Спасенные иконы

Долгая жизнь Агриппины Никаноровны Алтушовой вместила в себя разные исторические эпохи.

93 года исполнилось этой весной моей доброй знакомой, Агриппине Никаноровне Алтушовой, в девичестве Антиповой, которую еще мама моя знала в молодости. И было в жизни бабы Груни столько всего, что, пожалуй, с лихвой не на одну книгу хватило бы. Всякий раз, когда приезжаю на станцию Клявлино, непременно и к бабе Груне загляну, чтобы увидеть ее по-матерински сердечный взгляд, услышать истории, в которых выстрадано каждое слово. Одной из этих историй, что около семидесяти лет назад произошла вдалеке от Самары, в Клявлинском районе нашей области, я хочу поделиться с вами.

Юность Груни пришлась на лихое, безбожное время. Рушились церкви, рушились души. Для организации комсомольских ячеек из райкома по селам спускался план, и молодежь вынуждали отрекаться от Бога, снимать с себя нательные кресты. Парней и девчат загоняли в комсомол. Но Груня Антипова с крестиком не рассталась. «Христос всегда был со мной!» — говорит Агриппина Никаноровна, целуя свой старенький нательный крестик.

Однажды девчата из села Воскресеновка пошли с колхозной фермы в село — на обед. Одной из девушек по дороге захотелось в туалет, и она отстала от подруг. Рядом с тропинкой, на краю земельного надела одного жителя села стоял недавно выстроенный им хлев для скотины. Девушка зашла внутрь, и…

Подруги услышали вскрик. Что случилось, неужто там была змея? Обернувшись, девушки увидели подругу, которая бежала к ним, схватившись руками за голову. На ее лице застыл испуг, она не могла вымолвить ни слова. Не сразу она собралась с духом и рассказала, что же увидела там. И ее рассказ всех поверг в изумление. Оказывается, хозяин этого участка — активист-безбожник П. — сделал внутренние стены сарая из больших храмовых икон, которые притащил из разоренной церкви. Шесть икон, ликами внутрь!.. А возле них находились свиньи и другие домашние животные. Вы только представьте, в какое страшное, дикое время жили наши отцы-деды!?

Девчата не могли поверить, что возможно такое глумление над святыми иконами. Они решили лично проверить, так ли это. Во время ночного дежурства на ферме они тайком пошли к хлеву. Не успела догореть зажженная спичка — страх объял девушек. Со стен на них скорб-но смотрели святые лики…

Километр до фермы девчата преодолели за несколько минут. Забежали в дежурку и с полчаса молча смотрели друг на друга. А на другую ночь они провели… закрытое собрание комсомольской ячейки — не придумали ничего лучшего!.. Без протоколов (девушки хорошо понимали, что это очень опасно), с единственным вопросом в повестке дня: как спасти поруганные иконы. Единогласно приняли решение: иконы вызволить и спрятать на чердаке своей дежурки на ферме.

В следующее дежурство девчата глубокой ночью запрягли лошадь, наложили сена в телегу и тайком отправились на выполнение особого «комсомольского» задания. Две девушки остались дежурить на ферме. Еще одна девушка ждала с подводой около речки, две встали у окон хозяйского дома, а самая храбрая с дубинкой в руках караулила у входной двери дома. И если бы потребовалось, не раздумывая пустила бы дубинку в ход… Саму дверь снаружи закрыли на щеколду, чтобы не дать возможности хозяину выйти и помешать их работе. А две девушки, стараясь не шуметь, стали снимать со стен иконы. Святые образа, ликами внутрь, были скреплены гвоздями.

Сняв иконы, девчата перенесли их к тропинке, затем тихонько под уздцы подвели лошадь и втроем загрузили иконы в повозку, тщательно упрятали в сено. Подали условный сигнал остальным. На радостях ли, что операция удалась, или со страху, но накладку на двери хозяйского дома забыли снять — так и осталась дверь запертой снаружи. Привезли иконы на ферму и спрятали их на чердак. Зайдя в дежурку, все вместе обнялись и расплакались. Одно только и сказали: «Слава Богу!» Поклялись, что будут молчать о сделанном. И молчали. Всю жизнь — молчали…

Утром П. долго не мог выйти из запертого дома, пришлось ему выставлять окно. А уж когда обнаружил, что из сарая унесены иконы, рассвирепел. Он ходил по селу, за-глядывал во все дома и дворы, поднимался на чердаки, рылся в чуланах и сараях — искал пропажу.

По селу пошел слух об исчезнувших иконах. Многие верующие благодарили Святителя Николая Чудо-творца, уверенные, что это его святым заступлением иконы спасены от надругательства. В селе только и говорили, что о пропавших иконах.

Девчата со страхом следили за ситуацией в селе. И поняли, что озверевший богоборец не успокоится: обойдя все сельские избы, придет к ним на ферму.

Иконы надо увозить — и как можно скорее, это ясно. Но куда? Надумали — к подругам в соседнее село Подгорный Дол, расположенное в двух километрах от Воскресеновки. Хотя бы временно, поскольку и в Подгорный Дол могли прийти с розыском… Медлить было нельзя, и уже этой ночью они увезли иконы.

Пришлось включить в операцию двух надежных парней. Эти ребята потом предложили доверить смертельно опасную тайну Груне Антиповой. Они знали ее боевой характер и не боялись, что она кому-либо проболтается. Груня сутками ездила по полям — подвозила горючее для тракторов, работавших в поле. И из всех них лишь она одна могла безпрепятственно ездить в районный центр, Клявлино, и в другие деревеньки. 

Парни в поле подошли к Груне и все ей рассказали, но попросили больше никому не говорить об этом. Она их заверила: «Могли бы и не предупреждать — рот на замке!» И хранила эту тайну шестьдесят лет…

С бачками для горючего Груня поехала в село Старые Сосны, где оставалась действующая церковь, и — к батюшке. Так и так: иконы надо выручать. «Можно, батюшка, я их вам привезу?» Священник согласился — хоть и знал, чем это все для него самого обернется, если кто-то узнает о его участии в этой истории. Договорились, что ночью Груня привезет иконы, условным стуком постучит в окошко…

Ночью двое ребят привезли Агриппине в Михайловку из Подгорного Дола шесть икон. Груня завернула иконы в тряпье, положила на дно телеги, сверху завалила их сеном и увезла в Старые Сосны. Остановилась за оградой церкви, крадучись подошла к дому священника, постучала в окно кнутовищем. Батюшка, только и ждавший ее стука, вышел на крыльцо, и они перенесли иконы в пристройку у храма.

Дело сделано! — можно ехать. Да поскорее, пока никто не увидал. Но батюшка попросил Агриппину задержаться еще на минутку. Он вынес из дома три бутылки кагора, чтобы Груня отблагодарила ребят-помощников. Но она взяла только одну бутылку: хватит и этого! — и уехала домой. Утром отдала парням кагор — и с тех пор больше нигде и ни при каких обстоятельствах не говорила о спасенных иконах. Потом уже бывала она в Старо-Соснинском храме и, наверное, молилась и перед этими образами, но видела-то она их тогда ночью мельком и не запомнила. Так что и сказать: «Вот эти иконы мы спасли от поругания», — не может.

На мой вопрос, почему Груня даже мне не назвала имена подруг и ребят, которые ей доверили свою тайну, и вообще столько лет никому не рассказывала об этом удивительном случае, она ответила:

— Я же поклялась держать рот на замке. Как я могу нарушить свое слово!

— А что было потом с тем богоотступником?

— Помер он вскоре. Только я уже об этом понаслышке знаю. Да и что за человек он был — изверг! Не хочу о нем даже говорить. Прости меня, Господи!

…И смотрят со стен старинного Михаило-Архангельского храма в Старых Соснах спасенные от поругания святые лики.

Виктор Аникин, г. Самара.