" И если осень на исходе…"

Владимир Осипов


Завещание

Когда я стану степью и рекою,
когда я стану снегом и жнивьем,
когда я наконец-то успокоюсь,
сокрывшись за незримый окоем,
когда достигнет крайнего предела
моя испепеленная душа,
оставив мгле никчемнейшее тело, — 
придите на могилу не спеша.

Придите после праздничной обедни
осеннею прозрачною порой,
вздохните: "Был не первым, не последним…
О, Господи Всевышний, упокой!.."
А степь вокруг — седая, зоревая,
волнуются безсмертник и ковыль,
и солнце на закате догорает — 
печальной жизни радостная быль.

Вернувшись, посидите у порога,
вдохните запах вспаханной земли…
Обыденная тянется дорога
от кладбища до дома…
Корабли
небесные теряются за тучей,
и слышен чей-то крик издалека,
нисходит ночь покоем неминучим,
одаривает свежестью река.


+++

И если осень на исходе
на полдороге к Кинелю,
и сердце в сотый раз подводит,
и голову ведет к рулю,
но сердобольные селяне
доставят в клинику опять;
В приемном трудно на диване
молитвы вечные читать.
Как солнце первозданно светит
и как топырщется стерня!
Придет реаниматор Петя
и объяснит, что все фигня,
что если жизнь не получилась,
то получилась все равно,
что есть Божественная милость,
когда в земле умрет зерно…
Потом закурит папиросу, — 
мол, жизни век не научить;
к чему вселенские вопросы,
коль надо водку меньше пить.
И сто иголок — болью в спину,
и все нутро дерет наждак;
Но входит вдруг сестра Марина,
целует в щеку — просто так.


+++

Воздай мне, Господи, сейчас — 
мне завтра будет не по силам,
ведь не копил я про запас
и чтил отечески могилы.

Воздай мне, Господи, воздай,
воздай мне, Господи, сегодня;
я — как тот Ванька Голодай,
дурак, что чтил лишь страх Господень.

Воздай мне давнюю пургу
во тьме кромешной за Тоболом,
воздай — я больше не могу,
ведь я смертельно болен словом.

А после — навсегда покой,
и чайки над закатом реют…
неужто я один такой,
один — во всей Гиперборее?


+++

В тиши бревенчатой церквушки,
где запах леса и жнивья,
услышу дальний зов кукушки
и праздну песню соловья.

Все, что под спудом было скрыто,
покрыто ряской-пеленой,
в простых словах Архимандрита
предстанет истиной иной.

Предстанет первозданным полем,
где желто-голубой ковыль,
где скачут табуны на воле,
не поднимая в небо пыль.

Где озеро без окоема,
где невод празднично тяжел,
где все привычно-незнакомо,
где Кто-то по воде прошел.

Куда — библейская дорога?
И где — евангельский покой?
Здесь гаснут страсти и тревога;
до неба — чуть подать рукой.

Из чащи дикой выплутаешь,
полно лукошко быль-чудес,
и здесь полнее ощущаешь,
Что Он воистину воскрес.

20.08.2004