‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

«Хмуриться не надо, Лада!»

Девочке с песенным именем выпала непростая судьба…

Девочке с песенным именем выпала непростая судьба…

Матушка Марина Захарчук живет в селе Новенькое Ивнянского района Белгородской области, где служит в Михаило-Архангельском храме ее супруг, священник Лука, они воспитывают пятерых детей. А еще матушка сотрудничает с «Белгородскими епархиальными ведомостями» и пишет глубокие и поэтичные рассказы, воспоминания…

В тот вечер моя беременная сестра Надюша, возвращаясь домой, упала и здорово разбила коленку. Подумаешь! — коленка (хотя мама наша страшно боялась столбняка, и нас, дочерей, с каждой ссадиной отправляла на прививку). Страшнее в тот день было другое: до срока родов Надюше оставалось около трёх недель, а дети, родившиеся восьмимесячными, в те далёкие годы почти никогда не выживали.

Ночью пришлось вызывать «скорую». Мама уехала с Надюшей, а меня, восьмилетнюю, конечно же не взяли. Оставшись одна, я проплакала всю ночь — от страха и обиды. Ведь это моя няня! А я сижу тут и ничем не могу ей помочь.

Старшая сестра опередила меня на 12 лет, и меня наша мама подарила ей на день рождения: мы обе появились на свет апрельской ночью, и числа почти совпали, только одна из нас увидела Божий мир в Вербное Воскресенье, а другая — на Пасху. Вскоре после моего рождения мама, не дожидаясь окончания двухмесячного декретного отпуска, вышла на работу. Сестра тогда взяла на себя львиную долю забот: стирала пелёнки, гуляла со мной в близлежащей роще, неслась после школы с бутылочками на молочную кухню… «Няня» было первым моим словом, да и сегодня я называю её только так.

Когда я пошла в 1-й класс, моя няня вышла замуж и уехала в Адыгею. Я страшно скучала — и радовалась посылкам с не виданной в нашем Черноземье айвой: она была недозрелой, чтоб не испортилась в дороге, и связывала рот, но я ела её, пока скулы не переставали двигаться. Рожать Надюша вернулась в Курск — к маме. Муж её работал монтажником-высотником и в тот момент тянул высоковольтные провода где-то на сибирских железных дорогах. Поэтому из роддома мы забирали Надюшу с дочкой вдвоём. Несмотря на недоношенность, малышка родилась с хорошим весом, и выписали её в положенное время.

У Лады-школьницы — светлая улыбка. Эту улыбку она пронесет через все испытания.

Назвали девочку Ладой. Надюша с мужем ещё до родов искали для своего чада старинное русское имя — чтоб ни у кого такого не было! И нашли. В ЗАГСе даже отказывались регистрировать: мол, нет такого имени на свете… А буквально через несколько недель по радио зазвучала, повторяясь почти ежедневно, песня-шлягер: «Под железный звон кольчуги, на коня верхом садясь, Ярославне в час разлуки говорил, наверно, князь: Хмуриться не надо, Лада…». И посыпались Лады, как из рога изобилия. Подруги, узнавая, как Надюша назвала дочь, фыркали: «Не могла придумать имя пооригинальней?».

Первые полгода своей жизни Ладуша жила у нас. Мама наша, как всегда, работала, моя сестричка училась в музыкальном училище, а мне повезло — вторая смена в школе. Так что до 2-х часов дня Ладуша была на моём попечении. Как сейчас вижу: лежит она на нашей старинной высокой кровати, а я сторожу её, чтоб не упала: сижу на низенькой скамеечке, а на табуретке, приставленной к кровати, разложены учебник арифметики и тетрадь — надо успеть сделать домашнее задание. Пишу, кося глазом вверх и вбок — на Ладу. И всё-таки не углядела! Гукнув мне что-то радостное, Ладуша отталкивается крошечными ножками-пружинками и кубарем летит на мой импровизированный столик, и в тот же миг подлетает вверх чернильница, заливая нас фиолетовыми брызгами. Но главное: до пола Ладуша всё-таки не долетела. А вот мне вместо школы в тот день пришлось отстирывать форму и переписывать тетрадь.

А потом они уехали в свою Адыгею, и я не видела Ладушу два года. К сожалению, семейная жизнь у моей сестрички не сложилась. В постоянных командировках по нашей необъятной стране отец Ладуши завёл новую семью на берегах Ангары. Но, к слову, от дочери не отказался — приезжал в гости, возил в санаторий, и до сих пор у моей племянницы хорошие отношения и с отцом, и со сводными братьями-сёстрами.

Снова поселившись в нашей квартире, Ладуша отказалась принимать новую жизнь. Напрасно мы давали ей игрушки, показывали книжки, пытались вывести на улицу. Она перестала разговаривать (хотя уже умела), мы не видели её улыбки, а на все вопросы и предложения она склоняла голову на своё плечико, отворачиваясь от нас, и часами сидела молча. Однажды я подглядела, как Лада, оставшись в комнате одна, тихонько рассказывает что-то плюшевому мишке. Заметив меня, она оттолкнула мишку и снова сжалась в комок. Но ключик нашёлся. Теперь у Ладуши всё спрашивали не мы, а мишка. И однажды, в отсутствие взрослых, мне и мишке удалось вывести её на улицу. Правда, как только к нам подходил кто-нибудь, Ладуша цеплялась за меня и поднимала рёв, требуя унести её домой (ходить по ступенькам она отказывалась, приходилось тащить её на 5-й этаж на руках). Но всё-таки за лето она оттаяла и пошла в детский сад.

И снова память выдвигает картинку: я прибегаю в садик за Ладушей, а она — стоит в углу. Воспитательница с возмущением машет передо мной детским рисунком: «Посмотри! Все дети рисовали с натуры аквариум, а она тут примазала зайца. Где она увидела зайца, да ещё и смотрящего на рыбок? Пусть придут родители!»

Больше в садик Ладу не водили. Она научилась оставаться дома одна, но когда я — обычно первая из всех — возвращалась домой после двух своих школ, английской и музыкальной, находящихся далеко от дома, Ладуша не отходила от меня, прося играть с ней, читать, петь — лишь бы я не молчала. Однажды у меня страшно болела голова, и я прилегла на кровать. «Ладуш, я заболела, можно мне поспать?» — спросила я умирающим голосом. Она вздохнула и согласилась: «Ладно, спи. Только глазки не закрывай».

А сама Лада болела очень часто и по несколько раз в год лежала в больницах. Когда у нас собирались её подружки (обычно — в день рождения и другие детские праздники) и начинали рассказывать о своих поездках в пионерлагерь, на море, в деревню к бабушкам — Лада вступала в это многоголосие своим коронным зачалом: «А вот у нас в больнице…». Как-то она даже умудрилась «подхватить» парез лицевого нерва — жуткое заболевание, которое, помимо невыносимых болей, грозило изуродовать на всю жизнь лицо нашей Золушки. Но — обошлось, хотя в больнице в тот раз она провела несколько месяцев, и долго ещё у нас в квартире ежедневно раздавалось весёлым мажором: «А вот у нас в больнице…».

Ладуша росла красавицей и умницей — почти как в популярном тогда и доныне фильме «Кавказская пленница». Спортсменкой, правда, не была, но зато прекрасно танцевала, составляя импровизации на любую музыку, рисовала (помните зайчика?) и лепила из глины. Её бы, наверное, приняли в хореографическое училище или в хорошую художественную школу — но у каждого свой жизненный крест. У моей любимой племянницы этот крест — болезнь.

В младенчестве, пока она жила с нами, её окрестить не успели: в то время гонений на Церковь в нашей учительской семье приходилось быть осторожными, нужно было искать смелого батюшку, договариваться о тайном совершении таинства… Потом — переезды, да вот эти вечные больницы… Крестить Ладу повели тогда, когда ей исполнилось 7 лет и она уже сама могла отвечать на вопросы священника. Мама её в храм не заходила, а невоцерковленная крёстная — то ли не обратила внимания, каким именем нарёк священник ребёнка, то ли и сам батюшка не заглянул в святцы и оставил отроковице имя Лада. Но узнали мы, что носит она неправославное имя, годы спустя: пошла Лада на первую в жизни исповедь, а батюшка огорошил — нет такого Христианского имени. И тут же нарёк её в честь святой, чья память приходится на ближайший ко дню рождения Лады день, — святой равноапостольной Ольги. Впрочем, мой духовник протоиерей Лев Лебедев считал, что можно было оставить и прежнее имя (просто в таком случае у Лады не было бы Небесного покровителя), и в своих молитвах, в том числе на Литургии, всегда поминал её как Ладу-Ольгу.

В 15 лет у Лады «вылезла» новая болезнь: нарывы на груди. Врачи тогда посчитали их фурункулами. Они периодически излечивались, потом снова появлялись. «Выйдет замуж, родит, организм обновится — пройдёт», — говорили доктора.

Дети Лады Маша и Митя — ее первые помощники.

Замуж Лада вышла в 25 лет. И лишь после того как у неё родились — вернее, появились на свет с помощью кесарева сечения — близнецы, Маша и Митя, а болезнь, вопреки ожиданиям, не исчезла, а вспыхнула с новой силой, её послали на биопсию. Лада к этому времени работала старшей медсестрой в одном из отделений Курской железнодорожной больницы. Детское жизнерадостное «А у нас в больнице…» привело её после окончания восьмилетки в медицинское училище, которое она закончила с отличием. Преподаватели и родные уговаривали продолжить обучение в мединституте — ведь она очень любила медицину и ничего, связанного с ней, не боялась. Но Лада упёрлась: «Врачей много, а медсестёр не хватает. Надо же кому-то и черновую работу делать». И стала медсестрой. Лучшей в своей больнице, а потом и — победительницей городских, областных, всероссийских конкурсов. И снова её уговаривали пойти в мединститут. Может, и уговорили бы…

Когда Лада, по пути из родной больницы в санэпидемстанцию с чьими-то анализами, завернула в лабораторию, чтобы узнать свой результат (по иронии судьбы эта лаборатория находилась в помещении больничного морга), ей сказали просто и буднично, словно не о ней, а о ком-то из её подопечных: «А у тебя рак, Лада. Вернее, это не называется раком, но протекает по онко-типу. Вечно ты что-то редкое подхватишь — еле определили. В медицинской литературе всего 118 случаев во всём мире описано. Так что тебя теперь заберут на обследование в Москву и в Обнинск, поскольку ты представляешь интерес для науки». Наверное, у неё потемнело в глазах. Но она не заплакала. И даже не опустилась на стул. Спросила: «И что меня ждёт?» — «Ну, лет 8, а то и 10 ты ещё точно проживёшь!».

Что такое 8-10 лет, когда в широкой двухместной коляске болтают ножками беззаботные близнецы!?

Диагноз, которому предстояло стать 119-м эпизодом в медицинской литературе, назывался «грибовидный микоз», какая-то очень редкая его разновидность с труднопроизносимыми словами, а по-простому — рак крови, сопровождающийся периодически возникающими кожными язвами. 8-10 лет, которые пообещал Ладе жизнерадостный врач, — это предел возможного, дольше с таким диагнозом до того времени не жил никто. Но ведь Лада жила с ним на тот момент уже 10 лет, его просто не могли определить раньше. Что же оставалось?

А оставались — дети. И ещё — больная мать Лады, моя няня Надюша: сначала она была вынуждена бросить любимую работу преподавателя музыки и пианистки в оркестре из-за неврита слухового нерва, а потом ещё всплыла астма, начались резкие скачки давления, переходящие в гипертонические кризы. Врачи установили ей инвалидность (кстати, самой Ладе с инвалидностью тянули долго — из-за расплывчатой формулировки диагноза, не включённого ещё в те годы в перечень онкологических заболеваний). А ещё на Ладином попечении была бабушка, живущая в соседнем подъезде (и тоже на 5-м этаже), наша с Надюшей мама-фронтовичка. Лада носилась по этажам с кастрюльками и шприцами, прислоняясь к стенам от слабости и усталости. В однокомнатной квартире они жили впятером: Лада с мужем и близнецами и Надюша. Муж выдержал недолго… А она продолжала разрываться между работой, детьми и своими домашними больными. Дети тоже всё время болели. Она лежала с ними в больницах, возила в московские клиники и санатории, путёвки в которые ей давали на работе безплатно. И добросовестно лечилась сама. Вернее, проходила поддерживающие жизнь курсы — такое ведь не лечится и сегодня, не то что 20 лет назад.

Когда я увидела её после первого курса «химии», мне стало плохо. Бело-зелёное лицо. И абсолютно лысая голова. «Это конец», — подумалось мне. А Лада купила парик и вышла на работу. А потом её роскошные волосы отросли снова, и отрастают каждый раз.

Однажды она приехала к нам с детьми на несколько дней — погостить, отдохнуть. У меня тогда было четверо своих школьников-дошкольников. Шум и суета в доме поднялись невероятные, и я не выдержала — выговорила Ладе что-то по поводу невоспитанности её детей. А ночью мне приснилось: Лада ложится на мою кровать и тихо говорит: «Потерпи немножко, я скоро уйду, совсем».

Десять лет я считала года и думала, отдаст ли мне Машу с Митей их папа и где мы разместим мою няню Надюшу и маму. Пока, наконец, поняла: страшный рубеж давно перейдён. Моя мама умерла на руках внучки — Лады. Моя старшая сестра почти не выходит из дома, перенесла 2 операции на глазах, но за все эти годы Лада ни разу не опоздала со скорой помощью никому из своих родных людей. Да не всегда же она сидела с ними!? Не всегда. Поэтому её близнецы, едва научившись держать ложку, научились и держать шприц и разбираться в лекарствах, чтобы по первому слову, а иногда и жесту задыхающейся в астматическом приступе бабули брызнуть ей в рот аэрозолью или сделать нужный укол.

Первые годы болезни Лада ездила на курсы лечения в Москву, а затем в Петербург — только в этом городе есть НИИ, занимающийся изучением этой редкой болезни и оказывающий больным поддерживающую терапию. Но потом от поездок в Питер она отказалась: возвращаясь туда каждый год, она узнавала, что те, кто жил с ней в палате в прошлом году, уже умерли. Это было слишком мучительно — ждать своей очереди. Особенно после того, как врач, держа в руках стёкла с её анализами трёхгодичной давности, произнёс: «Глядя на эту биопсию и год её проведения, я могу сказать, что этого человека уже нет в живых, а ты тут сидишь здесь и неплохо себя чувствуешь».

Врачи в Курске и Москве ставили ей новые, не менее страшные диагнозы (один из них — лимфосаркома), которые чаще всего не подтверждались. Но для того чтобы прояснить или опровергнуть предположение врачей, приходится вновь и вновь проходить мучительные обследования. Год назад у неё брали спинномозговую пункцию… амбулаторно, без наркоза (за наркоз нужно было платить, а Лада привыкла экономить на каждой копейке). В больнице, где работает Лада — теперь уже не хирургической медсестрой, болезнь вынудила перейти в поликлинику, — такое обследование не делают. После невыносимо болезненной процедуры взятия спинного мозга на анализ она, отлежавшись час в палате, поехала через весь город на трамвае домой, добрела до подъезда и, теряя сознание, стала падать на детскую коляску. К счастью, родители ребёнка успели подхватить Ладу и посадить на скамью. А новый диагноз, ради проверки которого была сделана пункция, не подтвердился.

Пишу сегодня эти воспоминания, а в голове вертится некрасовская строчка: «Случай нас выручил? Бог ли помог?»

Да разве может Православный человек верить в случай! Конечно же — Бог!

Но вся жизнь человека не бывает сплошным чудом. Да и не было его — в классическом понимании этого слова. Был и продолжается нескончаемый труд — физический, духовный, молитвенный, основанный на терпении, смирении, надежде и вере.

Лада и сегодня продолжает работать, многим на удивление.

Я ещё не рассказала о главном. Болезнь, как это нередко бывает, приблизила Ладу к Богу. Сначала было, как у всех: горячие молитвы в храмах, поиски духовного совета и утешения, надежда на чудо исцеления. Сколько несчастных больных проходят через эту надежду, за которой часто следует разочарование. В большинстве своём не умеем мы просить не чуда, а — воли Божией. Я не знаю, какими словами и мыслями обращалась Лада к Богу — это тайна, о которой любопытствовать не следует. Но знаю, что и тут у неё хватило — хватает! — терпения и смирения перед волей Господней.

Где бы ни оказывалась моя племянница на обследовании-лечении, она, едва встав с больничной койки, выходит из больницы и не сидит на лавочке в сквере, а отправляется в ближайший, а то и — дальний храм. Её дети, которых она почти всегда возила с собой, росли намного более счастливыми и развитыми, чем их сверстники. Да, у них никогда не было новой одежды — обходились тем, чем делились родные и друзья, не было дорогих игрушек (но всегда были книги!), и даже в магазине они покупали печенье не в пачках, а оставшийся в коробах от развесного продукта «бой» — так выходит намного дешевле. Но ежегодно, а иногда и чаще они ехали с мамой Ладой в самые разные уголки нашей страны, от Чёрного моря до Байкала. Благо, железнодорожное ведомство, в подчинении которого находится больница, где работает Лада, предлагает своим сотрудникам одну безплатную поездку в год вместе с детьми (прежде полагалась и ещё одна — на лечение в Москву). Лада не может понять тех своих сослуживцев, которые отказываются от этой льготы, ссылаясь на домашнюю занятость во время отпуска. И даже на морском курорте успевает объехать с детьми все памятные места и, конечно же, все храмы. Когда дочке Маше, учившейся в музыкальной школе, а затем колледже, за неоднократные победы в межобластных и международных конкурсах юных музыкантов выдали губернаторский грант, они поехали в Петербург на фабрику, где делают виолончели, чтобы купить Маше хороший инструмент. А «по пути» оказались на Валааме. Жили там в самом дешёвом «номере» гостиницы — на чердаке под покатой крышей: поближе к Богу.

В родной Курск тоже привозят святыни — частицы мощей святых, чудотворные иконы. А с 2009 года посещает родную землю Одигитрия Русского Зарубежья — чудотворная Курско-Коренная икона Божией матери «Знамение». Нужно ли говорить, что Лада всегда выходит на Крестный ход и отстаивает многочасовую очередь перед храмом, ни разу не воспользовавшись инвалидным удостоверением, чтобы поскорее попасть к Святыне.

Вот и дал Господь — выросли детки, даже уже семьями своими обзавелись. Митя заканчивает Курский музыкальный колледж, а Маша в этом году поступила на бюджетное отделение в главный музыкальный вуз страны — Российскую академию музыки им. Гнесиных. Разумеется, безо всяких знакомств, Лада даже не ездила «поболеть» за неё во время экзаменов. Она просто научила детей молиться и трудиться — а Господь приумножил талант.

Лада продолжает работать в родной больнице, а по выходным поёт в маленьком храме Православной гимназии, которую давно окончили её дети.

Заканчивается мой рассказ — но продолжается жизнь. И это — главное. Жизнь во славу Божию.

Очень скоро Ладе предстоит новое испытание — новые обследования в связи с новыми вылезшими «болячками». И я очень прошу неравнодушных читателей помолиться о ней и её сродниках — рабах Божиих Ольге (Ладе), Надежде, Димитрии, Марии.

И ещё прошу всех — никогда, ни при каких обстоятельствах не терять веры и надежды.

1643
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
6
9 комментариев

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru