«Молюсь, чтобы Господь был рядом»

31 января секретарю Самарского епархиального управления протоиерею Виктору Ушатову исполняется 50 лет.

…Спасибо, Господи, за душу,
Которой жить в безсмертье суждено,
Спасибо, что Тебя на небе Сущим
Познать в скитаньях было мне дано.

— Как же я много потеряла! — сокрушалась знакомая. — Года три назад чисто случайно зашла по пути в Кирилло-Мефодиевский собор, заказать молебен, а там заканчивалась ранняя обедня, и священник говорил в проповеди: «Вот сегодня мы с вами смогли подняться еще на одну ступеньку Лествицы, ведущей в Царство Небесное. Смогли понять, как важно не только подняться на нее, но и удержаться, не сорваться снова под грузом греховных страстей…».

— Да, весь тот Рождественский пост батюшка Виктор вел нас по Лествице! В каждой проповеди — по ступеньке!.. Это было чудо единения пастыря доброго и мудрого — и паствы, всецело доверяющей ему, как заботливому отцу.

И кажется, что протоиерей Виктор Ушатов всю жизнь был священником, что с детства мечтал служить в Церкви. Но батюшка отрицательно качает головой:

— Никогда даже не задумывался в детстве об этом. Занимался в авиационном кружке, много читал про наших известных летчиков, горел душой и сердцем к авиации. В юности стал задумываться еще не о Православии, а — о бытии. Стал понимать, что многое в мире не так, как нам об этом говорят, как преподают в школе. Как в большинстве семей, родители занимались делами своими насущными, дедушки не вернулись с войны, поэтому я не знаю их. А бабушку помню. Она по праздникам ездила в построенную еще при Царе церковь Николая Чудотворца в город Каган, недалеко от Бухары. Привозила из церкви гостинцы, просфорки, пасхальные куличи. Это тепло всегда было рядом, было понятно, что есть иная, высшая жизнь, но почему-то нас туда не пускают. Юношей я стал читать светских мыслителей, но — может быть, это только мне показалось, — увидел, что в конечном итоге все эти неправославные философы были несчастливы. В поисках ответа на вечные вопросы они приходили к мнению, что все в мире — суета сует и тлен. И значит, жизнь — напрасна?.. Согласиться с этим было трудно, и в своих размышлениях я все ближе подходил к Православию.

Что ты оставишь на земле,
Где ум исчезнет вместе с телом?
Лишь там поймешь: понятье «бытие»
Познать возможно только верой.

Но надо было заботиться о хлебе насущном, и я поступил в авиационный техникум, а потом и в высшее военно-авиационное училище. Мечта о небе сбывалась…

В Андижанском техникуме у меня были прекрасные учителя, мы дружили. Я должен был проходить практику на Андижанском авиационном заводе. Но, зная, что я собираюсь учиться дальше, мне написали ходатайство в Ташкент на авиазавод имени Чкалова, где выпускали современные самолеты. ИЛ-76 — этот прекрасный лайнер до сих пор летает. Благодаря рекомендации моих преподавателей меня приняли в бригаду, которая работала на экспериментальной площадке, занималась усовершенствованием самолета. Это были интеллектуалы, виртуозы своего дела, мастера высокого класса. Они горели своей работой. Я слушал их и все более влюблялся в авиацию. И я как ученик, конечно, больше рядышком сидел, но и участвовал в тренировочных полетах на испытании нового оборудования. Бог дал мне повстречать таких людей интересных!.. А когда в военное училище поступил, там посчастливилось учиться у лучших инструкторов, все хотели именно к этим замечательным летчикам попасть. Мой первый учитель, к сожалению, впоследствии разбился, обучая курсантов в Африке.

Когда мне по здоровью запретили летать и сказали, что на моей карьере летчика поставлен крест, предложили закончить училище офицером боевого управления, — для меня это была, конечно, трагедия. Но сейчас-то я понимаю, что это был Промысл Божий. Господь незримо вел меня к другому служению. Оставаться в армии вне авиации я не хотел. Приехал в Самару, поступил на юридический факультет в университет. Встретил свою супругу тоже не случайно: Татьяна выросла в церковной семье, ее мама и сама она были близки к Митрополиту Иоанну (Снычеву). Чтобы взять благословение на нашу семейную жизнь, меня познакомили с Владыкой. И до этого я ходил в церковь, например, в Киеве, но это больше было ради любопытства, мне все нравилось, но глубокого религиозного чувства не было. Казалось, что все священники, а тем более, Архиереи, недосягаемо далеки от меня. А Владыка Иоанн при первой же встрече в Архиерейском доме на Ульяновской улице как-то по-отцовски меня принял. Провел в кабинет и более часа мы говорили. Владыка рассказывал о себе, расспрашивал меня, и не просто о внешних обстоятельствах моей жизни, а о духовных вопросах. Очень меня удивило, что человек столь высокого положения мог так просто и так близко общаться с незнакомым человеком.

С детства я увлекался рисованием и окончил художественную школу, поэтому рисовал — для себя. Пытался и иконы копировать. Но Владыка Иоанн объяснил, что иконопись — это совсем другое, это не живопись. Открыл глаза на то, как можно и нужно писать иконы. Впоследствии я даже приносил Владыке несколько своих работ, он смотрел, давал свою оценку. И как-то получилось, что он мне предложил: а может быть, тебе в Церкви нести какое-то послушание?

К тому времени я уже в церковь ходил, прочитал Евангелие, исповедовался и причащался. Уже меня познакомили с протоиереем Иоанном Гончаровым, который очень помог мне в воцерковлении. Говорил, что читать и как читать, как подниматься по духовной ступенечке. Постоянно вел меня за руку. К отцу Иоанну можно было в любое время постучаться, позвонить и обратиться с духовными вопросами. И когда Владыка предложил мне послушание, я с радостью согласился. Меня благословили на клирос в Покровский собор, певчим. И там уже во мне зародилось желание служить в Церкви. Было очень серьезное колебание, ведь я учился на юриста и хотел заниматься юриспруденцией. Я поделился своими сомнениями с отцом Иоанном, и он ответил, что и мирской путь в жизни хорош, если исполнять его как должно, но если есть возможность, надо посвятить себя пастырскому служению. И Владыка Иоанн дал мне на это благословение. Но это должно было произойти не сегодня, не завтра — по воле Божией. Владыка благословил продолжать учиться. Сейчас времена другие, многое будет меняться, сказал он мне, и юридические знания очень пригодятся. Владыка открыл мне очень многое в моем будущем, даже и в семейной жизни, и все сбылось.

Смиренье — лучшее леченье
Безчисленных сердечных ран,
Средь множеств злат приобретенье
Для духа слабого бальзам.

Смиренье — трудный путь спасенья
Среди развилок и дорог,
В борьбе с собой, в плену сомненья, —
Всё, что понять я в жизни смог.

Для меня стало испытанием, когда Владыку Иоанна забрали от нас в Санкт-Петербург. Но Владыка приезжал в Самару, и мы встречались, переписывались. А протоиерей Иоанн Гончаров как духовник продолжал готовить меня к церковному служению. И вот прошло около пяти лет с того времени, как я стал нести церковное послушание на клиросе. Архиепископ Евсевий (ныне Митрополит Псковский и Великолукский) в последние дни своего пребывания в Самаре вызвал меня к себе и сказал, что назначит день моего рукоположения — «будь готов в любой момент!». Но вскоре Владыку Евсевия перевели на Псковскую кафедру.

После назначения в Самару Епископа Сергия, ныне Митрополита Самарского и Сызранского, Владыка пригласил меня и сразу назначил день моей хиротонии. И в моем любимом Покровском соборе меня рукоположили вначале в диакона — 12 мая 1993 года, а 27 мая — в священника. До сих пор как вспоминаю, какая-то волна внутри, возвышенное состояние… Это неописуемо… И слезы были, и минуты провала. У меня, во всяком случае, так было: только по фотографиям, еще черно-белым, могу представить себе, как все происходило. Наверное, не на земле все это происходило — как, помните из летописи, посланники князя Владимира чувствовали себя во время Богослужения в храме Святой Софии… И осознал все это я уже только дома, во время вечерней молитвы. Все спали — я люблю, когда всё уже успокоится, оставаться наедине с Богом в молитве. И я осознал: неужели это случилось?! И возрадовался тому, что со мной произошло. Благодарю Тебя, Господи! Дай мне силы для служения Тебе!

Должно быть, по Промыслу Божию я был рукоположен в сан иерея вскоре после праздника святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Видимо, поэтому меня благословили строить собор в их честь. Им я и посвятил всю дальнейшую жизнь…

Тяжесть прежних грехов
Словно камень в груди.
Холодит сердце он
Зимним ветром в степи.

Разум скрылся в туман,
Сердце бьется не в такт.
Не поможет обман.
Почему все не так?

Зная праведный путь,
По тропинке пошел,
Спотыкнувшись, упал,
Получил, что нашел.

Всё разбито, и кровь
По лицу ручейком
Грех смывая, течет
Долгожданным дождем.

Знаю, немощь моя,
Спас, в Тебе — Боже Сил,
И прошу, не тая:
«Помоги, не суди…».

— Вы долго шли к своему рукоположению…

— И я рад тому, что долго шел. Надо было созреть. Не зря же по канонам благословляется рукополагать в тридцать лет. Мне тогда было почти тридцать лет. Но такой это крест ответственный, такое таинство великое, что и тридцати годов моих не хватило, чтобы в полноте это восприять и нести. Но я благодарен очень и низко кланяюсь Митрополиту Иоанну и протоиерею Иоанну Гончарову за то, что они подготовили меня к этому кресту и помогли его нести, не оставили меня. Без этих учителей, без духовников я бы с этим крестом не смог и шага пройти.

Владыка Сергий с первых дней моих в священстве взял меня под свой омофор. Какая великая ответственность: призвать на высокое церковное служение человека из невоцерковленной семьи, хотя я и нес послушание, вначале певчего, а последние полгода алтарничал. Да, мы рукополагаем молодых и помогаем им расти духовно и интеллектуально, ведь священниками не рождаются. Но вот как Владыка решился тогда назначить меня секретарем епархии, на такой ответственный пост, я этого до сих пор не понимаю. Он мог бы сразу поставить секретарем маститого протоиерея и спокойно руководить епархией с таким опытным помощником. Но у Владыки особый дар — он определяет людей и потом правильно их расставляет во всей епархии. Видимо, Бог всем Архиереям дает такой дар, потому что они несут ответственность за Церковь. Первые годы со всеми вопросами и сомнениями я бежал к Владыке, спрашивал и советовался, надоедал ему.

Конечно, все, что связано с практической священнической деятельностью, с дальнейшим духовным становлением, было связано уже с Владыкой Сергием. Митрополит Иоанн был далеко, и вскоре он преставился ко Господу. А отец Иоанн Гончаров был назначен на сельский приход, я теперь уже не всегда мог к нему прийти. И Владыка Сергий стал для меня всем: и духовным отцом, и наставником, и учителем. Я уже учился всему у Владыки Сергия. В том числе и административной работе, ведь у Владыки уже был опыт такой работы. Он был в свое время и иподиаконом, и священником, и викарным Архиереем при своем духовном наставнике Блаженнейшем Митрополите Киевском Владимире. Бывал Владыка Сергий и за границей, встречался с различными людьми. Очень помогли мне книги Митрополита Владимира, я читал его проповеди — и видел духовное сходство между Владыкой Сергием и его наставником. А когда Господь свел меня с Митрополитом Владимиром, тоже очень полюбил его, это человек необычный, открытый, пастырь добрый. Сейчас вот говорю вам, а чувство благодарности все больше и больше захлестывает.

…Если уж говорим о благодарности, то я должен поблагодарить и своих родителей. Мама у меня была такая труженица, до последнего вздоха все трудилась. Мы ее останавливали, а она все старалась что-то еще сделать, пока может. Не могла представить себе жизнь без работы. Ее звали Надежда Васильевна. И папа — Иван Андреевич — был большим тружеником. Папа войну большую прошел, но остался добрым человеком, щедрым.

— Он был верующим?

— Никогда я не слышал, чтобы он ходил в церковь, но маме и бабушке не возбранял. Он умер, когда мне было 18 лет, и я в то время уже учился в летном училище. Может быть, если бы он прожил подольше, то смог бы со мной о серьезном поговорить и что-то открыл бы. Сейчас бы я с удовольствием поговорил с отцом обо всем… Единственное, что он говорил: «На войне неверующих нет». И может быть, именно его рассказ подвигнул меня всерьез задуматься о Вечном.

С войны он не привез никаких трофеев, хотя была такая возможность. Папа рассказывал: «Я видел, как люди на фронте умирают. Идет с мешком, что-то подобрал — и тут снаряд или шальная пуля… Я только думал: Господи, дай мне живым вернуться домой, а там уж все своим трудом наживем».

И вот шли они с другом и увидели на дороге три или четыре большие старые золотые монеты. Подняли монеты, рассматривают. Папа говорит: «Мне эти деньги не нужны». И тут началась бомбежка, они бросились в укрытие. Папа остался цел, а у друга выбило зубы вместе с челюстью. Через какое-то время папа поехал в госпиталь навестить его. Спросил врача, как он. — «Все нормально, — ответил врач. — Челюсть ему вправили, но зубы придется протезировать». И тут папа вспомнил, что когда началась бомбежка, он автоматически сунул в карман найденные монеты. Потом забыл о них, иначе давно бы выбросил. Он достал монеты и отдал другу. Этого металла как раз хватило, чтобы сделать из них и вставить его другу золотые зубы.

И — почему я рассказываю об этом — папа до конца жизни ни один зуб не лечил! Умер он в 64 года, но ни один зуб у него не болел, даже пломбы ни разу не ставил.

…Понять, что ничто в этом мире
С собою не сможешь забрать,
Лишь только — что смог чистой верой
Душой в состраданье принять.

Мне и в мирской жизни посчастливилось встретить хороших, добрых наставников.

И вот я встретился с Михаилом Ивановичем Андреевым, глубоко верующим мирянином. Он шел по жизни тернистым, тяжелым путем. Порой терпел несправедливость — но это удел духовных людей, и они не обижаются на непонимание, не впадают в уныние, отчаяние или злость, когда их обижают, а смиренно улыбаются и все равно стучатся к тебе в дом.

Я, наверное, не раз обижал Михаила Ивановича, когда он звонил: «Я заеду к тебе?» — а я по глупости отвечал: «Нет, сейчас столько дел!.. Давайте как-нибудь в другой раз встретимся». Не то чтобы я не хотел, на самом деле времени не было — дьявол всегда подбрасывает дела в миру. И все равно Михаил Иванович любил меня, радовался нашим встречам, всегда перезванивал, настаивая на встрече. И было поначалу, что я про себя вздыхал: столько дел и забот, где взять время для встреч? Но после нескольких встреч я уже сам стал искать возможность повидаться с Михаилом Ивановичем. Он заражал своей верой.

Он был… сереньким? — не то слово. Прозрачным?.. Он был незаметным. Он не хотел себя показать, какой он хороший, Православный. Помню глаза, лицо Михаила Ивановича. Но в основном я слышу его голос и то, о чем он хочет со мной поговорить. Мы всегда с ним читали Евангелие, просто так не разговаривали. Не было пустых слов. В процессе общения все больше и больше желания было прочитать Евангелие и обсудить, как он понимает прочитанное. Понять, что Бог хотел сказать этими строками Евангелия. Я еще не был священником, когда с ним познакомился. Конечно, для меня, такого грамотного, поначалу было странным, как можно просто читать одно и то же, все давно известное. А потом стал понимать, что это зависит и от дня, и от часа, и от состояния души, и еще от многих вещей. От Промысла Божьего. Прочитать эту строчку — и совсем по-другому принять. И впоследствии я всегда очень ждал, когда Михаил Иванович приедет. Даже он прибаливал, но я все равно спрашивал: «Михаил Иванович, а вы к нам приедете?». У меня уже была потребность в этом радостном общении, когда мы что-то новое открывали для себя. Он говорил мне и о церковной жизни, о гонениях на Церковь, о том, что ему передавали его учителя, как они выходили из каких-то ситуаций. И все это перекликалось с днем нынешним. Было и так, что он как бы невзначай говорил о будущем. И это сбывалось! Тяжело было представить в то коммунистическое время, что коммунистов не будет, что будет свобода Церкви. Но люди от этого не станут сразу совершенными, многие даже станут хуже от этой свободы. Обо всем этом он говорил мне как-то невзначай, а сейчас я понимаю, что это был особый пророческий дар, который он лишь приоткрывал в наших разговорах.

Если это интервью будет опубликовано, я хотел бы, чтобы оно было — о благодарности. Я благодарен Богу! Я счастливый человек. Как-то мы говорили с одним человеком о том, что такое счастье. И я согласен с тем, что он сказал. Счастье не поместить в кармане. Оно складывается из мгновений, когда Бог тебя коснется, когда любовь тебя коснется — Божественная или человеческая. Когда внутри тебя загорается какое-то особое чувство, — это и есть счастье. И чем больше мы будем их собирать эти жемчужинки, тем прекраснее будет это ожерелье счастья.

24 мая 2012 г. Праздник славянской письменности и культуры. Хлебом-солью встречал дорогих гостей — Митрополита Самарского и Сызранского Сергия и губернатора Самарской области Николая Меркушкина — в Кирилло-Мефодиевском соборе его настоятель протоиерей Виктор Ушатов.

В монастырях, в кельях, люди проводят годы в затворничестве. Но далеко не всем доступно достичь такого совершенства, такой чистоты духовной, так близко быть к Богу. Это удел великих. А вот мы, священники обычные… Нам надо спасаться вместе с близкими по духу людьми. В первый момент службы я всегда смотрю, кто пришел в храм. И если много знакомых, если вижу глаза людей, которых я знаю, то, конечно, этот огонь загорается, и во время службы становишься ближе к Богу. В Евангелии сказано: «Где двое или трое соберутся во Имя Мое, там Я посреди них». Надо собираться воедино, и тогда там, где нас двое или трое в молитве, Бог будет с нами. Я рад, что вы и другие прихожане приходите в наш храм, даже если ехать довольно далеко. Ведь сейчас много новых храмов, вот скоро сдадим Благовещенский храм. А все равно люди, которые здесь через Бога сдружились, они приходят к нам в храм. Хотя могли бы просто перейти дорогу и пойти в ближайший храм… Я помню, какой огонь был в глазах у первых прихожан, как они радовались и как продолжают радоваться друг за друга, за наш приход: что новый храм построен, новые иконы; мозаика появилась — радуются. Стены расписали — тоже радость! Со стороны прихожан это такая помощь в несении креста священнического!

Это была бы великая несправедливость, если бы я забыл прихожан! Это на самом деле такая россыпь бриллиантов, которые мы иногда просто не видим. Они, во-первых, меня смирили. Конечно, никто со мной не ругался, а если уж и поправляли, то по-хорошему, улыбаясь, извиняясь. Вспоминаешь себя молодым священником, когда потихонечку проходит это прекрасное чувство, которое Господь дает при рукоположении. Потому что, по Евангелию, приходит лукавый и пытается разорить это прекрасное в душе, и вспыхивает гордость и кажется, что ты такой большой человек, к тебе идут за советом, а ты знаешь все на свете, — приходили такие глупые мысли поначалу. А вот прихожане — я им благодарен за то, что они терпят нас, несовершенных, воспитывают. Владыка ваяет резцом, а они — как тот песочек, который шлифует грани. И тогда из грубого камня получается что-то пригодное в дело. Прихожане потихонечку шлифовали и продолжают меня шлифовать, и я хотел бы, чтобы так оставалось до конца моих дней.

— Как хватает времени на такой огромный объем работы? Вы построили с нуля величайший в Поволжье Кирилло-Мефодиевский храм…

— Я повторяюсь, но хочу сказать о том, что все время обращался за помощью к Владыке. По каждому звонку, по каждому случаю. Ведь и с выбором места строительства было столько казусов! Многие из тех, кто тогда противился, за эти годы уже успели покаяться в этом. Некоторые воцерковились и стали верующими — меняет Бог людей. Но было серьезное противостояние. Для меня это было непривычно и неприемлемо. А Владыка успокаивал: «Все в воле Божией!». Наверное, тут еще и тщеславие было с моей стороны. Мы боимся мнения людей. А надо — меня этому научил Владыка Сергий — надо бояться Суда Божьего. Если ты делаешь все по заповедям Божиим, ты не должен обращать внимание на то, что и как кто-то говорит. Люди, может быть, потом поймут — и слава Богу. А если не поймут — это их дело. Но ты должен руководствоваться Промыслом Божьим. И поняв это, ты должен принять веру в сердце. Если веры не будет, обязательно дьявол искусит. Обязательно споткнешься, в уныние впадешь, в отчаяние, разобьешься и бросишь все и уйдешь. А будешь верить в Бога, как Авраам верил в Бога, до последней секунды, и Бог ему все вернул, и Исаак остался живой. Это, конечно, я сейчас так уверенно говорю. А тогда слушал Владыку и все равно сомневался. Владыка говорил: «Все нормально, занимайся!». Когда прошли даже все те притеснения, пугания, я увидел, что впереди еще больший пласт, еще больший крест. Что я понимаю в строительстве? Ну гвоздь могу забить дома, доску подпилить. Но это же совсем другое! И когда первый раз я собрал специалистов, они мягко улыбнулись и сказали: «Наверное, так не получится, как намечено, здесь надо по-другому». А Владыка сказал: «Все будет нормально, Господь устроит». И конечно, устроил. Потому что строили мы Дом Божий, не для себя. Поэтому нашлись люди, которые помогли. В первую очередь это Виталий Алексеевич Симонов, бывший управляющий строительно-монтажного треста №11. Он оказал очень большую техническую помощь. Дружим мы до сих пор. Конечно, был Промысл Божий в том, что я технический вуз закончил, потому что я мог читать чертежи, пусть и авиационные, и было легче научиться строительству. Бог меня вел, как первоклассника. Наверное, поэтому что-то и получается в жизни. И я рад, что в нескольких епархиальных проектах по строительству мне довелось участвовать с пользой для дела. Вроде бы отдаешь время, силы, а получаешь намного больше. Внутри себя она всегда живет, эта божественная частичка. Радость от того, что я где-то рядышком был и немножко подсобил. Может, не так хорошо, но как смог.

Надеюсь, Бог даст — и прошу Бога дать время, чтобы завершить то, что хотим. И помочь тем, кто просит о помощи. Очень пострадала в прежние времена Самарская область. Уцелели лишь некоторые из множества прекрасных храмов. И вот сейчас мы собираем то, что можем собрать. Многое сделано, но многое еще надо сделать. И я молюсь, чтобы Бог дал возможность и мне, и рядом со мной людям здравия, поспешения, чтобы мы смогли собрать эти камешки — или хотя бы начать, а чтобы уж после нас кто-то продолжил.

— Вы же не только строите храмы, но и помогаете нам строить свои души. Чтобы было «Царство Божие внутри нас».

— Это самое главное! Бывает, что и я в уныние прихожу, когда вижу, что в главном, в духовном возрождении что-то упускаю. Я люблю книги Митрополита Антония Сурожского. Он в своих проповедях говорил: помните, что даже самое благое дело — это лишь подмостки или строительные леса. А надо возводить здание! Нельзя всю жизнь подмостки строить… Даже делая добро, молясь и постясь, многие другие правильные вещи делая, все равно если мы не занимаемся ростом своей души (а если ты пастырь — то и заботой о душах пасомых своих), то это слишком мало. Все подготовим, а душу не вырастим. Я всегда вспоминаю эти слова, и хочется становиться лучше. Далеко мне до этого, но вот хотя бы: смог я не «взорваться», когда этого очень хотелось, смог прищемить в себе это чувство нехорошее и просто поговорить с человеком? Вот когда сумеешь преодолеть раздражение и поговоришь с человеком по-хорошему, и он уходит от тебя в мирном расположении духа, притом понимая, в чем он поступил неправильно и как это надо исправить, — я всегда радуюсь таким своим маленьким победам. А если бы так вот — всегда?.. Но, к сожалению, не всегда получается. Это первородный грех, который в нас еще и возрастает, подталкивает осуждать, поучать, вразумлять кого-то.

И я желаю всем моим прихожанам, всем близким, знакомым, друзьям, чтобы всегда только благие помыслы были в нашем сердце, чтобы Господь никогда не оставлял нас несмотря на все наши недостоинства и немощи. Прошу, чтобы Господь был всегда рядом. Тяжело без Него, очень тяжело! Хочется — но как же это трудно быть по слову Господа не рабом, не наемником, но сыном. Так этого хочется! Будем надеяться — и всем желаю этого. Слава Богу за все и учителям моим спасибо!

Пламень светлой любви,
Побеждающей мрак,
Ты своею свечой
Приумножишь стократ.

Мир лишь тем и живет,
Что в добре каждый раз —
Искрой сердца — огонь
Зажигается в нас.

В публикации использованы стихотворения протоиерея Виктора Ушатова.

Записала Ольга Ларькина