‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Самолетик для Николы

Святочный рассказ.

Святочный рассказ.

   Все зимние и летние каникулы, кроме последних, Николка проводил у бабушки со своей единственной двоюродной сестрой Валей. В этом году Николке исполнилось девять лет, Вале же было уже двенадцать. Николку старшая сестра презирала и за его возраст, и за то, что он был несколько полноват. И звала его не иначе как Толстый. Бабушка всегда делала за это ей замечание, но она не относилась к послушным девочкам, а потому и у бабушки в ее сторону тоже порой срывались неприятные словечки: неслушница и негодница. Но особенно при последнем бабушка обычно спохватывалась и крестила себе рот, ибо жизненный опыт подсказывал доброй старухе, что агрессивное поведение девочки и ее тяжелый характер — просто протест против ее незадавшейся внешности. Ведь она была необычайно худа, ростом же выше всех в классе, сутула, и в лице — ну, ничего симпатичного. Не любила, казалось, поэтому она ни себя, ни других. А безответному братишке от ее колкостей доставалось, пожалуй, больше других. Но тот терпеливо все сносил, быстро забывал ссоры и прощал несправедливые обиды сестре, ибо имел добрую, чувствительную душу, за что Валя его частенько и девчонкой дразнила. Вчера вечером она в который раз довела его до слез, и он вгорячах пригрозил уехать домой — и бросился и впрямь тут же собираться, чем очень напугал сестру. Ведь скандал бы стал известен ее родителям, а они были куда как строже бабушки. И Валя кинулась успокаивать брата, ставя себя в пример:
   — Ну ты даешь, Толстый! Мужик называется! Чуть что — в слезы! Вот я девчонка, а вспомни, хоть раз плакала?
   Николу озадачил такой вопрос, он даже бросил одеваться. Но сколько ни напрягал память, действительно, не мог вспомнить такого случая. Он перестал злиться на сестру и стал винить в ссоре только себя. А больше глаза свои, что имели неосторожность расположиться на таком мокром месте.
   Сегодня он по школьной привычке проснулся, как всегда, рано. А Валя вставала всегда позже, потому, наверное, что, в отличие от брата, училась во вторую смену. Бабушка только ушла за молоком. Но Николка никогда не скучал в одиночестве, потому что любил мечтать, любил сказки и верил во всяческие чудеса. Хотя самому ему быть свидетелем какого-нибудь чуда пока не довелось. И вот сейчас, ранним утром Сочельника, он стоял на кухне у двери на маленький балкончик и смотрел, как в постепенно сереющем пространстве кружится рой легких снежинок. Они то плавно опускались вниз, то вновь взмывали вверх, подхватываемые порывами ветра. Никола чего-то ждал, не зная, чего точно. Но чувствовал, всей душой чувствовал, что чудо должно все-таки вот-вот хотя бы прикоснуться к нему, хотя бы мелькнуть удивительной искоркой! И когда же чудесам свершаться, как не в канун Рождества? В самое сказочное время! И вдруг он вздрогнул. Потому что увидел среди снежной круговерти желтый бумажный самолетик. Он вынырнул откуда-то снизу и намеревался, вроде бы, улететь прочь от дома. Но ветер развернул и бросил его сначала в одну сторону, потом в другую, затем заставил спикировать вниз, потом снова подбросил вверх! Николка следил, затаив дыхание, за борьбой листочка бумаги со стихией, но она была слишком неравной и скоро закончилась. И довольно неожиданно: ветер вдруг резко стих, и самолетик плавно спланировал... прямо на Николку! Клюнул острым носиком в стекло балконной двери и упал прямо под ее порогом. Пока мальчик спешно открывал двойные двери, вновь объявившийся ветер подхватил и бросил самолетик к редким перегородкам. Пожалуй, следующий его порыв сбросил бы самолетик с балкона, и Николка навсегда бы потерял его! Но... он успел вовремя. Успел схватить отважного летуна и еще на балконе прочел на крыле бумажного посланца надпись: “Письмо для Николы”. А на другом крыле была нарисована красивая праздничная елка.
   — Эй, Толстый! — услышал он вдруг недовольный окрик сестры. — Чего дверь расхлебенил? Не май месяц, наверное!
   — Да вот! — радостно помахал самолетиком мальчик. — Ко мне прилетело письмо! Смотри, подписано даже: “Для Николы”.
   Взяв самолет в руки и бегло глянув на надпись, девочка недоверчиво сморщилась:
   — Сам, что ль, накарябал?
   — Да ты что?! Честное слово, прилетел! — с чувством горькой обиды уверял брат.
   Перевернув самолетик, Валя тут же сунула его под нос брату.
   — Читай внимательней!
   — Угоднику, — прочитал на обратной стороне крыла Никола и непонимающе посмотрел на сестру.
   — Не дошло еще? Ну, ты и тупой! Письмо Николаю Угоднику. — А ты угодник, что ль?
   — Я? Не знаю... — пожал плечами Николка.
   — Пошли, темнота, — взяла сестренка за руку брата и повела в бабушкину спальню.
   — Вот он, святой Угодник Николай, — показала она на икону, с которой, как показалось мальчику, строго смотрел на него седой старец. — Ну, понял, наконец, кому письмо? — разворачивая самолетик, спросила сестра.
   Но Николка пока еще не все понимал, а лишь следил с любопытством за глазами сестры, бегающими по строчкам.
   — Все ясно, — заключила она, небрежно сунув листочек брату. — Детский лепет и надежда на глупые сказки. Одно непонятно: как он от соседнего подъезда с пятого этажа к нам на одиннадцатый залетел?
   Сестра подалась в ванную, а мальчик с жадностью набросился на аккуратно написанный детской рукой разноцветными фломастерами текст. Незаметно для себя он стал читать его вслух:
   “Дорогой Никола Угодничек! Пишет тебе Катя, проживающая по адресу: ул. Рыночная, дом 5, кв. 20. Мне восемь лет. Я люблю сказки и в книжках, и по телевизору. А также праздники: день рождения, Новый год, Пасху и Рождество. Дело в том, что перед Новым годом я посылала самолетик с письмом к Деду Морозу, чтобы он подарил мне на праздник санки и котенка. Санки мне нужны, чтобы тетя Вера могла со мною гулять. Потому что ножки у меня не ходят. Для лета у меня есть колясочка, а для зимы санок нет. А когда у меня была кошка Рыжуня, я ее гладила, и ручки у меня так не болели. Когда мы переезжали в новую квартиру, она потерялась. Тетя Вера принесла мне от Деда Мороза на Новый год только конфеты и фрукты. Наверное, письмо мое до него не долетело. А на Рождество, я знаю, подарки приносишь детям ты. Я надеюсь, что этот самолетик долетит до тебя. Если, к примеру, не хватит санок для меня, то подари, пожалуйста, Никола Угодничек, хотя бы котенка. Мне будет с ним веселей и не так страшно, когда я дома одна. Поздравляю с Рождеством! Целую. Катя”.
   У мальчика от прочитанного глаза наполнились влагой. Он подошел ближе к иконе и попросил:
   — Ты слышал, дедушка, письмо Катюши? Помоги ей, пожалуйста. Сделай так, чтобы мечта ее сбылась, ведь ты святой!
   Заслышав шаги Вали, он быстро встал на прежнее место.
   — Ну что, Толстый? Дошло до тебя, кому письмо? А то обрадовался: “Ко мне самолет прилетел!” Николе написано!
   — А ты знаешь эту девочку? — не обращая внимания на насмешки, спросил Николка. — Она что, инвалид?
   — Да, — обреченно махнула рукой Валя. — Ей и жить-то осталось, может, всего два понедельника.
   — Как так? — уставился в страхе на сестру мальчик. — Откуда ты знаешь?
   — Тетка ее, Вера Дмитриевна, участковый врач нашей бабушки. Она тоже верующая, и когда приходит — они беседуют за чаем обо всем. Вот я и слышала об ее племяннице. Эта Вера Дмитриевна и перевезла в наш дом Катьку с ее бабкой, чтобы близко ходить к ней, уколы делать и ухаживать. А бабка у Катьки этой чокнутая совсем: на бутылках помешалась. С утра до ночи собирает, моет их и сдает. А Катька одна взаперти дома сидит.
   — А папа с мамой?
   — Наркоманы они. Не то по Москве бродяжничают, не то сидят оба в тюрьме, а может, и померли. Вера Дмитриевна сама не знает.
   — Бедненькая, — вырвалось со вздохом у Николки. — Ни в чем ей в жизни не повезло.
   — Ну почему же? — возразила сестра. — Зато она очень красива на личико. Я ее видела летом. Глазищи огромные, голубые, волосы белые-белые и вьются. Старухи куколкой ее называют. Только зачем ей красота, когда... когда кости у нее постепенно в хрящи превращаются. Забыла, как эта болезнь Катькина называется.
   — Послушай, Валя! — твердо произнес Никола. — Не называй ее, пожалуйста, Катькой. Что она тебе сделала плохого?
   — А что она мне сделала хорошего?
   Николка вытаращил в изумленьи глаза на сестру и буквально задохнулся от возмущения, не зная, чем ответить на такую ее безсовестную реплику.
   — Да ладно, не тужься, Толстый! И не красней. Знаю я, почему ты за нее заступаешься. Услыхал, что красивая, а красивых всем жалко.
   — Да вовсе и не поэтому!
   — Ага, не поэтому, — передразнила сестра. — Скажи-ка лучше, что теперь делать станешь? Ведь письмецо-то все-таки действительно ты обнаружил. Выкинешь его? Или, может, за Деда Мороза для инвалидки потрудишься? Ты ведь теперь спать не сможешь, ты же у нас добренький.
   — Так! — Бледнея от ехидного тона и слов сестры, проговорил Никола. — А что бы ты сама сделала на моем месте?
   — А что я? Я не виновата, что она больная и что родители у нее уроды!
   — А она?                                    
   — Что — она?
   — Катя виновата? — уже почти кричал на сестру Николка. — И ты, например, виновата, что здорова? И что родители у тебя хорошие? А если... если завтра машина тебе ноги переедет, например?
   — Ты чего мелешь-то, Толстый? — уже испуганно возмутилась сестра.
   — А ты... Ты сама знаешь кто!
   Но тут открылась дверь и в нее вошла вернувшаяся из магазина бабушка. Николка же кинулся собираться на улицу, так и не сказав сестре, кто она. Да он, собственно, все равно не знал, чем закончить последнюю фразу.
   — Кудай-то ты полетел, пострел? — поинтересовалась бабушка.
   — Подышать воздухом, — буркнул уже в дверях Николка.
   — Далеко не убегай, — предупредила бабушка. — Кашу я быстро сварю.
   Когда дверь за ним закрылась, старушка осуждающе покачала головой:
   — Опять довела мальчонку? Ну, что ты за негодница! Он ведь младше тебя! И когда ж тебя Господь образумит? Да и в Сочельник разве можно ссориться?! Добрые люди в этом день ниже травы, тише воды.
   — А я не добрая, — ответила на это Валя и стала почему-то тоже одеваться.
  
  — Толстый, привет! — услышал веселый голос сестры Николка, но и не подумал даже оборачиваться. — Да хватит дуться! В Сочельник не ругаются! Так бабушка сказала. Хочешь, скажу, о чем ты думаешь сейчас? Ты ломаешь голову, где бы котенка для Кати достать.
   Наивный Никола даже повернулся сразу и с удивлением уставился на сестру. Та даже хмыкнула от удовольствия.
   — Да все просто, Толстый! Обыкновенная логика. Санок-то нет, так вот ты хотя бы котенком и мечтаешь разжиться. А с этим я, пожалуй, могу помочь. Только надо спешить, а то котят могут и раздать всех. Пошли на автобусную остановку — к моей однокласснице поедем.
   — А как же завтрак? Каша? — уже семеня за широко шагающей сестрой и улыбаясь во всю ширь своего доброго лица, спрашивал Николка.
   — Твое дело ведь поважнее каши будет? Ты же так считаешь?
   — Само собой!
   — Ну, так не отставай и не задавай глупых вопросов!
  
   Спешили брат с сестрой не зря. Котенок достался им последний. Пушистая и очень симпатичная кошечка странной для уха Николы породы “полуперс”. Но так как о породе и поле котенка речи в письме не шло, Николка считал эту поездку очень удачной. Бабушку успокоили, что кошечка лишь переночует у них дома, и в курс дела по общему уговору вводить ее не стали. Пожалуй, более счастливым, чем перед этой Рождественской ночью, Николка никогда еще не засыпал. У ног мальчика свернулась колечком смирная кошечка...
   Рано утром, когда дети еще спали, бабушка ушла в церковь. Проснувшись опять раньше сестры и не обнаружив на постели котенка, Николка не на шутку заволновался. Но пропажа отыскалась скоро — кошечка играла с блестящим дождиком под наряженной елкой в большой комнате. Вскоре встала и Валя, с ее настроением опять произошли перемены: на поздравление брата с Рождеством Христовым буркнула что-то неразборчивое под нос и надолго закрылась в ванной...
   — Ну, что? — встретил ее Николка нетерпеливым вопросом, когда она наконец вышла. — Пойдем Катю поздравлять?
   — А я при чем здесь? Кошка есть у тебя — иди и поздравляй, — ответила сестра с безразличием.
   — Так вместе же для Кати за котенком ездили. Без тебя бы ничего не вышло.
   — Не этого, так другого на улице где-нибудь подобрал бы, а я так просто подруге помогла от обузы избавиться.
   — Но ведь я не знаю замочного кода Катиного подъезда.
   — Не волнуйся, я скажу...
  
   Когда Никола, молча собравшись и  подхватив котенка на руки, уже собрался уходить, Валя остановила его.
   — Просто удивляюсь тебе Толстый! С чего это с тобой такие перемены? Запросто собрался один к чужим людям. Ты ж всегда стеснительный был до безобразия. А это, глядите-ка, все ему нипочем!
   — Мне просто очень жаль Катю, вот и все. И еще...
   — Ну-ну, договаривай.
   — Еще мне очень хочется, чтобы у нее был праздник, и чтобы она продолжала верить в чудеса.
   — Красиво говоришь, братан, прям, как в кино. Ну, а если она спит еще?
   — А если не спит, то будет переживать! — с чувством ответил мальчик.
   — Ну, а если б со мной... что-то случилось? Ты бы так же переживал?
   — Зачем тебе это? Все равно не поверишь.
   — Конечно, не поверю. Ну, а подарок свой? Что, так собираешься вручать?
   — А как же еще? — удивился Никола.
   — Подожди-ка, я сейчас.
   Валя принесла ленту, замерила, отрезала и повязала красивым бантом на шее кошечки. Отчего та сразу, действительно, стала походить на настоящий подарок.
   — Вот теперь другое дело, — удовлетворенно проговорила девочка. — Ладно уж, так и быть, — махнула она рукой, — провожу тебя, а то бабка ее чеканутая может тебе и вовсе не открыть...
  
   Через несколько минут они уже стояли у заветной двери. Валя без тени волнения надавила на звонок, а у Николы душа ушла в пятки. Он почему-то думал, что дверь откроет именно Катя. Подъедет как-то на своей колясочке и как-то сама откроет. А он поздравит ее и вручит кошечку. Но как именно все это будет происходить — мальчик вообще себе не представлял и слов никаких для Кати так и не придумал. Но в жизни чаще всего случается совсем не так, как представляется человеку...
   Дверь открыла им, даже не спросив “кто?”, Катина тетя.
   — Здравствуйте, Вера Дмитриевна! Поздравляем вас с Рождеством! — громко, ничуть не смущаясь, почти прокричала Валя.
   — И вас, ребятки, с Рождеством Христовым, — напротив, тихо и прикрывая за собой дверь, ответила женщина.
   — Вот он, — кивнула на Николу Валя, — братан мой двоюродный. В честь праздника хочет подарить вашей племяннице котенка.
   — Какая красивая! — воскликнула женщина и взяла кошечку на руки. А та сразу заурчала, почуяв добрые руки. — Извините, ребятки, что не приглашаю вас в дом. Бедняжка всю ночь не спала, боли мучили. Сделала вот укол ей недавно, и она уснула. А почему вы подумали именно о таком подарке для Катеньки?
   — Это он так решил, — сообщила Валя. — К нему прилетел самолетик с письмом.
   — Вот, — подал Вере Дмитриевне письмо Николаю
   Держа в одной руке кошечку, а в другой послание Кати, женщина прочла его и со слезой в голосе проговорила:
   — Вот проказница. Когда я проветриваю комнаты, то велю ей всегда подальше от форточек держаться, а она ухитрилась еще и самолеты запускать. А ведь и не учил никто, сама сочинила такое.
   — Это она здорово придумала, — похвалил Катю несколько осмелевший Николка.
   — Выдумщица она у нас и фантазерка необыкновенная, — ласково проговорила Вера Дмитриевна. — А вам, ребятки, огромное спасибо за доброту вашу. Господь видит все дела людей: и дурные, и хорошие. И по ним воздаст.
   — Меня не за что благодарить, это все братан, — сухо проговорила девочка.
   — Ну, и как звать-то тебя? Братан? — наклонившись к Николе и ласково потрепав его за полную щечку, спросила женщина.
   — Николой, — ответил тот. — Вообще-то Николаем, конечно, но родители и бабушка Николой зовут.
   — Ну, ведь это ж надо! — удивилась Вера Дмитриевна. — Именно Николой! А ведь знаете, детки? У Бога все неспроста. Господь помогает людям именно через людей. Катя просила в письме Николая Угодника, его еще Николаем Чудотворцем называют. И он совершил чудо: направил ее самолетик не к кому-нибудь, а именно к вам. Он наперед знал, что вы добрые и болящей девочке поможете. Потрудились вот, котеночка для нее раздобыли. Она рада будет!
   — Это все он, я здесь ни при чем, — настырно поправила Валя.
   — Хорошо, хорошо, — согласилась Катина тетя. — Катенька проснется — я ей так и скажу: “Вот, милая, смотри, с чем тебя поздравили Николы Угоднички. Ведь ты же, Никола, угодное Богу дело совершил — значит, пускай малый, но тоже уже Ему Угодничек. А саночки я ей, Бог даст, на Старый Новый год справлю. Если зарплату, конечно, не задержат.
   — Не надо! — вдруг вырвалось у Вали. — Зачем деньги тратить? У меня есть санки, я ей и подарю. Я ведь большая уже, они мне без надобности. Может, сегодня уже за ними домой и съезжу?
   — А разрешат ли тебе, моя дорогая, родители?
   — Разрешат, — уверенно ответила Валя.
   — Ну, тогда знаете, что я вам скажу? А приходите-ка часикам к двенадцати к нам в гости. И бабушку пригласите, давно я ее не видела. Встретим Рождество, как полагается, с дорогими гостями. Катя с тобой, Николка, в шашечки поиграет, а тебе, Валя, она вышивки свои покажет. Рукоделием Катюша ручки свои тренирует. Ну, что ей сказать, как проснется? Придете?
   — Придем, — твердо пообещал Никола.
   — Не знаю, — опустив глаза и пожав плечами, ответила Валя...
  
В лифте Николка спросил сестру:
   —  А как ты думаешь, первое Катино письмо, ну, которое к Деду Морозу, к недобрым людям, что ль, попало?
   — Конечно, — запросто ответила Валя, — плохих же больше...
   Но сама же вскоре убедилась, что была неправа. Выйдя на улицу и глянув вверх, она окликнула Николку и показала на верхушку высокого дерева. В его голой, но густой и колючей кроне, чуть проглядывая из-под налипшего снега, желтел ярким пятнышком острый носик самолетика.
   — Ну, вот, — улыбаясь, проговорил Никола. — Он просто на дереве застрял. А люди тут и ни при чем... Ты сейчас, Валя, домой поедешь за санками? Или потом как-нибудь? — поинтересовался он у сестры.
   — Ни сейчас, ни потом, — буркнула та.
   — Как так? — вытаращил глаза на сестру не перестающий удивляться ее капризам Никола.
   — Да не дрейфь ты, Толстый, — санки у Кати будут, — успокоила его Валя. — Просто они у меня не дома.
   — А где?
   — В магазине.  
   — Как так?
   — А вот так. Куплю их, вот и все, в нашем родном супермаркете.
   — А деньги где возьмешь? — донимал расспросами Никола.
   — В кошельке.
   — В каком?
   — Не в бабушкином, конечно. В своем. Деньги на Новый год мне родичи на плейер подарили. Как раз на санки и хватит, наверное, они ведь теперь дорогие.
   — И ты истратишь все свои деньги ради... Кати?!
   — Ну и че ты рот так раззявил? Думаешь, и со мной какие-то чудеса происходят? Напрасно. Сдуру просто ляпнула, а теперь вот деваться некуда. Пока не передумала, айда лучше в магазин.
  
Валя оказалась права. Денег хватило тютелька в тютельку, а на мизерную сдачу они смогли купить только по банану. Но самое удивительное — санки им продали... тоже последние! А потому вышли из супермаркета оба в приподнятом настроении.
   — Клевые я ей санки купила, правда? — кусая банан похвалила себя Валя.
   — Не то слово! — согласился брат, тоже с удовольствием жуя экзотический фрукт. — Со спинкой! Кате такие и надо. И легкие к тому же!
   — Ну, раз так, садись, Толстый! Испытаем их на деле.
   Николе такое два раза предлагать не нужно было. Не успел он толком усесться, как санки дернулись и понеслись по улице.
   “Худая, а сильная сеструха у меня!” — с гордостью подумал Никола, видя, как обгоняют они одного за другим плетущихся пешеходов. А Валя все везла и везла брата, без устали и с довольно приличной скоростью, как заправский рикша, по многолюдному тротуару, ни разу никого так и не задев санками.
   Но вот она перешла на шаг. Никола подумал, что сестра наконец-то устала, но, оказалось, дело в другом. Валя вдруг совсем бросила веревочку, отошла в сторонку, ссутулилась еще больше, и плечи ее почему-то стали вздрагивать.
   “Не может быть!” — подумал Никола. Но как только убедился, что Валя действительно плачет, бросился к сестре и, поглаживая по спине варежкой, стал успокаивать ее:
   — Валя, ты плачешь? Не надо плакать. Зачем? Нам же ведь так повезло с санками! И праздник притом...
   — Я плохая, Никола, — всхлипывая, проговорила Валя. — Я дрянная девчонка, негодница! Бабушка права.
   — Какая же ты негодница и плохая, если и санки, и котенка помогла раздобыть?! Наоборот, ты самая настоящая угодница теперь! — уговаривал брат. — Плохие такое про себя ни в жисть не скажут. И уж тем более плакать из-за этого не будут. А ты вот плачешь, хотя и в первый раз, но...
   — Дурачок ты, Никола, — повернулась зареванным лицом к брату Валя. — Я каждый день, может, плачу. Вернее, каждый вечер, под одеялом, чтоб никто не видел и не знал! Потому что я уродина — и внешне уродина, и душой уродина! Я никого не люблю! Если б мне этот самолетик первой в руки попал, я бы, наверное, выбросила его и все! А ты вот другой — ты целую проблему из-за письма этого раздул!
   — Я-то, может, проблему и раздул, а решила ее ты. Я без тебя ничего бы не смог. А красивыми все не могут быть, все разные, я вон толстый, например.
   — Все равно! Не со мной, вон, котенок спать улегся, а я из-за этого уже на него обиделась! И на тебя, и даже на Катю. А на санки, думаешь, мне не жалко было деньги тратить? Еще как!
   — Однако ж потратила, — не сдавался Никола. — И если хочешь знать, я всегда любил тебя и скучал по тебе. И ни на какую другую сестру тебя не променяю. И я знал, что ты все равно добрая, просто притворяешься не такой. И еще могу сказать... Только верь мне, пожалуйста. Вот ты плачешь, а глаза у тебя почему-то стали красивые. Не знаю, почему, — пожал он простодушно плечами.
   — Правда? — вытирая слезы и уже чуть улыбаясь спросила сестра.
   — Честное слово!
   — Знаешь? — проговорила с чувством Валя. — Если б кто другой сказал, я бы не поверила. Но ты... Ты ведь никогда не врешь. Ты один такой! Ни у кого нет такого хорошего братца, и мне другого тоже не надо! Больше я никогда не будут называть тебя Толстым. Прости меня, Никола.
   Она обняла брата, Николка обнял сестру, и они оба почему-то... заплакали. Но это были уже слезы радости. А плакать от радости можно даже и в праздник. Даже на Рождество.

Антон Голик
г. Самара
07.01.2005
1038
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
1
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru