Сгоревшая свеча

Два протоиерея — отец Сергий Гусельников и отец Олег Китов.

Господь буквально столкнул нас лицом к лицу. На лестнице. Тогда я работал заместителем редактора газеты «Благовест», редакция которой находилась в здании на улице Ерошевского. Я вышел по каким-то делам из кабинета и только стал спускаться по ступеням лестницы, как передо мной оказался он — будущий отец Олег, в монашестве отец Георгий. «Извините, вы не знаете, как пройти в редакцию «Благовеста»?» — спросил он. Я оглядел его: молодой полноватый мужчина с редкой светлой бородкой, в очках, за которыми скрывались большие добрые глаза. «А что вы хотели?» — в свою очередь спросил я. «Да насчет работы хотел поговорить», — смущенно ответил он. «Хорошо, пойдемте, я как раз заместитель редактора газеты. И редактор тоже здесь». Так состоялось наше первое знакомство. Нам с Антоном Евгеньевичем Жоголевым почему-то тогда этот молодой мужчина по имени Олег сразу понравился. И хотя он никогда не занимался газетной работой, мы его взяли в штат редакции. Нас покорили его искренние слова: «Я хочу послужить Богу!»

Ничего в этой жизни не бывает случайного. Встреча наша оказалась промыслительной. В тот день я привел Олега Китова в «Благовест», а спустя два года он, уже будучи священником, приложил все усилия (так как у меня была сложная жизненная ситуация), чтобы я стал его собратом по алтарю. С «Благовеста» началось наше тесное общение, переросшее в крепкую духовную дружбу. Мы открывали друг другу без утайки самое сокровенное, все наши душевные боли и переживания.

У отца Георгия было чувствительное трепетное сердце. Когда в редакцию приходили духовно болящие люди, он не мог долго выносить их присутствия. Эту по-детски сердечную ранимость и сострадательность к людям он сохранил и потом.

После рукоположения отец Олег стал служить в Кирилло-Мефодиевском храме под началом протоиерея Виктора Ушатова, секретаря епархии. Я в то время по совместительству читал и пел в Петропавловской церкви. Отец Олег уговорил меня перейти к ним в храм псаломщиком, а потом целый год молился о том, чтобы Господь устранил все препятствия и я стал священ-ником. Когда это наконец произошло, отец Олег был очень рад, а я ему очень благодарен за его молитвы и прямое участие в моей судьбе.

Тогда в нашем храме часто молилась схимонахиня София (Горяйнова). Она по смирению целовала у священников только левую руку и говорила: «Я не достойна целовать благословляющую десницу». Отец Олег почитал ее как подвижницу. Она хоть и была слепая, но видела душу человека, и многое открывала нам о нас такого, чего мы сами не могли узнать.

В Кирилло-Мефодиевском храме отец Олег положил начало великому делу — борьбе с детоубийством в утробе материнской и служению молебнов Вифлеемским младенцам-мученикам, от Ирода убиенным. До сих пор эти благодатные молебны за абортированных младенцев заказывают нам со всей России. Он сердечно переживал за этот кровавый грех и отдавал много сил на борьбу с ним.

И уже в то время он внутренне стремился к монашеству. Как-то отец Олег в доверительном разговоре поделился со мной:

— В Санаксарском монастыре я спросил у старца Питирима: «Можно ли мне думать о монашестве, ведь я семейный священник?» А он мне ответил: «Молись, и в свое время Господь все устроит!»

Так и случилось. За несколько месяцев до смерти, на Преображение Господне, он принял монашество с именем Георгий в честь великого палестинского святого Георгия Хозевита, которого очень чтил.

Однажды у отца Олега случился сильный приступ панкреатита, он ушел на больничный и попросил меня соборовать его на дому. Перед иконами отец Олег поставил большую свечу, чтобы надолго хватило. Я его исповедал, не спеша соборовал, за это время свеча сгорела примерно наполовину. Потом мы пошли на кухню попить чай с сухариками. Пробыли мы там минут пятнадцать-двадцать и вернулись в комнату. То, что мы увидели, нас поразило. Свечи практически не было, из подсвечника виднелся лишь догоравший огонек. Первая половина свечи горела часа полтора, а вторая сгорела за то время, пока мы пили чай. «Удивительно, как она могла так быстро сгореть! — изумился отец Олег. — Явно, это какой-то Божий знак!» Не знаю, что нам хотел сказать Господь тогда, но вторая половина жизни моего товарища — в священном сане — закончилась до обидного быстро. Впрочем, лучше сгореть в служении Богу, чем тлеть в состоянии теплохладности.

Когда отец Олег стал настоятелем Крестовоздвиженского храма, который начинал с нуля, то вскоре стал строить еще и прекрасный деревянный храм в честь иконы Божией Матери «Умиление». А затем принял на себя послушание благочинного. Мы встречались с ним очень редко, но во время этих встреч всегда делились друг с другом сокровенным, тем, что у нас наболело на душе.

Этой осенью во время телефонного разговора он обмолвился: «Хотел бы поговорить с тобой об одном важном деле, но не по телефону». — «Хорошо, — ответил я. — Как встретимся, так и поговорим». — «Если до этого времени меня не закопают в землю», — с каким-то скорбным надрывом проговорил он. Видимо, отец Георгий предчувствовал приближение смерти. К сожалению, встретиться нам при его жизни так больше и не удалось. Встретились мы только на его отпевании. Тело отца Георгия было бездыханным, а душа его уже не могла ничего мне сказать.

На следующий день после его кончины одна наша пожилая прихожанка, которая хорошо знала отца Георгия, поведала о том, что с ней произошло в ночь с девятнадцатого на двадцатое декабря. Проснулась она от громкого пения погребального песнопения: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!» «Видно, умер какой-то непростой человек», — подумала она. А потом поднялась с постели и стала читать Псалтирь. Так и случилось — умер отец Георгий, мой собрат по алтарю и товарищ по жизни. Вечная ему память!

Протоиерей Сергий Гусельников, ключарь Кирилло-

Мефодиевского собора г. Самары.