Прощай, Valther!

Рассказ-быль

Впервые вороненая сталь обожгла мою руку в детстве.
Вернулся из Америки друг отца — добрый, умный и веселый человек. Наверное, это уникальное сочетание. Чаще добрые — грустны, а умные вовсе не добры… Но дядя Коля соединял эти качества в себе и передал по наследству сыну Вале.
В тот вечер мы долго ехали к ним в гости. На соседнюю улицу — четыре остановки на автобусе. Мое нетерпение росло с каждой минутой, поэтому полчаса дороги показались чудовищным сроком. Дядя Коля осыпал всех подарками, рассказами о далекой стране… Только меня влекло за ту дверь «детской», которая белела за спинами взрослых. Но вот Валька встал из-за стола и увел меня к себе. Там, в просторной комнате, заваленной книгами, моделями самолетов, танков, коробками с электроникой… там жила тайна. Пронзительная и терпкая, ароматная и хрупкая.
Валька дал померить ковбойские сапоги со шпорами, подарил жвачку, открыл бутылочку кока-колы. Потом показал свое новое изобретение: глушитель телевизионных сигналов, собранный из неэкранированного двигателя и усилителя. Он пояснил: это для того, чтобы соседи не смотрели плохих фильмов. Наконец загадочно улыбнулся и, как фокусник из черного цилиндра, достал из ящика стола… черный кольт.
Его изогнутая рукоятка с деревянными рифлеными щечками легла в мою вспотевшую от волнения ладонь. По мышцам предплечья прокатилась волна оружейной тяжести. Я испытал непередаваемый восторг! Конечно, это была игрушка: искусная копия легендарного полицейского Colt «Pyton» 45-го калибра, того самого, который отбрасывает жертву метров на пять так называемой «останавливающей силой». Это чтобы раненый преступник не смог дотянуться до горла стреляющего копа. Но этот игрушечный пистолет заряжался патронами «Магнум» и даже стрелял пулями метра на два.
Всю обратную дорогу я смотрел на правую ладонь и вспоминал эту жгучую тяжесть вороненой стали. Откуда у благовоспитанного мальчика из приличной семьи, отличника, пионера, поэта и романтика… Ну откуда взялась эта воинственная жажда обладать оружием? Позже, когда в армии на стрельбище с первого раза я выполню норму мастера спорта, старлей спросит, не было ли у меня в роду охотников. Были, кивну я: дед и прадед.
После того дня в мою прохладную мирную жизнь ворвался горячий ветер войны. Напрочь потерял я интерес к аккуратным мажорам со скрипками и нотными папками, зато стал частенько появляться на руинах и катакомбах, оставшихся с войны в нашем лесопарке. Туда убегали играть в войну самые бедовые мальчишки. Туда приходил и Валька.
Он был странным парнем, этот Валька. Красивый, умный, воспитанный, дружелюбный… Но иногда в нем просыпалась холодная расчетливая жестокость, и тогда лучше от него держаться подальше. Друзей у него не было. Нет, рядом с ним постоянно крутились какие-то мальчики и девочки, но никого не впускал он в свой внутренний мир. Он с товарищами рисовал, паял приемники-гетеродины, собирал модели самолетов и танков, занимался фотографией с помощью допотопной «Лейки», но ни с кем никогда не делился душевной болью и радостью. Многим казалось, что и души-то у него нет. Девочкам, например, которые вздыхали за его широкой спиной.
Меня он однажды поразил гениальной фразой, которая запомнилась на всю жизнь. Как-то теплым летним вечером шли мы с ним по набережной, спорили о добре и зле. Он разразился длинной витиеватой тирадой. Небрежно упомянул Конфуция, Ницше, Будду. Потом процитировал Библию, Коран… А в конце как-то по-взрослому обнял меня за плечи и сказал: «Послушай меня и попробуй понять. Мы с тобой знаем, что человек наполовину состоит из грязи и постоянно воняет. И это истина! Но есть и другая истина: у каждого человека есть глаза, в которых отражается небо. И мы сами выбираем, как относиться к ближнему: видеть в нем грязь — или отражение неба в глазах».
От мальчишек на руинах мне довелось узнать, что Валя на самом деле Вальтер, фамилия его Штрайхер. Ему часто доставалось за непривычную фамилию — она была вечным поводом для нападок, ведь все мы знали о гитлеровском нашествии. Когда в моем присутствии Рыжий набросился с кулаками на Валю-Вальтера, я заступился за него. Так что домой возвращались вместе, с кровавыми ссадинами и «фонарями» и у него, и у меня под глазом. В тот день мы поклялись в дружбе навеки.
Там, на руинах, довелось второй раз подержать пистолет. На этот раз настоящий наган, хоть и заржавелый. Мы с пацанами его промывали в керосине, чистили, пытаясь вернуть ему боеготовность, но даже барабан раскрутить не сумели. Потом об этом узнал отец Рыжего — милиционер. Он заявился к нам в «штаб», открыл тяжелую металлическую дверь, спустился под землю и отобрал пистолет, а нас отодрал за уши и настрого запретил появляться на руинах.
Потом у нас появились лук со стрелами, арбалеты, поджиги; охота на коршунов, ворон и первые ранения: ожоги рук и лица, ссадины и синяки от отцовского ремня.
Валя меня заставлял кататься на велосипеде, играть в бадминтон, плавать, посещать секцию акробатики, а в школе — кружок легкой атлетики. Мы с ним с легкой завистью посматривали на парней, которые занимались боксом. Наконец нам исполнилось по 14 лет. Спортивный клуб «Динамо» объявил конкурсный набор в секцию бокса. Мы с Валей решили попытать счастья. С каким волнением открывали мы двери этого легендарного клуба! Там по стенам висели портреты чемпионов олимпийских игр, мира, Европы, страны. Там витал устоявшийся запах пота и кожи.
Среди двух сотен претендентов тренер выбрал сорок человек. Нас с другом — за акробатическую гибкость и пятерки в школьном табеле. На первой тренировке нам объяснили, что существует две школы бокса: «рубаки» и «фехтовальщики». Первые берут тупой силой удара, вторые — виртуозной техникой. Впрочем, вместе с овладением искусства боксерского «фехтования» будет наращиваться сила и выносливость. После пяти занятий тренер отсеял еще половину, а оставшимся назначил индивидуальные упражнения. Вальке — отработку хука слева, мне — прямого справа. Часами избивали мы большой кожаный мешок, добиваясь чистоты удара. В спарринге учились уходить от ударов соперника, в чем помогала гибкость и быстрота реакции. За двухчасовую тренировку мы теряли по два-три килограмма веса — в основном в виде пота.
Однажды к нам на занятия пришел олимпийский чемпион со сверкающей медалью на груди. Его плечевой пояс показался мне просто могучим. По просьбе тренера он провел с нами показательные бои. Он позволял бить себя в полную силу. Сам только защищался. Чемпион также дал каждому свои советы. Мне показал серию из четырех ударов применительно к длине моих рук. Сказал, что против нее нет защиты, кроме глухой. Но и ее эта серия может пробить. Наконец перед соревнованиями стрелка динамометра после моего удара залипла на рекордной цифре 400 — столько килограммов «весил» мой прямой справа. Это всего в два раза меньше, чем у боксера-легенды Попенченко. Удар такой силы мог свалить быка.
Однажды после тренировки мы с Валькой устало брели к троллейбусной остановке. Там на лавке сидели пьяные парни и ждали, с кем бы по-драться. Мы с другом стали спина к спине и без суеты, четкими ударами положили всех пятерых на асфальт. Помнится, мозг чисто автоматически подсказывал: «открытый подбородок — бить сюда», «солнечное сплетение не закрыто — бить сюда». Подошел троллейбус, мы вошли внутрь и встали у заднего окна. Поверженные драчуны так и лежали на асфальте. Пассажиры смотрели на нас со страхом и восхищением. Нас раздирала сладкая гордость победы.
На городских соревнованиях наш клуб почти всегда занимал первые места. Мне довелось участвовать в нескольких боях, и всегда мой прямой справа посылал соперника в нокаут. Мне прочили большое спортивное будущее, но, к сожалению, нашего тренера забрали на повышение. Ему на смену пришел какой-то алкаш из школы «рубак»… Да и надо было готовиться к вступительным экзаменам в институт. Тут наши с Валькой пути разошлись. Он уехал в другой город и лишь пару раз в году приезжал домой навестить отца. В институте я продолжил боксировать. Впрочем, не-долго: тренировал нас студент, его выгнали за неуспеваемость, секция развалилась.
В армии меня обучили стрелять из всех видов оружия: от пистолета до пушки. Врожденная меткость дарила мне первые места и похвалу наставников.
После института я три года отрабатывал мастером на заводе. Думал, «отсижу трехгодичный срок», пойду в оборонную промышленность. Там стремительно развивались новейшие технологии, что делало наше оружие непревзойденным. …Но тут пришла перестройка, и все стало разваливаться. Вернулся домой Валька и позвал меня в кооператив. Мы с ним поднакопили там «первичного капитала», выкупили на моем заводе списанный пресс-автомат. Технически одаренный Валька починил его, и мы открыли свою фирму, в которой мне досталась должность директора.
В те времена мне приходилось часто выпивать. Хочешь не хочешь, а налаживание деловых контактов требовало застолий. Пока сидишь за столом, ритмично поглощаешь спиртное и обсуждаешь дела, напряжение не позволяет тебе захмелеть. Но как выйдешь на ночную улицу и бредешь домой, так и разбирает тебя, превращая в легкую добычу для шпаны. Иной раз это заканчивалось ударом сзади по голове. Так нападали хулиганы. Подлый удар сзади по затылку, после чего возможны вариации: руками, палкой, ногами… Так что мои боксерские навыки мне проявить в реальной жизни так и не удалось. Как-то подсчитал, что меня избивают в среднем каждые полгода. Обидно, да?..
Приходилось мне возить наличные деньги сумками. Тогда материалы и зарплату рабочим, взятки начальству и аренду помещения — все платили наличными. Чтобы защититься от уличных бандитов, мне пришлось оформить лицензию на газовый пистолет и всюду носить его с собой. Это был немецкий «Золинген» 32 калибра, компактный, легкий и достаточно мощный: с 8-ю кубами нервно-паралитического газа в каждом патроне.
Однажды нам потребовался кредит на выполнение нового заказа. Мне посоветовали обратиться в одну фирму. Общаться мне пришлось с молодыми парнями лет около двадцати, с тонкими длинными пальцами, в шикарных синих костюмах. Один из них взял мои документы на проверку и удалился в соседний кабинет. Другой, по имени Олег, предложил мне выдержанный виски «Гленливет», кремлевскую водку, канапе с икрой и стал развлекать беседой. Попросил охрану принести мой газовый «Золинген» и саркастически усмехнулся:
— И этим ты собираешься отбиваться от братков?
— Да это так, для спокойствия, — ответил я смущенно.
— Хочешь, подберем тебе что-нибудь посерьезней?
— А что есть?
— Все, что душе угодно.
Он подвел меня к сейфу, открыл и стал доставать из пирамиды пистолеты: «Стечкин», «Гюрза», ТТ, ПМ — эти от двухсот до четырехсот долларов. А вот для пижонов: Беретта, Глок, Кольт, Хеклер-Кох — все 45-го калибра и Вальтер 32-го — эти дешевле: по сто-двести. Мы же патриоты!
Я вспомнил своего друга и выбрал Valther PPК. Олег одобрил выбор:
— Легкий, компактный и мощный. Этот аппарат известен как «пистолет Джеймса Бонда». Тебе лицензия нужна?
— А что, можешь и это?
— Не проблема, с милицией мы дружим.
Он достал из папки бланк лицензии с синей печатью, позвонил кому-то, продиктовал мои паспортные данные и вписал номер.
— Ну вот и все. С тебя триста долларов — и носи на здоровье. Вот тебе еще коробка патронов, запасная обойма и наплечная кобура. Это «бонус».
В мою ладонь легла изящная рукоятка немецкого пистолета. По руке, вверх по предплечью, прокатилась волна возбуждения, знакомая с детства. Из фирмы я вышел с кредитом и настоящим огнестрельным оружием. Меня распирала сладкая гордость победы.
После выполнения того заказа мы получили весьма неплохие деньги. Пошли праздновать в ресторан. Только друг мне не нравился: прятал глаза, мычал… Я положил руку на его опущенное плечо и спросил, что с ним. Он молча достал из внутреннего кармана и показал свой новый паспорт. Там на немецком языке было написано его имя: Walter. Он уезжал в Германию на родину предков. Мне стало грустно: любил я Вальку-Вальтера, с ним было здорово, как тогда — спина к спине… После банкета заехали ночью в лесопарк, с трудом разыскали сильно заросшие руины и при свете автомобильных фар устроили стрельбу — прощальный салют!
Как я и предполагал, после отъезда друга наше предприятие стало разваливаться. Мой заместитель подставил меня. На мне повис долг. Потом он переметнулся под криминальную крышу и сдал меня. Выплатить долг с растущими процентами мне было не под силу, поэтому я прибег к расхожему приему: подался в бега. Там, спасаясь от преследования, встретился с духоносным старцем. Он и обратил меня в Православие.
Вернулся домой другим. Стал посещать храм. Однажды на исповеди батюшка заставил меня положить сорок поклонов перед Распятием. У меня из внутреннего кармана пиджака выпал пистолет и громко ударился о мраморный пол. Священник подозвал меня и сказал, что в храм приходить с оружием нельзя. Потом сказал:
— Ты вообще избавься от оружия. Неужели ты не понял еще, что Господь взял тебя под Свой покров? Представь себе какого-нибудь крупного бизнесмена. У него наверняка есть охрана, но защищен он только на 10 процентов. А ты на все сто! Наличие оружия создает у тебя ложное ощущение своей защищенности. Ты надеешься на железку, а не на Бога. И в момент опасности будешь не молиться, а лихорадочно доставать пистолет. Иди в церковную лавку, купи четки. Читай по ним Иисусову молитву («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго»). Для христианина это и есть самое главное оружие обороны.
Выйдя из храма, я поднялся на мост, в последний раз подержал пистолет, ощутив таинственную вибрацию мышц предплечья. «Прощай, Valther, — прошептал я. — Прощай навсегда!» — и отшвырнул пистолет прочь от себя. Он последний раз матово блеснул на прощанье и ушел под темную воду.
С тех пор прошло больше десяти лет. Мне приходилось бывать в разных темных местах и довольно опасных ситуациях. Но ни пуля, ни рука, ни что-нибудь еще — не коснулись моего тела. Десять лет — ни одного синяка и ссадины!
Однажды приехал из Германии Вальтер, и я рассказал ему о своей новой системе безопасности. Показал четки. Вспомнил, как незадолго до этого пришлось мне идти ночью сквозь толпу пьяных подростков. Они преследовали меня, угрожали… И не было у меня оружия. И не на кого было надеяться, кроме как на Спасителя. Мои пальцы перебирали узелки четок, Иисусова молитва изливалась из сердца непрерывным потоком. Безпрепятственно добрался я до шоссе, остановил такси и уехал живым и здоровым. Валька четки у меня взял, но мне не поверил.
Через пару месяцев звонит из Мюнхена и рассказывает:
— Попал я тут в переплет… Мы с друзьями ночью ждали такси. Нас окружила толпа обкуренных бритоголовых подростков. Я сказал своим, что мы стоим и ничего не делаем. Только я шепотом по твоим четкам читал Иисусову молитву. Пацаны прыгали вокруг, угрожали, размахивали кулаками — и ничего сделать нам не могли. Наконец подъехала машина, мы сели и уехали домой. Прости меня: я не поверил тебе, друг. Теперь я в Православный храм стал ходить.
— Значит, мы как и прежде: спина к спине!
— Да, как прежде… Снова ты спас меня. Как тогда, на руинах. Прости.
— Прощай, Walter.

Рис. Германа Дудичева

Александр Петров

г. Москва

04.04.2008