‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Адамант земли русской

Главы из новой исторической повести протоиерея Николая Агафонова «Адамант земли русской» о подвиге Священномученика Патриарха Ермогена. Публикация посвящается 400-летию освобождения Москвы народным ополчением и преодоления Смуты.

Главы из новой исторической повести протоиерея Николая Агафонова «Адамант земли русской» о подвиге Священномученика Патриарха Ермогена. Публикация посвящается 400-летию освобождения Москвы народным ополчением и преодоления Смуты.


Об авторе
. Протоиерей Николай Агафонов, член Союза писателей России. Родился в 1955 г. По окончании Санкт-Петербургской Духовной Академии был ректором Саратовской Духовной семинарии. В настоящее время является клириком Петропавловской церкви г. Самары. Он также преподает основное богословие в Самарской Духовной семинарии. Лауреат всероссийской литературной премии святого благоверного князя Александра Невского за 2007 год, автор нескольких сборников рассказов и двух исторических романов. Общий тираж книг отца Николая Агафонова превысил несколько сотен тысяч экземпляров. Историческая повесть «Адамант земли русской» вышла совсем недавно в московском издательстве «Благовест». Эта книга посвящена жизненному подвигу священномученика Патриарха Ермогена, в годину Смуты призывавшего русский народ подняться на освобождение Отечества от польских завоевателей. Публикация в нашей газете глав из этой исторической повести приурочена к 400-летию освобождения Москвы народным ополчением и преодоления Смуты.

Избрание на Патриаршество

19 мая 1606 года, без созыва Земского собора, Василий Шуйский был избран царём одним лишь Московским боярством, а не всей землёю, что потом не раз ставилось ему в вину. Тут же встал вопрос о выборе Патриарха. Выбор пал на Казанского Святителя. Этот выбор должен был устроить всех. По своему нравственному характеру личность Ермогена была безукоризненна. К тому же он был блестяще образованным человеком. Несомненно, оказало влияние и смелое выступление Ермогена перед Самозванцем в защиту Православия. Тем более Казанский митрополит подвергся за этот поступок преследованиям, что осияло его личность в глазах современников ореолом величия. К времени прибытия Ермогена в Москву вопрос о его избрании Патриархом был уже решён. Можно думать, что семидесятипятилетний старец не без колебания воспринял этот высокий жребий. Только смирение и послушание воле Божией могло подвигнуть Святителя согласиться принять на себя ответственность за духовную судьбу Отчизны.

Посвящение Ермогена в Патриархи состоялось 3 июля 1606 года в Успенском соборе Кремля. Чин поставления в Патриархи совершил Новгородский Митрополит Исидор как старейший среди иерархов. Для Митрополита и Царя посреди храма были заранее поставлены два седалища, а по сторонам скамьи для прочих Епископов. Привели Ермогена, он встал перед Царём и всем освященным собором и стал читать «исповедание веры». После чина посвящения Митрополит Исидор вручил новопоставленному Патриарху посох Святителя Петра, Митрополита Московского и всея Руси Чудотворца. Затем Царь подарил новому Патриарху панагию, украшенную драгоценными камнями, и белый клобук. По окончании службы Царь с Патриархом, а также бояре и высшее духовенство проследовали в царские покои на праздничную трапезу. Когда подали третье блюдо, Ермоген встал из-за стола и отправился совершать чин «шествия на осляти» вокруг «старого города», как тогда называли Кремль. Во время пути, на приготовленном заранее месте, Патриарх сошёл с лошади, прочёл молитву о благоденствии города, царя и царства. Затем он осенил крестом и окропил святою водою на все четыре стороны Православную Русь. О чём думал в эти минуты старец? Несомненно, он понимал, сколь тяжёлое служение ожидает его на этом высоком поприще, но так же, несомненно, Ермоген верил в помощь Божию.

Покаяние московского народа

В каждой своей грамоте, рассылаемой по епархиям России, Патриарх призывал народ сохранять верность своему законному Государю Василию Ивановичу Шуйскому и предостерегал от нарушения присяги как тяжкого греха. При этом Ермоген хорошо понимал, что борьба с изменою и предательством не может быть действенной, пока пятно этой самой измены лежит на тех, кто призван бороться с ней. А на жителях Москвы лежал тяжкий грех клятвопреступления законному Царю — сыну Бориса Годунова Фёдору. И вот 3 февраля 1607 года в Москве состоялся Собор, на котором вместе с Царём и Патриархом присутствовали такие иерархи Церкви, как Митрополит Сарский и Подонский Пафнутий и Архиепископ Архангельский Арсений, а также архимандриты и игумены Московских монастырей. Цель этого Собора необычна — просить «преждебывшего» Патриарха Иова приехать в Москву, чтобы он простил и разрешил «всех Православных крестьян в их преступлении крестного целования и во многих клятвах». Идея провести в Успенском соборе Кремля всенародное покаяние, имевшее целью прощение народа московского в совершенных им клятвопреступлениях против законной царской династии Годуновых, несомненно, принадлежит Патриарху Ермогену. Призывая своей грамотой Патриарха Иова прибыть в Москву, Ермоген пишет: «…Преклоняем колена: удостой нас видеть благолепное лице твоё и слышать голос твой сладкий. Молим тебя именем Отечества смятенного…».

В Старицу к Иову отправляется почётная делегация, состоящая из архимандритов, архидиакона и царева дьяка во главе с Митрополитом Крутицким Пафнутием. Патриарх Иов немедленно откликнулся на этот призыв Ермогена и в сопровождении архимандрита Старицкого Успенского монастыря Дионисия 14 февраля прибыл в Москву и поселился на Тверском Троицком подворье. А через два дня, 16 февраля, в Москве состоялся расширенный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, на котором «преждебывший Иов Патриарх да Святейший Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, советовав с Митрополиты, и со Архиепископы и Епископы». Вопрос на Соборе был один: о преступлении «всеми Православными христианами» крестного целования на верность Царю Борису Феодоровичу Годунову, затем Царю Фёдору Борисовичу, царице Марье и царевне Ксении. Собор действовал всего один день, и результатом его деятельности стал всего один документ — прощальная и разрешительная грамота. Безусловно, грамота была дана на рассмотрение Василию Шуйскому, но Царь не изменил ничего в той части текста грамоты,где говорится об убиении Димитрия-Царевича так: «Прият заклание неповинно от рук изменников своих». Грамота заключалась словами: «А что вы целовали крест царю Борису и потом царевичу Фёдору и крестное целование преступили, в тех всех прежних и нынешних клятвах я, Ермоген, и я, смиренный Иов, по данной нам благодати вас прощаем и разрешаем; а вы нас Бога ради также простите в нашем заклинании к вам и если кому какую-нибудь грубость показали».

19 февраля Патриарх Ермоген приказал рассылать «памяти» «по всем сотням к старостам и соцким», чтобы на следующий день собрать «народных представителей» в Успенский собор. 20 февраля под звон колоколов в Кремле собирается «всенародное множество царствующего града Москвы… — гости и чорные всякие люди», т.е. купечество, мещане, простонародье. «А которые люди в соборную церковь не вместишася и те стояша вне церкви». На патриаршем месте в центре собора стоят оба Патриарха. Два величественных старца, почти ровесники, но Иов уже почти ослеп. После молебного пения гости, торговые и чёрные люди начали у Патриарха Иова просить прощения с великим плачем и неутешным воплем: «О пастырь предобрый! Ты крепко берёг нас от похищения лукавым змеем и пагубным волком; но мы окаянные отбежали от тебя, предивного пастуха, и заблудились в дебре греховной и сами себя дали в снедь злолютому зверю, всегда готовому губить наши души. Восхити нас, богоданный решитель, от нерешимых уз по данной тебе благодати!» После этой речи гости и торговые люди подали Иову челобитную, написанную таким же витиеватым слогом: «Народ христианский от твоего здравого учения отторгнулся и на льстивую злохитрость лукавого вепря уклонился…От того дня до сего все мы во тьме суетной пребываем и ничего нам к пользе не спеется; поняли мы, что во всём пред Богом согрешили, тебя, отца нашего, не послушали и крестное целование преступили. И теперь я, Государь Царь и Великий князь Василий Ива-нович, молю тебя о прегрешении всего мира, преступлении крестного целования, прошу прощения и разрешения». Эту челобитную Ермоген велел читать успенскому архидиакону Алимпию с амвона храма. Архидиакон читал громко (велегласно), а затем ему было велено читать разрешительную грамоту. Никто в народе не мог сдержать слёзы. Припадая к ногам Патриарха Иова, растроганные люди восклицали: «Во всём виноваты, честный отец! Прости, прости нас и дай благословение, да примем в душах своих радость великую».

По желанию самого Иова его вновь проводили в Старицкий монастырь в сопровождении тоже игумена Дионисия. Но в те дни, когда Ермоген общался в Москве с Иовом, тот успел подружиться и с настоятелем Старицкого монастыря. Дружба двух великих молитвенников и патриотов России принесла в будущем немалую пользу Отечеству.

Противостояние Патриарха Ермогена изменникам и интервентам

Низложив Шуйского, боярское правительство начало обсуждать вопрос о возможных кандидатах для избрания в Государи. Польский гетман Жолкевский, стоявший с войском в Можайске, настоятельно требовал, чтобы Москва признала своим царём Владислава, и прислал тот самый договор, который был заключён Сигизмундом с Михаилом Салтыковым и другими русскими послами, приходившими под Смоленск из Тушина. Первый боярин князь Мстиславский и другие бояре выразили своё согласие на избрание Владислава и объявили о том всенародно. Но этому сильно противился Патриарх Ермоген и горячо убеждал бояр не доверяться полякам и не прельщаться никакими временными выгодами. «Чего же ныне чаете вы от поляков?! — взывал Ермоген к боярам. — Токмо конечного разорения царству и вере Православной! Да разве нет у вас достойных для царства князей русских?» Настаивая, чтобы был избран Православный Царь из русских, Патриарх указывал двух кандидатов — князя Василия Голицына и четырнадцатилетнего Михаила Фёдоровича Романова, сына Митрополита Филарета Никитича. Сам Филарет выезжал на Лобное место и говорил народу: «Не прельщайтесь, мне самому подлинно известно королевское злое умышленье над Московским государством, хочет он им с сыном завладеть и нашу истинную Христианскую веру разорить, а свою латинскую утвердить». Патриарх распорядился совершать по всем Московским храмам молебны об избрании на престол царский «от корене российского рода, а не от иноземцев». Но бояре, считавшие, что с тушинцами они не смогут справиться без помощи поляков, говорили: «Лучше служить Владиславу, чем быть побитыми». И всё-таки Ермоген, не доверявший льстивости католиков, до конца настаивал на избрании Царя русского и Православного. Как говорит летопись: «Долго плакался перед всем народом и просил молиться, чтобы Господь воздвиг Царя русского». Но, по свидетельству современника, на все эти усилия Патриарха «развращённые люди только посмеяшеся». Ермоген вынужден был уступить, но выдвинул одно непременное условие: «Если королевич крестится и будет в Православной вере, то я вас благословляю, если же не оставит латинской ереси, то от него во всём Московском государстве будет нарушена Православная вера и да не будет на вас нашего благословения». Между тем гетман Жолкевский из Можайска со своим войском выдвинулся к самой Москве и стал вести с боярами переговоры об избрании на Московский престол польского коро-левича Владислава. Дело затягивалось. Жолкевскому это надоело, и он намекнул боярам, что если мирным путём ничего не добьётся, то прибегнет к силе. Под этой угрозой трое главнейших бояр: Фёдор Иванович Мстиславский, Василий Васильевич Голицын и Данило Иванович Мезецкий с двумя думными дьяками, Телепневым и Луговским, 17 августа составили договор от имени всех чинов Московского государства. В этот договор по настоянию Патриарха был включён главный пункт, что Православная вера должна остаться в России неприкосновенною и «да крестится государь Владислав в веру греческую». 27 августа жители Москвы целовали крест новоизбранному государю на Девичьем поле и на другой день в Успенском соборе в присутствии Патриарха. В соборе в числе других к Патриарху за благословением подошли Михаил Салтыков и его тушинские товарищи. Ермоген им сказал: «Если в вашем намерении нет обмана и от вашего замышления не произойдёт нарушения Православной веры, то будь на вас благословение от всего Собора и от нашего смирения, а если скрываете лесть и от замышления вашего произойдёт нарушение Православной веры, то да будет на вас проклятие». Когда Патриарх увидел в церкви вместе с боярами Михаила Молчанова, убийцу сына Бориса Годунова, то в гневе прогнал его с такими словами: «Прочь отсюда, окаянный еретик, ты недостоин входить в церковь Божию!».

Договор, подписанный в Москве, естественно, не устроил польского короля Сигизмунда, поскольку он не собирался давать Московскому государству сына, а думал сам завладеть Россией и присоединить её к Польше. Не видели в этом договоре никакой пользы для своих планов и иезуиты. Что им было до того, если Владислав сделается московским царём, а им при этом не дозволено будет строить костёлов и совращать Православных в латинство и унию. В Москве же об этом ещё не знали и тешили себя иллюзиями скорого разрешения кризиса государственной власти в России через воцарение польского королевича, обращенного в Православие. Ермоген же продолжает отстаивать интересы Отечества и Православной веры. Когда в Смоленск, в ставку короля Сигизмунда, в начале сентября было направлено русское посольство из Москвы, Патриарх вместе с этим посольством посылает к Владиславу и королю Сигизмунду грамоты. В грамоте к Владиславу Патриарх настаивает, чтобы тот принял святое крещение в три погружения, как это и положено в Православной Церкви. Королю Сигизмунду Ермоген пишет: «Великий самодержавный король, даруй нам сына своего, которого возлюбил и избрал Бог в цари, в Православную греческую веру, которую предрекли пророки, проповедали апостолы, утвердили святые отцы, соблюдали все Православные христиане, которая красуется, светлеет и сияет, яко солнце. Даруй нам царя, с верою принявшего святое крещение во имя Отца и Сына и Святого Духа в нашу Православную греческую веру; ради любви Божией, смилуйся, великий государь, не презри этого нашего прошения, чтобы и вам Богу не погрубить и нас, богомольцев, и неисчётный народ наш не оскорбить».

Пока русское посольство пребывало в Смоленске, Москва была оккупирована поляками без единого выстрела. Бояре под предлогом опасности для Москвы от Тушинского вора решили впустить в Москву польское войско. Жолкевский предложил боярам, чтоб они отвели ему для постоя Новодевичий монастырь и слободы. Бояре согласились на это, но Патриарх возражал, что неприлично оставить монахинь в монастыре вместе с поляками, неприлично и выслать их ради поляков. Протест Патриарха против ввода польских войск в Москву нашел поддержку в народе. Около Ермогена начали собираться дворяне, торговые и посадские люди, стрельцы. Патриарх дважды посылал за боярами, но они отговаривались, что заняты государственным делом. Тогда Ермоген послал сказать боярам, что если они не хотят идти к нему, то он пойдёт к ним, и не один, а со всем народом. Бояре испугались, пошли к Патриарху и толковали с ним часа два, опровергая слова его о неблагонамеренных замыслах гетмана. Ермоген говорил, что Жолкевский нарушает условия, обещав помощь в борьбе с самозванцем, никого не отправляет против калужского вора. Сам же хочет ввести войска в Москву, а русские полки высылает на службу против шведов. Бояре со своей стороны утверждали, что введение польских войск в Москву необходимо, а иначе чернь предаст её новому Лжедимитрию. Иван Никитич Романов даже сказал Патриарху, что если гетман отойдёт от Москвы, то им всем, боярам, придётся идти за ним для спасения голов своих, что тогда Москва достанется вору, а Патриарх будет отвечать за эту беду. Патриарху прочли строгий устав, написанный гетманом для предотвращения и наказания буйств, которые могут позволить себе поляки. Жолкевский, узнав, о чём идёт спор у Патриарха с боярами, прислал сказать, что завтра же высылает войска против самозванца, если только московские полки будут готовы. Это известие дало боярам решительный перевес в споре. Один из бояр даже сказал Патриарху: «Твоё дело, святейший отче, смотреть за церковными делами, а в мирские тебе не следует вмешиваться!». Ночью с 20 на 21 сентября поляки тихо вступили в Москву, поместили их в Кремле, Китае и Белом городе. Заняли поляки и монастырь Новодевичий, а также города Можайск, Борисов, Верею, говоря, что это им необходимо для безопасности сообщений с королём Сигизмундом.

Интересно отметить, что в списке пожертвований Патриархов Московских в Троице-Сергиеву Лавру означен вклад Святейшего Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси, датированный 22 сентября 1610 года — «по себе и по своих родителех денег 100 рублев». По тем временам это очень большие деньги. Вклад сделан на следующий день после занятия Кремля польским войском. Не говорит ли это о том, что Патриарх своим пророческим взором узрел свои скорые страдания и неминуемую смерть. А может быть и то узрел он своим орлиным взором, какую важную роль сыграет Лавра в борьбе с оккупантами…

Обосновавшись в Москве, Жолкевский, понимая, какой авторитет имеет в глазах русского народа Патриарх, постарался сделать всё, чтобы расположить старца к себе. С первых дней оккупации Кремля он держал своё войско в повиновении, не давая полякам безчинствовать в отношении русских людей. Зная суровый нрав Патриарха, гетман не поехал к нему сразу, а стал писать вежливые и почтительные письма с уверениями в своём уважении к Православию. Наконец, когда он посетил Ермогена, то так ловко держал себя, что строгий архипастырь несколько смягчился в отношении к Жолкевскому, хотя по-прежнему не доверял полякам и оставался непримиримым врагом латинства.

В конце октября Сигизмунд отозвал Жолкевского из Москвы. Гетман сдал начальство над войском в Москве Александру Гонсевскому, а сам выехал под Смоленск, взявши с собою сверженного Царя Василия и жену его. Сигизмунд принял Жолкевского с гневом. Он с презрением бросил представленный гетманом договор и сказал: «Я не допущу сына моего быть царём московским».

Оставленный в Москве Гонсевский между тем стал водворять в столице военный порядок. Московским жителям было запрещено появляться на улицах в ночное время, везде были поставлены польские караулы, а ключи от городских ворот находились в руках поляков. Москва стала похожа на захваченный врагом город. В народе росло недовольство этим польским засильем. Между тем Сигизмунд от собственного имени, как будто настоящий государь московский, стал присылать в Москву указы и щедро награждал бояр и сановников, к нему усердных, таких как Михаил Салтыков, Мосальский и им подобные. Таким образом король хотел подготовить для себя в Москве сильную партию своих сторонников. Бояре, желая угодить королю, написали грамоту к нашему посольству в Смоленске. Изменники во главе с Мстиславским и Салтыковым пришли к Патриарху и стали требовать, чтобы он подписал составленную ими грамоту, а народ настраивал бы во всем положиться на польского короля. Патриарх не только решительно отказался подписывать грамоту, но и воспретил делать это боярам. Он пригрозил предателям, что разрешит русских людей от клятвы королевичу Владиславу и призовёт народ к открытой защите веры и государственности. «Пусть король, — говорил Ермоген, — даст своего сына на Московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую веру. Если вы напишете такое письмо, то я к нему свою руку приложу. А чтоб так писать, что нам всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас клятву. Явное дело, после такого письма нам придётся целовать крест польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам — если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение; если же воцарится, да не будет с нами единой веры и людей королевских из города не выведут, то я всех тех, которые ему крест целовали, благословлю идти на Москву и страдать до смерти». Салтыков стал препираться с Патриархом, а затем в припадке ярости выхватил нож и замахнулся им на Святителя. Ермоген не дрогнул, а, осенив себя крестным знаменем, сказал: «Я не боюсь твоего ножа и вооружусь против него силою Святого Креста: ты же будь проклят и со всем твоим сонмищем, и в сем веке и в будущем и с тем, кого желаешь» (т.е. королём).

На другой же день, 1 декабря, Патриарх приказал народу собраться в Успенском соборе и слушать его слово. Поляки испугались и окружили церковь войском, чтобы не допускать туда народ. Некоторые русские люди всё же успели заранее войти в церковь и слышали проповедь своего архипастыря. Ермоген убеждал людей стоять за свою Православную веру и не присягать королю. Призывал народ к открытому восстанию против польской интервенции. Благословлял встать на защиту Веры и Отечества и сообщать о своей решимости в другие города.

В этот день Первосвятитель Российской земли открыто выступил на борьбу против польской католической интервенции, взвалив на свои старческие плечи тяжёлую ответственность быть народным вождём в дни бедствия родного Отечества. Как о том свидетельствует летопись: «Учинилось нечаемое: отцем отец, боголюбивый Патриарх Ермоген стал за Православную веру несомненно и не убоясь смерти; он призвал Православных христиан, укрепил и за веру Православную всем велел стоять и помереть. Если бы не от Бога был послан он, такого дела не учинил бы!»

После этой проповеди к Патриарху приставили стражу. Но призыв Ермогена стоять за веру против католического засилья уже прозвучал. Этот призыв Святителя нашёл самый живой отклик в сердцах патриотов и подвигнул их действовать. Прокопий Ляпунов, узнав о проповеди Патриарха в соборе и его заключении под стражу, написал боярам: «Король не держит крестного целования, так знайте же, я сослался уже с северскими и украинскими городами. Целуем крест на том, чтобы со всею землёю стоять за Московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами… Встанем крепко, примем оружие Божие и щит веры, подвигнемся всею землёю к царствующему граду Москве и со всеми Православными христианами Московского государства учиним совет: кому быть на Московском государстве государем… У нас одна дума: или веру Православную нашу очистить, или всем до одного помереть».

1786
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
2
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru