей говорит: «Матушка, я тут сам домою полы», — а она: «Нет-нет, это мне уголок тут остался!» И домыла.

Потом ей стало очень плохо, вызвали фельдшера. Она приехала, скорее стала делать ей уколы. А я побежала за крещенской водой; батюшки в храме не было, а хочется ведь, чтобы все по-монашески было. Пришла, а она уже и не говорила. Фельдшер бьется, чтобы не дать ей умереть, но это все человеческое, а она душой давно уже не с нами была.

Рядом была. Трудилась с нами. Говорила и помогала, но душа ее давно уже стремилась только к Господу. Она уже и на службе последнее время как-то уединялась, и в молитве…

Когда она во гробе лежала, мы стояли и скорбели: кто нас теперь обнимет, кто пожалеет, кто добрым словом обогреет и утешит…

«Мы ехали, как к матери»

Игумения Серафима покачала головой:

— Потом… Потом, Оленька, поговорим. А я вот тебе дам стихи одной женщины из Оренбурга, Галины. Очень хорошие у нее стихи. Когда мне бывает трудно, горько, иной раз возьму и прочту их. Она же никогда не писала стихов, а когда воцерковилась, так — «будто кто мне диктует, не сама я их пишу!… » И вот эти стихи она написала в день похорон…

Светлой памяти схимонахини Сергии

ВЛАДЫКА властною рукою
В Свой Дом дорогу указал.
Теперь ты в неземном покое —
Невестой Он тебя назвал.

И ты с готовностью поспешной,
Оставив с миром все дела,
Душою скромной и безгрешной
В долины Горнии ушла.

Ты, словно ручеек хрустальный,
Являла образ чистоты,
И мне в молитве поминальной
Яснее видятся черты.

Любовь дарила нам с надеждой,
Что станем лучше мы чуть-чуть,
И взглядом детским, безмятежным
Благословляла в добрый путь.

Ушли заботы в безконечность,
Свободна ты на Небесах,
Тебе открыты двери в Вечность —
Ты в Божьих греешься лучах.

В Эдемских кущах насладишься
И с хором Ангелов споешь.
И светом Божьим озаришься,
И к Богородице придешь.

Молись о нас, душа святая,
Земных и грешных не забудь,
И с высоты на нас взирая,
Подсказывай нам верный путь.

Галина Филиппова, г. Оренбург.
29 августа 2013 г.

Помянули родной мой город — и в те же минуты, как подгадали, из Оренбурга приехали паломницы — они же и трудницы (в очередной раз приехали помочь готовить трапезу для праздничного стола), и духовные дочери… Всех их матушка Серафима с материнской любовью обняла и расцеловала, усадила за стол в трапезной игуменского корпуса.

— Это вот Ольга из самарской Православной газеты «Благовест». Приехала, чтобы написать о матушке Сергии. Расскажете? Ну, Бог вас благословит, а я пойду…

И мои землячки начали рассказ.

Софийский храм в селе Ира.

Татьяна Алексеевна Белякова, прихожанка Никольского кафедрального собора г. Оренбурга:

— В этот монастырь мы давно уже ездим. Мать Сергия очень светлый человек, приветливый и добрый. Необыкновенное человеколюбие — этим она отличалась. Необыкновенное гостеприимство. Что запомнилось больше всего — эта ее улыбка. Кажется, если бы она даже и ругала кого-то, то тоже с улыбкой на лице. Не умела она делать строгое лицо. Но на службе становилась отрешенной от всего мира. Если кто-то пытался свечечку передать, еще как-то привлечь ее внимание, она ничего не слышала и не видела. Вся уходила в разговор с Богом.

А в обычной жизни она во все вникала. Что купить, что приготовить, что сделать — она как экономка была. В монастыре небольшая молочная ферма, три коровы, и она по полночи трудилась, готовя сметанку, творожок…

В этом году в монастыре очень уродила слива. Матушка Сергия делала из сливы вкуснейшие компоты. И на поминальной трапезе подавали приготовленный ею компот из слив — банки еще были теплыми…

Всех она понимала, обо всех молилась, переживала. Уезжаем мы — она всегда просила, как только доедем, прислать ей смс-ку, что доехали благополучно. Потому что все время, пока мы едем, она молилась о нас. Сообщим ей: мы едем! — она: Ну, с Богом! И молится о нас. В дороге ведь все бывает. И мы уже спокойно ехали — матушки молятся о нас.

Я чувствовала всегда ее молитву. Она к каждому относилась так, словно во всем мире я одна для нее и больше никого нет! Это не только я так чувствовала — Нина, Валентина, Ксения то же самое могут о себе сказать. Вот так она любила. Всю себя отдавала нам.

Мы даже не знали, что в миру она была Татьяной. Потому что мы ее застали уже с монашеским именем Ольга. Но как-то она с такой любовью всегда ко мне относилась, а уже незадолго до своей кончины сама мне сказала, что в миру была Татьяной и всегда любила Татьян.

Мы радовались тому, что матушка Сергия сама нам звонила, о чем-то могла для монастыря попросить, позвать нас на помощь. Какое-то чувство ответственности было — нас ждут, надо ехать. Было такое чувство, которое я просто не могу передать. Это надо самой почувствовать, пережить. У меня давно уже нет родителей, и я всегда еду сюда так, как к матери, как домой. Такое чувство близости, теплоты, и словно бы родственные крепкие узы, — хотя на самом деле нас ничего вроде бы не соединяет. Ну вот приедешь, расскажешь обо всем матушке, она про всех вспомнит. У меня внучка болела, так они ее все вымаливали.

Как-то я не могла поехать, а ездила в монастырь из Оренбурга одна незнакомая мне женщина. Вернулась в город, пришла и говорит: «Я хочу посмотреть, кто это такая Татьяна Алексеевна!» — «Я Татьяна Алексеевна, а что случилось?» И она рассказала: «Когда вы матушке Сергии позвонили, она всех нас, кто был в храме, попросила встать на колени, и мы коленопреклоненно молились о здравии вашей дочери!». А ей делали операцию очень сложную в Кургане. И матушка Сергия мне велела позвонить еще и в самый день операции: «Мы будем молиться!» И матушка Серафима — конечно, она об этом не рассказывала никогда, как они молились, но посторонняя женщина рассказала… По этим горячим молитвам операция прошла успешно. Потом еще понадобится операция, но это уже будет позже.

Мы распрощались с матушкой Сергией в воскресенье, 25 августа. Она чувствовала, что больше не увидимся, не хотела отпускать: «Не уезжай, побудь еще несколько денечков!» — «Не могу, матушка, я только в субботу смогу приехать!» Расстроилась: «О, это же до субботы еще сколько ждать!… » — «В лучшем случае в пятницу вечером приеду… » — «Ну буду ждать пятницы!».

И когда мне матушка Серафима позвонила, сказала, что матушка Сергия отошла ко Господу, я сначала не поверила: не может быть!…

Матушка Серафима сама не плакала и нам строго запретила. Надо радоваться, а не скорбеть!

Нина, тоже прихожанка Никольского собора:

— Так получилось, что я по-настоящему пришла в Церковь уже в немолодые годы. Мне пришлось уволиться еще не достигнув пенсионного возраста, по болезни, и вот только в то время я пришла в общем-то в храм. И первое, с чего я начала, это были паломнические поездки. Очень часто мы ездили в Табынь, к месту явления Табынской иконы Божией Матери, дорога проходит мимо села Ира. И вот так мы познакомились с настоятельницей, тогда еще монахиней Серафимой, и с ее сестрой, монахиней Ольгой, которая потом уже стала схимонахиней Сергией, со многими монахинями, иные уже тоже умерли. И вот уже около десяти лет я бываю здесь всякий раз, когда позволяет время и здоровье. Сюда мы приезжаем с одной целью — помочь насельницам монастыря во всех делах. Но тем самым и мы получаем здесь несказанную благодать, не ощущаем никаких трудностей по молитвам монахинь.

Ну а о схимонахине Сергии, конечно, особый разговор. Это человек необыкновенной доброты, скромности, заботливости. Она была постоянно с нами во всех трудах. Матушка игумения в большие праздники приглашает на трапезу всех кто в храме, гостей и прихожан. А поэтому нам приходится готовить праздничную трапезу — как правило, ночью. И матушка Сергия была с нами всегда. У нее, конечно, много своих забот, но она постоянно приходила, спрашивала о нас, гнала нас отдыхать. А сама и не ложилась спать. И никогда мы не слышали от нее никаких ахов и охов, хотя ей было очень тяжело.

Матушке Сергии мы могли позвонить всегда, в любое время. Просьба одна была: помолиться. И она никогда не отказывала, молилась. Она всех любила и мы ее, конечно, все любили. Тяжелая утрата для нас…

Ксения Семенова, прихожанка Тихвинского храма г. Оренбурга:

— Я всегда приезжала в Иру с ребятишками, сыном и племянником. И мальчишки чувствовали ее любовь к людям, любовь к детям. Так получилось, что мы ехали сюда как раз в то время, когда она преставилась ко Господу. Мы с ней разговаривали по телефону за сорок минут до ее кончины. И вот мы приехали, выходим из машины, а матушки Сергии уже нет. И моя мама говорит: «Ну вот, приехали, а обнять-то уже и некому!». Да — матушка Серафима с любовью встретит и обнимет, но у нее столько забот. А матушка Сергия так вот пожмет, пожмет, и о детях расспросит. Всё она о них помнила, и вопросы были не просто данью вежливости. Моя мама тоже приезжала сюда, хоть и редко. И как раз незадолго до этого момента она сказала: «Вот я в последний раз уезжала, а матушка Сергия мне говорит: так хорошо, когда ты приезжаешь! — А почему она мне так сказала? Здесь же всегда много людей, почему же она мне так говорит? Это же она правда так думает?» — «Ну конечно, правда! Это та любовь, то большое сердце, которое любит каждого человека, который сюда приезжает, и она молится за всех нас!» И слава Богу, что в моей жизни такие встречи с матушкой Сергией!

Конечно, были и духовные вопросы к ней, в каких-то семейных проблемах…

— А ведь сама она была девицей и семьи не имела!…

— Тем более поражала ее мудрость, глубина понимания того, как нужно и как нельзя вести семейные дела, воспитывать детей.

Татьяна Алексеевна:

— А знаете, как было горько, когда мы поняли, что уже — всё, мы ее больше не увидим! Потому что монахинь хоронят по особому чину, с закрытыми лицами, и уже не посмотришь на нее, не простишься так, как хотелось бы. Но она для нас так и осталась — живая. Такая, какой мы видели ее, прощаясь… Как они стояли — две матушки — у клумбы, и смотрели на нас с любовью. Жаль вот, к стыду нашему, у нас почти нет ее фотографий. Только соберемся, встанем все вместе, а она раз — и уже ушла, и нет ее с нами. Не любила фотографироваться. Одна только фотография и осталась, где она с нами стоит.

Ксения пообещала прислать мне эту фотографию. И выполнила обещание.

«Я записал ее на вечный помин»

За праздничным столом после Божественной литургии 30 сентября помянули добрым словом матушку Сергию. И чувствовалось, что очень не хватает здесь скромной схимницы Сергии, что всем было бы в радость назавтра поздравить ее с днем рожденья…

А потом было всего несколько минуток, чтобы проститься с давно любимым батюшкой архимандритом Николаем (Чернышевым) — и он тоже поделился своей печалью:

— Много лет я знал ее. Конечно, скорблю об этой утрате. Она ведь была очень светлым, чистым человеком. Долгое время матушка боялась идти в монастырь — она же инвалид с детства, боялась быть людям в тягость. Но, такая немощная, она не только не стала обузой, но и понесла многие тяготы других. До последнего своего часа помогала матери Серафиме не только в ее хозяйственных делах — и просфоры печь, и другие труды нести, — но и в самых тонких вопросах. Мы же, начальствующие, иной раз гневаемся, сердимся на кого-то, а она умела погасить раздоры, обиду. Объединяла ссорящихся, и находила слова мягкие, утешительные и умиряющие. И даже без слов утешала: мы как-то с игуменией Серафимой были не в ладу, — а Сергия подойдет под благословение и так крепко, сильно пожмет руку. Словно говорит: не печальтесь, все будет хорошо!…

В день своей кончины она, наверное, уже чувствовала себя неважно, но никому ничего не сказала. Мать Серафима повезла послушницу в Уфу, определять в больницу, а она в это время и умерла. Фельдшер потом рассказывала: «В какой-то момент я в ее глазах прочитала: не надо меня оттуда вытаскивать!… ».

Только самые добрые слова могу сказать о схимонахине Сергии. Я записал ее на вечный помин. Молимся о ней…

Настоятельница Марфо-Мариинского монастыря игумения Серафима.

«Сестра меня к Богу привела!»

В Серафимовском храме монастыря матушка Серафима показала обыкновенное с виду резное распятие.

— Видишь — на ногах Спасителя изображены потеки крови. Были они совсем небольшими, и краска засохла. А потом смотрим — эти ручейки крови стали больше, словно крови добавилось… Этот крест делал для храма раб Божий Сергий. Хороший резчик, умелец. Раньше он был далек от церкви, считал, что сам всего в жизни добьется.

Как-то пришел в храм. Служба закончилась, там только одна женщина убиралась. Он встал перед иконой Николая Чудотворца и так панибратски говорит:

— Мне деньги нужны, ты давай, помоги!

Вдруг сзади кто-то постучал ему по плечу. Он плечом повел с досадой: кто еще тут! А этот, стоящий сзади, опять по плечу постучал и строго говорит:

— Ты так больше никогда не делай!

Обернулся — перед ним старичок в белом одеянии, не поймешь — батюшка, не батюшка. И повторяет:

— Не делай так никогда, нехорошо это!

Сергей отвел взгляд на миг, а когда опять глянул — старичка нет. Спрашивает женщину:

— А куда батюшка делся?

— Да он давно уж домой ушел. Служба кончилась…

— Ну как же: только что здесь стоял, со мной говорил!

— Не было здесь никого!

Удивился он и пошел из храма. А потом Сергей очень хорошо выполнил один духовный заказ, и ему не только заплатили, а еще и подарили икону Преподобного Серафима Саровского. Глянул он — и заплакал. Это же был тот самый старичок из храма… С тех пор он другим человеком стал, и в жизни всё изменилось. Ну и искушений тоже прибавилось. Очень трудная ситуация у него сейчас, молимся о нем. Укрепи его Господь в страданиях!

… Ну вот — опять хотела позвонить Сергии… — проговорила матушка сквозь слезы. — Так и забываюсь, до сих пор всё хочется ей что-то сообщить, спросить, посоветоваться. Мы же больше говорили по телефону: одна в одном конце монастыря, другая в другом. А вопросов множество, вот и — звоним… Кому я теперь позвоню…

Она давно говорила: «К маме хочу!» Я просила: не оставляй меня одну. Я старшая, мне первой надо уйти! А она сказала: «Нет, ты сильная, ты без меня сможешь. А я одна не смогу… »

Она ведь с детства была очень слабенькая. Еще двух лет ей не было, когда началась война. Голод был, тяжело. Нас у мамы три маленьких девочки на руках, да золовка, да бабушка — папина мама. И мама уходила на работу, когда мы спали, а приходила поздно ночью. Мы, конечно, ждали, не ложились спать. И Танечка — в миру Сергию звали Татьяной — сколько раз падала в голодные обмороки. Болела постоянно. Но никогда не жаловалась, ни в детстве, ни теперь. «Все нормально… ». Не была врачом, у нее техническое образование, но сама все время была по больницам и знала, кому в какой болезни чем можно помочь. А в трудных случаях звонила знакомым врачам — все, у кого она лечилась, становились ее друзьями. Сельский фельдшер Елена Олеговна говорила: «Это первая моя помощница! Я давно уже в монастырь не хожу — всё делает матушка Сергия». Все же старые, больные, так бы и вызывали постоянно. Вот она, сама страдая многими болезнями, и помогала всем. И те бабушки, которым она постоянно помогала, сейчас говорят: «Нам же не столько лекарство нужно было, сколько доброе слово, внимание, утешение… С Серафимой не больно-то поговоришь, а Сергия всегда выслушает, перемолвится несколькими словами — и на душе станет легче, и болезнь отойдет… » Иной раз я кого-то поругаю, я-то и строгой могу быть, а она утешит.

Матушка и сама утешилась, даже тихонько засмеялась.

— Как говорят: отец накажет, а мать утешит. Вот так и она всех успокаивала, утешала.

Я-то снов не вижу, а те, кто видел ее во сне, все видели по-хорошему. Кому-то приснилось, будто все мы стоим в черных одеяниях, а она одна в светленьком подряснике. В Трёхгорном есть батюшка Павел, она как-то и его семье помогала, с детьми нянчилась. Сынок у них Захар — ему лет девять, наверное. Так отец Павел в первые же дни прислал мне смс: «Захар видел во сне Сергию. Очень хорошо видел!».

— Матушка, вы же обе, помню по вашим рассказам, не сразу к Богу пришли…

— Она первая пришла! Первая и монахиней стала. Покрестилась-то я первой. У нас двоюродная сестра была очень верующая. Мы в Дом пионеров, а она — в церковь. Пела в церковном хоре. Как-то я к сестре двоюродной приехала, она зовет: «Пойдем в церковь — сегодня Пасха!». А я и не знала. Я хорошо одевалась, а она надела на меня старое мамино пальто, закутала в какой-то платок — тогда же дружинники стояли, не пускали в церковь молодежь. После этого я покрестилась, и детей своих тоже покрестила.

А матушка Сергия, тогда Татьяна, была на лечении в Железноводске, на минеральных водах. И у нее на глазах один болящий с пятого этажа выпрыгнул. Это ее так потрясло! Она все время переживала из-за того, что такая больная, никому не нужная. И тут — бегом побежала в церковь. Прибежала, а храм уже закрывают. И я, говорит, села на крылечке, сижу и плачу. «Никуда не пойду!… » Бабушки стали ее успокаивать: посиди, мы сейчас батюшку позовем! Позвали батюшку. Он тогда отец Георгий был. Батюшка ее утешил, и Татьяна потянулась к нему. Стала ходить в церковь, и матушку его знала, и всех детей.

И теперь уже, когда она к нам приезжала, стала учить меня:

— Ты знаешь, что значит «живот»? — это жизнь!

Или скажет: давай попостимся! — давай…

Так вот и учила всему, что сама узнавала у батюшки Георгия. А потом батюшка вместе с матушкой приняли монашеский постриг: сначала отец Георгий, а на второй день его матушка. Она была регентом в храме, так и оставалась при храме, детей довоспитывала. А отец Серафим ушел в монастырь. И вот мы обе у него потом уже в Мордовии постригались. Сначала Татьяна, потом и я.

К архимандриту Серафиму (Новаковскому) я приехала в мордовскую деревеньку Кимляй, в Александро-Невский монастырь, через полмесяца после поездки в Иру. И отец Серафим рассказал:

— … Двадцать лет прошло, как мы не виделись с Татьяной. Я уже здесь служил. Однажды на службе вижу — очень знакомое лицо. Стоит женщина, вся в слезах. «Татьяна, это ты?» — «Я, батюшка… ». И со скорбью говорит: «Батюшка, вы мне говорили, что всё у меня с Божьей помощью переменится, всё будет хорошо… » — «Будет! Всё обязательно будет хорошо!». Она осталась здесь, в Александро-Невском монастыре. Здесь и стала монахиней. А потом я постриг и ее сестру…

Но эта встреча с батюшкой еще впереди, а пока мы продолжаем разговор с матушкой Серафимой.

— По-настоящему я в церковь пришла после смерти мамы, — рассказывает матушка. — Надо же было ее похоронить, отпеть, панихиды заказывать, молиться о ней. 9 дней провести, сорок… И вот Татьяна приезжает, говорит о том, что в одной церкви служит молодой батюшка, отец Игорь. Она ему рассказала и обо мне. Поехали мы с ней. До этого был старенький батюшка, он больной был. Придешь к нему на Исповедь, он епитрахиль на голову — и все, иди. А к этому пришли — нет, двумя словами не отделаешься. Стал учить меня исповедоваться, просвещать. И мы с ней каждую субботу туда ездили, далековато было — километров двадцать или даже побольше. Редко когда на автобусе, больше на попутках. Потом его перевели в деревню, там служить было некому. И я потом в этой деревне пять лет прожила. Ну а отец Игорь так хорошо показал себя, что через два года перевели в райцентр. Тут у него горе случилось: матушка утонула вместе с дочкой, и его перевели в Челябинскую епархию.

… Может быть, еще и поэтому мне так тяжело, что пришлось мне в монастыре сестрой командовать. А ведь это она меня к Богу привела.

Целый день она была в делах, в суете, а вечером допоздна у нее в келье горел свет: молилась. Мы же акафисты не только в храме, но и сами читаем, и я была спокойна: Сергия всё вычитает. И всегда я спокойно монастырь на нее оставляла, когда надо было отлучиться.

Первая помощница была. Тяжело без нее. И сейчас тяжело.

Она без меня умерла. Мне позвонили сначала: «Матушке Сергии плохо». — «Вызовите скорую!» — «Уже вызвали, Елена Олеговна приехала». Ну ладно — фельдшер опытный, все сделает как надо. Опять звонок: «Скорая ничего не смогла сделать». Я не поняла: «Как это — ничего не смогла сделать? Пусть уколы сделают». — «Сделали… Матушки Сергии с нами больше нет… ».

Пока ехала домой, я плакала. А когда успокоилась, даже позавидовала ей. Как верующий человек, как монахиня, порадовалась за нее. Она всю жизнь тяжело болела, и такую жизнь тяжелую прожила — и вот отмучилась. Ну конечно, нам всем нелегко, но ей уж очень много скорбей досталось. И вот она две ночи в храме лежала. Мы читали по ней Псалтирь. Умерла перед Успением Пресвятой Богородицы, 27 августа, хоронили ее 29-го…

— На праздник Нерукотворного Образа, на Третий Спас!…

— Да, да. И вся могила была в живых цветах. Ни одного искусственного венка не было. Похоронили, все прошло как надо. А на следующий день я идти не могу. Ноги как ватные. Но ведь надо держаться, чтобы люди моей немощи не видели. И пересилила себя, поднялась. Только вот ночью расслабишься, поплачешь. Время лечит, говорят. В эти дни сколько ездила в паломничества — везде по ней заказывала требы. Где возможность позволяла денежная, на год заказывала. Один монах в каком-то монастыре где-то в глубинке России заказал на вечное поминовение. За нее молятся. Мы все надеемся на ее благую участь. Не только потому что о мертвых полагается говорить хорошо, не потому что она моя сестра, а просто — нечего о ней плохого сказать. Доброта и любовь к людям. В ней была забота о людях. Не столько о себе, сколько о других.

У нее не то что лишнего — необходимого и то не было. Ни простынки, ничего. На доски было постелено тоненькое покрывальце и одеяло байковое, почти как солдатское. Ну, правда, подушка у нее была, без подушки тяжело было лежать. Вот так и спала. А когда кому-то плохо, она днем и ночью тут же спешила помочь. Такое у нее было послушание — и она сама чувствовала, что это ее дело — помогать людям. И одно дело ухаживать за больным человеком, когда есть надежда на выздоровление. А когда видела, что этот человек уже не встанет, что ему все хуже и хуже, она сама говорила — очень тяжело было. Еще в миру — вот не помню, как эту больную звали — Татьяна за ней лет семь ходила. Той уже и помощь мужа не была нужна, лишь бы Таня была рядом.

Такой была и в монастыре. До последнего своего дня…

На прощание матушка Серафима еще надарила подарков. И двое четок «Слезки Богородицы»: «Вторые — твоей младшенькой, Лене!… », — и фотографию храмовой иконы Ксении Петербургской, и монастырского творожка да сметанки… Уже и не пытаюсь отказаться: безполезно…

Провожать матушка пошла вместе с матерью Севастианой. Стоим на том же месте, где четыре года назад долго-долго стояли, прощаясь с матушкой Сергией. Машин мало, и те пролетают не глядя.

— Святителю отче Николае, помоги! — взмолились вслух. Ведь через несколько минут из Кумертау уйдет последний автобус в Оренбург, не успею — опоздаю на поезд.

И тут уже проехавшая вперед машина остановилась. Матушка Серафима только и успела поднести крест к моим губам:

— Бог благословит, езжайте!

Оказалось, что водитель подумал, это монахини просят подвезти, потому и остановился. «Ничего, как-нибудь втроем уместятся… ». А тут — одна мирянка…

— А как вас зовут? — спросила я. И услышала:

— Николай. А ее, — показал на сидящую рядом девушку, — Оксана. Ксения…

Не напрасно мы так вот просто воздохнули к Николушке, он и прислал нам свою помощь… И блаженная мати Ксения, которую так чтут в монастыре, не оставила попечением… А матушка Серафима, которой я тут же отправила смс с доброй весточкой, в тот же вечер записала Николая и Ксению на месяц на Неусыпаемую Псалтирь.

… Далеко от Самары башкирское село с девчоночьим именем Ира. А все-таки — близко!… И верю, что в Горней обители молится о тех, кого любила при жизни и кто любил ее, дорогая матушка — схимонахиня Сергия.

Ольга Ларькина.

2330
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
33
4 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru