«Мои книги работают на Православие…»

Книги Юлии Вознесенской стали приметой времени и частью современной духовной жизни. О них спорят — кто-то читает взахлеб и активно их пропагандирует, кто-то брезгливо отворачивается, заподозрив «неканоничность». Но просто отмахнуться от этих — изданных даже по светским меркам немалыми тиражами — книг уже невозможно. Их надо осмыслять (не обязательно соглашаться!). Но чтобы наши оценки были верными, нужно лучше узнать автора целой серии Православных бестселлеров — Юлию Николаевну Вознесенскую. Русскую писательницу, живущую уже много лет в Германии. Православную женщину, первой отважившуюся выйти с проповедью Православия на «дикий» книжный рынок. Мудрого и талантливого человека, от политического диссидентства в советские годы пришедшего к осознанной Православной вере. Наконец, автора замечательных книг, которые заглядывают в будущее, чтобы его хоть чуточку изменить…

«В России я живу, в Берлине — работаю»

— Жанр, в котором вы работаете в литературе, вы называете «христианским фэнтези». Что это вообще за явление — «фэнтези», чем оно отличается от фантастики, например? Почему именно этот жанр вы избрали?
— Строго говоря, ни одна из моих книг под определение фэнтези не подходит. Фэнтези — это всегда и обязательно некий выдуманный волшебный мир, которого нет и не может быть в действительности: Нарния у Льюиса, Средиземье у Толкина, Перн у Маккефри или Перекресток у Ника О`Донахью (вы уже догадались, что я люблю фэнтези?). Мои же книги написаны скорее в жанре притчи-сказки, притчи-фантазии, притчи-антиутопии. Но для простоты кто-то обозначил их как «христианское фэнтези», и так уж это и ведется. Критикам виднее!
— Вы уезжали из России по политическим мотивам. Сейчас ситуация в корне изменилась, почему вы до сих пор живете за рубежами России? Это имеет духовные причины или чисто житейские?
— Знаете, если бы мне даже вернули российское гражданство и мое бывшее жилье (а никто ни того, ни другого делать и не собирается), я все равно жила бы, наверное, на два дома — в России и в Германии. Я так и сейчас существую: в России живу, а в Берлине — работаю. Германия в этом отношении страшно удобна для работы: окружающая жизнь меня не интересует и почти не затрагивает, я в основном сижу дома и пишу, иногда гуляю. Ну еще, конечно, в церковь хожу да в магазины и по врачам. Есть несколько очень близких друзей, есть семья моего младшего сына в Мюнхене и есть Леснинский монастырь во Франции — вот и все мое общество. Все остальное дома, в России, в Петербурге и в Москве. Вот там уж я живу бурной жизнью!

Книги-мосты

— Следите ли вы за современной литературой, связанной с Православием? Что вас радует в современном литературном процессе и что огорчает? Хотелось бы узнать ваше мнение о книгах ставшего достаточно известным самарского писателя протоиерея Николая Агафонова (я знаю, что вы с ним лично знакомы). Что скажете о книге «Дети против волшебников» Никоса Зерваса? Читали вы ее?
— Ну конечно, я очень внимательно слежу за всем, что выходит в Православных издательствах! Прочее так, проглядываю, а читаю мало, только чтобы голову разгрузить.
Поскольку сама для себя я выбрала некий промежуточный, миссионерский жанр, то меня больше всего и привлекают те книги, которые можно дать для прочтения даже атеисту. Книги-мосты. Это мои друзья Елена Чудинова и Николай Блохин, это Майя Кучерская с ее дивным «Патериком» и Олеся Николаева — вся ее проза очень хороша. Зервас? Ну что ж, я могу себе представить тех мальчишек и девчонок, которым понравится именно его книга, а не мои или, скажем, Николая Блохина. Хотя если «Пепел» Николая все-таки ляжет на прилавки светских магазинов рядом с Зервасом, то мы еще поглядим, кто кого!
Издательству «Лепта» вкупе с «Эксмо-Яуза» удалось сделать невероятное — пробить брешь в той каменной стене, которой до сих пор была окружена Православная литература. Пока что это только одна серия «Роман-миссия», и вышли в ней всего три автора — Елена Чудинова, Яна Завадская и ваша покорная слуга. Книги наши теперь можно найти в обычных книжных магазинах, в переходах метро и на вокзалах. Они работают, они ведут свою посильную проповедь Православия. Но это еще не регулярные войска, а только разведка боем. Однако я знаю, что дальше будет больше, я даже читала уже великолепные рукописи совершенно новых авторов. Кстати, и в том самом жанре, который мы условно зовем «христианским фэнтези». А о Православных детективах слыхали? Нет? Услышите. Но издательские тайны надо хранить, так что не обижайтесь, а следите, как говорится, за рекламой!
Отец Николай Агафонов — это особый случай. Здесь уже не может быть и наверняка нет никаких претензий к жанру, это вполне традиционная Православная проза. Но давайте все-таки признаем, что большинство Православных книг нельзя предлагать людям неверующим — не возьмут, а если возьмут, то на шестой странице бросят. (Речь, естественно, о беллетристике.) А вот книги отца Николая Агафонова — можно. Проверяла. На «Неприкаянном юродстве простых историй» и на сборнике «Мы очень нужны друг другу». И я опять вас заинтригую: отец Николай пишет сейчас свою, как мне кажется, лучшую, главную вещь — исторический роман о св. Иоанне Дамаскине. Когда я вижу в почте его письмо «с довеском» — я прыгаю от радости и предвкушения. А еще им задумана книга, которой давно не хватает в мире, — о женах-мироносицах. Но вот как бы протолкнуть отца Николая к широкому читателю? Ведь обидно же, что нецерковным людям его книги практически неизвестны.
Опять возвращаюсь к «Лепте», флагману Православной литературы в бурном и местами не очень чистом море литературы светской. Одна «Лепта» не переменит ситуации, нужны усилия и со стороны нашей иерархии, и наших писателей, чтобы в Православной стране (да-да, государство светское, слыхали, но страна-то Православная!) — чтобы, повторяю, в Православной стране люди могли читать книги, в которых присутствует и дышит Православие. А то ведь, смотрите, сатанистских книг в каждом магазине навалом, какие-то мерзкие Дэн Браун с Филиппом Пулманом — навалом, а Православных авторов нет как нет. Это при том, что в каждой церковной лавочке они стоят и пользуются спросом. А почему Православный гражданин в своей стране не может купить себе книгу по вкусу в обычном книжном магазине? И особенно жалко детей. В общем, мы все должны с этим что-то делать, всей Православной Церковью. То, что делаю я и мои «друзья по жанру», это, в сущности, партизанская война по завоеванию светского рынка для Православной книги. Нас то поддерживают на самом высоком церковном уровне, то в спину постреливают из своих же окопов. Так и хочется иногда объявить своим критикам: «Не стреляйте в партизана, он воюет как умеет!». Обо всем этом я говорила в мае на Православной конференции «Слово и образ» в Сергиевом Посаде. Может, что и сдвинется, как вы думаете?

«Леснинский монастырь — мое духовное пристанище…»

— В России мало знают о Леснинском монастыре во Франции. Расскажите о нем, о его людях, святынях. Что вам дала как писательнице и как Христианке жизнь рядом с этой обителью?
— Леснинский монастырь — это духовное мое пристанище. Я туда приехала убитой горем вдовой после смерти мужа, а через пять лет вернулась в мир Православной писательницей. Я не была и не собиралась стать послушницей (то есть мысль такая, конечно, была, — а у кого бы не возникла, попади он в этот мир? — но я быстренько отрезвела, слава Богу), но я жила в ПРАВИЛЬНОМ МИРЕ целых пять лет. Это много дает, знаете ли. Конечно, я потом многое растеряла, растрясла, но вот в прошлом году ездила на 120-летие обители и с первых шагов ощутила — так это все тот же мой любимый уголок земли, тут все родное, все свое! Да еще и книги мои лежат в лавочке, и монахини мне ласковые слова за них говорят… Матушка игумения автограф попросила — с ума сойти!
Но давайте по порядку. Свято-Богородицкий Леснинский монастырь расположен в Нормандии, в тихом местечке Провемон возле города Жизор. Это бывшее графское имение с остатками рвов и даже подземелья — бывшее гнездо тамплиеров. Прекрасный старинный дом, небольшой храм из дикого кремня, большой пруд с островками, речка и двенадцать гектаров старого заросшего парка. Это примерно сто километров к северо-западу от Парижа (от вокзала Сан-Лазар до Жизора, а там еще минут пятнадцать на такси до Провемона — русский монастырь знают все таксисты.)
Святыни Лесны. Их очень много. Во-первых, Леснинская чудотворная икона Божьей Матери. Икона была найдена в лесу двумя пастухами 14 сентября 1683 года. Образ Православный, но вырезан из красноватого темного гранита. Затем множество мощей. Часть сестры вывезли из большевистской России, а многие мощи подарены и оставлены в наследство монастырю русскими эмигрантами первой волны.
В монастыре еще две чудотворные иконы: Ахтырская икона Пресвятой Богородицы, обновившаяся в обители, и икона «Взыскание погибших», принадлежавшая святому новомученику Архиепископу Серафиму Загоровскому. В монастыре хранится рака с мощами преподобномученика Афанасия Брестского, подаренная Царской Семьей обители вскоре после основания. Четки Преподобного Серафима Саровского. Портрет Царя-Мученика с автографом, подаренный им основательнице обители игумении Екатерине (в миру графиня Евгения Борисовна Ефимовская), и целая витрина святынь, доставшихся монастырю от Святителя Иоанна Шанхайского (Максимовича) — часть мантии, наметка и некоторые части облачения. После открытия мощей Святителя Иоанна Шанхайского Леснинской обители передали частицу его мощей, четки, с которыми он был погребен, и осколки прежней гробницы.
Святитель Иоанн очень любил Лесну. В день смерти Святителя у него на столе осталось неоконченное письмо с благословением леснинским сестрам. Живя во Франции, Владыка часто приезжал в Лесну, у него была своя келья в монастыре, он трогательно заботился о бедной обители и много помогал ей до самой смерти… и после смерти. Да-да, после смерти! В 2003 году, когда обитель переживала тяжелый в финансовом отношении период, Святитель явился во сне к смотрителю своей часовни, где он был погребен, и повелел ему все пожертвования, собранные в часовне за прошлый год, передать обители на ее нужды.
Очень привязан к обители был и другой подвижник Православного русского зарубежья, мученик брат Иосиф Муньос, хранитель мироточивой Иверской-Монреальской иконы Божьей Матери. Брат Иосиф почти ежегодно приезжал в монастырь Великим постом и оставался до Пасхи — вместе с иконой, конечно! Иногда он жил в обители месяцами: ему была выделена маленькая квартирка с мастерской, в которой он писал иконы. Он хотел когда-нибудь остаться на покое в Лесне и передать монастырю вверенную ему Богородицей чудотворную икону. Но брат Иосиф был убит сатанистами, а икона пропала. Однако остался почти полностью им расписанный иконостас в домовой церкви монастыря.
Ну а для меня в монастыре есть еще одна святыня — могилка моей духовной матери, игумении Афанасии (в миру Елены Гуттенбергер), дочери царского офицера, расстрелянного большевиками. Это она благословила, а точнее, заставила меня написать первую мою книгу, «Мои посмертные приключения». Вечный покой тебе, дорогая и любимая моя матушка! Пора остановиться, да? Вы правы — о Лесне я могу рассказывать безконечно.

«Нет у нас своих Честертонов да Льюисов. Придется пока довольствоваться Вознесенской да Чудиновой…»

— Многие Православные, с восторгом принявшие «Приключения с макаронами», резко охладели к вашим последующим книгам. Причем дело не в вашем литературном мастерстве, от книги к книге заметно возрастающем, — вам предъявляются духовные претензии. Многие считают, что вы слишком легко пишете о серьезных вещах, например, в «Моих посмертных приключениях» много неканоничного, сознательного примитива… Слишком вольное обращение с Ангелами не украшает ваши книги. Отчасти и мы разделяем эти опасения
— Ага, ангелы у меня неправильные… И кто ж это так точно определил, какие ангелы правильные, а какие — нет? Вот у меня в «Юлианне» специально для таких «критиков» есть фраза: «По всей балюстраде… стояли ангелы в натуральную величину». Это про ангелов вокруг купола Исаакиевского собора в Петербурге. Ну кто же знает, какими должны быть ангелы в сказке, в притче? У каждого свой опыт, извините. Вот у меня, например, ангел, скорее всего, неправильный с точки зрения ревнивых блюстителей: стоит мне согрешить, как он тут же, не откладывая, дает мне подзатыльника. А мог бы ведь и отложить на потом! Прости меня и храни меня, мой Ангел Хранитель, и не уставай меня наказывать! Я-то знаю, как ты меня любишь и бережешь.
А вообще я на критику обычно не реагирую. У меня главный редактор с богословским образованием и много друзей священников и монахов, так что в главном они уж за мной последят, а я их послушаюсь. Опять же письменные благословения двух Митрополитов над рабочим местом висят — я на них и полагаюсь. Но я вхожу и в положение моих критиков — действительно непривычные какие-то книжки у меня получаются, сама порой удивляюсь! Как написала тут недавно одна «вумная дама», не Честертон и даже не Льюис, но что делать, если нет у нас пока Льюисов да Честертонов? Придется пока довольствоваться Вознесенской да Чудиновой.

— Что является для вас побудительным стимулом к творчеству?
— Страх. Очень сильный страх наказания за свои грехи. Чем заслужить прощенье? Дырявым покаяньем не прикрыться — грехи так и просвечивают, молитва слабенькая, боюсь, почти неслышная, а уж о добродетелях лучше вовсе помолчим. Остается только единственное поделие, которое умею хоть как-то делать, — книгописание. Нет, и не «вздумайте подумать», что я рассчитываю книжками своими на Страшном суде заслониться — куда там! А вот молитвами тех, кому мои книги помогли прийти к вере, к Святому крещению, кому они облегчили переход в вечность — вот этими молитвами я, может, как-нибудь и спасусь.
— Как удержаться в литературе на грани духовности и читательского интереса? Мешает ли светское духовному?
— Нет, не мешает. Мое литературное миссионерство началось когда-то в самом подходящем для проповеди месте — в тюрьме и в лагере. Библию у меня выкрали при обыске на пересылке, и мне пришлось пересказывать Евангелие своими словами, прости меня Господи: «И вот Его схватили, скрутили и повели на допрос в КПЗ при суде», — зэчки слушали и понимали. Специально слушать приходили.

«Писем я получаю множество…»

— Героиня вашей самой известной книги выжигает у себя из руки микрочип. Написано вами это эффектно. Но мы знаем текст Апокалипсиса, а также учение Святых отцов о том, что принятие печати антихриста не может быть искуплено даже покаянием. Вы это наверняка знаете не хуже нас. Тогда почему вы решили так об этом рассказать?
— Не вы первый по этому поводу недоумеваете. Наверное, я плохо донесла свою мысль. Дело в том, что печать антихриста, как нас учат, будет приниматься СУГУБО добровольно. Никакие ИНН или чипы, присвоенные насильно, тут особой роли не играют, даже если их создатели заложат в них определенный сатанинский смысл. Все дело решает добровольность отказа от Христа и принятия знака сатаны. Так вот, критики этого места невнимательно читали книгу: я специально подчеркивала, что Кассандра НЕ принимала печать добровольно, она даже по-детски сопротивлялась ей. Это уже потом ее зомбировали и превратили в примерную планетянку. И как только она приходит к вере — она выжигает печать, чтобы спасти своих любимых монахинь. Она выжигает просто чип, через который за нею следили, а не сакральную печать, связывающую с сатаной. То же делают и бомжи-асы, которые ни во что не верят, — они снимают чип и ставят поддельный, только и всего.
— Вы хорошо знаете современную Западную Европу и вообще ментальность западного человека. Как далеки или насколько близки современные реалии от того, что вы описали в «Приключениях с макаронами»?
— Ментальность западного человека вы можете легко изучить на примере русского человека прозападного типа, то есть демократа, толерантного и либерального. Большой разницы я не вижу, мир-то тесен.
— Чем вы объясняете такую необычную популярность ваших книг в России? На какую аудиторию рассчитываете? Получаете ли отзывы читателей из России?
— Книги работают на Православие — вот вам и объяснение их популярности. Русский человек Православен по сути, по крови, на генетическом уровне, тысяча лет — это не шутка. И он тянется к Православию, как потерявшийся и найденный ребенок тянется к груди матери. Ему надо только суметь объяснить, где его мать, дать к ней прикоснуться, принюхаться, что ли… А говорить с людьми надо на понятном им языке. По дороге к храму. А уж войдут в храм — там и церковнославянский язык понимать станут!
Писем я получаю множество, и сюда приходят, и в издательство в России. В основном, конечно, на электронную почту. На днях я получила письмо, над которым плакала. Врач пишет мне, что в хосписе онкобольных люди читают «Посмертные приключения» и просят пригласить священника, каются, крестятся, соборуются и обретают душевный покой перед уходом. Со святыми упокой их, Господи, имена же их Ты веси!
И я всегда прошу моих читателей молиться за меня, рабу Божию Иулию, за мою старенькую маму Ольгу, за сыновей Андрея и Адриана, невестку Надежду и внучек Наталью и Екатерину. А в правиле моем есть молитва «за всех моих читателей».
— И последний вопрос. С кем из духоносных подвижников вам довелось встречаться на Западе? Кто из них повлиял на ваше мировоззрение и на ваше литературное творчество?
— Первый, кто исповедал и причастил меня на Западе, был Архиепископ Германский и Британский Марк, тогда еще просто отец Марк. С первого же слова, с первого взгляда, увидев его, я догадалась, что передо мной человек высокодуховный, редчайший в этом смысле человек. Я не могу сейчас рассказать все, что я о нем знаю, он бы этого не позволил. Одно лишь скажу: именно он, стопроцентный немец и бывший протестант, так врос в Православие и так ему служил, что Господь его избрал для великого дела объединения Русской Церкви. Да его за одно это канонизировать придется! (Владыка, я шучу!)
Затем протоиерей Николай Артемов, правая рука и друг Владыки Марка, больше десяти лет бывший моим духовником. Я и сейчас его считаю своим духовным отцом, хотя очень редко встречаюсь с ним. Ох, сколько же он от меня, дурищи, натерпелся! Спаси Господи за все, а более всего за великое Ваше терпение, дорогой отец Николай.
Про матушку Афанасию я уже говорила. А есть еще дорогая матушка Макрина. Ну, о ней все написано в «Кассандре» — это матушка Руфина, «сто кило любви».
Брат Иосиф. Все, с кем он более-менее близко общался, считали его своим другом — не удержусь и я. Об этом я рассказала в своем очерке в сборнике его памяти, выпущенном Домом иконы под названием «Монреальская мироточивая икона и брат Иосиф». Это был человек, исполненный какой-то особенной благодати, полный любви, да что там — явственно святой человек. Его святость была так же очевидна, как святость старца отца Николая Гурьянова. С батюшкой я тоже встречалась, но это уже Россия, а вы просили про Запад.
Удивительный, лучезарный какой-то человек и абсолютный подвижник был покойный Архиепископ Брюссельский и Западно-Европейский Серафим, живший в Леснинском монастыре на покое.
Мой добрый друг, покойный протоиерей Михаил Арцымович, вечная ему память…
Перечислить всех удивительных и прекрасных людей, которых мне повезло встретить за четверть века на Западе, практически невозможно: это будет уже не интервью, а «Кто есть кто в мире духовности». Хуже того, называя имена этих дивных людей, я невольно превращаюсь в этакую госпожу Хлестакову — «С самим Владыкой на короткой ноге!». Знать-то я их всех знала и духовностью их любовалась, а вот уж отразило ли хоть чуточку их света кривое, пятнистое и мухами засиженное мое душевное зеркало — это уж Бог весть. Так что лучше прекратить этот разговор. А, так это и был последний вопрос? Вот и хорошо. Ну что ж, конец и Богу слава!

На снимках: писательница Юлия Вознесенская; домик Юлии Вознесенской прилепился к сестринскому корпусу Леснинского монастыря; писательницы-подруги Юлия Вознесенская (слева) и Елена Чудинова.

Антон Жоголев

23.06.2006